Иллюзия первая. Зуев
1957
…В конце августа на открытой сцене Летнего театра Зуевского парка культуры и отдыха проводил гипнотические сеансы артист Мосэстрады — медиум и спирит — Фантас Гипно́сович Дельфийский. По его же заверению — чистокровный грек. Это был высокий мужчина неопределенных лет, с чёрными навыкате глазами и орлиным носом. Одет он был в чёрный фрак и белую манишку на груди. Он уже усыпил молодого человека, который теперь сладко дремал в кресле на глазах немногочисленной публики. Артист оригинального жанра простёр над ним свои длинные руки с тонкими костлявыми пальцами.
— А теперь — проснитесь! — приказал гипнотизёр.
Молодой человек тут же открыл глаза:
— Что, уже?… — Он недоумённо посмотрел в зал. — Трёна-Матрёна!..
Немногочисленная публика нестройно зааплодировала. В основном это были те, кто зашёл сюда, чтобы просто переждать августовский дождь, что моросил над парком — над залом Летнего театра был натянут брезент.
В основном здесь собралась случайная молодёжь, а точнее, её женская часть. Было, правда, ещё несколько пенсионеров, но Автор остановил свой взгляд на симпатичной молодой девушке в легком сарафане, сидевшей в пятом ряду с двумя подружками. Звали её, скажем… Светлана.
— Спасибо, вы свободны! — сказал гипнотизёр молодому человеку.
Тот стал спускаться по ступенькам. Одна из подруг девушки, по имени Екатерина, крикнула ему через весь зал:
— Ген, а ты, оказывается, храпишь!..
Публика развеселилась. В это время ударил гром, сцену осветила молния, в один миг превратившись в шаровую. Светящийся шар облетел немногочисленных зрителей и, застыв над головами девушек в пятом ряду, вдруг тут же с громким треском разлетелся на тысячу искр — и пропал!..
Девушки завизжали от неожиданности и вскочили на ноги.
— Не пугайтесь! — крикнул им гипнотизёр со сцены. — Это не шаровая молния, а продолжение моего номера!..
Зрители нестройно зааплодировали. Московский артист раскланялся в разные стороны. Девушки опасливо сели на свои места.
— Кто ещё желает испробовать на себе силу мысленной энергии? — спросил медиум у зрителей, задержав свой тяжёлый взгляд на Светлане.
Рыжая Вера толкнула её в бок:
— На тебя вытаращился!..
— Пожалте на сцену! — обратился спирит к девушкам. — Вы, вы! В сарафане!..
— Иди, Светик! — жарко зашептала Екатерина.
— Сама иди! — смутилась Светлана. — Очень нужно уснуть на глазах у всех!
Гипнотизёр словно услышал её слова:
— Не буду я вас усыплять, девушка! Просто предскажу скорое знакомство с одним хорошим человеком…
— А я не верю гаданьям! — храбро ответила ему Светлана.
— А я, Светлана Аполлинарьевна, не гадальщик, я — предсказатель!
— Ты гляди: и.о. знает!.. — изумилась Екатерина.
— Я и фамилию могу назвать… — продолжил медиум. — Большакова!.. Верно?…
Он сделал паузу. Зал притих. Парень, который только что спустился со сцены, с любопытством глянул на Светлану.
— Ну, Большакова!.. — задиристо ответила она.
— Вам, пардон, двадцать два года… — продолжал мастер гипноза. — Работаете на ткацкой фабрике…
Екатерина в изумлении раскрыла глаза:
— Во, шпарит!.. А где живет, знаете?! — крикнула она.
— Улица Черемуховая, дом десять, — без паузы ответил артист эстрады.
Публика шумно зааплодировала.
— Вы, случайно, не из «Адресного стола»?… — съехидничала Светлана.
Гипнотизёр обиделся:
— Я артист Москонцерта, голубушка, о чём свидетельствует афиша. Так вот, Светлана Аполлинариевна, сегодня вы встретите того, кто подарит вам сына.
Публика загрохотала громкими аплодисментами.
— Может, он из женской консультации?… — спросила Веру Екатерина.
— В нашей, как будто, одни врачихи… — сказала Вера.
— А если будет дочь?! — с вызовом спросила Светлана.
— Сын, сын! — уверенно ответил медиум. — Он родится десятого мая будущего года. — И звонко щёлкнул пальцами.
Сразу же в небе сверкнула молния, и загрохотал гром.
…Три подруги бежали домой под одним зонтом. Дождь припустил вовсю.
— И откуда он про тебя знает?… — спросила Светлану Вера.
— Небось, ещё до концерта собрал анкету, — уверенно сказала Екатерина. — У них это так делается. У того же Генки, например! А мы уши развесили!
— Да чепуха всё это! — с деланным равнодушием произнесла Светлана.
— Никакая не чепуха! — возразила ей Вера. — Моей матери одна цыганка тоже судьбу нагадала!
— И всё сбылось?…
— До копейки!
Девушки добежали до парковых ворот. Там стоял большой стенд: «План работы Зуевского парка культуры и отдыха на 1957 год».
— Всё, девчонки, по домам! — объявила Светлана.
— Ой, как не хочется на работу! — заныла Екатерина. — Да ещё в первую смену!..
— Может тебя проводить? — спросила у Светланы Вера.
— Вас самих в общагу не пустят, — ответила та.
— Ты ж без зонта!
— Не сахарная!
— Тогда до завтра! Бежим, Катька!
— Главное, не проспи любимого! — присоветовала Светлане Екатерина. — И чтобы всё рассказала! Со всеми подробностями!..
— Да ну вас! — рассмеялась та.
Светлана скинула босоножки и побежала по улице.
Едва она свернула за угол, как от стены оторвалась мужская тень — в шляпе и большим чёрным зонтом. Светлана остановилась. Из-под шляпы по-волчьи сверкнули красные искры чьих-то глаз. Не говоря ни слова, девушка, как во сне, направилась под зонт к Незнакомцу…
…Ранним утром у проходной фабрики подруги встретились вновь.
Заметив Светлану, они махнули ей рукой и побежали навстречу.
— Ну, что, встретила принца? — спросила Екатерина.
— Ага! Сразу двоих!
Подруги разочарованно переглянулись.
— Выходит, гипнотизёр треплом оказался?… — строго по-прокурорски заметила Вера.
— Халтурщик!.. — с негодованием произнесла Екатерина.
— Надо письмо в Москонцерт написать! — предложила Вера.
— Ага! — фыркнула Светлана. — Так, мол, и так, мы — зуевские ткачихи — обижены за свою подругу, которая не повстречала обещанного товарищем гипнотизёром хорошего человека!.. Очень просим вас…
Её слова перекрыл фабричный гудок.
— Ой, девчонки, опоздаем!.. — заволновалась Светлана.
Они вбежали в ворота фабрики.
…Прошло два месяца.
Подруги стояли у входа в осенний парк. Светлана была растеряна. Екатерина и Вера — изумлены.
— Вот это номер! — твердила Екатерина. — Восемь недель!
— И ты ничего не знала?! — спросила Вера.
— Ничегошеньки! — твердила Светлана.
— Да как это может быть?! — не поверила Екатерина. — А «дела»?…
— У меня с ними всегда проблемы — не знаешь, когда начнутся, не знаешь, когда придут…
— Та-а-к!.. — тем же прокурорским тоном произнесла Екатерина. — А мужики?
— Что, мужики?… — испуганно спросила Светлана.
— В последнее время мужики были?…
— Не было…
— Феномен какой-то!.. — прошептала Вера.
— А может, тебя кто споил и изнасильничал? — предположила Екатерина.
— Да я, что, ненормальная?! — громким шёпотом завозмущалась Светлана.
— Тогда как?…
— Слушайте, девчонки! — предложила Вера. — А может, письмо в Академию наук написать?
— Уж лучше свечу в Церкви поставить! — хмыкнула Екатерина. — В благодарность Святому Духу! Ой, Большакова, что-то тут не так!..
— Да клянусь вам! Было бы что — давно сама рассказала!
— От тебя дождёшься! — тряхнула чёлкой Екатерина.
— Дальше что делать будешь? — по-деловому спросила Вера.
Светлана опустила голову:
— Не знаю…
— А тут и знать нечего! — решительным тоном сказала Екатерина.
— Нельзя мне… — тихо произнесла Светлана.
— Это почему? — спросила Вера.
— Доктор сказал: риск большой. У меня два уже было… Если ещё и этот, то о детях можно не беспокоиться…
…В город пришла зима на постой.
Екатерина и Вера вошли в калитку, на которой висела жестяная табличка: «Черемуховая улица, дом 10, Большаков А. Н.» Поднялись на засыпанное снегом крыльцо большого частного дома, постучали. Из собачьей будки вышел старый пёс на цепи и лениво пролаял несколько раз хриплым голосом.
— Свои, Дракон!.. — поприветствовала его Вера.
Пёс был почти слепым из-за старости, но по голосу узнал гостей и скрылся в будке, звеня тяжёлой цепью. Дверь открыла мать Светланы.
— Здравствуйте, Надежда Васильевна! — хором сказали Вера с Екатериной.
Зашли в дом.
— Ну как она?… — спросила Вера.
— Да никак, — вздохнула мать Светы. — Я и так, и этак — молчит целыми днями, как пугало в огороде!..
Гостьи вошли в комнату. Светлана сидела у телевизора и смотрела эстрадный концерт. Её округлый живот выделялся на фоне окна.
— Привет ткачихам! — поприветствовала она гостей, не обернувшись — Я вас в окно увидела… — И выключила телевизор. — Садитесь!..
Подруги присели к столу.
— Ты как себя чувствуешь? — спросила Вера.
— Уже чувствую, — ответила Светлана. — Толкается вовсю! Во, опять!..
Екатерина даже прислушалась, а Вера подбежала, положила ладонь на живот подруги.
— Ой, и вправду, толкается… Сколько осталось?
— Полсрока отсидела, — сказала Светлана.
— Не успеете выполнить квартальный план! — едко заметила Надежда Васильевна. — Только бы знать — в чью честь!..
— Слёзы подбери! — подняла на мать голос Светлана. — Всё об одном и том же! Лучше чаю поставь…
Надежда Васильевна обиженно поджала губы и вышла из комнаты.
— Достала уже! — призналась Света подругам. — Лучше расскажите, как дела в бригаде.
— Нормально всё! — с оптимизмом в голосе просветила её Вера. — Боремся за звание лучшей бригады на фабрике! Все о тебе спрашивают и передают горячий привет!
— Не обжечься бы! — усмехнулась Светлана. — Чего сами не заходят?
Гостьи переглянулись.
— Стесняются… — ответила Вера.
— А слухи пускать не стесняются! Хоть бы вы им — платок на роток! Лучшие подруги, называется!
— Так ведь нам — чего говорить?… — стала оправдываться Вера. — Сама ж запретила!
Дверь комнаты бесшумно приоткрылась.
— Сказать как есть — не поймут! — добавила Екатерина. — Всё о нём интересуются! А кто он — хрен его знает!
— Тайна природы!.. — вздохнула Вера.
За приоткрытой дверью комнаты Надежда Васильевна перекрестилась.
1958
…Была середина мая. У дверей роддома Екатерина, Вера и Надежда Васильевна ждали выхода Светланы с ребёнком. Рядом у «Москвича» крутился водитель Гена — тот самый парень, с «психологических опытов» в парке.
–…А ведь угадал, день в день! — с изумленьем вспомнила Вера. — Именно десятого мая!
— Назвал бы лучше имя отца, — сказала Екатерина.
Вера толкнула её локтем в бок и обратилась к Надежде Васильевне:
— Не придумали ещё, как назовёте?…
— А чего тут думать? — ответила мать Светланы. — Аполлинарием! В честь деда!
— А с отчеством как? — спросила её Вера. — Без отчества не запишут.
— Об отчестве пусть Светка волнуется. Ох, не маяться бы ему в жизни!
На пороге крыльца, в сопровождении нянечки, появилась Светлана с новорожденным на руках, упакованным в нарядный свёрток с голубой лентой. Женщины с радостным криком кинулись обнимать молодую мамашу.
— Дай посмотреть!.. — Вера приподняла уголок одеяла: — Ой! Какой хорошенький!.. На тебя похож!
Надежда Васильевна глянула тоже и по привычке прослезилась:
— «Большаковская» порода!
Светлана тут же её остановила:
— Слёзы подбери!
Екатерина побежала к машине и достала из багажника бутылку шампанского и «Киевский» торт» — для нянечки. Та по-свойски забрала подарки:
— Растите на радость!
И скрылась за дверью роддома.
Все подошли к машине.
— Ген! Открывай ворота! — скомандовала Екатерина.
Улыбчивый водитель распахнул заднюю дверцу. Светлана с живым свёртком влезла в салон. Он заглянул ей через плечо:
— Отличный пацан, трёна-Матрёна! Поздравляю!
Она молча улыбнулась.
— Слышь, Ген! — сказала Катя, усаживаясь рядом. — Может, усыновишь?
Вера толкнула подругу в бок.
— А чего?… — продолжала Екатерина. — Двойная выгода: ему — готовый сын, а парню — готовое отчество!
Надежда Васильевна села на переднее сиденье и оценивающе посмотрела на водителя.
…Спустя час Светлана уже дома кормила ребёнка. Мать развешивала у печки простиранные пелёнки.
— Он кто? — спросила она дочку.
— Опять двадцать пять!? — вспыхнула Светлана.
— Я об водителе… — успокоила её Надежда Васильевна.
— Генка это, Пастухов! Из Детского дома, неужели не помнишь?… Вечно в нашу школу бегал, в кружок автомобилистов.
— Нет, не помню…
— Тебе-то он зачем?
— Да так… — загадочно ответила Надежда Васильевна и чуть помолчав, добавила. — Небось, женат?
— Не женат, мама! В общаге живёт.
— Самостоятельный парень, — с уважением добавила мать.
…Было лето. На берегу Искры стоял полуразрушенный храм — без купола и креста, с осевшими в землю стенами. Светлана и Геннадий сидели на пригорке. В тени под дубом стояла коляска.
–…Родных не знаю… — рассказывал о своей жизни Геннадий. — Меня в Детский дом тетка сдала. Мне тогда и двух лет не было. Сама уже давно померла…
— А закончил что?… — спросила Светлана, поминутно кидая взгляд на коляску.
— Автотехникум… После — в армии три года замполита возил. Потом — счастья на разных стройках искал.
— Не нашёл?…
Геннадий серьезно на неё посмотрел:
— А чего за ним по дальним землям бегать?…
Светлана тут же вскочила со скамейки и кинула взгляд на спящего сына:
— Ой, сейчас проснётся! Мне его кормить надо…
Геннадий вдруг решительно обнял её и поцеловал. Светлана не сопротивлялась.
Внезапно возмущённый хриплый крик раздался рядом. Они разом обернулись. На ручке коляски сидел большой чёрный ворон с белой грудкой.
Светлана в страхе бросилась к сыну:
— Кыш, отсюда! Кыш!
Ворон взлетел на нижнюю ветку дерева, продолжая мрачно каркать. Она взяла на руки проснувшегося ребёнка. Маленький Аполлинарий улыбался. Ворон улетел.
— Ты, гляди, не испугался, трёна-Матрёна! — удивился Геннадий.
Внезапно рядом появился фотограф, чем-то похожий на гипнотизёра из Москонцерта — с таким же орлиным носом и чёрными навыкате глазами:
— На память не желаете?…
…И была осенняя свадьба — с накрытыми во дворе столами, с шумными гостями и с аккордеоном. Молодёжь отдельно танцевала под пластинки. Среди толпы отплясывал сам жених. Надежда Васильевна вынесла из дому большое блюдо с пирогами.
— Не топочите так, — сказала она гостям. — Полю разбудите! Еле заснул.
Подруги сидели рядом с невестой.
Екатерина одна выпила бокал до дна и спросила Веру:
— Тебе когда рожать?
— В феврале! — гордо сказала она.
— Не боишься?
— Светка ж не побоялась!..
— Она у нас девушка смелая!.. — прокомментировала Екатерина. — Ой, не понимаю я вас, девки! Ну, тебе Генка попался — обещал усыновить! Спасибочки ему! А ей?… Нашкодил инженеришка, и — обратно в семью! А она, дурочка, счастлива!
— Бог ему судья! — ответила Вера и вновь улыбнулась: — Для себя рожаю… Я его любила! Память на всю жизнь останется!
Екатерина вновь наполнила свой бокал шампанским:
— Сумасшедшие вы обе! Давай, Светик, за вас и выпьем!
Светлана тут же прикрыла свой бокал ладонью и произнесла интригующе:
— А мне тоже нельзя…
Изумлённые подруги широко раскрыли глаза.
— Ага! — рассмеялась Светлана. — Аккурат, в мае второй сын родится!
1959
…Молодые родители стояли перед заведующей ЗАГСа. На руках у Геннадия лежал «живой» сверток, перевязанный голубой лентой. Надежда Васильевна держала на руках годовалого Аполлинария. Стену за спиной заведующей украшал портрет Хрущева.
— Поздравляю вас с рождением Ивана Геннадьевича Пастухова — нового гражданина Советского Союза! — с официальной радостью отбарабанила заведующая, обращаясь к родителям. — Желаю вашей семье здоровья, счастья и трудовых успехов!
Екатерина с Верой бурно зааплодировали. Вера была уже на сносях. Заведующая поставила звукосниматель на пластинку.
Заиграла торжественная музыка.
Вера сказала Екатерине на ухо:
— А похожи-то как! Да ещё оба — десятого мая!.. Во, подгадали!
— Зато про отца теперь можно не гадать! — шёпотом ответила Катя.
На окно ЗАГСа сел чёрный ворон с белой грудкой. Светлана его узнала. Улыбка мигом слетела… Но белогрудый каркнул всего три раза и улетел.
1969
…Было начало мая. Девятилетний Иван читал на крыльце книгу. Во двор Пастуховых вбежал Аполлинарий. Хотя он был на год старше Ивана, да и отцы у них были разные — те, кто не знал про это, с уверенностью мог бы сказать — близнецы.
— Ванька! — крикнул Апполинарий брату. — Айда, в «крепость» играть!
Иван поднял голову от книги:
— Да ну!..
Аполлинарий достал из сарая игрушечный автомат:
— Кончай глаза в книгу пялить! Нашим подмога нужна!
…«Крепостью» служил полуразрушенный храм на берегу реки Искры. Нападавшие осаждали крепость, защитники держали оборону. Пастуховы были на стороне нападавших.
— Улька! — крикнул Аполлинарий похожей на Веру девочке с ярко-рыжими волосами — однолетке Ивана. — Заходи слева! Там в стене лаз.
Нападавшие перелезли через груду камней и очутились внутри. Сквозь круглую дыру, где раньше был купол, в синеве небес летали стрижи да ласточки, голуби да воробьи. На облупленных стенах сохранились фрагменты фресок. Защитники не ожидали нападения с тыла. С ликующим визгом их обстреляли осколками кирпичей и щепками.
— Полька, ты, чо, взбесился!? — раздались голоса защищавшихся. — Чуть в глаз не попал!
— Защищаться не умеете! — ответил тот. — Всё! Вам хана! Сдавайтесь!
И потряс над головой знаменем — длинной палкой, к которой был привязан кусок обгоревшего по краям церковного полотнища. Участь «крепости» была решена. Сквозь дыру в куполе пролился в храм яркий солнечный луч. Он зажёг копну рыжих волос Ульяны. Иван зачарованно загляделся на это видение. А со стен на детей скорбно смотрели глаза чудом уцелевших ангелов да святых.
…Утром десятого мая дверь в комнату мальчиков со скрипом отворилась.
Аполлинарий открыл глаза. Иван продолжал спать.
Заговорщически перешёптываясь, вошли мама с бабушкой, несущие два праздничных пирога: один — с одиннадцатью зажжёнными свечами, другой — с десятью. Отец держал в руках подарки.
Аполлинарий вскочил на кровати:
— Ванька, просыпайся! Нас поздравлять пришли!
Иван открыл сначала один заспанный глаз, затем другой и сел в постели.
— С днём рожденья, внучки́! — торжественно сказала Надежда Васильевна и тут же всплакнула по привычке.
Мальчики наперегонки задули свечи.
— Ура-а-а!.. — прокричал Геннадий.
Мама с бабушкой поцеловали мальчуганов. Те принялись рассматривать подарки. Светлана незаметно толкнула Геннадия, и он торжественно объявил:
— Но это ещё не всё!..
Мальчишки подняли головы.
Геннадий достал из кармана четыре цирковых билета и произнёс голосом шпрехшталмейстера:
— Великий Гудини Второй приглашает нас в воскресенье на представленье!..
…За столом вся семья пила чай с праздничными пирогами. В раскрытые настежь окна по-хозяйски ввалились цветущие ветки сирени, тёплое майское солнце весёлыми зайчиками скакало по комнате.
— А что такое «шапито»? — поинтересовался Иван.
— Передвижной цирк! — объяснил ему Аполлинарий. — Ты, что, не знаешь?! Его на Рыночной площади строят. Гастроли до конца лета. Да, пап?
— Он, что, движется?! — удивился Иван. — Как поезд?…
Все дружно рассмеялись.
— Можно сказать и так! — ответил мальчикам отец. — Под большим полотняным шатром проходят цирковые представления. А когда они заканчиваются — шатёр складывают и перевозят в другой город для новых выступлений. Кстати, по-французски слово «шатёр» и означает «шапито».
На подоконник присел белогрудый ворон и принялся гнусно каркать.
— О, Господи! — перекрестилась Надежда Васильевна.
Светлана подбежала к окну и замахала на него руками:
— Кыш отсюда! Кыш!
Ворон взлетел на угол раскрытой оконной рамы. Геннадий выскочил из-за стола и тоже замахнулся на него рукой:
— Пошёл прочь!
Ворон не улетал, а только зловеще каркал.
— Может, он из цирка? — спросил Аполлинарий.
— Может из цирка, — ответил отец. — Улетай, давай! Кыш!.. Нужно пойти сообщить!
— Он не из цирка, — сказала Светлана. — Это тот!.. Помнишь, у реки?…
Белогрудый каркнул последний раз и улетел.
— И чего он к нам привязался?… — она вновь села за стол.
— Чёрный ворон — плохое знамение! — вновь перекрестилась Надежда Васильевна.
— Хоть ты не каркай, мама! — в сердцах сказала Светлана.
Та обиженно поднялась из-за стола:
— Давно говорила: крестить детей надо!
— А мы не суеверны! — бодро ответил за остальных Геннадий. — Верно, мужики?…
…В середине лета, сидя на крыльце, Надежда Васильевна читала мальчикам отрывок из Евангелия. Иван внимательно слушал, Аполлинарий же не отрывал глаз от ворот, за которыми доносились крики мальчишек, играющих в футбол. Геннадий чинил в сарае «Москвич», изредка бросая на тёщу недовольные взгляды.
–… «И сказал Христос Петру…», — читала детям бабушка, — «Истинно говорю тебе: не пропоёт петух, как отречёшься от меня трижды».
— У, предатель! — сжал кулаки Иван.
Надежда Васильевна легонько шлёпнула его по шее:
— Не тебе судить!
За забором раздались ликующие голоса.
Тут уже Аполлинарий не выдержал:
— Го-о-ол!..
И сразу же получил от бабки затрещину.
— И что петух? Пропел? — спросил Иван.
Из курятника раздался петушиный крик. Иван замер. Надежда Васильевна торжественно подняла лицо:
— Воистину!..
На веранде появилась Светлана с мусорным ведром:
— Опять ты им голову чепухой морочишь?! Ведь сама же в Бога никогда не верила!
— Потому что слепая была! — ответила мать. — Перед смертью твоего отца мне во сне Видение было — ангел приснился, его на Небеса звал…
Светлана спустилась во двор и выбросила мусор в большой чан, стоящий у забора:
— Видения, мам, бывают только в одном случае…
— А ты упрячь меня в «дурку», упрячь! — обиженно запричитала Надежда Васильевна.
— Опять — двадцать пять! Перед людьми стыдно! Прошу тебя, прошу: сними икону! Будто живём в прошлом веке! Вон, даже американцы в Космосе побывали — и то Бога не нашли!
— У этих американцев свой бог — доллар! — сурово ответила мать. — А у русских — Христос!
Геннадий оторвался от машины и с улыбкой заметил:
— Между прочим, Христос евреем был!
— Глупый ты, Гена, под стать своей жене! — жёстко ответствовала ему тёща. — «И не будет ни иудеев, ни Эллинов!» — вот что сказал Христос!
— О-ёй! — сказала Светлана, направляясь в дом. — Ты сама это слышала?…
— Так в Святом Писании сказано! — торжественно произнесла Надежда Васильевна.
— Пап, я в футбол поиграю?… — Аполлинарию надоел ежедневный спор родителей с бабкой.
— Беги, Поля, — разрешил отец. — А то второй гол без тебя забьют!
Аполлинарий сорвался с места.
— А вы, Надежда Васильевна, — как можно деликатней сказал ей Геннадий, — лучше бы газеты внукам читали! Зря, что ли, «Пионерскую правду» выписали?
На что Надежда Васильевна тут же ответила:
— Есть одна правда — Божья!
Светлана огорчённо развела руками.
— Напрасно так считаете, — парировал зять, возвращаясь к ремонту «Москвича». — Пресса — зеркало жизни!
— Вот и любуйтесь в неё! — Надежда Васильевна забрала Евангелие и, обиженно бормоча, скрылась в доме.
— А ты что притих? — строго спросила Светлана у младшего сына. — Домашнее задание на лето сделал?
— Ещё вчера, — ответил Иван.
— Давай тетрадки! — Мать оставила ведро у крыльца, сама присела на верхнюю ступеньку. — Хоть одну ошибку найду — в цирк не пойдёшь!
…Над полотняным куполом весело развевались на ветру цирковые флажки. К кассам, вокруг всего забора, сплошь обклеенного цветными афишами «Гудини Второго», шумно вилась нескончаемая очередь. К контролёру подошла семья Пастуховых. Геннадий протянул четыре билета.
Они вошли в балаган. Внутри всё было, как в настоящем цирке.
Сели на свои места.
Почти сразу же погас свет в зале, вспыхнули прожектора, заиграла весёлая музыка, и на арене появился шпрехшталмейстер.
— Уважаемая публика! — громко возгласил он. — Всем на удивление начинаем представление! Сильно рты не разевайте! Глаза не закрывайте! Выступает великий артист! Фокусник-иллюзионист! Любимец Москвы и Ленинграда и прочего града! Великий Гудини Второй!
Зрители громко и весело захлопали.
На арене появился фокусник, в чалме и восточном халате.
И начались чудеса.
Всё, до чего дотрагивался Гудини Второй — исчезало, меняло цвет и размеры, растворялось в воздухе и появлялось вновь, но уже совсем другим предметом. Кот становился собакой, собака курицей. Вот она «снесла» яйцо, фокусник постучал по нему «волшебной палочкой», и на глазах зрителей разбил его — из яйца появился живой цыплёнок.
Зрители вновь зааплодировали, не жалея ладоней.
Братья Пастуховы смотрели на фокус, во всю раскрыв глаза. Особенно Аполлинарий…
…Вернувшись домой, мальчики пытались повторить номер, увиденный в цирке.
Аполлинарий стучал по куриным яйцам карандашом, заменявший ему «волшебную палочку», а Иван разбивал их о край клетки, но вместо цыплят из них, как и положено, плюхались на пол желток с белком.
В курятник заглянула Надежда Васильевна. Увидев неудавшийся фокус, она ахнула и схватила внуков за шиворот:
— Изверги! Вы что делаете!
— Это не я, это он!.. — в один голос закричали мальчики, кивая друг на друга.
Они вырвались и выбежали во двор. Бабка помчалась следом.
Геннадий подкачивал насосом «запаску». Бабка и внуки кругами забегали вокруг «Москвича». Отец в сердцах бросил насос на землю:
— Что за хоровод, трёна-Матрёна?!
— Сам полюбуйся!.. — сказала тёща. — С чем теперь на рынок идти?!
Бабка бегом вернулась в курятник.
— Ой, чего наделали, варвары! — раздались оттуда её причитания. — Ой, чем торговать буду?!.. А какие яйца были! Каждое с кулак!
Геннадий заглянул в раскрытые двери.
— Ну, молодцы-ы!.. — И стал расстёгивать ремень. — Кто зачинщик?
— Ванька это-а-а! — громко захныкал Аполлинарий.
— Та-ак!.. А за слёзы — ещё пук рогозы!..
— Врёт он всё! — заступился за себя Иван. — Полька первый сказал: давай яйца бить, фокусы показывать!
— А за ложь — ещё приложь!.. — мрачным тоном продолжал рифмовать Геннадий.
Он крепко взял сыновей за руки и повёл в сарай. Аполлинарий волчонком посмотрел на отца.
…Ночью окно в сад было раскрыто настежь. Иван крепко спал.
Аполлинарий смотрел на звёзды. По щекам катились слёзы. На подоконнике бесшумно появился белогрудый ворон. Он взмахнул крыльями — и сразу вся комната вспыхнула синим светом. Аполлинарий замер, не смея пошевельнуться. Ворон перелетел на спинку его кровати, повертел головой, три раза каркнул и улетел. И сразу синий свет погас…
…Светлана готовила обед в летней кухне, возле гаража. Геннадий продолжал чинить автомобиль. Аполлинарий показывал фокусы с куриными яйцами соседской ребятне. Среди зрителей была и Ульяна. На этот раз куриное яйцо без следа исчезло в руках Аполлинария. Он тут же достал его из кармана ульяниного платья. Девочка изумлённо засмеялась.
Иван помогал отцу, тайком бросая на Ульяну первые влюблённые взгляды.
— Во, работенка — людей дурить! — сказал Геннадий, недовольно покачав головой. — Меня в детском доме учили, что нельзя обманом людям служить.
— А вдруг он знаменитым фокусником станет? — заметила Светлана.
— Ага, Игорем Кио! Шёл бы лучше отцу помогать. Совсем за лето от рук отбился! Это же какая профессия в моих руках, трёна-Матрёна!
— Оно и видно: что ни день, то поломка!.. — усмехнулась Светлана.
…Днём Аполлинарий подошёл к воротам циркового дворика. На заборе висели афиши знаменитого иллюзиониста, с наклеенными на них наискосок полосками текста: «31 августа — прощальное выступление!» Служащие кормили лошадей, красили булавы, жонглёр репетировал номер с шарами. Аполлинарий замер у забора. Его заметил паренёк в клетчатой кепке, подметавший двор.
— Эй, шпана, тебе кто нужен? — миролюбиво спросил он, подойдя к калитке.
— Гудини Второй, — насупился Аполлинарий.
Парень ухмыльнулся:
— А, может быть, Первый?
— Их разве два?! — удивился Аполлинарий.
— Раз есть Второй, значит есть и Первый… Правда, тот, настоящий, умер сто лет назад! — расхохотался парень с метлой.
— А этот, Второй… ненастоящий?… — растерянно спросил Аполлинарий.
— Самый настоящий!.. Тебя МАГ в гости позвал?
— Какой ещё МАГ?…
— МАГ — это Макар Андреевич Гуденко. А Гудини Второй — его цирковая фамилия!
— Я думал, он итальянец… — обескуражено сказал Аполлинарий.
— Из Харькова! — раскрыл секрет парень.
Аполлинарий вытаращил глаза:
— Откуда?!..
— У нас, у цирковых, — объяснил паренёк в кепке, — заграничные фамилии — сплошь и рядом!
— Зачем? — не понял Аполлинарий.
— Для афиши! Звучит красиво!
Он кивнул на жонглёра, который упорно оттачивал мастерство на шарах.
— Семья Паринаго! А на самом деле, Сидоркины. Наш клоун Крюшон — по паспорту Оганнезов. — Парень поправил набок козырёк своей кепки и добавил: — Я, например, тоже на афише — Артур Эдройт, что значит — ловкий!
— А взаправду? — спросил Аполлинарий.
— Миша Капник… — смущённо хмыкнул парень с метлой. — Акробат…
И протянул Аполлинарию руку. Тот пожал её в ответ:
— Аполлинарий!.. Пастухов.
— Чего-о? — рассмеялся Михаил. — Да с такой фамилией только коров пасти!
Аполлинарий нахохлился.
— Не обижайся! Вот был бы ты «Пасс» или «Пастэ» — это я понимаю, по-цирковому!.. А зачем тебе МАГ?
— Я… новый фокус придумал… — смутился Пастухов.
— Продать хочешь?
Аполлинарий пожал плечами.
— Если классный — он секрет купит!
— Да я не продать…
— Тогда покажи!.. — раздался за их спинами мужской голос.
Мальчики обернулись. Рядом стоял знаменитый иллюзионист.
…В его вагончике Аполлинарий набросил на пустой стакан платок, взятый тут же напрокат у фокусника, и пристально посмотрел ему в глаза. Гудини Второй иронично прищурился. Аполлинарий сдёрнул платок — в стакане оказалась алая жидкость. Фокусник поднял брови, взял в руку стакан, нюхнул:
— Портвейн?…
Аполлинарий кивнул. Фокусник тут же опрокинул стакан до дна.
— Хо! «Три семёрки»!.. Мой любимый! Откуда узнал?
Мальчик пожал плечами.
— Давай на «бис»!
Фокусник налил воду из умывальника.
Аполлинарий с успехом повторил номер. На сей раз Гудини Второй не стал пить, а с изумленьем принялся разглядывать стакан со всех сторон.
— Вундеркинд!.. И как ты это делаешь?…
Гость не ответил. Иллюзионист усмехнулся, достал из портмоне сторублевую купюру и накрыл стакан. Аполлинарий помотал головой. Гудини Второй достал ещё сотню. Мальчик презрительно скривил губы и выбежал из вагончика.
У крыльца его уже поджидал Миша Капник:
— Ну что, продал?…
— Как же! — фыркнул Аполлинарий. — У него денег не хватит!
И поспешил прочь с циркового дворика. Миша озадаченно посмотрел ему вслед.
Фокусник тоже видел в окне убегающего Аполлинария. Усмехнулся. Кинул взгляд на стакан. Но вместо портвейна в нём оказалась обыкновенная вода.
…Едва Аполлинарий вошёл в калитку, его тут же схватил за руку отец:
— Ты где шатался?
— Гулял… — соврал Аполлинарий.
— Врёшь! Тебя у шапито видели. Опять фокусы?…
Он стал одной рукой расстегивать ремень. Аполлинарий с ненавистью на него посмотрел:
— А что, нельзя?!
— Поговори у меня ещё!..
…Ночью Светлана и Геннадий вели неуютный разговор в постели.
— Не любишь ты его… — глухо сказала Светлана.
Конец ознакомительного фрагмента.
