Гиперпанк Безза… Книга вторая

Игорь Сотников, 2022

Мир будущего впитал в себя всё самое по его мнению лучшее из мира прошлого – войну, как начало мира. В этом мире законы и правила определены новой моралью. На её основе и развиваются события этой книги. Где по следам убийства идёт Она. А вот как и к чему Она приходит, то это свой вопрос. Содержит нецензурную брань.

Глава 2

Беготня

— И что тут у нас? — от этого первого вопроса, заданного Валькирией по прибытию на место преступления, как это самое обычное кафе будет определено и обозначено в отчётах, до её промежуточного, результирующего вопроса: «А не кажется ли вам, что мы как-то уж быстро вышли на нашего беглеца?», прошло почти ничего по меркам даже сыскного дела. Впрочем, всё по порядку, чтобы хотя бы самим не частить в спешке, а попытаться обосновать сделанные вот так сперва выводы насчёт быть может скоропалительных решений Валькирии. Кто с такой высокой быстротой раскрывает преступления и подводит к логическому итогу порученные ей дела.

Вот поручили ей отыскать пропавшего человека по собственной воле и инициативе, как характеризуются практически все беглецы, и не прошло и несколько часов с момента её ознакомления с местом пропажи интересующего так всех беглеца, как этот беглец обнаруживается в одном закусочного типа заведении, куда он, всего вероятней, заскочил, чтобы по быстрому перекусить после столького времени на голодный желудок. Ну а то, что беглец в этом месте, определённо не случайно нашёл для себя последний пункт назначения, шеей сзади наткнувшись на нож, то это уже другой вопрос, с иными задачами и продолжением. Чему свой порядок и время.

И хотя Валькирия считает небезосновательно и весь её небольшой опыт дедуктивной деятельности это подтверждает, что в её профессиональной деятельности случайностей не бывает, а тем более совпадающих с её желанием и устремлениями, тем не менее, в обнаружении ею… ладно, пусть всей их группой, беглеца и притом так быстро, имела место вот такая случайность.

Так вся их группа, как только закончила все следственные дела в лаборатории, заняв свои места в спецавтомобиле их ведомства, собралась направиться в расположение своего подразделения. Где буквально сразу, ещё не успел Клим вжать педаль акселератора до своего предела, как у Алекса вслух появляются дезорганизующие буквально всех тут мысли. — Что-то я проголодался. — И что удивительно, так это то, что все так же себя неполноценно почувствовали. И теперь все смотрят через урчание своих желудков в сторону Валькирии, за кем последнее слово и кому всё-таки легче справляться с требованием своего ненасытного всегда желудка, как все наивно думают. Её к этому мотивирует желание стройно выглядеть в глазах буквально всего населения, за исключением разве что уж совсем запущенных в её глазах людей, например, Лома, и она оттого легче в себе переносит голод. Она к нему типа привыкла.

А вот её, сейчас напарники (вот же конформисты), не так легко справляются с таким положением дел со своим припастным необеспечением, и они косятся в сторону Валькирии (Клим через зеркало заднего вида, а Алекс, чуть в её сторону обернувшись), ожидая от неё положительного решения.

А Валькирия, конечно, благодарна им за такую их отзывчивость (несколько даже неожиданную для неё) и прямо-таки рвением в деле её спасения из заточения в капсуле, где они этому Лому успели даже бока намять, пока он не сообразил быстро не затягивать демонстрацию ей работы капсулы, — я всего лишь хотел, простите, показать вам как она работает, ещё раз простите, — и живо открыть капсулу и выпустить её из неё удивительно похорошевшую и как мы без вас, Валькирия, соскучились, но она не пойдёт на поводу неуместной и ни ко времени благодарности. Тем более она не подвергалась никакой опасности, как позже со слов Лома выяснилось. А то, что он в этом уверял под некоторым давлением обстоятельств произошедшего с ним у капсулы, то это ничтожное, как Лом обстоятельство.

И Валькирия ведёт себя как стерва, демонстрируя непробиваемость себя на чувства благодарности. — Вначале едем к себе. Дело не терпит задержки. — Говорит Валькирия, вгоняя её снова не напарников, а, пожалуй, с этого места и момента, раз она сама этого добивается, холодных и одна только работа на уме напарников, Клима и Алекса в бледность лица и в неотзывчивость больше к женским чарам состоятельность себя.

— Как скажите. — Официальным тоном голоса говорит Клим, не упорствуя на своей самостоятельности определять, что по правилам, а что нет, а следуя прописанным в книге по безопасности дорожного движения истинам, нажимает на педаль газа и трогает вначале, а затем ведёт свой спецавтомобиль, соблюдая все дорожные правила, раз все мы решили придерживаться всех этих правил (а это он специально так частит с этими правилами, чтобы всем стало тошно).

Что непривычно, необычно и тем самым сбивает с ровного хода мыслей всех пассажиров спецавтомобиля, привыкших к скоростным перемещениям и перепадам езды на нём, и чувствующих себя успокаивающе только в такой неравномерной и скоростной размеренности жизни. И они начинают выходить из себя, глядя на то, как и что себе позволяет за рулём Клим. Едет так, как будто он ученик автошколы, со скоростью самой медленной черепахи, до которой доросли только все эти чайники от вождения. К чему в самой расширенной комплектации прилагается не то чтобы его неуверенность вождения, где он всем дорогу уступает и кого-то обогнать, то не дай боже трансмиссии автомобиля, а тут есть нечто большее — Клим, гад такой, как это раньше в голову никому не могло прийти, едет буквально соблюдая все правила дорожного движения. И теперь-то всем становится понятно, что всех их так тревожит, напрягает и заставляет психовать.

Что в итоге, чтобы как-то успокоиться немного, приводит к тому, что пассажиры этого спецавтомобиля, чьи технико-технические характеристики предусматривают иной тип вождения, — по бездорожью и при сверхмощных оборотах и скоростях, — а тут такой слом понятия спецтранспорта, начинают вытаскивать свои головы в окошки, чтобы хоть как-нибудь себя остудить от внутреннего перегрева.

И вот в один из таких жизненных поворотов, когда спецавтомобиль так извернулся, что не обдал даже залежалой лужей нерасторопного и в чём-то неосмотрительного прохожего, и тем самым вогнал в ещё большую скуку и растерянность своих пассажиров, к большой неожиданности для всех них, они своими скучающими взглядами упираются на что-то определённо произошедшее внутри одного из ряда зданий, вокруг которого столпился разношерстный народ и давай к себе привлекать внимание.

— Что там? — у Валькирии первой не выдержали нервы от этой монотонной езды.

А откуда всё это знать Климу и Алексу, кто всю дорогу были рядом с ней и никуда не отлучались. И ответ со стороны Клима ожидаем. — Посмотрим?

— Давай. — Даёт добро Валькирия, и они таким образом прибывают, как вскоре выяснится, на новое место преступления. Но только для себя, а не для ранее прибывших оперативников, для кого в этом деле нет ничего нового. А всё как обычно, не сошлись во взглядах друг на друга или скорей всего, на принципы построения собственной платформы интеллекта местные гуманитарии, у кого всегда при себе и под рукой имеется в наличие кухонный нож или как в данном случае, шило.

Ну а то, что при первом взгляде на торчащее шило из шеи одного из менее расторопных на движения не языком гуманитариев (языком он, скорей всего, более выразителен и информативен, как обозначается его скоростные качества), складывается когнитивный диссонанс и желание опровергнуть его определение гуманитарием, — это определённо технарь, — то у расположившихся по своему усмотрению за далеко соседним от убитого столом оперативников, решивших совместить приятное с полезным, — раз они уж здесь оказались по служебной необходимости и при этом на пустой желудок, то почему бы не перекусить местной еды, — есть на этот счёт весьма резонные обоснования (у одного из них).

— Это поверхностный взгляд, за которым стоит парадоксальная формула смысла определения бытия, которое определяется через познание. Звучащая следующим образом. Бытие определяет сознание. — Через раз другой пережёвывания в себе того, что было откусано от шикарного вида, вызывающего не только одни слюнки бутерброда, названного более презентабельным и идеологически выверенным словом «гамбургер» для продвижения его в массы продвинутого социума, оперативник доводит эту свою глубокую мысль до несколько не внимательных слушателей Клима и Алекса, отвлекающихся заметно на бутерброд в руках своего собеседника. Кто, получается, раньше их сюда прибыл, и теперь снимает все местные сливки, оставляя им только сводящий с ума запах и представления о том, что бы было, если бы Валькирия их изначально послушала и они поехали бы перекусить.

А так как вот это самое заведение, как раз ближе всего и по пути находилось от места их отправления, то они бы, есть немалая вероятность того, могли бы предотвратить состоявшееся здесь преступление. Или по крайней мере, по горячим следам задержать преступника. В общем, опять женский гонор и спазм их капризов, целью которых есть только одно собственное самоутверждение, не дал осуществиться разумному и доброму.

Что может быть и так, но оперативнику с бутербродом в руке, а в другой у него крепко сжимаются и развиваются на ветру пояснения своей позиции, до этого нет никакого дела, когда он должен этим парням что надо из параллельной спецструктуры пояснить, что в их структуре, может и не такой важной, с надгосударственной формой присутствия и своего пояснения, тоже служат люди с глубокими знаниями и мозгами.

— А любой технарь всегда себя мнит гуманитарием, тогда как последние слишком закостенели в своём снобизме, и никогда, даже в самых паскудных своих снах не представляя себя технарём с отвёрткой в одной руке, а в другой с гаечным ключом, с помощью которых он, как бы можно было подумать не оперившимся смыслами и опытом жизни умом осильника среднестатических наук, преподаваемых в школах, собирался почистить водосток, а он собирался сыграть с одной своей близкой знакомой, соседкой по подъезду, в одну ролевую игру (особую интригу и интерес этой игре придавало отсутствие мужа этой соседки, он был в командировке). — Дальше оперативник пустился в дальнейшие пояснения принципов своей позиции по формуле: Бытие определяет сознание» и того, как его бытие определяет его сознание и наоборот. — И наличие при нём всегда отвёртки или как в данном случае шила, для него есть наглядное пособие и инструмент аргументации своих парадигм взглядов на гуманитарные аспекты существующих проблем общества. И что на этот раз выступило в качестве спорного аргумента в дискуссии этих в перспективе гуманитариев? — с высокопарной задумчивостью обратился со своим гипотетическим вопросом оперативник к своим слушателям. На этом сделал совсем ничего паузу, так ему хотелось ошарашить своим ответом своих слушателей, и как говорится в таких случаях людьми странными и абсолютно никем не понимаемыми (не от мира сего вообще), он постиг собой пределы восторга.

— А именно дилемма выбора обмена, ещё называемого в кругах близких к научным сообществам: Шило, на мыло. — Сделал определённо заявку на потрясение умов своих слушателей оперативник, принявшись не сводить с них своего взгляда. А те настолько были потрясены услышанным, как вполне себе склонен сопоставлять свои ожидания с представленным оперативник, что и сказать от них ничего не дождёшься. И само собой, первое слово опять за оперативником. Кто всегда готов прийти на помощь своему коллеге, сумевшему верно оценить его сообщение.

— А теперь нам только и осталось, как узнать, что подразумевалось под мылом, и дело можно сказать в шляпе. — И на этом оперативник, поправив на себе причёску, хотел бы и готов был поставить точку, да вот только в их разговор вмешалось до этого момента никак им незамеченное лицо Валькирии. Кто своим окриком: «Чего там встали? Харе чесать лясы», в один момент сбила всю интеллектуальную направленность этого разговора и заодно с лиц всех участников разговора дружеское умиротворение.

Но при этом никто из сотрудников, так бесцеремонно одёрнутых Валькирией, к немалому удивлению разговорчивого оперативника, что странно, раз у него от неожиданности, под которой скрывался испуг, выпали из руки остатки бутерброда, без лишних пререканий и разговоров его оставили и выдвинулись исполнять свой долг, который налагает на них их беззаветная служба на благо народа и закона его формирующего и оберегающего.

Куда, впрочем, вскоре направился и этот большой разговорчивости оперативник (участкового значения; его напарник как-то быстро скрылся за разговором), кто здесь был оставлен за главного до прибытия сюда следственного отдела, кто нормативно определён на выполнение таких убийственных задач.

— Ну и что тут у нас есть? — Явно специально задаётся этим вопросом Валькирия по прибытию всех званых ею людей сюда, к столу с недвижимым объектом за ним, кто по всем первым признакам может быть определён в число потерпевших и понесший от этой жизни урон несовместимый с дальнейшим продолжением его жизни. И как всеми подозванными лицами понимается, то Валькирии не хочется сильно полагаться и упираться на свой ум, а она хочет всех их задействовать, чтобы они совершали ошибки, выдвигая, конечно, не заведомо, но в них будет что-то такое же, не имеющие должных оснований быть версии случившегося, и чтобы они выглядели с придурью. В общем, им сейчас отвечать на этот вопрос Валькирии по их собственной аттестации в её глазах.

Что неслыханная дерзость и самоуправство Валькирии. Кто без году неделя у них работает, тогда как у каждого из них за плечами столько часов оперативной работы, а она уже вон что из себя строит, командирша. — Вон что из человека делает чуточка власти. — Одна и та же мысль пришла в голову Алекса и Клима. А вот следующая, пришедшая к ним мысль, несколько поправила ситуацию. — А может это её тестирование? — задались этим вопросом Алекс и Клим, и как бы не прискорбно было им осознавать, то Валькирия этот тест не прошла.

При этом с них не снимается задача по проверке собственной компетенции и сообразительности, проверку которой подразумевает подтекст их решения как отвечать на этот её заданный вопрос. Логично или нелогично, вот на самом деле в чём вопрос. И только это осозналось, то какого чёрта Алекса дёрнуло повести себя логично, пошутив вслух.

— Смерть наступила в результате перенасыщения организма железом. — С самым серьёзным подразумеванием озвучивает свои взгляды на объект Алекс, где этот его цинизм в отношении объекта рассмотрения, есть защитная функция организма, который давно бы перегорел, если бы Алекс или кто другой на его месте близко к сердцу воспринимал случившуюся ситуацию. А так лёгкий и юмор смягчают внутрисердечное давление и их нервы ни к чёрту не задействованы лишний раз.

— Вы, Алекс, что тут хотите подчеркнуть? — с полнейшей серьёзностью обращается к Алексу с вопросом Валькирия.

Ну а Алексу, конечно, приятно такое слышать, и его приободряет осознание того, что с ним не только тут советуются, но можно и подумать выше, чуть ли не считаются. А это налагает на него большую ответственность и глубокомысленность своего вида, чтобы значит, соответствовать внешне с человеком, чьё мнение тут не последнее.

И Алекс с таким усидчивым видом ещё разок посмотрел на труп пока неизвестного человека, — что, можно не сомневаться, только временное явление, когда за дело берутся такие, как Алекс, знатоки своего дела, — перевёл свой взгляд естественно на Валькирию (на Клима нечего смотреть, он своим глупым видом только сбивает с мысли), и выдвинул, в общем-то, интересную версию того, что здесь могло случиться и что стало спусковым крючком для такого печального, а может и нет, исхода одного из участников вероятностного противостояния (а что ещё тут может быть).

— Лишь то, что лежит на самой поверхности. — Несколько самонадеянно, с долей высокомерия делает вот такое заявление Алекс, являющееся преамбулой к главному. Что он сейчас же скажет, если никто его не будет перебивать, как того быть может уже хочет Валькирия, как по ней видит Алекс, не сводящий сейчас с неё взгляда.

Что, совершеннейший перебор со стороны Алекса, не только себе сейчас позволяющий такую дерзость на словах, а он буквально провоцирует Валькирию думать перебить его. Но Валькирия достаточно понятлива и он догадывается о том, чего добивается Алекс — она возмутится на него, а он тем самым увернётся от прямого ответа на её вопрос, которого у него нет. И уж нет, она так легко не подловится на его хитрость, являющую её проверкой на компетентность (сегодняшний день и это дело первое для неё в должности первого лица в команде, и она часто сбивается на неуверенность и на неверную оценку ситуации и на паранойю подозрительности — во всех действиях своих коллег она видит скрытую мотивацию и предпосылки дать ей ошибиться), и она лучше промолчит, послушав, что там ещё скажет Алекс.

Ну а так как с Алексом не произошло всего того, на что он рассчитывал — его не перебили на полуслове, то он, так уж и быть, раз с его мнением считаются и его попросили поделиться своими мыслями, скажет то, что насчёт всего увиденного он думает.

— Тот, кто это с ним сделал, одновременно силён и в тоже время слаб. — Алекс высказал первую, напрашивающуюся пока что только у него мысль. На что у Валькирии прямо напрашивается свой вопрос, который она и задаёт ему. — Это ты о чём?

— Чтобы решиться сделать такое, нужна, во-первых, изрядная мотивация, а во-вторых, и сильно в главных, решимость в реале осуществить задуманное. И вполне возможно, что именно имевшая тут место мотивация, и наполнила недостающим духом решимости того, кто это совершил с этим несчастным. — И хоть несколько запутанно объяснился Алекс, тем не менее, в его словах прослеживается здравое зерно мысли, которое если правильно взрастить, то будет можно из него получить вполне подходящий результат.

И что неудивительно только для одной Валькирии, так это то, что она уловила посылаемый ей посыл и мысль Алексом. И она его не сбивает каким-нибудь не к месту каверзным вопросом, которыми переполнены умы коллег, кто, конечно, только добра своему дедуктирующему коллеге желает, но в первую очередь ему не терпится какой-нибудь язвительной шуткой поднять всем настроение и себя не забыть для всех, а Валькирия задаётся вопросом по делу. — Значит, без причины не обошлось?

— Как-то даже удивительно для нашего времени. — С выразительной насмешкой подтверждает мысль Валькирии Алекс. А Валькирии определённо этого мало и она подгоняет Алекса на новые осмысления случившегося здесь.

— И что ещё скажите. — Говорит Валькирия.

— Что сказать? — повторяет вопрос Алекс, переведя свой взгляд на труп и принявшись упираться взглядом на ручке шила. Где в один из моментов ему протянулось рукой к ней, и…Он удержал руку от того, чтобы взяться за ручку шила (вот только почему решили, что здесь находится шило, то этим вопросом никто не задался, а приняли этот факт на слово; и чьё оно, это слово, тоже неизвестно; в общем вот так делается история и раскрываются дела).

— А почему именно шило, задаю я себе вопрос, — пускается в рассуждения Алекс, — когда нож здесь всегда под рукой и более подходящ в своём алиби, в плане объяснения случившегося, как непредумышленное обстоятельство непреодолимой силы — он, спровоцировав и вызвав в мене самые чёрные чувства и всё в состоянии аффекта, тем самым вынудил меня таким образом защищать своё доброе имя и в первую очередь свою жизнь буквально. И ответ на этот вопрос прямо напрашивается. — Алекс делает резкий поворот в своём объяснении, заставив напрячься во внимании к себе своих слушателей (главное, Валькирию), принявшихся не сводить своего взгляда внимания и чуточку удивления с Алекса, неожиданно сумевшего всех их тут удивить такой новизной и глубиной своей дедуктивной мысли.

— Не иначе философ. — Решила за Алекса вот так Валькирия. Для кого люди с большим умственным потенциалом в себе и одновременно со скромностью, не дающей им себя проявить, очень близки к вот такой категории качества людей — они большие умники.

А вот сейчас, и не поймёшь сразу, какая вожжа попала в Алекса, и его не остановить в своём, какое есть, красноречии. — Это не однотипное убийство, а тот, кто его задумал и так открыто осуществил, мотивировался глубоким замыслом. — Здесь Алекс, так почему-то всем показалось, замолчал немотивированно, как это слово буквально на глазах стало его сопроводительным мемом, а он сбился с мысли. Что, не может ему позволить дать Валькирия, тут же нетерпеливо его переспросившая. — Каким?

И видно это встревание Валькирии помогло Алексу не спутаться в мыслях. И он в итоге вышел на очень интересную и перспективную для всякого розыскного дела, а значит, и для карьерного роста, мысль. — Показать нам, что это было не непреднамеренное, а преднамеренное убийство.

— Но зачем? — в растерянности и в некотором ошеломлении от таких выводов Алекса, задаётся этим вопросом Валькирия.

— А это уже другой, для вас вопрос. — Даёт свой, однозначно пакостный и неконструктивный ответ Алекс. И сразу в глазах Валькирии теряет свой статус вдумчивого и рассудительного собеседника и помощника, чуть ли не героя. Теперь Алекс для неё вновь принял облик безмолвного инструмента для выполнения инструкций.

Впрочем, Валькирия так просто не сдаётся, и она даёт Алексу ещё один шанс себя проявить.

— И всё же, что могло такого случится, что судьба в итоге с этой природной данностью так распорядилась. — Кивнув в сторону трупа, несколько пространно задалась вопросом Валькирия, всё же поглядывая на Алекса.

И Алекс принял её фигурально брошенную перчатку. Вот только не в том качестве, как она рассчитывала.

— Этот тип, есть большая вероятность его считать веганом. Против кого как раз восстают и питают непродуктивную и самопроизвольную ненависть их антиподы — мясоеды, люди, перенасыщенные в своём организме железом. Что как раз подпадает под наш случай тем, что этот веган был выпилен из жизненного пространства в результате одномоментного перенасыщения своего организма железом. И, используя логику, основу дедуктивного метода по обнаружению причинно-следственных связей, и находится то лицо, которое организовало эти поставки железосодержащего компонента вегану.

— И с такой бесхитростной простотой (дурак дураком) Алекс смотрит на Валькирию, у которой нет слов уже от одного того, что она вот такое позволила слышать своим сейчас ушам, — и здесь не нужно включать дедукцию, устанавливая причинно-следственную связь, чтобы узнать, кто её вогнал в такое(!), такое(!), просто абзац, — и это не считая того, до чего можно дальше додумать, что ему несказанно повезло тем, что у Валькирии сейчас на него времени нет. Да и в общем, не это дало Алексу выйти сейчас сухим из воды, а то, что Валькирии вдруг вспомнился разговор с Ломом в лаборатории, когда она его спросила насчёт характерных особенностей беглеца.

— И чем опасен наш беглец? — вот так, как привыкла и предпочитает видеть дело задала свой вопрос Валькирия.

— Сами понимаете, что я всего сказать не могу. Скажем так, насколько это не соответствует интересам компании и представить себе можете. — Даёт в общем ожидаемый, пространный ответ Лом.

Но Валькирия не успокаивается и задаёт новый вопрос. — И чем в особенности?

— Своей непредсказуемостью, как видите. — Кивая в сторону пустой капсулы, говорит Лом. Валькирия переводит свой взгляд на капсулу и видит сейчас перед собой сбитого окончательно со своего жизненного пути беглеца, в своей непредсказуемости перешедшего границы реальности, и теперь действительно остаётся только представлять себе, что послужило причиной его побега. Хотя, впрочем, ему удалось осуществить задуманное — он сумел сбежать (ну и что, что навсегда) от своих преследователей.

На чём Валькирия, конечно, не собирается останавливаться, и она как бы там ни было, всё равно докопается до тех причин, которые привели в итоге к этому знаковому событию.

Правда, теперь и очень неожиданно, на пути всего этого встало новое препятствие в лице двух однотипных серых личностей, формалистского отождествления в себе, — эти двое типов были один в один один исполнители чьей-то воли и строгого подчинения декларирующим порядок нормативам законности, — которые, как же так они быстро появились здесь, беззвучно и незаметно вошли в двери кафе, пройдя стоящего на входе офицера за раз с помощью убеждающих во многом документов, и сейчас не обращая никакого внимания, на Валькирию и на всех остальных людей, даже не думая представляться им, уполномоченным между прочим лицам государственного департамента власти, со свойственной бесцеремонностью таким как они даже не людям, а функциям, принялись проводить следственные действия с трупом, включая осмотр этого места преступления.

Так они, эти две безликие функциональные безличности, в одинаковой костюмной униформе, с полным отсутствием интеллектуальной составляющей на своих роботоподобных масках вместо лиц, а чёрные очки на них как раз имеют своё место по делу, и они не для красочных понтов, без которых себя не представляют охранные спецслужбы — они собой скрывают вгоняющий в дрожь людей взгляд бесконечного и слепого безумия, которым сопровождается всякая слепота, отточенными до механического автоматизма движениями, с использованием прилагающихся к такого рода следственным делам технических средств, — один держал в руках планшет, по которому он координировал работу своего второго я, вбивая туда полученные данные при осмотре трупа, тогда как второй я с помощью пинцета, вставленного в глаз микроскопа в виде монокля, и какого-то неизвестного устройства, которое подавало разные созвучия и звуковые сигналы при его приближении к разным частям трупа беглеца, собирал все эти данные, — перебили и перегородили собой всю работу мысли Валькирии.

И Валькирия от такой беспрецедентной наглости этих двух логотипов (а кто ж они, идентификаторы пославшей их компании, ещё), — а она догадывается чьей компании, — растерялась и не смогла сразу отреагировать на их вмешательство подобающим образом. Для начала грозным окриком: «Какого хрена?!». И она, переполняясь в себе возмущением в купе с негодованием, только и могла сейчас, как в молчаливом закипании наблюдать за всеми их действиями. Но понятно, что не до бесконечности. И как только Валькирия в себе соберётся, а это произойдёт очень скоро, то она даст понять этим логотипам (вот так их), что им будет стоить вот такая их бесцеремонность.

И вот кажется такой момент истины настал, и Валькирия, судя по её искренней в лице ярости, уже приготовилась накинуться пока что только словом на этих логотипов, как к её полной неожиданности и последующему затруднению, её на этом пути, вдруг посмев себе такую глупость, перебивает подошедший очень рядом с её ухом Клим. Кто, как оказывается, сумел для всех незаметно отлучиться в сторону одного общественного места (ну приспичило человека, с кем не бывает и не случается такая проверка своего организма на природную работоспособность), где он нечто удивительное во многих смыслах, требующее немедленного вмешательства, обнаружил, и сейчас прибыл к Валькирии, чтобы об этом ей тихо и незаметно для тех логотипов сообщить.

А Валькирия, конечно, этого не знает и будучи не в курсе того, что там такого удивительного обнаружил Клим, видя в нём в первую очередь для себя помеху на пути к разрешению вопроса с этой творящейся на её глазах бесцеремонностью и произволу в лице этих безликих личностей логотипов, естественно, начинает раздражаться и серчать в сторону Клима. — Ну что ещё?! — определённо громче, чем того хотел бы Клим и всё это было примечено логотипами, покосившимся на Валькирию, одёргивается на Клима Валькирия, по-настоящему зло на него смотря.

Но Клим не срывается в ответ, отлично понимая, что стало причиной такого раздражения Валькирии, а он с прежней тоской в своём виде, тихо ей говорит. — Можно вас на пару слов.

А вот это уже интересно становится и Алексу, никогда себе такого, столько в себе предполагающего контента, не позволяющего по отношению к Валькирии, а ведь всё в нём для этого хотелось, было готово и порывалось. Так что теперь не только Валькирия не сводит своего много нехорошего обещающего взгляда с Клима, если он в эти свои два слова не сумеет поместить такое, что её не разочарует (о своих безответных естественно чувствах к ней, пусть даже не заикается, её это не трогает и не волнует при таком кратном превышении предложений к спросу, когда она может себе позволить выбирать), но и Алекс с требовательным выражением своего лица. Куда также смотрят обзорным зрением логотипы, для кого не присутствует ничего лишнего и незапоминающегося на месте их обработки места своей локации. Так запрограммирован их интеллект на искусственных нейронах.

А Клим, скорей всего, догадываясь о том, какую заинтересованность сейчас к нему проявляют со всех сторон, возможно для того чтобы ещё сильней усилить интригу в головах всех этих сторонних людей и главное логотипов, противной для них стороны, что несколько собьёт их с толку (они начнут проникаться любопытством, которое обязательно заведёт их в буреломы бесперспективной мысли), не останавливается (они отошли от прежнего места стояния) с Валькирией неподалёку в целях ей сообщить некую конфиденциальную информацию, а он выдвинувшись на полшага вперёд специально, чтобы не быть сразу остановленным Валькирией, уводит её в глубины внутренних коридоров и помещений этого заведения.

И хотя это пищевой направленности заведение только с виду предполагает в себе гостеприимство и благодушный приём любого человека прямо с улицы, всё же судя хотя бы по обнаружению здесь трупа, здесь не так безопасно, как предполагается. К тому же, как сейчас вдруг в голову Алекса пришла мысль, есть большая вероятность того, что преступник не покинул чертоги этого заведения, как на этом настаивал разговорчивый сверх меры и фантазии оперативник из локальных, участковых служб, а он спрятался в одном из внутренних помещений этого заведения, чтобы вести за ними скрытое наблюдение (зачем, это другой вопрос).

А это значит лишь одно для Алекса, он не может дать подвергнуть опасности жизнь Валькирии (на Клима особой надежды нет), как бы она всё не делала для того, чтобы он не шибко ценил то, что она из себя представляет.

— И было бы совсем не плохо и эффектно, если бы я их всех там спас в самый трагикомичный момент сложившейся там, в тёмном коридоре, ситуации. — Выдвинувшись не слишком поспешно вслед за Валькирией и Климом, чтобы дать возможность злу, затаившемуся в коридоре, дать себя проявить и дать себе время во всё это дело геройски вмешаться, Алекс начал рассматривать в своей голове этот вариант событий, с большой вероятностью случившегося вскоре. — Когда злоумышленник с удара в челюсть вынесет Клима из числа активных участников разрешения сложившейся ситуации, — здесь Алекс уж слишком сильный сделал упор на ударе злодеем в челюсть Клима (что за этим стояло, не принижение опасности злодея или некоторое неприятие Алексом таких инициатив в сторону Валькирии Климом, то трудно сказать), — а Валькирии со словами жуткого предупреждения: «Цыц, куколка», ножом, приставленным к горлу, перекроет не только возможность громко общаться, но и пути для свободного дыхания. — А на этом моменте Алекс, как только явственно представил для себя, как тот злодей приставил нож к горлу Валькирии, выглядящей в этот момент уже не так административно непреступно, а в ней проявились человеческие черты и она выглядела сейчас очень жалостно, прямо осёкся в себе, ошарашенный откровением. — Так всё-таки нож у него был!

А вот что это значило и к чему всё это, то… Алекс не успел додумать, наткнувшись взглядом на Клима, присевшего на корточки за первым коридорным поворотом, к которому визуально вышел и Алекс, и чем-то там таким не бескорыстным (первое, что пришло в голову Алексу) и требующим немедленно объяснений занимавшимся.

— А где Валькирия? — с этим нервным вопросом Алекс поспешил выяснять ответ на него. И ответ на этот его вопрос должен дать Клим, как человек завлекший и уведший Валькирию, а сейчас явно заметающий следы своего преступления против нравственности.

О чём Алекс только предполагал подумать и всё решить за Клима, ведущего себя последние пять минут так непредсказуемо и неоднозначно, что Алекс имел полное право на него озлобиться и сразу не понять всех его замыслов, приведших их напарницкие отношения к такому недопониманию. Но вот когда он оказался буквально в несколько шагов от Клима, и хотел живо у того поинтересоваться, чего он тут потерял, как его к полной для себя неожиданности сбивает с этого хода голос Валькирии. — А ну стоять, разбежался!

И Алекс, сам того не ожидая от себя, а от Валькирии всего этого можно было ожидать, только не так внезапно, в момент застывает на месте, и сразу ничего не может понять из тут происходящего, разглядывая стоящую сразу за коридорным поворотом Валькирию, и видя при этом не её, а лежащее позади неё, в мало освещённом месте, около угловой стены, тело человека, судя по многому, тоже оформленное жизнью в беспросветность своего дальнейшего существования.

А это…это…вызывает в Алексе норматив мыслить глубоко поверхностно и глупо. — Кто это? — задаётся самым к месту и ко времени, конечно, вопросом Алекс, тупо глядя на Валькирию. Но Валькирия не реагирует на его вопрос как следовало бы, с язвительным ехидством: «А это ты нам скажи», а она с серьёзной сосредоточенностью кивая в сторону Клима, говорит. — Это мы сейчас выясняем.

А Алекс, вместо того, чтобы помолчать и дать время Климу для выяснения подробностей с обнаруженным здесь человеком, чья история ещё находится впотьмах своего нахождения, и с чего это Алекс так поспешно и преждевременно однозначно умозаключил, что он уже не представляет для природы никакого интереса и она вывела его за жизненные скобки, опять лезет под руку уже Клима с вопросами. — Он живой? — спрашивает Алекс, видно осознавший поспешность своих воззрений на этого обнаруженного в самом подходящем для бездыханного тела углу, кто всем своим видом демонстрирует близость к смертному интеллекту, да и обстоятельства сопутствующие его обнаружению подводят только к такой его регистрации (это были оправдания Алексом своих мысленных инициатив).

На что, между тем, он ответа не получает. А Клим, к кому в первую очередь сейчас обращался Алекс, поднимается на ноги и протягивает Валькирии то, что он отыскал при поверхностном осмотре этого человека.

А Валькирия, перехватив у Клима пару пластиковых пластин, как понял Алекс, документов, всего вероятней, выскочивших из карманов этого типа при его падении об пол, а вначале при сотрясении себя головой об стену (Алекс сумел приметить на стене стекающие вниз кровоподтёки), со словами: «И что тут у нас», упирается в них взглядом и начинает со всем вниманием к ним относиться, а не тянуть время, как на всё это дело смотрит Алекс.

— Вот как интересно. — Оторвавшись от документов, говорит Валькирия, посмотрев вначале на лежащего на полу человека, а затем пересёкшись взглядом с Климом и Алексом. — И документы ко всему этому делу прилагаются. Что сказать. — Валькирия делает небольшую паузу и говорит то, что хотела сказать. — Дело с каждым шагом становится всё интересней и интересней. Вон какую удивительную загадку подкинул нам беглец. — Здесь Валькирия уже кивает в сторону беглеца, частично просматриваемого из-за угла. Где вокруг него продолжали крутиться те два логотипа из компании (не трудно догадаться из какой).

И Алекс на этот раз не проявляет не дальновидность. Он примерно понял, что имеет в виду Валькирия, чётко указывая на существующую связь между беглецом и этим человеком. И к этому ко всему подводит именно им высказанное предположение об высокой мозговой деятельности и хитроумности преступника, обставившего своё злодеяние так, чтобы оно безошибочно указывало на его преднамеренное совершение. И единственное, что пока что не ясно и вызывает вопросы у Алекса, то это подоплёка всего произошедшего. Зачем это всё было нужно беглецу, преступнику и этому типу, кто может быть только попал под необходимость быть задействованным в эту преступную схему.

Хотя стоило Алексу так не спешить, а повнимательней присмотреться к Валькирии, не сводящей своего взгляда с тех серых людей в однотипном смысле организации себя, как он отчасти допёр до того, что сразу не понимается впопыхах и скоро.

— У беглеца была задумка оторваться от погони. Но что-то пошло не так, и он хоть и ускользнул от погони, но только не так, как хотел. А вот что от этого получал его сообщник, то это…вопрос компенсации за его старания. — Более-менее сложил свой пазл из всего имеющегося в наличие Алекс.

А вот Валькирия на всё это дело смотрит под своим, административным углом. — Ну а главное, — после некоторого молчания выдаёт вслух свою мысль Валькирия, — эти новые открывшиеся обстоятельства дела, позволяют нам подвести всё это дело под общую юрисдикцию права, не дав им, — Валькирия с жёсткостью во взгляде кивает в сторону логотипов, — ссылаясь на первую поправку о свободе самовыражения и волеизъявления своей природы (о совести в их случае не может иди и речи), вывести наш объект из подсудности частным правом его определения. Обозначив его объектом не окончательного смыслового определения, оформленного в дееспособность, а он находится в транспортном состоянии своей реформации на пути становления своей новой реализуемой личности. А не достигшая окончательной оформленности не до личность, а лишь её качественная трансформация, не транспортабельна юридически и не подлежит юридическому преследованию. — На этих словах Валькирия убирает документы в карман своего пиджака, переводит свой взгляд на Алекса и Клима, крепко так, с посылом на них смотрит, и убедившись, что они с ней за одно, говорит: А теперь пора навести шороха в микросхемы этих дурней.

А вот это по душе и полностью поддерживается её опять не напарниками и напарниками одновременно, готовых во всём её поддержать, и особенно, если дойдёт до оказания Валькирии физической поддержки и помощи. На что указывают прижатые к груди подбородки Алекса и Клима, до белого каления сжавших свои кулаки.

И судя по всему увиденному, то эти логотипы (это есть знаковая примета нынешнего времени), обозначенные так вначале Валькирией, а сейчас дурнями (не умеет Валькирия отчаиваться в человеке, особенно в том, кто совсем ничего в себе от человека не имеет, вот она и даёт ему хотя бы в своих глазах развиться до новой для себя личности, до того же дурня), как вроде сообразили (почувствовать они точно не могли по причине отсутствия в их микросхемах такого функционала, если они, конечно, представляют из себя тех, о ком подумал Алекс) о том, что Валькирия и её команда не из самых простых и естественных побуждений удалились в глубину внутренних помещений кафе. И теперь они с этим соображением внимательно в их сторону смотрели.

И да, насчёт логотипов, как точно за них подметила Валькирия, то тут возникла необходимость разъяснить некоторые знаковые аспекты организации сюжетности нынешнего прогрессивного времени, создавшую свою систему миропорядка, со своей квалификационной моделью содержания и поддержания в ней жизни и коммуникации между её составными единицами, исходя из целесообразности делящимися на несколько основных типажей. Где теперь прежняя систематизация человеческого я, исходя из его психологических особенностей, выделяющая четыре основных человеческих типажа — холерик, сангвиник, флегматик и меланхолик, уже не применяется.

Нынче подход к определению человеческого типажа более рационален и включает в себя ранее не имевшие места в человеке по причине его затаённой организации своего права расширенные настройки, которые учитывают не только его психотип, но и все другие имеющиеся в наличии трансформационные организации его интеллектуальной составляющей. Плюс к системе человеческих ценностей и единиц человеческого права, как его сути, были приписаны и другие формы сознательного выражения себя, как например, выращенные на основе генетического материала биоконструкты и созданные на поле интеллектуальной и сознательной деятельности, более устойчивые к агрессивной внешней среде, социальные проекты, андрогины, носители полу и искусственного интеллекта.

И если не углубляться в основы этического и интеллектуального норматирования квалификационной модели типажирования системы построения современного общества, то из общей модели тиражирования сознания и его коммуницирования, можно выделить три основные сознательные группы:

— Общественно-значимые, так называемые кейсы: это основная, системообразующая группа, являющаяся базисом существующего мироустройства и порядка, характеризующая тем, что актуализация человека через его сознательность определяет его бытие. Пример: если твой кейс прокурор, то ты собой будешь определять правовой порядок.

— Корпоративные: к этой категории собственной значимости и реализуемости относятся все искусственные выращенности, биоформации и конструкты, включая социальные конструкты человеческого разума, выходящие в тираж новой для себя формации своего я.

— Частнособственнические: к этой части общества относятся малосознательные, антисоциальные и маргинального осуществления личности, кои ещё имеют место в жизни по причине социального сознания системы организации общества, ещё допускающая такого рода упущения. Но есть большая надежда на то, что общество придёт к осознанию того, что наличие в его составе такого деструктивного контента только вредит ему, тормозя его прогрессивное развитие. И тогда этичные возражения будут признаны ничтожными и не отвечающими целесообразности развития общества, и из системы общественного взаимоотношения будет вытравляться и вычёркиваться этот частнособственнический характер сознания. И уже появились первые здравые ростки в этом направлении. Так системой формирования самосознания, этим институтом формации общества, были обозначены приоритеты в этом направлении — были созданы институты актуализации разнообразия и бюро отмены, основными задачами которых является выкорчёвывание из сознания людей и искоренение этих атавизмов дремучего и бессознательного прошлого.

Но вернёмся к настоящему. И как по Валькирии можно было ощутить интуитивно (посмотреть в её сторону сдерживалось проницательными взглядами логотипов), то она напряглась в себе и уже не была столь в себе уверенной и инициативной на дерзкие и решительные поступки.

Но как ошиблась на её счёт интуиция Алекса, а затем и Клима (а это о многом говорит). И Валькирия их в один момент переубедила так на её счёт панически думать. Так она для начала в одно движение своей рукой, резко вытащившей из кармана своего пиджака небольшую коробочку, округлой формы, на подобие тех, без которых своего утра не представляют борющиеся за чистоту и молодость своего лица прелестные современницы, застопорила их взгляды на этой коробочке, методом тыка направляющейся в сторону того из них, кто к Валькирии стоял ближе, а именно к Климу. В чём Алекс не усматривает для себя никакого ущемления своих прав, и оттого смотрит без особого предубеждения на Клима и на то, с какой растерянностью в себе он берёт эту коробочку, и ещё, дурак, спрашивает: Что это?

И, естественно, нарывается на резко выраженное недовольство Валькирии. — Пудра. — Валькирия таким удивляющим её несказанно тоном говорит, что Климу сейчас бы заткнуться и больше себя и всех тут не ставить в неловкое положение такой своей дремучестью, — вот же недоумок, не знает что такое пудра, — но нет, Клим в своём упрямстве и самой грубой не обходительности настолько закостенел, что он и видеть не видит, насколько неинтеллектуально выглядит.

И Клим, с тупым выражением лица, что единственное ему к лицу, смотрит на эту баночку, как уже ему сказано было и выяснилось, представляющей собой пудреницу, и всё равно не понимает, что, зачем и почему она здесь, у него в руках и ему дадена. Вот он и спрашивает Валькирию. — И зачем?

— О боже мой! С кем мне приходится работать! — примерно что-то такое выражал ответный на Клима взгляд Валькирии, где ей для большего эффекта не хватало схватиться руками за голову. Но видимо на всё это времени не было, и Валькирия ограничилась лишь ещё больше резким и гневливым заявлением. — Нос пудрить. — Делает резкое внушение Валькирия и тут же делает знаковое и к месту уточнение. — А сейчас так и напрашивается необходимость, мозги кое-кому запудрить. — И если бы в этот момент Валькирия не бросила свой уничтожающий взгляд в сторону тех двух логотипов, не сводящих теперь своего взгляда с них, то Алекс и Клим могли легко впасть в заблуждение насчёт последних слов Валькирии. Посчитав, что они на прямую относятся к Климу, так всех задолбавшему.

Но сейчас последующие события принялись так спешно развиваться, что и этот вопрос повис в прошлом. А сейчас Алекс и Клим во все глаза и уши смотрят и слушают Валькирию. Кто в свою очередь смотрит в упор на упирающихся в неё взглядами логотипов, и через губу начинает их вводить в курс того, что сейчас их ожидает и что предстоит сделать, чтобы противостоять этому очень опасному противнику, кого она видит в этих логотипах, присланных сюда всё той же компанией, с которой и у них заключён был контракт на оказание некоторых услуг розыскного порядка.

— Слушайте меня внимательно. — Стараясь не шевелить губами, сквозь них проговаривает Валькирия. — У нас на всё про всё, чтобы выиграть так необходимое нам время, есть пять минут. У них, — на этом месте Валькирия поднесла палец своей руки к своему виску и постучала по нему, при этом продолжая говорить, — есть прямой выход на мозговой центр контроля, идентификации и сертификации. И они за раз, через спектральный анализ сетчатки глаза или дактилоскопических данных пальцев рук нашего найдёныша, если он зафиксирован системой, прочтут его и высчитают кто он есть. Так что ваша задача самая простая. Не дать им этой возможности. — И на этом всё, у Валькирии нет возможности больше здесь оттягивать время. Один из логотипов продемонстрировал готовность выдвинуться сюда. Ну а Валькирия, действуя на опережение (она сумела каким-то внутренним чутьём просчитать эту его заявку на движение), сама выдвинулась в их сторону, на встречу их желаниям, и тем самым остановила их.

Ну а оставшимся под её прикрытием Алексу и Климу, прямо сейчас, без того, чтобы растерянно пялиться друг на друга, надо делать то, что им сказала Валькирия. Но они не бросаются выполнять её поручение, прикрывая свой испуг непониманием того, что они должны сейчас делать. И кто больше всех не понимает, то это Клим, у кого в руках находится пудреница и значит, в первую очередь на него ложится ответственность на порученное им обоим дело Валькирией. А не как решил думать Алекс, он тут всего лишь с боку припёку.

— И что делать-то? — переведя свой взгляд от пудреницы на Алекса, нервно его спрашивает Клим.

— Начинать пудрить им мозги. — Даёт ответ Алекс.

— Да как? — с ещё большей истеричностью вопрошает Клим, уже со злостью смотря на Алекса, принявшегося прикидываться дураком. Как будто он не понимает, о чём его спрашивает Клим. А так-то Алекс отлично понимает, о чём его спрашивает Клим, и он просто сам боится, что Клим всучит ему пудреницу со словами: «Давай уж ты, я не могу». А чтобы уж Алекс не смог никак отвертеться, то Клим ему неприкрыто намекнёт на то, что об этом его поступке, каким бы он не был, во всех подробностях узнает Валькирия. — И только тебе, Алекс, решать, кем выглядеть в её глазах.

— Вот же падла этот Клим! — от души искренне возмутился про себя Алекс, всё такое предположив насчёт вероломной хитроумности Клима, ещё другом называющий себя, и решив, что и сам всё про его героизм при случае Валькирии расскажет, выдаёт тому всё как есть насчёт того, что их просила сделать Валькирия. — Засыпай сетчатку его глаз пудрой. — Говорит Алекс, переводя вместе с Климом свой взгляд в сторону завалившегося к стене найдёныша. При виде которого, у них обоих сглотнулось.

— Может ты? — видимо ещё понадеявшись на чудо, тихо спросил Алекса Клим.

— Нет уж, тебе дали, значит только ты. — Непререкаем и твёрд в ответ Алекс.

Но Клим всё равно нашёл чем поддеть Алекса. — Тогда подержишь его глаза. — Говорит прямо какую-то кощунственность Клим, вгоняя Алекса в недоумение и абзац: да как так можно всё извратить и испоганить (что к чему это подумано Алексом, вообще не проясняется, если только это не его эмоциональный надрыв). И что самое неприятное для Алекса, то это то, что Клим уже рядом с найдёнышем расположился и от него не просто ждёт соответственных ему задумке действий, а он и в нём ответственно предполагает.

— Ну, я тебе открою глаза этого типа. — Со злостью и мстительностью подумав, Алекс, тем не менее, выдвигается до найдёныша, и давай способствовать выравниванию его головы для своих действий.

Так он переворачивает этого найдёныша из лежащего лицом к полу положения в положение лицом вверх и чуть к себе, не забывая и сопровождая все эти свои действия недовольным бурчанием, — и почему интересно, утихомиренные в себе типы всегда валятся вниз лицом к земле? — и вслед за этим ироничным подтруниванием, — харе воспринимать мир через бытие своего приземлённого сознания, и давай ко мне передом, а к лесу задом. — После чего, с недовольным и прямо брезгливым выражением лица поглядывая на этого типа в своих руках, принюхивается к найдёнышу, и опять ему ничего не нравится из того, что собой представляет найдёныш.

При этом Алекс не прямолинейно категоричен в его сторону, а он витиевато циничен и, конечно, подл, если принимать в расчёт то, что найдёныш ему ничем ответить не может.

— И почему спрашивается, — вот так цинично подл и не деликатен Алекс, пытаясь с помощью философского мудрствования прикрыть все эти свои недостатки воспитания, — человек, потеряв над собой жизненный контроль, так всегда подчёркнуто неприятно и невыносимо организует вокруг себя, не продохнуть что за обстановку, то есть воняет. — И как из дальнейших действий Алекса становится понятно (А Климу пришлось даже его поспешить), то он демонстрировал в себе крайне неприятного типа, чуть ли не циника с целью прикрыть в себе страх перед тем, что он него требовалось сейчас сделать. А именно взяться своими пальцами рук за веки глаз этого найдёныша и открыть его глаза.

— Я прямо ощущаю себя подручным Вия, кто открывает его веки на мир. — Смотря на Клима, тоже нервно выглядящего, говорит Алекс. Тут же добавляя и не поймёт Клим на что намекающий вопрос (конечно, он поймёт, но не поддастся на эту провокацию Алекса, целью которой является поменяться с ним местами). — Не страшно? — обращается к Климу с этим вопросом Алекс и поясняет сейчас же, чего должен страшиться Клим, если он не понял. — Взгляд мертвеца на первого попавшегося человека, сравни взгляду Вия, забирающего душу человека.

И, бл*ь, не страшно Климу, если на то пошло, как в себе твёрдо показывает Клим, сжав что есть силы свои губы, принявшись откручивать крышку пудреницы, чтобы её заблаговременно применить против мертвеца, пока он на него не посмотрел и не сумел выделить из числа живых людей, чтобы о нём оповестить демоном ада, с кем он уже заодно хотя бы по причине того, что всей своей жизнью доказывал, что его место в этом аццком месте, а уж затем можно принять во внимание то, что его калёным железом на том свете пытают, требуя выдать всех своих сообщников по грешному делу, ну и чтобы его подвести под ещё одну статью — предательства и вероломства.

Ну а Алекс, не был бы самим собой, человеком с отвратительным чувством юмора, если бы в своих дальнейших действиях не руководствовался чем-то таким, что вводит людей, прямо в этих его поступках заинтересованных, в состояние глубокой истерики и нервной растерянности. И он, приложив пальцы рук к векам найдёныша, смотрит на Клима и говорит. — Ну тогда держись, сейчас он на тебя посмотрит, и… — Алекс на этом месте делает кульминационную паузу, и…сам себя перехитрил тем, что Клим за эту его фразу уцепился и решил Алекса понять не так, как тот задумал.

А Клим вдруг решил подумать об Алексе так, что он ему указывает на нечто сзади происходящее, на что Клим должен немедленно обратить своё внимание. И Клим, следуя этому ходу, всё же своей мысли, оборачивается назад от Алекса в первую очередь, и для вида, чтобы убедиться в том, что у них есть ещё время, отведённое Валькирией, и что же он там видит?

А видит он, опять же во-первых, что он сам того не предполагая, очень верно оценил посыл ему Алекса, указавшего, что с той стороны в их сторону уже не просто намечается опасность, а она с непоколебимой решимостью, не сводя своего бескомпромиссного взгляда с одной точки — Клима, надвигается в лице одного из тех логотипов.

И пока Клим застыл в одном положении своего оцепенения, есть мгновение, чтобы пояснить, что стало отправной точкой для этого действия со стороны одного из логотипов. Так Валькирия, в предшествии того, что сейчас неумолимо надвигалось на Клима в лице одного из логотипов, неспеша, твёрдым шагом выдвинулась навстречу этим логотипам, не сводящих с них своих невозмутимых ничем взглядов.

На что уже не смотрели Алекс с Климом, принявшись между собой препираться, а зря, там было на что и на то посмотреть, как нелегко даётся этот неспешный и твёрдый ход Валькирии, что есть силы своими созданными для мягкости отношений с действительностью губами, вытягивающей на своём лице маску холодной деловитости, не давая проступиться на лице бледности. И всё это под холодными и жёсткими взглядами логотипов, для кого она всего лишь объект их внимания и всё.

Между тем Валькирия к ним подходит, останавливается в тех пределах, которые она для себя считает самими конструктивными для будущего разговора, с предъявлением этим типам новых открывшихся только что обстоятельств этого дела, не дающим, как Валькирия уже говорила здесь, компании, чьими представителями являются эти её логотипы, вывести рассматриваемый вопрос с беглецом в частное определение из подсудности общей юрисдикции.

И как только Валькирия всё это сообщила этим логотипам, стоящим в холодном отстранении от неё, как буквально в тоже мгновение, без какого-либо промедления, один из этих логотипов, стоящий чуть ближе к Валькирии, хватается рукой за ухо, где имевший место и ведущий из-за шеи провод в ухо, указывает на его прямую связь и сообщение с неким контрольным центром, принявшимся инструктировать логотипа. Тогда как второй логотип, тут же своим, одно отрицание внешней реальности, холодным и ещё раз нейтрализующим в объекте его рассмотрения всё живое взглядом, упёрся в сторону проглядывающего из-за спины Валькирии Клима.

На что, на оценку ситуации, ушло одно лишь мгновение, и логотип, чуть ли не сбивая со своего пути Валькирию, с трудом успевшую отстраниться от него в сторону, с безусловностью приоритета своего целеполагания, что получает в себе выражение механического, напролом, следования логотипом к своей цели, выдвигается в сторону Клима, теперь застывшего в одном положении своего оцепенения и открытым ртом при виде этой надвигающей на него опасности.

Куда также устремляется и взгляд Алекса, в оторопи выронившего из рук всё в них находящееся. И вот когда механически двигающемуся к ним логотипу оставалось совсем ничего до них, то Клима внутри что-то провоцирующее его на действия одёргивает, и он, сунув в руки Алекса пудреницу со словами: «Держи», не давая тому возможности отреагировать теми же рефлексами, подскакивает на ноги и выдвинувшись навстречу логотипу, собой перекрывает тому проход сюда.

Но Климу не только не удаётся встать на пути этого логотипа и остановить его, а он буквально на ходу логотипом сбивается и как какая-то безделица отбрасывается в сторону, чуть ли не в боковую стенку его вминая, этим прущим напролом бульдозером. На чьём пути лучше не вставать, он в момент тебя закатает в асфальт и железобетон.

И что удивительно, так это то, что Клим, несмотря на свой вынос с пути логотипа и прямо спиной об стенку, всё равно не сдаётся, а он хоть и с истеричной болью, а пытается вставить фигуральные палки в колёса этому бульдозеру, логотипу.

— Ты, гад, мне руку сломал! — на повышенных эмоциях и в истерике орёт на логотипа Клим. Сумев неожиданно не просто замедлить его ход к найдёнышу и к Алексу, резко подскочившему на ноги и готовящемуся защищаться от нападения (как, то это другой вопрос), а остановить и перевести его внимание на себя.

— Не сломал, а всего лишь вывихнул. — Холодным, один в один механическим голосом, говорит логотип, смотря на Клима.

— А мне плевать! — орёт Клим. — Это дело не меняет. — Уже грозно добавляет Клим, рукой держась за плечо другой руки.

— Позволю не согласиться. — Звучит ответ логотипа. — Меняет. — И на этом моменте все стороны этого конфликта сумели зафиксировать своё внимание только последственно — так резко и неожиданно всё дальнейшее случилось с Климом, когда его за вывихнутую плечевую кисть руки взял логотип, и с такой невероятной по эффекту силой её даже не дёрнул, а продёрнул, что у Алекса внутри всё ёкнуло и потемнело при виде того, что ему представилось — логотип, создалось такое ощущение, всю костную составляющую в Климе из её телесного обрамления продёрнул. И Климу можно сказать ещё повезло, что логотип из него весь костный крестец не выдернул. Впрочем, и того, что сделал логотип — вправил ему плечо, хватило для того, чтобы потерявший сознание Клим, в момент рухнул в ноги логотипа, придержавшего того за руку.

Логотип же с сопровождающей его и отвечающей его зрительному образу беспристрастностью выражения своего интеллектуального начала, созерцательно посмотрел на свалившегося перед ним Клима, и так как он не был его целью, отпустил его руку, и резко перевёл своё внимание в сторону Алекса и найдёныша, застывших сейчас в одном безмолвном единении, ожидая на свой счёт решения логотипа.

И к выдоху облегчения Алекса, логотип не обратил никакого на него внимания, сразу направившись к найдёнышу. Рядом с которым он опустился на одно колено и приложил руку к его шее, как понятливо догадался Алекс, чтобы прощупать его пульс и идентифицировать найдёныша в качестве…

— А вот мы почему-то это и не сделали. — Сбился с наблюдательной мысли Алекс, недоказуемо и пока что интуитивно решив, что человек всё же более чаще совершает преступные оплошности в сравнении с искусственным интеллектом, каким наполнены все эти автономные логотипы, под которыми Алекс подразумевает роботоподобную единицу сути. — А ведь это в первую очередь напрашивается сделать. — Ещё раз себя укорил Алекс, затем задался заинтересовавшим себя вопросом: «А почему интересно, они определяют пульс, прикладывая руку к шее, а мы, берясь за запястье руки?», на него ответил: «Это человечней», и осёкся в себе, увидев качественное изменение в физике лица логотипа. Кого как будто накрыло несвойственное ему затруднение.

Где выход из него, к невероятному удивлению Алекса, он видит почему-то в нём.

— Он жив. — Вдруг вообще для всех говорит вслух логотип, чья внутренняя программа видимо не предусматривала такой поворот событий, вот он и сбился, не получив также техподдержки от своего модератора движения.

И вот сейчас, как сумел понять Алекс, для него настал момент истины и всего остального. И пока там, в мозговом центре контроля за деятельностью логотипов, находятся в растерянности и не сообразили, что дальше делать (они действовали, исходя из оказавшейся ложной информации о наличие здесь трупа), он должен взять на себя инициативу.

И Алекс на этот раз не растерялся, накинувшись на логотипа. — И чего хлопаем глазами, вызывай службу экстренного спасения и перенаправляй объект в больницу. Так ведь прописано в твоих инструкциях. — Алекс совсем не случайно зафиксировал внимание логотипа на приписанных в нём алгоритмах действий при внештатных ситуациях. Против чего даже модератор его контроля не смог ничего поделать, и от логотипа немедленно поступил звонок в службу экстренной помощи. Приведя сюда вначале Валькирию и второго логотипа, где первой, с трудом скрывая, улыбался Алекс, держа на своих коленях Клима, впавшего в беспамятство, а в руках пудреницу, всё же давшей им выиграть время (логотип, сбитый с толку, не пытался считкой идентифицировать найдёныша), а второму объекту внимания уделял требовательное внимание первый логотип, тоже находящийся в режиме ожидания инструкций со стороны технической поддержки.

— Будет не плохо, если Клима поместят не слишком далеко от нашего найдёныша. Будет кому присмотреть за ним. — Тихо и буквально на ухо Алексу проговорила Валькирия, вызвав у Алекса покраснение в ушах, и что удивительно, то по совсем не служебному поводу.