Багровая полночь. Слухач. Начало истории

Илья Андреевич Беляев, 2023

Как будет выглядеть мир лет через десять? А как он может выглядеть в современных напряженных условиях, когда ничего не определено, будущее размыто до определенного момента? А что делать, если эти десять лет прошли за решеткой, куда не просачивалось ни капли той информации, которая гуляла в остальном мире? Можно ли приспособиться к той реалии, которой живут сейчас все остальные люди?

В тот момент я не думал, о последствиях. В магазине «Магнитка» праздновали Новый год. Первого января следовало отметить с теми работниками, с которыми не успели отметить тридцать первого. Все шло хорошо. Смена напивалась быстро. Покупателей было мало и все готовилось к логическому завершению — закрытию магазина.

Мне удалось выпить сначала с одним, потом с другими, директором, товароведами (причем с двумя сразу) и почти со всеми продавцами. Я не был заядлым выпивохой или зачинщиком всего этого беспорядка, но так напивался я в последний раз лет десять назад, когда сдал испытания на краповый берет. Годы службы в элитных частях армии, смертельно опасное задание, его выполнение, списание в запас, на пенсию и вот в тридцать пять я уже стал никому не нужным. Хорошая работа не был ла ко мне в руки. Выбирать не приходилось, а то, что оставалось выглядело смешным и нелепым.

В общем мне позвонили из отдела кадров величайшего в стране сетевого гипермаркета «Магнитка». Из-за опасения потерять семью, детей и жилье, чаша весов склонилась в пользу этого магазина. И я вышел на работу.

Перезнакомиться за год со всеми и войти к ним в доверие не составило большого труда. В итоге мы праздновали Новый год большой дружной семьей. Я потерял контроль, забыл что обещал жене и напился (второй раз в своей жизни).

Все было бы ничего, да пришло время закрытия магазина и нас попросили отправляться до «дома, до хаты». Распрощавшись со всеми, я подхватил под мышку коробку с новогодними подарками (от организации) для двух дочерей и шагнул к выходу…

Это мне потом показали видео того, что не стоило выходить из магазина в таком состоянии. Тогда же для меня мир померк быстрее, чем я сообразил что к чему.

— Осужденный 2604/8. На выход с вещами!

Тюремный охранник неторопливо проговорил заученную фразу и, открыв камеру, отошел в сторону. Одиночка для самых отпетых преступников и убийц. Кто бы мог подумать, что все так обернется.

Скрипнув несмазанными петлями, второй из охраны открыл дверь и держа меня под прицелом «калаша» проследил за моими действиями. А они уже стали стандартными за все время здесь пребывания.

Я не спешил. Заправил лежак, сложил государственное белье в стопку, подобрал с пола заранее подготовленную сумку и вышел в коридор. За поворотом оказались еще двое с подобными автоматами. Усмехнувшись в настроенные ко всему лица, я последовал за капитаном — главным из сегодняшнего конвоя.

— Радуйся, мразь! Пришло твоё счастье. Начальник колонии желает тебя видеть, — не оборачиваясь произнес он.

Бесстрашный ко всему здесь происходящему, капитан давно потерял ощущение жизни. Как раз после того, как его жена в один прекрасный день собрала чемоданы и ускакала к хахалю. После этого, он превратился в ходячую машину смерти. При росте за два метра и телосложению под сто двадцать килограмм, он разруливал любую ситуацию, какой бы критичной она не была, а случались подобные моменты не раз. «Баба жизнь сломала» — говорили товарищи по работе. Да и считались ли они настоящими товарищами? Думаю нет. Капитан превратился в закрытого, неразговорчивого, лишь исполняющего приказы свыше, человека. При любых происходящих здесь волнениях и «разборках» он был одним из первых, кто методом кулака быстро приводил в себя зачинщиков конфликта. Подобные проявления буйства и недовольства «Системой» случались еженедельно. Ему не требовалось оружие. Даже резиновые дубины он никогда с собой не носил. Все говорили, что капитан сошел с ума, свихнулся «из-за бабы», но ему было совершенно начхать на всех тех, кто так считал. Я часто видел эту ходячую машину смерти в действии и ничего утешительного для его оппонентов не было. Всегда быстрая схватка с ним оказывалась не в пользу зачинщиков буйства. Практически всегда последних уносили на носилках и зачастую ногами вперед.

— Вот что я тебе скажу, мразь, — все так же не оборачиваясь громко произнес он. — Тебе очень повезло, что ты дожил до этого момента. Уж кого-кого, но тебя я бы отправил на свидание с предками!

Откуда у него было столько ненависти к моей персоне? Я еще раз оглядел широкую спину этого человека. Да очень просто. Давным-давно, при поступлении сюда, я сломал ему челюсть и при первом же удобном случае он пытался вернуться к давнему конфликту. Спустя время после нашей схватки, Захар — смотрящий по тюрьме, сказал, что мне еще очень повезло.

Да куда уж там. Удача оставила меня десять лет назад, когда прокурору по подтасованному делу следствия легко удалось доказать мое прямое причастие в убийстве троих мужчин.

Меня даже не пытались оправдать. Увели прямо из зала суда. Я видел ужас и обреченность в глазах супруги. Мне стыдно было смотреть на зареванных малолетних дочерей, но ничего… абсолютно ничего не мог поделать. Что самое поскудное — я не совершал всего того злодеяния, в чем меня обвиняли.

Адвокат лишь развел руками. Прокурор, наоборот, потирал их. А судье вообще было плевать кто из них выиграет дело. Это уже потом, когда я вошёл в доверие к Захару, он шепнул мне, что судье отвалили немало денег за невмешательство. Адвоката припугнули, а прокурору отсыпали столько доказательств, что не засадить за решетку мог бы только полный кретин.

Вот так и вышло, что безобидный, с виду, поход с работы до дома, в новогоднюю ночь, обернулся катастрофой для меня и моей семьи.

Чем они там меня накачали, я до сих пор затрудняюсь сказать, но чем-то очень сильным. Иначе как мое чистосердечное признание оказалось на столе у прокурора, которое он же и зачитал. Выходило, что я без повода замочил троих средних лет мужиков, где и был замечен недремлющим оком оператора видеонаблюдения вблизи торгового центра «Макс'И».

Однако карточная пирамида обвинения сложилась у них идеально и вот я пребываю здесь уже десять лет! Вначале была ярость и злость, готовность убить всех и каждого, потом осталась ненависть. А когда притупилось и это чувство, появилась скрытая месть, желание досидеть (незаконно) положенный срок, выйти и покарать тех, кто был причастен в этом деле.

Жена сразу осунулась, постарела… Горе в один момент убило её как физически, так и морально. По словам того же самого Захара, она каждую неделю приходила ко мне на встречу и приносила передачи, но ни одного раза мне не дали с ней увидеться.

А что видел я? Каторжную работу. Небо в клеточку из одиночки да нескончаемые коридоры самой тюрьмы, которые я протопал не один десяток километров. Лично меня выводили на улицу, во двор тюремной зоны один раз в году — на мой день рождения. Почему было такое предвзятое отношение я не знал, но постепенно у всех зоновских сложилось мнение, что я особенный. Так и прицепилось ко мне это погоняло. Даже охранники называли меня не по номеру, а этим режущим слух словом: «особенный».

Сокамерников у меня никогда не было (опять-таки плюс за мое погоняло). Коротать долгие мучительные ночи приходилось в одиночестве. Как я не сошел с ума — не знаю. Наверное жажда возвращения к жене и детям, да ещё вера в Бога сотворили чудо. Всевышнего здесь вообще чтут и даже любая трапеза не обходится без молитвы к Нему. Да что там говорить. Даже я проникся этим и сохранил в душе человечность.

У многих не получилось даже этого. Они зачастую сходили с ума или же уходили в иной мир любыми подручными способами. Я вытерпел. Прошел весь этот ад и сохранил здравый ум. Сколько мне Бог отведет ещё для свершения поставленных перед собой задач, я не знал, но просил лишь дать завершить еще не начатое дело. Хотя нет, дело сдвинулось с мертвой точки и сейчас я иду на кажущуюся такой далекой, свободу.

— Лицом к стене!

Грубый голос капитана настолько резко оборвал мои мысли, что я невольно вздрогнул. Он заметил и ему это понравилось.

— Не ссы, скоро будешь жене в юбку плакаться и детям. Хотя такую мразь даже дети должны возненавидеть.

Проглотив сказанное, я вошёл в открытую дверь и подойдя к столу, остановился.

Комната начальника тюрьмы. Лишь однажды я побывал здесь, но с того моего визита ничего не изменилось. Два стола: за одним сидел он, за другим — хмырь из охраны с автоматом; два шкафа и две банкетки. Вот и все, что заполняло эту самую важную комнату во всей колонии.

— Белов Данила Игнатьевич, — выдержав паузу и глядя мне в глаза, произнес мужчина.

Ещё один кадр из прошлой цепи событий. То, что ему дали на лапу, даже к бабушке не стоило ходить. Здесь как раз тот случай, когда жажда наживы затмевала все остальное. Именно он посадил меня в одиночку. Именно он держал меня двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, триста шестьдесят пять дней в году без выхода на солнечный свет. Именно он… хотя нет, приказ не пускать ко мне жену этот стриженый налысо боров, скорее всего, получил сверху. «Вон как глазенки бегают. Не рад, гад, что я выжил, да ещё на волю на своих двоих выхожу. Ничего, поживи пока. Свою долю ты получишь в последнюю очередь. Прости, но тебя-то я уж никак не могу обойти стороной».

— Белов Данила Игнатьевич, — вновь повторил он. — Радуйся! Сегодня у тебя второй день рождения!

Отвернувшись от его буравящих глаз, я взял себя в руки чтобы не врезать промеж них. Сила воссоединения с семьей была крепка и никакой лысый хрен не мог нарушить этот долгожданный момент.

Видя отсутствие реакции на свои слова, он хмыкнул и наконец поставил долгожданную подпись на освободительной бумаге.

— До скорой встречи! — улыбнувшись ехидной улыбкой сказал он, протягивая мне свободу. — Обычно, побывавшие у нас, на воле долго не задерживаются. Так что скоро увидимся!

— Это не мой случай, — выдержав его взгляд, спокойно сказал я.

— От сумы да от тюрьмы… Знаешь такую поговорку? Так что не зарекайся. Все. Свободен. Караульный! Выведете его отсюда! А то на радостях перепутает чего, да останется с нами.

Начальник тюрьмы рассмеялся, достал сигарету и закурил. Проследив за тем, как меня уводят, он откинулся к спинке кресла и облегченно выдохнул.

А мне было совершенно плевать на него и его подобную «шелуху», что сейчас дежурила по зоне. В руках у меня находился заветный пропуск в другой мир, в тот, что оказался потерянным на долгие десять лет.

Мы прошлись по длинному коридору, окруженному со всех сторон стальными камерными дверьми, спустились на первый этаж и подошли к самому выходу из здания, когда увидели, что из соседнего коридора к нам, неторопливыми шагами направляется человек.

Это был заключенный, но без сопровождения. Кто он такой я догадался еще издали. Захар — смотрящий по колонии. Только ему разрешались некоторые послабления по режиму. Захар считался самым правильным из всех здесь находящихся и возникающие конфликты разруливал по понятиям. К нему с доверием относился сам начальник тюрьмы, а охрана нейтрально наблюдала за некоторыми его вольностями.

— Ну что же, Данила, здесь наши пути расходятся окончательно, — утвердительно произнёс он пожимая мне на прощание руку. — Я старый человек и вряд ли когда отсюда освобожусь. Но за то недолгое время, что прошло с момента твоего здесь появления, многое произошло. Я благодарен тебе за все, что ты для меня сделал, а Захар в долгу не остаётся ни перед кем. Вот, возьми!

Он протянул мне запечатанный конверт без адресата и крепко пожал руку.

— Это на тот случай, если все сложится против тебя. Да и узнать немного из прошлого не помешает. А теперь ступай! Я уже и так долго с тобой задержался. Ещё наряд за мной вышлют. Ха-ха.

Развернувшись, Захар пошёл в обратную сторону. Я лишь пожал плечами, убрал конверт подальше и раздумывая над его словами, вышел на улицу.

Этому, как его здесь все называли, «старичку», я помог всего лишь два раза. Но и этого хватило, чтобы заручиться его поддержкой. «Как говорится — рука руку моет», — сказал он после того, как я спас его от гибели, организованной на тот момент шайкой «бледного». С того и по велась наша, можно сказать дружба. Меня перестали доставать задиристые заключенные, да и конвойные ослабили хватку. Я стал «неприкасаемым». А учитывая то, что противозаконных действий не предпринимал, про меня все забыли и только этот, идущий впереди амбал затаил обиду на долгие годы, но она так и не проявилась.

Захар был правильным смотрящим, а в свои семьдесят с небольшим лет давал фору сорокалетним. Нет, в драках он, конечно же, не участвовал но возникающие конфликты подавлял в зародыше. Многие претендовали на его место, но не дотягивали. «Не тот уровень», — говорил он фиксируя поражение своего оппонента, так и не сумевшего занять его место.

Жгучее желание узнать что же находится в том конверте, я притупил счастьем полной свободы. Оно заиграло во мне всеми цветами радуги, когда позади, с лязгом закрылись скрипучие ворота зоны. Конвойный зло зыркнул на меня и заиграл скулами.

— Ещё увидимся! — сквозь зубы прошептал он.

— Не в этой жизни, — ответил я и глубоко вдохнул воздух совсем другого, нежели за колючей проволокой, воздуха.

Новая вольная жизнь, казавшаяся такой родной, но давно по забытой, встретила меня совсем не тем, на что я рассчитывал. Я шёл по знакомым давно хоженым улицам и никак не мог понять произошедших здесь перемен. Вроде все казалось так: те же улицы, те же дома, те же люди… Но с другой стороны все было не так.

Людей стало малочисленно, да и держались они в лучшем случае парами. Одиночки и вовсе шарахались от меня в разные стороны при моем к ним приближении. На лбу у меня не было написано, что я недавно откинувшийся зек. Тогда тем более было непонятно подобное их поведение.

Пройдя напрямую до костела, я остановился. Стоящее в запустение, всю мою молодую жизнь, здание, наконец-таки отреставрировали, но на входных дверях по-прежнему висел массивный замок и хода внутрь не было. А как хотелось, в детстве, попасть туда и хоть одним глазком посмотреть что творилось внутри.

Дойдя до «чертова моста», как старожилы города называли то место, я остановился и облокотившись на перила, посмотрел вниз. Текущую там, замусоренную реку-«говнянку» так никто и не вычистил. Ее тонкий ручеек еле-еле пробивался через весь мусор. Было время немного передохнуть и подумать. «Странное дело. Ни пробок, ни разгуливающей толпами молодежи, ни мангалов с шашлыками в этом районе города. А ранней весной ох как многие высыпали на улицы». Часто люди попадались в медицинских или строительных масках. Завидев меня, они сворачивали с дороги и шли в другую сторону, либо же старались держаться на максимально удаленном расстоянии. «Да что здесь вообще происходит? Заболели что ли? Ладно, доберусь до дома — разъяснят».

Вздохнув, я в последний раз взглянул на умирающую речку и двинулся дальше.

Одна из главных дорог города не встретила меня, как ранее, шумом сотен моторов автомобилей. Они больше никуда не спешили, не поднимали неубранную спецтехникой пыль и песок; не сигналили медленно идущим по переходу пешеходам и не играли в салки с водителями маршрутных такси за право быть лидерами в гонке-преследовании. Вместо этого появились странного вида угловатые конструкции без руля и водителя соответственно. «Электромобили? Автопилотники?» И тут реальность накрыла меня.

В паре метрах над головой, шумы моторами, пролетел квадрокоптер, размером с детскую прогулочную коляску. Ему навстречу — другой, иной формы и конструкции. Там и тут из-за крыш домов показывались и исчезали подобные им летательные агрегаты. Под ноги, чуть не сбив меня, бросилась какая-то железяка. Я вовремя отскочил, едва не столкнувшись с ним. Роботы, шурша колесами, катились по известным им делам, совершенно не обращая на меня никакого внимания.

«Что за хрень творится?» — Я удивленно крутит головой и никак не мог прийти в себя, начиная запоздало понимать, что за время моего отсутствия в мире кардинально все изменилось.

Самих людей на улицах было мало. Да и казались они намного странными нежели творящееся вокруг железное помешательство. Хмурые, сосредоточенные, сворачивающие с дороги при моём появлении, с надетыми на лицо медицинскими масками и строительными респираторами.

С открытым, в прямом смысле этого слова, ртом, я прошел оставшиеся улицы: Соколовского-Рыленкова-Петра Алексеева и уже почти завернули на Попова, когда на дороге, невдалеке от меня, скрипнув тормозами, остановилась машина. Я обернулся.

Из патрульно-поискового «УАЗ'ика» вышло два нахального вида полицейских и направились в мою сторону. «Ну вот, хоть одним я приглянулся». Один из них обошел меня, остановившись сзади, а другой перегородил дорогу и расстегнув кнопку поясной кобуры с пистолетом, сложил на груди руки.

— И кто это здесь нарушает порядок? — спросил он, ехидно улыбнувшись и осматривая меня как обычно глядят в зеркало на застрявший между зубов, после еды, мусор.

— Ты откуда такое чудо выползло? — послышалось сзади.

Я не стал сразу бросаться грудью на амбразуру, что-то им доказывая. Обычно так делают легковозбудимые люди, не умеющие держать свой гнев глубоко внутри. Не став их разочаровывать, я прикинулся таким недалеком деревенщиной, не умеющим ни постоять за себя, ни внятно объяснить что к чему.

— Так я ведь тут так… недавно в общем… сам не здешний… Одним словом… чем провинился перед вами?

— Мужик, ты что, дебил?

Впередистоящий нахмурился и шагнул ближе. «Старший лейтенант Перемычко, — прочитал я на его нашивке. — Вот, дожили. Уже хохлы в нашей карающей инспекции работают».

— Нет. Я не дебил. А чем я вам не угодил, разрешите спросить.

— В городе комендантский час. Свободно разгуливать разрешается только с двенадцати до шести. В иное время — только по сопроводительному листу, либо другому документу. Сейчас же уже половина седьмого вечера, а каких-либо бумаг у тебя вряд ли найдется. Поэтому ты заведомо нарушитель! А нарушение подлежит наказанию, — «вежливо» разъяснили мне творящиеся вокруг непонятности.

Продолжая играть дурочка, я поинтересовался:

— А наказание какое будет?

— Не, ну точный дебил.

— Пять МРОТ или же арест на десять суток. Но последнее выбирают практически все. У народа сейчас не ахти с деньгами, поэтому и записываются в ряды административных преступников.

— А это, как ты понимаешь, клеймо на всю жизнь.

— Так тебе что выписывать? Административку или штраф? — оскалился полицейский, доставая из нагрудного кармана наручники?

— Подождите, люди добрые! — выставив вперед себя руки, произнёс я. — Мне ваши предложения не устраивают, поэтому вынужден отказаться и от одного и от другого. Зато у меня есть другой документ.

Я полез в карман за выданным мне в тюрьме освободительным листом и краем глаза заметил, как рука полицейского потянулась к пистолету, но я и не думал осуществлять каких-либо противоправных действий. Достав сложенную в несколько раз бумагу, я развернул её и протянул лейтенанту. Тот нацепил очки и быстро пробежал по ней глазами.

— Только откинувшийся? Что ж, не зря мы остановились. Таких как ты видно издалека.

Он ещё раз осмотрел меня с ног до головы. Остановился на спортивной сумке, набитой всяким барахлом — единственными вещами, оставшимися из той, старой, давно ушедшей жизни и глядя в глаза, произнес:

— Значит так, у тебя только один выход из этой ситуации — в течении трех дней явиться в отдел регистрации с этой бумагой и там пройти процедуру снятия биометрических показателей. Без этого дальнейшее существование в городе окажется невозможным.

— Если же ты, конечно, не хочешь быть отверженным обществом или «Системой», — вмешался другой. — Иначе у тебя останется лишь один выход — петля на шею или вниз головой с крыши.

Он усмехнулся и направился к машине.

— Напарник прав. Такие как ты не нужны обществу. Или ты становишься частью «Системы» или нежелание сотрудничать с ней приведет к ожидаемой гибели. Выбор всегда есть, — ухмыльнулся лейтенант и словно что-то вспомнив, полез в карман куртки. — Ах да, совсем забыл. Комендантский час в городе не с проста. Разгуливает вирус и у меня задача выявлять зараженных и изолировать их от общества в карантинные боксы.

Достав изогнутый прибор наподобие ручного регистратора скорости движения автомобилей, он направил лазерный считыватель мне на лоб, но видимо что-то пошло не так.

— Черт, заряд сдох! Дмитрий!

— Да? — высунулся из окна машины напарник-водитель.

— Ты тепловизор сегодня заряжал?

— Нет. Нас же срочно вызывали на подавление очага отверженных. После ночной смены никто им не занимался.

— Черт! — еще раз выругался лейтенант. — Вводи координаты базы. Снимаемся с патрулирования. Нужно заменить тепловизор. Ну а у тебя, — повернулся он ко мне, — есть три дня, как уже говорилось, для снятия биометрических показаний, идентификации личности и вакцинации против разгуливающего вируса. В отделе регистрации тебе измерят все, что нужно, сделают укол и отпустят на все четыре стороны. Так что поспеши, а то без идентификации тебя сложно найти в городе и в случае чего невозможно будет прийти на помощь.

Полицейский оскалился в улыбке, показав вставленные зубы, сел в машину и она сама на автомате порулила в сторону базы.

В пяти метрах над головой пролетел очередной квадрокоптер, заставив меня непроизвольно вздрогнуть и прийти в себя от столь нежеланной встречи.

«Вот так вышел на свободу! Может стоило повременить, как советовал дед Захар и разобраться во всем, с чем предстояло столкнуться? А то из огня да в полымя… вот и случилось то, что случилось».

Спрятав освободительную бумагу, я шагнул в сторону и чуть не наступил на механизмы спешащего мимо низкорослого робота.

— Вы совершили административное правонарушение, — проскрежетал он своим тягучим медным голосом. — Мое движение до почтового пункта прервано вашей неосторожностью. Фото и видеоданные инцидента уже отправлены мною в «Систему». В отношении вас будет предъявлено обвинение. Для более подробной идентификации личности приложите правую руку с микрочипом к этому терминалу!

Боковая панель робота отъехала в сторону и вперед выдвинулась сенсорная панель.

— Да куда же я попал?

Естественно, ничего ни к чему прикладывать я не стал, а просто развернулся и не оборачиваясь поспешил убраться подальше. Металлическое чудо техники еще долго что-то тарабанило вслед, но этим действием уже не могло меня остановить.

Перебегая через дорогу, я засмотрелся на очередную вытянутую беспилотную автомашину и едва не задел столб с дорожным знаком, поспешил домой, решив что на сегодня знакомство с «неизвестной» местностью с меня достаточно.

«Ничего, приду домой, закачу праздник встречи, приму душ, отдохну и уж только тогда расспрошу жену обо всем, что произошло за последние десять лет. Главное дочек не напугать своим внезапным появлением. Сколько им было, когда меня повязали? Два и четыре? Большие какие стали! А вспомнят ли? Да не важно это все. Приду, объясню — поймут. Не маленькие уже. С делами потом будем разбираться. Уж точно не сегодня».

Дойти до подъезда нашего дома не составило большого труда. Главное в неприятности ни в какие не влез. Вот и чудненько.

Дворовая территория никаким образом не изменилась, ну если не считать поредевшего числа автомобилей. Даже сосед дядя Юра все так же ковырялся в своем фургоне. «Опа, а это уже что-то новенькое». Его «мерседес» стоял на домкрате и кирпичах, а все четыре колеса с литыми дисками и дорогущими (по меркам тех лет) колпаками больше не красовались на своих местах.

— Пропил что ли?

Из фургона высунулась синещекая голова Сергея — бывшего дальнобойщика, но уверенная рука Виталика втянуло порывающееся выйти на свет Божий тело, обратно.

— Мда. У этих все по-прежнему.

Махнув рукой уставившемуся на меня Юрию, я нажал кнопку квартиры на домофоне и стал ждать родной голосок одной из трех девчонок моей семьи.

— Кто?

Грубый мужской голос в очередной раз вогнал меня в ступор. Потрясение оказалось настолько сильным, что я не смог ничего ответить и словно рыба выброшенная на берег открывал и закрывал рот.

— Пошли к черту, немые козлы!

Соединение оборвалось и от этого стало еще хуже.

«Моя Марина не дождалась меня! Быть такого не может! Что за чертовщина творится? Что это за хрен в нашей квартире? Не верю… сейчас все узнаем».

Рука потянулась вновь набрать комбинацию цифр, но раздался свист, удерживающую дверь магниты отключились и из подъезда вышел Олег — сосед с первого этажа.

Стриженный чуть ли не на лысо, в спортивной черной форме, он в свои пятьдесят следил за своим телом и выглядел горой мышц, сошедших с экранов микс-файтингового телеканала.

— Опа. Данила? — вытаращив глаза искренне удивился он. — Ты какими здесь судьбами? Твоя же Марина…

— Потом. Все потом!

Проскочив мимо него вовнутрь, я бегом, перешагивая через две ступени, влетел на четвертый этаж и остановился напротив нашей квартиры.

Нашей да не нашей. Черный металл поменял свой цвет на коричневый. Сбоку, как и положено, висел звонок, который мы обоюдным решением с женой принципиально никогда не вешали. Под ногами распластался коврик с затоптанными от времени, но еще видимыми двумя бокалами разливного пива и таранкой во всю его длину.

— Вот же зараза. Неужели хахаль? — прошептал я, со вспыхнувшей яростью давя кнопку звонка.

Уж не знаю, сколько я так простоял вжимая кнопку, но через какое-то время квартирная дверь со скрипом открылась и послышались шаги в мою сторону.

— Кого бесы принесли?

Все тот же мужской голос не оставил мне ни капли сомнения черных, закравшихся в душу, мыслей.

Ключ вставился в личинку и дверь открыл лысый, не бритый мужик в шортах и полосатой майке. Лицо явно кавказское, но акцента не было. Либо наш язык учил долго, либо много времени провел в нашей стране и научился разговаривать без акцента.

— Ты кто такой? — нахмурил он и без того морщинистый лоб.

— Я бы тоже хотел это знать про тебя.

— Слышь, мужик, ты двери что ли попутал или окосел от сивухи? Вали вон, пока в изоляцию не попал!

— Ты что, охренел? Я пришел к себе домой. Это ты чего разгуливаешь в шортах перед моей женой и детьми?

— Точно окосел. Я здесь один живу. Уже девять лет. Понимаешь? Один! А тебе не полицию, а бригаду из Гедеоновки вызову, чтобы скрутили-связали и на принудительное лечение отправили. Пожизненно!

Он уже собирался захлопнуть дверь перед моим носом, но я вовремя успел подставить ногу. В голове творилась каша. Понять сказанное им оказалось очень не просто. «Как же так, — думал я. — Либо он врет, либо в моей семье случилось какое-то несчастье».

— Все, мужик, ты меня достал. Молись! Сейчас за тобой приедут.

Он развернулся в сторону квартиры звонить по одному всеми известному номеру и тут я заметил у него на ноге татуировку паука, опутавшего всю правую голень своей паутиной.

— Слышь, брат, не серчай. Хреново мне после отсидки, — остановил я его. — Раньше это была моя хата. Жил с женой и с двумя дочками, но десять лет назад случилась беда и вот я только пришел. Ты вот смотрю тоже был в местах не столь отдаленных! Угостишь чифирком?

Он смерил меня недоверчивым взглядом, поковырял в гнилом зубе мизинцем и заходя в квартиру, бросил через плечо:

— Дверь на ключ закрой и ботинки здесь сними. Ходят здесь… всякие!

Прихожая, да и остальные комнаты оказались совсем не такими, какими я их помнил в последние дни своего здесь пребывания. Нет, то что это все стало его я уже не сомневался, но вот что послужило такому повороту в жизни жены мне было непонятно. «Сдает или того хуже — продала? А куда сама с детьми съехала?»

Пройдя через арку на кухню, я сел за треугольный стол и посмотрел на лысого, разливающего чай из заварочника.

— Что смотришь? Не нравлюсь? Откуда узнал что я сидел?

— Так ведь сам только оттуда. Еще утром баланду хлебал, да с нашивкой-номером на бесплатных работах трудился. Что про тебя… таких пауков мы сами накалывали иглой попавшим за решетку по малолетки да по незнанию устроенности этого мира. В молодости часто так бывает. Идешь домой, а потом бац… сам на нарах, а небо в клеточку.

Отпив обжигающий, но ароматный чай, я посмотрел на лысого.

— Знаешь что, я бы реально тебя сдал, «брат», но последняя фраза заставила передумать. Мы своих не бросаем. Закон такой. Сам отсидел в соседнем городе пятеру. Знаю почем фунт лиха.

Наливать себе чай он не стал. Просто сел, скрестив руки на груди и стал ждать. Прошла долгая минута. Что-то внутри не горело желанием расспрашивать про то, что здесь произошло.

— Ну что молчишь? Хочешь узнать как я здесь оказался?

Я кивнул, размешивая сахар и не поднимая взгляда.

— Не жди от меня интересного рассказа. Во первых не умею я складно сказывать, а во-вторых нечего здесь говорить. После отсидки, много лет назад, я купил эту квартиру у судебных приставов с их аукциона. Цена как раз подходила под мои скромные финансы, да и кореши зоновские в этом районе проживали. Так что не оставили в беде — подсобили чем могли. Отвлекся. Так вот… поговаривали, что до меня здесь проживала какая-то барышня, но за долги по обслуживанию, квартиру опечатали приставы и она ушла с молотка. Более конкретно что да как — сказать не могу. Да мне в принципе было все равно у кого покупать. Крыша над головой появилась и хорошо. Бог помог!

Мужчина посмотрел на меня и вздохнул.

— Не веришь? Хорошо. Сейчас поверишь.

Он вышел из кухни, долго рылся по шкафам и вернулся с черной папкой, откуда достал ворох бумаг и положил их передо мной на стол.

— Вот Если сомневаешься — можешь проверить. Не липа. Все законно.

Честно говоря, я действительно не верил что говорит этот лысый. Однако лежащие документы свидетельствовали об обратном. То, что все находящееся здесь подлинно — не возникало сомнений. Научили за столько лет разбираться во лжи. Спасибо Захару. Но для достоверности я все же взял их в руку и пробежал глазами по написанному.

С каждой строчкой мое сердце сжималось и отчаяние тяжелым камнем опустилось на плечи.

Квартира действительно подлежала реализации из-за накопившихся долгов через продажу на аукционе, где этот кадр ее благополучно и выкупил. В нотариально заверенных документах ни слова не говорилось о том, что произошло с прежней владелицей жилья и из-за чего случилась такая ситуация. Я сдержал подступивший к горлу комок, глубоко вздохнул и отложил бумаги в сторону. Нет, мужик говорил правду. Это можно было сказать точно, не прибегая к помощи полиграфа. Но все же чувствовалась какая-то недосказанность, неясность, которая сама собой, как известно, развеяться не могла.

— Это все, что ты можешь сказать? — спросил я, прекрасно зная ответ.

— Конечно. Зуб даю! Было бы что еще — все выложил бы. Свои своих не бросают.

— Ладно, «свой», прости за вторжение. Пойду я.

— Так чего ломился?

Я обернулся и оглядев собеседника, сказал:

— Жена у меня здесь жила — десять лет назад, до того как меня за решетку упрятали — с детьми. Две девочки. Два и четыре года. Жену Мариной звали. Точно про таких не слыхал?

Лысый наморщил лоб, вспоминая или делая вид, но потом отрицательно покачал головой.

— Нет. Точно нет. Ты б у местных спросил. Они тут изначально живут. Должны что-то знать.

— Да. Так и сделаю.

Уже выходя из квартиры, я задержался на секунду: посмотрел в открытую маленькую комнату, потом в зал.

— Тебя звать-то как, «брат»?

— Сергей.

— Ну бывай, Сергей. Может когда свидимся.

Подобрав с пола спортивную сумку со скудным тюремным скарбом, я вышел из потерянной квартиры и не желая вызывать лифт, стал спускаться по лестнице.

«Что за черт? Где мои дети? Где жена? Что вообще произошло за это десятилетие? Нет, конечно, я понимаю, мир меняется каждую секунду, но чтобы так коренным образом… Марина приходила ко мне и не раз, но потом ее визиты сошли на нет. Может быть это как-то связано? Спросить сторожил? Это точно не станет лишним».

Хотя времени еще было мало, но город уже готовился ко сну: фонари, не работающие в те времена — зажглись, придворовая улица опустела, изредка в окнах горел свет, а бродячие кошки и собаки вообще исчезли из окружающего пейзажа.

В «мерседесе» дяди Юры горел свет. Скорее всего туда удалилась вся шобла подъездных сабутыльников. Деградация народа государством была что в то, что в это время. Подойдя ближе, я остановился у двери фургона. Оттуда доносился пьяный смех и разговоры, наперебой перебиваемые друг другом. Послышался звук наливающейся воды и звон ударяющегося друг о друга стекла. Вдохнув, я постучал.

Вначале на это никто не обратил внимание, но после третьего раза раздался щелчок открываемого замка и за отъехавшей в сторону дверью показался сам владелец передвижного кабака.

— Данила? — искренне удивился тот. — Заходи!

Внутри находилось еще четверо, причем один из них спал на ветоши, в углу фургона. На складных стульях сидели: Олег, Алексей и Виталий. Последний как раз что-то активно доказывал своим товарищам, размахивая руками. Завидев меня, он остановил словесные изречения и оглядел с ног до головы.

— Данила, я уже думал, что не увижу тебя больше, — он встал и пожал руку. — Когда сказали, что тебя повязали и упекли за мокруху, я же не поверил. Вот годом буду, если брешу. Все докажут. Думал — кранты — пожил паренек и все на смарку, ан нет — вернулся. Маринка тогда чуть с ума не сошла, да и дочки… да что тут вспоминать. Давай с нами, за встречу!

Он протянул мне стакан с прозрачной жидкостью и стал ждать ответных действий. «Угощение» я принял, но поставил его обратно на стол.

— Обижаешь! — покачал головой Виталий и предпринял вторую попытку всучить мне спиртное.

— Я согласен пропустить с вами по маленькой, если вы расскажите что случилось с Мариной и моими дочерями!

Повисло молчание. Собирающийся что-то возразить мужчина осекся и сел, потупив взгляд. Олег стал разглядывать опухшие руки, Алексей отвернулся, а дядя Юра, раскачивающийся до этого словно тополь в штормовую погоду, вмиг протрезвел и шлепнулся на водительское сиденье. Я понял, что произошла какая-то беда и стал готовиться к худшему.

— Ну так что?

— Тут вот какое дело, — начал Виталик. — Ты сядь! Возьми вон в углу стульчик сложенный лежит. Так вот…

Мужчина залпом опрокинул свою порцию, зажевал долькой лимона, скривившись как от посещения стоматолога.

— Это… как так сказать… — не мог никак начать он.

— Скажи уж как есть, — заговорил Алексей.

— Нету больше твоей Маринки! — выдохнул мужчина, налил полный и влил в себя за один глоток. — Ты только сядь и успокойся! Сейчас все расскажем, — и рука вновь потянулась к спиртному.

А я сидел, тупо уставившись на Сергея-дальнобойщика, «совершенно не замечая», что он намочил штаны от «хорошей жизни». Догадка оправдалась, но впадать в истерику желания не было, так же, как и сил. Оставалось только ждать, когда наконец мне разъяснят и расставят все по полочкам. «Блин, Маришка, прости меня! Это я во всем виноват! Что мне в этот злосчастный вечер стоило отказаться работницам-выпивохам и с трезвой головой вернуться домой? Я повел себя как свинья… как пьяная скотина и дорого поплатился за свою выходку».

Взяв со стола стакан с разведенным спиртом, я понюхал его, внутренне передернулся и поставил обратно. Затем посмотрел на мужчину, но тот лишь кряхтел и пытался что-то внятно произнести, но наружу вырывались лишь хрипы и мычания.

— В общем… умерла она! — заговорил Олег. — Выбросилась из окна. После того, как тебя приговорили к десяти годам «без суда и следствия», она впала в отчаяние, апатию — депрессию одним словом. Лишилась работы… Вскоре начались проблемы по оплате коммунальных услуг. Росли долги, пеня… В один «прекрасный» день пришли коллекторы взывать долги. Потом судебные приставы. Ювенальная юстиция отобрала детей, хотя мы помогали им чем могли. Я ведь помню Марину еще маленькой девочкой. Ей постоянно звонили, приходили, угрожали… Она не выдержала всего этого и открыв окно на кухне — попрощалась с жизнью. Похорон не было. Тело забрали и кремировали без права выдачи родственникам. Да и кому было выдавать? Дети у ювеналов. Отца у нее нет. Мать тоже неизвестно где. Последний раз ее видели много лет назад в запое. Твой брат с подружкой — пропал. По ним уже наводили справки компетентные органы, но так ничего и не дознались. Сестра — в другой стране. Родители — окопались в области, да и запрет у них на выход за пределы участка. И не смотри на меня такими глазами! Тут много чего произошло, пока тебя не было.

— Считай, что попал в новую страну, — вставил свои «пять копеек» Алексей.

— Да, дела здесь у вас происходят.

Я залпом опрокинул стакан с горячительной жидкостью.

— Даже представить себе не мог, что страна преобразится за такой промежуток времени.

— Это еще что. Сейчас мы про вирус тебе расскажем, что последние годы бушевал по планете и заполз к нам… — начал было Виталий.

Внезапно дверь фургона отъехала в сторону и в открывшимся проеме появился полицейский. Круглолицый, крепкого телосложения… беглым, зорким взглядом он осмотрел помещение, остановившись на Сергее и командным волевым голосом произнес:

— Граждане — товарищи, предъявите билетики для осмотра!

Я непонимающе посмотрел по сторонам. Алексей улыбнулся. Виталий хлопнул меня по плечу и сказал всеми известную фразу прошлого:

— Все, кина не будет — электричество кончилось!

— Что стряслось, сосед? — спросил Олег.

Усмехнувшись, он встал и подойдя к полицейскому, пожал ему руку.

— Приказ пришел сюда патруль отправить для осмотра. Так что «сматывайте удочки» и расходитесь по домам!

Потом осмотрел меня с ног до головы и добавил:

— Новенький?

— Старенький, — ответил за меня дядя Юра, выключая двигатель и собирая скромные припасы в пакет. — Жил еще до твоего сюда заселения. Теперь вот вернулся.

— Что местный — хорошо, не повяжут, иначе загреметь тебе в квадрокубы, что в Красном Бору. Так, пошевеливайтесь! Через пол часа они будут здесь. С этим что? — кивнул он на мирно спящего Сергея.

— Да ничего. Проспится — наберет мне. Спущусь — выпущу. Нечего его будить и волоком тащить до квартиры.

— Лады.

Полицейский развернулся и пошел к подъезду, из которого не так давно вышел я.

— Это Санек, новый жилец. Ты его не знаешь, — обратился ко мне Виталий, вылезая из фургона. — Появился уже после твоего несчастья с мокрухой. Хороший человек. Нам по мере сил помогает. Вот и сейчас не дал беде случиться. Так, мужики, ко мне идем!

Вывалившись из «Мерседеса», я заметил висящего квадрокоптера в десятке метрах над головой и поинтересовался:

— Что за квадрокубы?

— Ты еще многое не знаешь. С нами пойдешь? Там бы и рассказал.

— Нет, спасибо, — скептически покосился я на торчащие из пакета баклажки с разведенным спиртом. — Как-нибудь в другой раз. К другу заскочу. Если удастся — переночую у него. А нет — найду где место.

— Если что ко мне приходи! Мы до поздна сидеть будем. Тем более после шести вечера — комендантский час. На улице светиться запрещено и эта висящая консервная банка тому доказательство, — тыкнул пальцем в небо Виталий. — Ну ладно, бывай!

Пожав руки бывшим соседям, мы разошлись в разные стороны.

«Вот ведь как бывает. Живешь себе живешь… семья, дом, жена, дети… а потом из-за какого-то случая… банальной оплошности — теряешь все!» Я перекинул сумку из одной руки в другую и прибавил шагу.

Заметно начало темнеть. Зажглись фонари. Улицы опустели. Лишь одинокие бездомные собаки с опаской поглядывая по сторонам семенили лапами по своим делам. Людей не было: ни бабулек, ежедневно устраивающих раньше вечерние прогулки перед сном; ни молодежи, собирающейся компаниями, распивающими пиво и травящими под окнами анекдоты, из-за чего приходилось выкрикивать с балконов нецензурные выражения призывая к тишине и порядку. Да ничего не было. Лишь механические вертушки, шумя моторами, проносились в вышине, дополняя нереальную картину происходящего.

«Кто бы мог подумать, что такое произойдет? Маринка…» Я сглотнул подкативший к горлу комок и ускорил шаг. «Все из-за меня… из-за меня поганого. Откажись я от корпоративного приема коньяка — ничего этого в моей жизни не было бы. Теперь ее не вернуть!» Слеза покатилась по щеке, и я поспешно стряхнул ее. «Гадство какое-то творится! Он должен знать что произошло. Где искать детей? Вся надежда только на него!»

Прикрываясь темнотой домов, деревьев и машин, и хоронясь от проносящегося в воздухе жужжания моторов, я добрался до нужного мне дома. Благо он находился недалеко от моего… бывшего моего. Квартиру я помнил наизусть. Да и как забыть (даже за все эти годы) лучшего друга, с которым прошел школу, армию, спецподготовку и недолгую совместную работу. «Девятый этаж. Сто пятнадцатая квартира. Никто не забыт, ничто не забыто. Брат, главное, чтобы ты оказался дома… главное, чтобы оказался дома!»

Проскочив подъездные ступени, я набрал на домофоне нужную комбинацию и стал молить, чтобы он ответил. Десяток гудков ушли в пустоту. Наконец, в динамике щелкнуло и знакомый голос произнес:

— Кто нарушает комендантский час?

— Илья, открывай! Я вернулся. Дело есть.

— Данила? Господи, Боже мой, вот так новость. Заходи!

Противно запищало внутри и удерживающий магнитный замок больше не был препятствием для моего визита к однокласснику и сослуживцу одновременно.

Звонок в дверь, последние мгновения перед встречей…

— Да как же так? Ты бы хотя бы предупредил бы, когда откинешься… в смысле освободишься!

Мы сидели на кухне. Илья заварил в тюрке крепкий кофе (как раз такой, как я люблю) и теперь встал около плиты осматривая меня.

— Я чувствую себя новогодней елкой в магазине перед покупателем, — усмехнулся я. — Не надоело таращиться? Или все еще не веришь, что я вернулся?

Мой одноклассник встретил меня доброжелательно, хотя немного и настороженно. В свое время я обратился к нему за помощью по поводу все того же ложного обвинения в «преднамеренном убийстве группы лиц». Но, как он тогда выразился: «не имеет достаточно полномочий повлиять на судебный процесс и уж тем более вытащить из-под следствия». Я все понимал и не обижался, а теперь и вовсе забыл про то дело к нему.

Его квартира оказалась обустроенной со вкусом. Оно и не удивительно. Подняться до начальника отдела и иметь убогие хоромы, которые как мне, к примеру, достались от родителей было бы не простительно. Нет, конечно, меня на такую должность никто не ставил, да и не поставит уже, но, если выбился в люди — нужно держать себя достойно. Его-то со счетов, в запас, никто не списывал!

Отличник с первого по одиннадцатый класс — каким я помнил друга, сумеет удержаться на любой должности, в независимости от того, что ему предложат. Ни капли не сомневаюсь, что это было не заслуженно.

Дорогая мебель на кухне и посуда говорили о том, что некие значимые переговоры проходят и в стенах дома и здесь, где сижу я, возможно, находился сам директор той службы, где он проходил по контракту. ФСБ считалось приближенной к правительству организацией и хотя многое говорить в слух не следовало (из-за прослушивания и ведения наблюдения за всеми без исключения ее работниками) я все же хотел поинтересоваться обо всем, что можно произносить.

— Ребята, к вам можно?

На кухню вошла «красавица-жена», как нахваливал свою вторую половину Илья. Он никак не сознавался на кого из представительниц слабого пола пал его выбор, но сказал, что «это удивит». Так и вышло. Жена начальника отдела внутренней безопасности оказалась… Полина — еще одна наша одноклассница. «И когда уже успели притереться друг к другу?» Интересно оказалось то, что в школьные годы они не переваривали друг друга, да и после выпускного не общались. Ан вон как все получилось. Любовь одним словом!

— Данила?

Девушка явно оказалась не готовой к такой встрече. К бабке можно не ходить. Это явственно читалось в ее взгляде.

— Илья сказал, что сейчас придет давний знакомый, но и словом не обмолвился, что это ты.

— Да, меня нигде не ожидали увидеть, — улыбнулся я, — даже в собственном доме.

Сказав специально такую фразу, я краем глаза стал наблюдать за их реакцией. Сослуживец потупил взгляд. Его жена явно занервничала, теребя край платья, в котором была одета.

— Ты это… извини! Здесь я тоже ничего не мог поделать, — начал оправдываться друг.

— Вот с этого момента давай поподробнее!

Разговор оказался долгим. Затянувшись на несколько часов он, тем не менее, не принес ясности. Илья постоянно юлил, многое не договаривал и все время озирался по сторонам, словно мы находились на улице и нас каждый мог подслушать. Да это и не удивительно. Я прекрасно знал про подобные уловки вышестоящего начальства. Подобное относилось и ко мне, когда я еще находился с братом на службе в этой организации. Нас постоянно проверяли и перепроверяли, но было это скорее из-за присущей человеку болтливости. Работая в службе безопасности нужно постоянно держать язык за зубами и следить за всеми теми словами что могут произвольно вылетать во время разговора. Контроль был жесткий, но дело того стоило. Вот и сейчас, я видел, как мой закадычный друг мучается в нерешительности сообщить мне все и сразу.

Из беседы я мало что почерпнул для себя. Как и говорили соседи по подъезду, моя Маринка умерла. Она действительно лишилась работы, но не из-за депрессии и прогулов, как оказалось, а от самоизоляции, куда все население загнало «переживающее за них» государство.

Эпидемия случилась девять лет назад. Пришла, как многие считали, из азиатских стран, но это было заблуждением. По виду Ильи было ясно, что он точно знал, откуда что пришло, но в силу известных обстоятельств не мог мне это озвучить. Да я и не настаивал.

Людей всех загнали в панельные (или кирпичные — это уж кого куда) квартиры-коробки и запретили выходить на улицу, сообщая по громкоговорителям из полицейских машин, что собираться по двое и более — запрещено под страхом штрафов и последующих репрессивных действий. Вначале люди не верили в это и продолжали нарушать карантин. Затем, под нарастающие последствия вируса стали активно задействовать в операциях вооруженные силы, национальную гвардию (которую, кстати, как оказалось, специально создавали для этого) и всевозможного рода оперативников, включая вневедомственную охрану.

Вирус «КВ-45» косил прежде всего людей старшего поколения, причем не только в нашей стране, но и по всему миру. Пока якобы создавалась вакцина, он мутировал в «ВСВ-21», а потом в «ЗФ-6». Население умирало, как говорится «пачками» в арифметической прогрессии без видимых причин. Все министерство здравоохранения встало на уши, но ощутимых результатов это не принесло. Столица взяла на себя главный удар, но эпидемия затронула каждый город нашей необъятной Родины. Люди заражались от людей и передавали заразу дальше по цепочки. Инкубационный период длился две недели. Две недели живущая внутри человека зараза ничем себя не проявляла, но продолжала заражать всех вокруг себя. Правительство не смогло придумать ничего иного, как запереть людей по своим норам-квартирам.

Так вот. Закрывалось все, что могло закрыться: кинотеатры, кафе, бары, рестораны, театры, промышленные магазины, прачечные, дворцы культуры, цирки… Работали лишь продуктовые магазины, банки и аптеки. Государственные учреждения (за исключением больниц и поликлиник) перешли на онлайн — удаленную работу из дома. Крах цивилизации наступил через год подобного существования. Микро и малый бизнес умерли без возможности возрождения. Работодателям нечем было платить работникам заработную плату. Они прикрывали свою деятельность, отпуская людей в свободное плавание на все четыре стороны и признавали себя банкротами.

Люди запирались в своих квартирах, переходя на домашнюю интернет-работу. Студенты и школьники — на дистанционное обучение.

Конституционные права и свободы оказались разрушенными. За неподчинение властям и нарушение возведенных запретов, люди наказывались без сожаления. Карательная машина правосудия была запущена со всей жестокостью. Ввели комендантский час. Работающим разрешалось пребывать на улицах с двенадцати дня до шести вечера. Не закрывшиеся магазины работали с часу до пяти. Людям давалось шестьдесят минут, чтобы они доехали до работы и столько же, чтобы они заперлись по своим коробкам и не высовывали носа.

Президент бездействовал, предоставив неограниченные полномочия в этой сфере региональным властям.

— Я помогал Марине насколько хватало возможностей, но ее нервы и жизненные силы не выдержали после того, как ювенальная юстиция, «борющаяся» за права детей однажды пришла к ней домой и забрала последнее, ради чего ей стоило жить — двух дочерей. Какие-то «доброжелательно» настроенные соседи накапали на твою семью, подав онлайн заявление, что у Марины нет средств к содержанию Киры и Вероники. На тот момент им было два и четыре года соответственно. Твоя жена молила, просила, угрожала… ничего не помогло. Безжалостные органы опеки не внемли душераздирающему крику помощи и забрали самое ценное, что еще у вас осталось. Это и убило Мари. Она не выдержала и шагнула с окна своей квартиры. Так закончилась жизнь твоей супруги.

Мы все втроем потупив взгляд сидели за столом. Повисло тяжелое молчание. Каждый думал о чем-то своем и не желал разбивать тишину ненужными звуками. Наконец, спустя небольшое время, Илья продолжил:

— Что касается твоих детей — мне не известна их дальнейшая судьба. Знаю только, что они попали в распределитель ювеналов, но их контора в городе, насытившись людским горем и собрав обильную жатву ни в чем не повинных созданий, странным образом прикрылась. Куда пропало столько детей возраста от нескольких месяцев до восемнадцати лет, я не знаю. Информация оказалась строго засекречена и даже нет к ней доступа.

Сослуживец посмотрел вначале на жену, потом медленно перевел взгляд на меня и перейдя на шепот, произнес:

— Единственный, кто владеет знаниями и информацией — нами известный директор той службы, где я еще работаю. Ты был под его началом последний год перед тем, как «умные» люди из верхушки сослали тебя на раннюю пенсию и «позаботились» о твоей жизни.

Я залпом выпил содержание давно поставленного на стол бокала с дорогим коньяком и сделав глубокий выдох, откинулся к спинке высокого стула.

— Значит ты пытаешься донести до меня, что я должен начать поиски дочерей с визита вежливости своему бывшему начальнику и…

— Я ничего не пытаюсь до тебя донести, — резко перебил Илья. — Да и вообще, ничего подобного я не говорил и говорить не собираюсь. Помогать не стану. Нет полномочий, да и своя шкура дороже. Сам выкручивайся. Тебе уже терять нечего… больше нечего, ну кроме оставшейся жизни. Хотя я считаю, что теперь ты в лепешку расшибешься, но сделаешь все возможное, чтобы вернуть дочерей обратно. Мой тебе совет — без них или лучше всего с ними, но стоит залечь на дно и не высовываться годик-два. А еще лучше вообще не попадаться на глаза. Никому. Никогда. Если выберешь путь отца тебя начнется охота и я не могу с уверенностью сказать, что выйдешь сухим из воды. Так что прости! Мне очень жаль.

Друг детства посмотрел мне в глаза и столько было там печали и скорби, что я не выдержал и отвернулся к окну, изумляясь опустившийся на город темноте.

— Дорогой, — разорвала тишину Полина, — ты не помнишь, во сколько сегодня придут к нам гости?

Посмотрев на наручные дорогие часы, он присвистнул и покачал головой.

— Да должны уже подойти. Думаю, с минуты на минуту появятся.

— Я понял. Спасибо за гостеприимство! Можно?

Не дожидаясь ответа, я взял начатую бутылку коньяка и пройдя в прихожую пихнул ее в глубокий карман куртки.

Илья не препятствовал. Да и не хотелось ему со мной связываться.

— Данила!

Полина остановила меня за плечо и взяла за руку.

— Пойми, мы не можем ничего сделать! Это не наша война. Мы только-только встали на ноги и опускаться в ту мерзость и запустенье, что сейчас царит вокруг нам не хочется. У нас скоро будет ребенок и мы не имеем права подставлять его, помогая тебе. Все что могли — сделали — поделились информацией, но мы действительно ничего не можем. Пойми!

В ее глазах заблестели слезы. Я освободил руку и под недовольный взгляд Ильи обнял и поцеловал в щеку.

— Я-то как раз все понимаю и нисколько не держу на вас зла. Даже наоборот. Спасибо за все! Адрес твоего начальника прежний?

— Да, но тебя там уже будут ждать. Не думай, что сегодняшний разговор пройдет для тебя бесследно.

— Вот только не нужно угрожать.

— Да ни в коем разе.

— И пугать тогда тоже не стоит. Пусть боятся те, кто сейчас это слышит.

Одев куртку, я подхватил с пола сумку и, открыв дверь, вышел на площадку.

— Идти-то есть куда, — спросила Полина.

— Разберусь.

Не оборачиваясь, я дошел до лифта и нажал кнопку вызова.

«Интересно девки пляшут! Выходит, повязали меня в одном государстве, а вышел на волю я уже в совершенно другом. Потерял все, что имел… Хотя нет. Потеряю все, если не соберусь и не верну, кого еще можно вернуть». При воспоминании о дочерях, мое сердце сжалось и участившийся пульс едва не вырвал его из груди. Я помассировал виски, пытаясь быстро прийти в себя и тут почувствовал, что мой головной убор отсутствует. Простенькая шапка, выменянная на коробок спичек несколько лет назад, оказалась безнадежно забытой на угловой полке в прихожей Ильи. Тогда, «Одноглазый» Генка, передавая ее мне, сказал:

— Носи на счастье! Думаю, тебе она принесет удачу.

Так это или нет пока еще было не ясно. Да и случая проверить не выпадало, хотя я и носил ее практически не снимая.

Вернувшись, я уже собирался нажать кнопку звонка, как доносящийся изнутри квартиры шум и громкий разговор заставили повременить с этим и прислушаться.

— Заткнись, дура, тебе ли про это знать!

Хозяин квартиры разошелся не на шутку. Не хотелось сейчас находиться рядом с ним. «Бедняжка Полина! Илья всегда был авторитетом и лидером в классе до самого выпускного. Почему он выбрал Полю? Это же как две противоположности».

Меня разделяла лишь одна-единственная металлическая дверь, поэтому при относительной тишине все сказанное внутри, тем более на каких повышенных тонах, было слышно.

— Служба отслеживает каждый наш шаг и знает все наши разговоры, а ты вот так запросто все выдаешь этому… бывшему другу!

— Молчи, женщина! Это не бывший друг, а мой сослуживец и наш одноклассник.

— И что из этого? Если он станет между мной и моей работой ему не жить. Он убийца! Ему не место среди нас!

— Он не убийца и ты это прекрасно знаешь!

— Ага, еще расскажи директору что собирал по нему информацию…

— Молчи!

Послышалась возня… По-видимому, Илья пытался закрыть Полине рот.

— Или ты сейчас же прикрываешь свой нежный ротик и начинаешь встречать подъезжающих гостей или я за себя не отвечаю. В последний раз, как мне кажется, ты здорово поплатилась за свои слова.

Девушка похоже согласилась, так как воцарилась тишина и оттуда больше не доносилось ни звука.

«Значит у них от меня тайны, а Илья пытался докопаться до истины в том темном деле о «тройном убийстве». Что ж, шапка-шапкой, но возвращаться я туда не стану. Достаточно было услышано. Выходит, так нужно, чтобы она осталась у него дома».

Отойдя от двери, я услышал шум приближающегося лифта и пришлось быстро удалиться в противоположную сторону — самый дальний и темный угол лестничной площадки. Благо коридор в двенадцатиэтажки Ильи был длинный и не все лампочки освещали пространство.

Раздался скрип открывающейся грузовой кабины лифта и оттуда вышло семь человек: пятеро мужчин и трое женщин. Разговаривая о своем, они подошли к двери Ильи, позвонили и тот гостеприимно впустил их внутрь. «Ха. Посиделки в режиме самоизоляции. Ну, этим-то можно. Власть имущие и не на такое способны».

Выйдя на небольшой балкончик, я предварительно посмотрел вниз на дворовую территорию. У подъезда стоял пассажирский «Форд» на десяток человек. Водитель, выйдя из душного автомобиля озирался по сторонам, держа в зубах сигарету и нервно обшаривая карманы в поисках огня. Не найдя ничего подобного, он посмотрел на часы, вскочил в машину и скрылся за поворотом.

«Вот и дорога освободилась. Нет, все же это волшебная шапка. Прав был Генка. Выйдя я на улицу минутой раньше, меня бы повязали за милую душу. Тогда бы не помог даже Илья. Есть Бог на свете!»

Беспрепятственно покинув многоэтажку, я прикинул возможные варианты продвижения и выбрал по моему мнению, самый безопасный и близкий. Друг отца — дядя Саша жил в следующим доме за нашим. Это был последний человек к кому можно было обратиться за помощью. Не то, чтобы у меня не хватало товарищей. Просто не было к ним доверия. Я шел погруженный в свои мысли, обдумывая слова Ильи и их ссору, когда прямо на меня из-за поворота вырулил ночной патруль. Что им было делать во дворах нашего района — оставалось непонятно. Видимо приказ жесткого соблюдения карантина касался всех без исключения улиц.

Нацгвардеец, полицейский, кружащий рядом с ними дрон и низкорослый робот, катящийся на трех парах сдвоенных колесах. Я подумал, что пока не нужно проявлять агрессию и стоит попытаться урегулировать ситуацию мирным путем. Хотя, прикинув приблизительное время и присвистнув, я понял, что мирным путем здесь не разберешься. По всем минимальным подсчетам выходило глубоко за полночь. Значит стоило готовиться к худшему действию.

— Стоять! — став на моем пути, выставил вперед руку полицейский. — Вам следует предъявить штрих-код причины выхода из дома в это время. И она должна быть действительно уважительной.

Привычным жестом я достал приписную бумагу и передал стражу порядка.

— Вот, домой иду.

— С утра самого? — с недоверием осмотрел меня крепкого телосложения детина. — Больше двенадцати часов прошло. Не порядок! Андрей, проверь, кто это вообще такой!

Нацгвардеец вытащил из кармана некий миниатюрных размеров прибор и наведя его мне на лоб, нажал кнопку. В нем что-то щелкнуло, замигало и на дисплее засветилась надпись.

— Толян, у него и штрих-кода с данными нет!

Мужчина схватил мою правую руку, развернул ладонью вверх, оголив запястье и щелкнул его. Прибор выдал ту же самую серию звуков.

— Имплантированный чип отсутствует.

— Ну что ж, гражданин неизвестный, будем оформлять задержание.

— Не нужно ничего оформлять. Вот мой дом — у вас за спиной, в сотне метрах отсюда…

— Поздно, — перебил полицейский, — по новым правилам переоформление в крипто-кабинах должно происходить не позднее шести часов по прибытии, а у вас вдвое больше уже прошло.

Он снял с плеча рацию.

— Фургон с биометрическими снятиями данных в восьмой микрорайон. У нас неандерталец. Кто знает откуда такой свалился. Проводим дознание. Помощь не требуется, — и затем уже, глядя на меня, повесив рацию обратно, проговорил в пустоту, — дрон, неандертальца под конвой. Дроид, разъясни ему его права и соверши удержание!

Дрон завис над нами в десятке метрах, как я полагая конспектируя все происходящее на камеру видеонаблюдения. Да и нашпигован он был разными штучками. Так что не удивлюсь, если у него в арсенале окажется мини пулемет прицельного действия. Андроид подкатил ко мне, скрежеща металлическим голосом и из открывшегося окошечка выехала рука-манипулятор явно намереваясь окольцевать меня на запястье. Дурацкая идея. Тем более никакие штрих-коды с цифрами малоприятного зверя я не собирался наносить на лоб.

Для меня все далее происходящее растеклось словно в замедленной съемке. Вряд ли стражи закона поняли, что произошло.

Ударом ноги я оттолкнул от себя сократившего расстояние дроида, отчего тот отлетел назад и завалился на спину. Пока патруль ошалелыми глазами смотрел на меня, я переместился к нацгвардейцу и кулаком в нос напрочь отбил у него охоту связываться со мной далее, уложив его на землю.

Полицейский выхватил пистолет, но я ребром ладони по запястью выбил оружие и вспомнив что произошло с женой, точным ударом в висок вышиб дух, уложив рядом с первым патрульным.

Поднявшийся андроид вновь покатил на меня, но я знал, как с ним поступить. Шейные механизмы и их крепление головы к остальному туловищу всегда были слабым местом подобных роботов. Просто об этом мало кто знал, а мне доводилось разбирать подобных, когда они еще только-только собирались внедряться в общество. Недолго думая, я схватил его за голову и резкими движениями вправо-влево сломал важные крепления. Затем перевернул ее на триста шестьдесят градусов и нажав под слуховой панелью определенную часть, с трудом отделил голову от всего остального металлического организма. Размахнувшись и прикинув расстояние, я швырнул металл в воздух, ухитрившись сбить низко зависший квадрокоптер. Тот, зашипев, рухнул в близко растущие кусты.

В надежде, что подобного зверства с моей стороны никто не заметил, я быстро сорвал рацию с плеча полицейского, заглянув в кусты и порывшись в металлоломе, вытащил блок с памятью, отвечающий за видеосъемку из превратившегося в рухлядь летательного аппарата. И уже бегом покинул место преступления.

Запоздало подумав, что в андроиде мог находиться подобны блок, я не стал возвращаться, прикидывая сколько потребуется времени для приезда фургона с крипто кабиной, берущей биометрические показатели. «Главное, чтобы в железках не было онлайн видео трансляции всего кругом происходящего. Иначе плохи будут мои дела. Тогда им вычислить мое лицо и передвижение по городу с помощью нашпигованных везде видеокамер не составит труда».

Лифтом решил не пользоваться. Влетев по ступеням на девятый этаж, где жил дядя Саша, я вышел на меж коридорный балкончик и осмотрелся.

Открывшийся лифт заставил остановиться. Из него неожиданно вышел сам дядя Саша, к которому я стремился попасть и уставился на меня изучающим взглядом.

— Данила? — наконец осознал он кто находится перед ним.

— Да, дядь Саш, я к вам, ненадолго. Если позволите переночевать — буду рад. Завтра утром уйду и никоем образом не потесню вас больше.

— Да о чем речь! Конечно можно! Сколько лет-то прошло! Пойдем, есть у меня коллекционная бутылочка виски. Как раз пригодилась на такую неожиданную встречу.

В квартире дяди Саши был полный разгром. Как он сам объяснил — ремонт шел полным ходом, вот только денег не хватило. Кроме него здесь никого не оказалось. Жена с дочерью уехали к теще в область вдали от города переждать неприятности. Но неприятности растянулись надолго.

Взяв с нетронутой ремонтом полке рамку с фотографией миловидной девушки, я безошибочно определил, что это Анастасия — дочь дяди Саши. Когда-то давно в самом детстве мы всей семьей пришли к ней на пятилетие. Помню отец тогда устроил своего лучшего друга на новую работу, где уже долгое время работал сам — в епархиальное управление. Дядя Саша в то время, как раз искал работу и без раздумья согласился на предложенную. В последствии он никогда не жалел о подобном шаге и часто из-за этого дарил нам подарки.

В зале стоял один-единственный длинный стол с наваленной на нем компьютерной техникой: компьютер, ноутбук, принтер, сканер, ворох плат, шлейфов, кабелей и другого барахла. Явно мужчина сменил свой образ жизни или повысил квалификацию на работе.

— Тебе определенно повезло, молодой человек, — сказал он, доставая из нижнего ящика стола упомянутую бутылку виски и разливая в пластиковые одноразовые стаканы. — Приди ты минутой ранее и остался бы с носом. Я как раз в это время был у соседа сверху — представляешь, затопил меня паскуда. Прихожу вчера, а с потолка льется как с дырявого корыта. Я к нему — здорово накатал по физиономии. Шланг подачи воды у машинки стиральной разорвало! Вот сегодня за компенсацией морального ущерба ходил.

Мы чокнулись. Он залпом выпил, занюхав рукавом, а я лишь пригубил из уважения и поставил обратно.

— Да что же это я все о себе и о себе, — спохватился Александр. — Ты-то сам как? Давно откинулся… в смысле освободился?

— Утром.

— И что же так долго до меня шел? — с укором покачал головой.

— Дела были. У вас тут все изменилось. А я думаю дай домой зайду… а дома — того… как оказывается уже нет!

Мужчина глубоко вздохнул, заглянул мне в глаза и не предлагая больше составить компанию, налил полный стакан и залпом осушил его не поморщившись.

— Дома значит был?

— Ага.

— Про жену знаешь?

— Знаю.

— Я покажу тебе, где ее могила.

— Буду признателен.

Он налил еще.

— Вероника и Кира… мои дочери… о них есть у тебя информация?

Поперхнувшись воздухом, дядя Саша закашлял, вытер выступившие на глаза слезы и зажевал все это дело долькой лимона, выуженного из другого ящичка стола.

— Дети говоришь? Здесь все намного сложнее, чем может показаться на первый взгляд.

— Я пока никуда не спешу, если же вы меня не выгоните на улицу.

— Бог мой, о чем речь, конечно же нет! Оставайся здесь столько, сколько тебе потребуется. Я предвидел этот наш с тобой разговор, поэтому часто прокручивал в голове предполагаемые ответы, но к подобному невозможно хорошо подготовиться. Извини, я волнуюсь. Все так неожиданно!

— Понимаю. Успокойся! Начни издалека. Расскажи вначале про работу, про бывшего начальника моего отца — Ивана Михайловича, энергетика Антона, программиста Василия… про них отец много рассказывал историй. Я послушаю, а потом и то расскажешь, что сложно тебе дается.

— Хорошо. Так и поступим, но сразу предупреждаю — рассказчик из меня никудышный.

Он еще раз хлебнул из стакана и, икнув, начал рассказ:

— Все началось неожиданно. Буквально за один месяц все новостные телеканалы заполнились пугающими событиями распространения новой, чудовищной пандемии, от которой еще не придумали вакцины и не существовало спасения. Люди умирали тысячами по всему миру. Вначале пострадали азиаты, потом запад и страны ближнего зарубежья. От вируса негде было укрыться. Наш президент и ближайшие его помощники разработали ряд мер, благодаря которым эпидемию если и не удастся укротить, то приостановить ее развитие — точно. Они издали законы, запрещающие: выходить на улицу и собираться людям толпами, удалили всех на домашнюю дистанционную работу и обучение. Закрыли до восьмидесяти процентов магазинов, полностью прикрыли деятельность культуры, спорта и туризма. На улицу можно было лишь выйти в ближайший магазин, аптеку или банк. Вскоре у людей закончились деньги из-за повсеместной безработицы. Они вначале бунтовали, но полиция, нацгвардия и вояки быстро закрыли всем рот. В городе, да и во всей стране стало процветать мародерство, кражи, убийства… За кусок хлеба могли легко лишить деньги. Вот после всего этого и стало так, как ты видишь сейчас. На въездах-выездах из городов поставили кордоны. Патрули усилили дронами и андроидами — новейшими разработками из научно-исследовательского института — детище нашего премьер-министра. Людей загнали по квартирам-коробкам с правом выхода до магазина. Врачам, наделенным небывалыми полномочиями, баснословно добавили зарплаты и заставили выявлять у не-больных вирус и убирать всех неугодных государству в изолированные боксы — «изобоксы» по-другому.

Не обошли репрессии и церковь. Священникам запрещалось проводить какие-либо службы или таинства с людьми под страхом немедленного закрытия и обложения как минимум штрафом, а то и помещением самих священников под арест на долгое время…

В общем вся система жизни людей, их уклад, их вера и надежда на безоблачное будущее рухнули.

Дядя Саша включил компьютер.

— Под шумок, церкви, храмы, монастыри и часовни переоборудовали. Многие закрыли. В тех, что еще остались поставили многочисленные терминалы по обслуживанию населения. Они принимали виртуальные пожертвования на любую религию, на любую икону и любую свечу.

Александр зашел в галерею фотографий и выбрав нужные стал их демонстрировать.

— Сейчас нужно всего лишь подойти к терминалу, выбрать нужное религиозное течение, затем икону, которой хотел молиться, количество и вид свечей и время, которое они будут виртуально гореть. Все это оплачивается введенными недавно крипткоинами — безналичными деньгами, свободно гуляющими на просторах интернета и вай-фай соединений. Священники упразднились. Службы тоже. Все таинства проходили на дому самоизоляционных людей за отдельную плату. Поговаривают, что вернулся натуральный обмен, но я этого не знаю. Тот мир, который ты знал, больше не существуют, Данила.

Фотографии все так же менялись на компьютере, а я все больше входил в уныние. «Это же надо, сколько я всего проморгал — закат старой и рождение новой эпохи. Там, где я пребывал ни о чем подобным не говорилось. А вот что оказалось на самом деле».

— Иван Михайлович — бывший начальник твоего отца ушел с работы по возрасту, передав правление мне. Теперь я отвечаю за хозяйственное обслуживание соборного комплекса на Соборной Горе. Там только что и осталось, что следить извне за чистотой и порядком. Антон все так же является главным энергетиком епархии, но перенесенный третий инсульт говорит о том, что нам придется вскоре искать ему замену. Программист Василий — хороший человек — часто приходит ко мне в гости. Если бы не он, я бы никогда не разобрался в скоплении всех этих проводов и плат. А так… что мне еще тебе сказать? Ты словно неандерталец, выбравшийся из спячки и теперь смотрящий на мир изумленными, широко открытыми глазами.

Да и было от чего. В уме просто не укладывалось все происходящее. «Значит правительственной верхушке нужен был полный контроль над обществом, и они его получили, судя по невольно собранным мною данным. Но как все это допустил президент и уж тем более патриарх? Мы же все-таки не какая-нибудь африканская отсталая страна. У нас в крови православие и борьба с иноверием, а теперь вышло так, что мы поклоняемся терминалам с пиксельными иконами, верим в виртуальные крипткоины и оказались в отчуждении за четырьмя стенами без права покидать их по неуважительной причине. Бред какой-то. Сказал бы кто раньше, что произойдет такое, я покрутил бы у виска и посчитал такого человека недалеким умом. А теперь все живут подобным образом, и никто не ропщет, предпочитая отсиживаться на изоляции, чихать на проблемы других и общества или вовсе заливать зенки огненной водой, как мои бывшие соседи».

— А что же случилось с женой и детьми? — наконец задал я мучающий меня вопрос.

Словесные изливания дяди Саши прекратились. Он глубоко вздохнул, налил еще виски и залпом выпил.

— Да, я чувствовал, что когда-нибудь мне придется тебе про это рассказать. После твоей такой неудачной оплошности со спиртным, она осталась одна без помощи и денег. Приставы отобрали квартиру, перепродав ее новому, недавно появившемуся соседу. Ювеналы забрали детей. Сама она не выдержала подобного и выбросилась в окно. Если будет нужно, я покажу тебе ее могилу…

Дальше я его не слушал. Мужчина еще много чего говорил, но уже не хотелось вслушиваться в его речь, да и сил не было. Прошедший день настолько истощил мои силы, что хотелось лишь утолить буравящий внутри голод и завалиться спать, отрешившись от всех проблем.

— Дядь Саш, где у тебя можно разместиться? Я приму душ, перекушу и лягу, если можно.

— Да-да, конечно. Отдыхать будешь в комнате Насти! Она за стеной — самая маленькая — не ошибешься. Тем более уже бывал здесь в детстве. К тому же она единственная не тронутая ремонтом. Там же найдешь полотенце и все остальное. В общем разберешься. Еда в холодильнике на кухне. Завтра планируется надстройка соборной стены. Мне тут нужно проверить все сметы, да и чертежи стоит сравнить…

Перекусил я неспеша, обдумывая все сказанное. Нужно было срочно разыскивать дочерей и валить из этого города. Куда? Да куда глаза глядят. Потом разберемся.

Приняв душ, я завалился на кровать и тут мой взгляд упал на стоящую в рамке фотографию Анастасии — дочери дяди Саши. Миловидная красавица лукаво смотрела на меня широко улыбаясь и мне чувствовалось, что вся моя планируемая авантюра должна сработать.

Так я и уснул с фотографией на груди и с почти выстроенным неким подобием плана уже начавшим разворачиваться в голове.

Рассвет я застал уже в пути. Не став трогать гостеприимного хозяина квартиры, развалившегося в объятии бутылки рома на стоящем в зале диванчике, я выскочил на еще не прогретую лучами солнца, улицу. Мой путь лежал до бывшей работы в «Магнитке». Стоило узнать, как там трудятся бывшие коллеги. Может удастся еще почерпнуть что-то новое.

В такие ранние часы город еще больше казался на осадном положении. Не было ни души. Только около школы я увидел выстроившуюся, держащую расстояние в полтора-два метра очередь. На меня смотрели как на явившегося посланца из космоса. Шарахаться в стороны не шарахались, но округлившиеся в недоумении глаза говорили за своих владельцев.

— Детей совсем нечем кормить. Уже перловку с сечкой готовы жевать…

— Да разве так выжить?

Эту поддержку детей мы две недели растягивали. А дальше как? Что есть? Хотя бы дважды в месяц сухпайки давали бы…

Люди много чего говорили стоя в очереди, но накатившие личные проблемы и моя скорость движения не могли выслушать всех и дослушать до конца то, что они произносили.

Выходило, что государство вроде как и помогало, но в недостаточном объеме, из-за чего каждый стоящий в очереди был недоволен и зол сложившийся ситуацией. Особенно бедственное положение было у матерей-одиночек, потерявших работу и вынужденных жить на подачки государства. А государство, как известно, мало давало просто так. Не в силах сделать ничего большего, им только и оставалось, что обсуждать сложившуюся критическую ситуацию с остальными.

Шел я преимущественно дворами. Наученный предыдущим опытом, прежде чем выйти на пустынный участок дороги, я долго осматривался по сторонам и только когда убеждался, что путь свободен — продолжал движение.

Чтобы не выделяться, я «одолжил» у дяди Саши (ну не будить же его в такую рань из-за какой-то маски) одну из многочисленных одноразовых масок. Они грудой лежали в коридорчике перед входной дверью в индивидуальной упаковке вместе с такого же цвета перчатками.

Предположив, что Александр не обидится за пропажу одного комплекта из своей обширной коллекции (интересно и для кого собирал), я выбрал синюю маску с такими же перчатками и одев, стал похож на ниндзя из одного старинного фильма. «Смертельная битва», кажется, он назывался. Осмотревшись в рядом висящее зеркало и оставшись довольным от увиденного, я оставил на столе записку хозяину квартиры. Собирался ли я туда еще возвращаться? Да кто знает как повернутся ближайшие события, но что-то подсказывало, что очень скверный ожидается расклад.

Оказавшись у крайнего дома с примыкающим к нему колбасным магазинчиком, за которым раскинулся громадный пустырь, мне пришлось остановиться и спрятаться под навес. Прошумевший моторами квадрокоптер, пролетел в тройке метров над тем местом, где я схоронился. Как-то совсем забыл про эти летающие механические создания. Прикинул расстояние до следующего дома и призадумался.

Бегом выходило не так уж и много — минута, две. Но то бегом. Этого делать совсем не стоило. Неизвестно, как отреагирует искусственный интеллект у летающих железяк. Вполне вероятно, что крайне отрицательно. Надеяться на то, что они меня не заметят — тоже было бессмысленно. Роботы — не люди. Они видят все! Тем более и андроидов (даже в такое раннее время) хватало. Не все они принадлежали простым обывателем, как поведал дядя Саша. Многими, инкогнито, через центр навигации, управляли программисты-полицейские, сидя на уютных креслах на работе. А вот попадаться к ним — ой, как не хотелось. На мне уже висело обвинение в нападение на патруль — куда уж больше. Слава Богу, закон об обязательном ношении масок способствовал моему более-менее расслабленному состоянию.

Выглянув за угол, я, можно сказать, нос к носу столкнулся с летающим всевидящим оком правосудия. То, что эта железяка принадлежала полиции не вызывало никаких сомнений. Своей вращающейся камерой, словно не мигающим глазом, она смотрела на меня и обдумывала план дальнейших действий. Ну, то, что она «думала» — это вряд ли. Скорее всего думал оператор, управляющий этой штуковиной. Обалделый моей наглостью он, наверное, решал какую кару для меня выбрать, хотя подобные ситуации давно стали для них не в новинку.

— Вы нарушили режим самоизоляции, — раздался голос из встроенных динамиков. — Оставайтесь на месте до приезда ближайшего патруля! Все попытки уйти от правосудия будут расцениваться как неповиновение и жестоко называться. Снимите маску, сделайте два шага назад, опуститесь на колени и положите руки за голову!

«Вот, блин, жизнь настала. Концлагерь какой-то. Отойти от дома уже проблема. А вот хрен вам! За прошлые испорченные квадрокоптер и андроид меня точно по голове не погладят, так зачем останавливаться на достигнутом»?

Схватив зависшую железяку, я от всей души саданул ее о стоящий рядом столб, разнеся ее на части и побежал. Где-то позади послышался нарастающий вой сирены. Ближайший патруль действительно оказался близко.

Не знаю, заметил меня кто или нет, но это было и не важно. Отделяющее расстояние до следующего скопления домов, я пробежал за десяток секунд. Не помню уже когда в последний раз покорял стометровки, но за эту точно получил бы первое место. Бежал так, что, как говорится, «пятки сверкали». Юркнув в открытую дверь ближайшего дома, я плотно закрыл ее и осмотрел то помещение, в котором оказался.

Моему взору открылась… пивнушка. Вот уж не думал, что подобные заведения сохранились. В ней оказалось с десяток синюшного вида посетителей и такого же бармена, за подобием барной стойки. За подобием барной стойки, силящихся разглядеть меня получше своим заплывшим взором. Мне не оставалось ничего другого, как подойти ближе, поднять валяющийся, «наладом дышащий» стул и сесть.

— Водки!

Совдеповский декор совершенно ничем меня не поразил. Таких питейных, по городу, сотни насчитывалось, еще в те времена, когда я работал в «Магнитке». Уж не знаю сколько сейчас, но, думаю, немногим меньше. Контингент подобрался соответствующий — синеносые мужчины лет под пятьдесят, заросшие щетиной, с сальными волосами и осоловевшим взглядом. Мое появление в их обиталище не произвело никакого впечатления. Всем, похоже, было параллельно на новенького.

— Водки? Это можно.

Бармен, если можно так сказать про стоящего напротив меня человека, достал из-под стойки графин с граненым стаканом и наполнив последний до краев, протянул вперед. Затем рядом положил батон со шпротиной и листиком петрушки сверху — аналог качественного бутерброда.

— За счет заведения. Новому клиенту.

Глянув куда-то сквозь меня немигающим взглядом, он улыбнулся, показав полностью сгнившие зубы и сел.

«Вот уж действительно довели страну».

Залпом опрокинув в себя горячительный напиток, я загасил бушевавшее внутри пламя бутербродом и на секунду расслабился, позволяя ушам впитывать разливающуюся информацию.

— Ты представляешь, я же… это… ик… только на балкон вышел, а они… того… из этой железной квадротарахтелки — вернитесь в запой немедленно!

— Да что там… меня на улице поймали. Хорошо водка спасла — сказал: «командир, трубы горят, срочно лекарство нужно»! Так… ик… пошел на уступки — проводил до дома — биометрию только списал.

— А что нам еще делать? — послышалось с дальнего угла. — Работать нельзя, подрабатывать тоже… ик… в парке гулять… да на улице просто дышать — и то нельзя!

— Столько лет пить не каждый выдержит…

— Были бы еще деньги…

— Я тут подсчитал… правительство сто шестнадцать раз обращалось к нации о продлении режима самоизоляции… Давай еще по маленькой!

— Карантин… в гробу я его видал…правительство сидит в особняках и виллах, а тут на кусок хлеба не наскребешь… Мне тоже плесни!

— Детей жалко!

— Да… детки — в клетке. Ну что, вздрогнули?

— Да ладно еще в клетке. У моих знакомых уже из трех семей ювеналы отобрали! А куда их потом?

— Ясное дело — на органы власть имущим наследникам.

— Это-то понятно… ик… просто я… просто… просто… Тьфу ты, на языке вертится, а сказать не могу. В общем их это самое… вначале за город отвозят, за колючую проволоку — опыты, значит, проводить. Кто выживет — расход на органы. Кому не повезет — что ж, не велика потеря, у нищего народа еще можно отобрать… Да ты не жадничай, до краев лей, еще возьмем!

— Сам-то откуда знаешь… ик…

Говоривший перевел дух, занюхав рукавом и чувствуя себя оратором, продолжил:

— Так это все раньше знали, а потом неугодных, кто много выступал и языком, как помелом, про это чесал — того — на тот свет… ик… У них там база или… что-то огороженное стоит. Тарелки эти… да не летающие, не перебивай меня! Спутниковые! Во. Все поле усеяно. А база под землей, чтоб в глаза не бросалась.

— Брешешь, — послышалось из-за другого столика.

— Да ей Богу не вру.

— Сам синяк — синяком, а дело говоришь, — высказался кто-то из-за другого столика. — Место то припоганейшее. Зять мой силовиком был… тем еще… ик… силовиком, старой закалки. Они в тот год людей собирали и против «Системы» пошли. Ни один назад не вернулся!

— Добрая им память.

— Выпьем за них!

— Наливай!

— Да наливай, а не разливай!

— У меня тоже сын в участке был. Их много также работу оставили и все, никто не пришел обратно. А потом в их семьи ювеналы вторглись… ик… забрали детей у кого какие были и… а, что про это говорить!

Послышался плач, но он потонул в шумном разговоре.

— Разбирают там детишек наших по винтикам и продают!

— У тебя-то внуки откуда? Сам же говорил, что детей даже нет!

— А я образно, про всех… ик… наших детей вообще. Не наша эта страна стала, не наша!

— Верно говоришь!

— Тебе бы… ик… от всего народа к ним обратиться!

— Да куда уж. Был тут один выскочка. Все правительству прошения строчил, законом прикрывался. Как же, юрист, ученый… И че?

— И че?

— Забрали — якобы где-то вирус этот поганый подхватил. А он сиднем дома сидел и кляузы катал… ты давай лучше наливай…

— Так и что с ним?

— Что, что… да ничего — под нож пошел.

— Под нож?

— Как это?

— Его к этой адской машине подключили…

— ИВА?

— Именно. К ней поганой. Горло ножичком перерезали, трубку в глотку вставили и все. Лежал ни жив ни мертв. И где его вся писанина? В помойке. Не нужны «Системе» те, кто много знает, закону научен и на равных спорить может.

— Да, машины ИВА те еще убийцы. У гестапо газовые камеры были… ик… лей! Так верх гуманностью теперь кажутся. Это же подумать только — все неугодное население под нож пустить!

— В Красном Бору даже спецценрт построили за месяц чтобы ненужных изничтожать…

— Мою жену туда увезли. Она в депутатах ходила, в думе сидела… да куда же ты льешь, руки твои окаянные? Через край уже все полезло!

— Так ведь заслушался.

— Заслушался ты… Отдай бутылку, а то изведешь все, как поганец какой…

— Ты говори, что с женой-то стало!

— А что говорить? Не стало ее, вот что с ней стало. Против ювеналов она была, против биометрии, против криптокабин и виртуальных денег, чипов-имплантантов и прочей иноземной мерзости. Прикатил «белый воронок» и отобрал ее у меня. Навешали несуществующих диагнозов и под нож. До сих пор все перед глазами стоит, как позвонили с Красного Бора.

— Пухом ей земелька!

— Да, тихая, райская, за и загробная жизнь!

— Вздрогнули?

— Вздрогнули.

— Не чокаясь.

— Стоя.

Весь синий, шатающийся народ поднялся вместе со мной из-за своих мест, разом махнув в рот содержимое своих емкостей и уселся обратно. Я только подивился — когда бармен успел наполнить мой стакан.

Кивнув на прощание и кинув на стол полтинник (бедный скудный запас, оставшийся от той, прошлой жизни — благо в тюрьме никто не тронул мои пожитки), я направился к выходу. При любой другой ситуации, я, конечно же понаблюдал бы как выпучились у бармена глаза и отвисла челюсть, когда он вертел в руках мою купюру, но сейчас было не до этого.

Мой путь до «Магнитки», всегда занимавший не более двадцати минут, на сей раз непредвиденно увеличился в разы из-за творящегося вокруг беспредела. Я петлял через знакомые дворы, пересек дорогу, выйдя к «Ледовому дворцу» и тут пришлось остановиться, ища обходной путь или, хотя бы, укрытие.

В сотне метрах, у храмовых ворот, куда мы с братом и родителями ходили на службы каждое воскресенье, стояла полицейская машина с включенными проблесковыми маячками. Рядом — двое самих блюстителей порядка, с автоматами на плече, а чуть дальше в стороне — у подножия ступеней храма, трое нацгвардейцев тащили упирающегося священнослужителя.

Его изодранная ряса говорили о долгом противоборстве, но исход был понятен без дальнейшего досмотра чудовищной картины. Чем провинился священник и можно ли ему было помочь я не стал гадать и узнавать, а обогнул «Ледовый дворец» с другой стороны, перебежал через пустынную дорогу и прикрываясь деревьями и кустарниками, стал двигаться к улице Шевченко, где располагалась моя давно забытая работа.

«Что же это получается? Государство подставило под удар своих же собственных граждан лишив их права голоса, свободы и равенства? И что это за созданная «Система», которой все боятся? Здесь нужно конкретно поразмыслить, куда в очередной раз вляпалось человечество. Из всего услышанного выходит, что правительство установило карающий режим для всех попыток оказаться вне дома без уважительной причины. Под видом страшного вируса, оно снимает с каждого биометрические данные и вживляет чип-имплантант, созданный для контроля и безоговорочного подчинения человека, находящегося в этой самой системе. Что это значит? Да любой шаг влево или вправо от установленных той же «Системой» правил жестко наказывается в виде приостановлении поступлений криптовалюты, медицинской помощи и ограничения свободы передвижения. Всех бунтовщиков уже покарали, а те, что остались — носа не показывают из своих нор. Очень удобная защита от вируса — находиться дома и не собираться более двух человек. Бунтов устроить нельзя. Восстаний тоже. Все массовые скопления людей (посредством чипа и встроенной геолокации) моментально выявляются и разгоняются, а зачинщики беспокойства — отсылаются немедленно в клинику с диагнозом зараженного вирусом. Очень удобно, однако. Провинился, нарушил дисциплину, приехал этот их новый «белый воронок» и даже если ты здоров, тебя записывают в больные и немедленно изолируют в карантинный бокс. Там подключают к аппарату искусственной вентиляции легких и все — ты овощ или фрукт. Кому как нравится. Делай с телом что хочешь. Либо умерщвляй по добровольно-принудительной эвтаназии, либо расчленяй и на органы продавай. Иного не дано. Родственникам можно сказать — не выжил. Вирус убил. Кто проверять будет? Вскрытия вряд ли сейчас проводят. Врачи заодно с правительством. Силовые структуры тоже. Пожаловаться некому. Вылечить или хотя бы сказать правду — тоже. Вот и трясется в страхе население. Забивается в свои клетки-коробки в многоквартирных домах и только оттуда пытается огрызнуться в виде поста на интернет-страничке, лайка под понравившейся фотографией или цитатой или ничего не значащего комментария.

Другая половина дружно ударилась в запой и им, по большему счету, совершенно все равно что происходило кругом. Их не интересуют новые законы и правила. Для них счастье в копеечном содержании своей жизни и утопание в алкогольном смраде. Если они и остались живы после всех репрессий, то только потому, что «Система» оставила их на «закуску», как безобидных, в плане проведения мятежа и стычек с карательными органами, легко подчиняющихся воле высших сил, индивидуумов.

Создание ювенальной юстиции еще в мое детство вызывало много скандальных хроник и пикетов родителей, но теперь первым полностью развязали руки и они в аркан взяли последних. Естественно, любая мать или отец ради своих детей пойдут на все. Этим-то и пользуется «Система». Она манипулирует ситуацией беря под контроль и полное подчинение взрослых, а кто не согласен — того моментально признают больным вирусом, изымают детей (на те же самые органы или другие цели) и все. Человек опускается на дно, не в силах самостоятельно справиться с «Системой» (если его по каким-то причинам оставляют в живых), спивается и дальше умерщвляется как негодный биоматериал».

— Хрена се выводы накатили, — удивился я своим рассуждениям. — Да если все так — хреновы дела в нашем государстве. Интересно, в других странах происходит такая же хрень или лучше есть?

Кустарниками, скоплениями деревьев и дворовыми территориями, я добрался до своей бывшей работы. Мой магазин находился на первом этаже пятиэтажного дома, с выходом на издательство некогда крупной газеты и большой ресторанный комплекс. Светиться раньше времени не хотелось и поэтому я долгое время просто стоял, осматривая все кругом из зарослей расплодившегося шиповника.

Вспоминая прошлые ошибки, натыкаться на патруль не хотелось, да и на отдельно снующих андроидов — тоже.

Просидев в неудобном положении около часа и не обнаружив ничего подозрительного, я осторожно вышел из укрытия и медленно пошел по направлению к центральной двери. Камер видно не было. Это радовало, а то принесется какой-нибудь очередной биометрический фургон и перестану существовать как личность. Стану пиксельной проекцией собственного «я».

Подобный поворот меня не устраивал и я, что говорится «глядел в оба». Дверь оказалась запертой. Взглянув на расписание, я выругал себя за невнимательность. Рабочее время — с часу дня до пяти. Говорил же мне дядя Саша, что сейчас все так работают, а я все по-привычке живу.

— Черт. Весело девки пляшут! — выругался я сквозь зубы.

Вдалеке показался легковой автомобиль с проблесковым маячком, но с выключенной сиреной. Патруль! «Значит квадрокоптер рядом!» Следовало срочно менять позицию и прятаться в любом доступном месте. «Вот дожил. От полиции прячусь».

Завернув за угол, я обвел глазами пространство и заметил едва приоткрытую металлическую дверь подвала, куда часто, по работе, сдавал макулатуру. Не раздумывая больше ни секунды, мне потребовалось мгновение, чтобы оказаться рядом и спрятаться внутри.

Полицейская машина остановилась на перекрестке на светофоре, а потом затормозила у обочины. Гадать видели они меня или нет не имело смысла. Кто знает их современную систему слежения. Может видели, а может нет.

Когда охранник правопорядка вышел из автомобиля, я не стал дальше испытывать судьбу, а плотнее прижал массивную дверь и стал спускаться вниз.

Меня встретил сырой запах гниения. Там, где раньше располагался вход в макулатуросборочную контору сейчас зияла большая дыра. Кто-то вырвал металлическую дверь вместе с рамой. Думаю, местные бомжи постарались. Есть догадка, что как только начались все эти неприятности и лавочку прикрыли, дверь стала расходным материалом и ее банально загнали за буханку хлеба. Назад возвращаться не хотелось и я пошел дальше.

Следующий поворот как раз вел в подсобные помещения моей бывшей работы. Осмотрев его, я убедился, что он закрыт наглухо и кроме старых деревянных стоек, сломанных кресел и погнутых стеллажей ничего не зацепило мое внимание.

Углубившись дальше в темноту подвала, я обнаружил в дальнем углу спуск под землю. «Странно. Такого прежде не было. В свое время я немало здесь побегал, отлынивая от работы, когда сдавал макулатуру, но никакого иного хода как наверх здесь не было».

Ни спичек, ни фонаря, ни какого-либо другого огнива не оказалось, поэтому пришлось лезть на удачу, наугад разбирая земляные ступени. Поручни или перила также отсутствовали. Пилоты обычно называют такое движение «по приборам». Вот и мне пришлось ощутить «всю прелесть» такого перехода. Чем дальше я спускался, тем становилось яснее, что ничего хорошего из этого спуска не выйдет. «Кто знает, для чего он был здесь вырыт и кем. Предположим, последнее знать не особо и хочется, но вот для чего? Хотели что-то скрыть да не успели? Бомбоубежище делали, да средств не хватило?»

Конец ознакомительного фрагмента.