Чужая кровь

Ильяс Найманов, 2018

Прохождение через территории захваченные гнусом. Прохождение через уничтоженные деревни, мимо обращенных и обращающихся людей, с грузом, который настолько уникален, что в размен для его сохранения, два сопровождающих бойца Яков и Сагитай без раздумий рискуют жизнями, уничтожая даже союзных роботов. Что два человека на враждебной территории смогут сделать чтобы не погибнуть, а главное доставить груз, от сохранности которого, возможно зависит судьба человечества? Как выглядят пораженные земли и новообращенные? В этой книге мы проследуем с Вами от Москвы, до тех мест, откуда вернуться уже будет невозможно.

Глава 4. Крик

Равномерно урча двигателем, «Тойота» шла по трассе в сторону Киева в гордом одиночестве. Единицы машин, которые следовали в том же направлении, скоро исчезли, а установленный на скорую руку уже за Брянском военный пропускной пункт, перекрывающий трассу только в одном направлении, исключил и других случайных попутчиков, одновременно исчез и встречный транспорт. Ближе к пяти часам утра, когда солдаты в плащах в свете фонаря рассмотрели их документы и подняли условный пластиковый шлагбаум, Яков сменил окосевшего Сагитая и, с трудом упаковавшись в кресло, зевнув и помотав головой, продолжил путь. Но спокойно и размеренно двигаться у них не получилось. Сидевший смирно до этого на заднем сиденье Док, вдруг проявил беспокойство и начал, тихо гыкая, постукивать головой в стекло. Чутко спавший в это время Сагитай, открыл глаза и недоуменно повернулся в сторону беспокойного.

— Чего это он? — спросил Сагитай.

— Не знаю, — ответил следивший за мертвецом через повернутое центрально зеркало заднего вида Яков. — Может, есть хочет?

Сагитай, чьи глаза тут же начали закрываться, собрался с мыслями и, уходя в сон, все же успел произнести:

— Ну так покорми его… сам… справишься…

Лицо Сагитая расслабилось, рот приоткрылся, и стало ясно, что он уже спит. Яков притормозил и встал у обочины. Было как раз то самое время, когда предрассветные сумерки рождали серый туман. Туманная хмарь, поднимающаяся из кювета, тусклыми лапами хваталась за асфальт в надежде утащить его вниз, туда, откуда она вышла сама. Трофим вроде перестал биться, но механически поворачивающаяся голова из стороны в сторону все-таки вызывала жутковатые мурашки. Мысли о противоестественном и мистическом, особенно в обступающем внедорожник сером тумане, фары которого, казалось, светились все слабее и слабее, неожиданно захолодили Якова легким ветерком ужаса, а спящий Сагитай, неудобно накренившийся в кресле, никак не придавал уверенности и успокоения вдруг ставшей чуткой душе Якова. Подумав, Яков заглушил мотор. Вязкая, влажная тишина, в которой не было слышно ни привычного шума катящихся покрышек, ни ветра, ни карканья ворон, ватным одеялом обволокла голову. Это ощущение было сродни чувству, когда первый раз вступаешь в Зону, но не первые пятьсот метров, а километр или полтора, когда часто даже виден кордон, но ты уже не на своей большой земле, ты в совершенно другом месте… Яков набрал воздуха в грудь, открыл дверь и вышел наружу. Трофим метнулся к левой части салона, толкая стоящее за сиденьем водителя оружие.

— Тихо, тихо, Док, — успокаивающе сказал боец, обходя машину. — Сейчас покормим тебя.

Он открыл дверь, и зомби, нескладно переставляя ноги, вышел наружу. Именно сейчас Яков понял, что перед ним уже не тот ученый, не тот Трофим, которого он знал, а нечто совершенно другое. Не доброе и не злое, нечто, что было жалким. Но в то же время легко было представить, что оно вцепится тебе зубами в горло.

— Чего не в духе-то, Док? — осторожно спросил Яков. — Сейчас покушаем, не переживай…

Боец открыл заднюю верхнюю дверцу кунга, мертвец, покачиваясь, двинулся за ним. В правой руке по-прежнему была зажата статуэтка. Яков поймал себя на мысли, что, несмотря на то что Док был явно слабее его, если он вдруг шарахнет этой, вроде как чугунной, скульптуркой мутанта, то рассечение будет наверняка. Поглядывая на Трофима, он быстро развернул сверток, в котором были продукты. Хлеб, сыр, колбаса, отдельно овощи. Он собрал бутерброд и подал Трофиму. Тот схватил его и с легким стоном засунул в рот.

— Ну вот, а ты нервничал, — почувствовал облегчение боец, тут же готовя следующий.

Еще один бутерброд, почти не пережеванный, провалился в мертвеца, затем еще один, уже третий, лишь наполовину. Несъеденная половина осталась в руке Трофима, и он замер, словно выключился, недышащим и непредсказуемым манекеном. Легкий парок поднимался от его затылка. Яков придирчиво осмотрел макушку мертвеца, однако не трогая его, и ему в голову пришла мысль, что, откровенно говоря, не было его сильной стороной. Нещадно громыхая коробками с боеприпасами, канистрами, шоркая тюками, он начал рыться в кунге. Наконец его старания увенчались успехом. Сагитай не раз подшучивал над ним за его запасливость, шутливо называя то хомяком, то куркулем, но Яков всегда знал, что запас карман не тянет, а если на себе не носить, то и вообще разговора о лишнем быть не может. В руке двухметрового бойца появился холщовый подсумок на перекидной через плечо лямке, в котором, о чудо, было с килограмм конфет: различной карамели, леденцов и прочего. То, что карамельки — дело хорошее, он понял после первых ходок с Трофимом, а потому, вернувшись из Зоны, пополнил свой арсенал.

— Вот, Док, смотри, что я тебе нашел! Помнишь, ты своих карамелью прикармливал? Помнишь? Вот теперь и сам без сладкого не останешься. Ну-ка…

Боец достал одну карамельку и показал ее мертвецу. Тот некоторое время бездумно пялился на нее, затем бутерброд из его левой руки выпал, и рука потянулась к конфете.

— Вот молодец, — просиял Яков.

Быстро развернув, он подал ее Трофиму на открытой ладони. Тот взял конфету, едва коснувшись ладони Якова. Пальцы Дока оказались теплыми и сухими, посиневшие ногти перестали быть такими контрастными, лицо будто чуть разгладилось. Улыбка Якова стала еще шире. Каким-то внутренним чутьем он понимал, что, наверное, у Дока дела идут хорошо, раз он теплый и вроде как чуть более подвижный, чем был ранее. Конфетка ожидаемо пошла в рот, взгляд мертвеца чуть расширился, и он полностью развернулся к Якову.

— Еще хочешь? На! — Яков подал конфету. Док потащил ее в рот прямо в обертке. — Погоди. Развернуть надо. Вот так… вот так…

Пока Яков возился и общался с Трофимом, странным образом прошло около часа. Совершенно незаметно для себя он начал разговаривать с зомби, показывать, как разворачивать конфеты, приладил ему подсумок, подогнав по длине. Положил также туда несколько кусков хлеба, называя его несколько раз.

— Хлеб! Понимаешь? Это хлеб! — показывал он кусок мертвецу и клал в подсумок. — Вот еще. Хлеб! Видишь? Хлеб!

Затем они прошлись недалеко взад и вперед от машины. Обычно немногословный Яков, сам не зная почему, без остановки рассказывал Доку про туман, про дорогу, про себя, про него самого, а мертвец ходил за ним, смотрел в глаза, когда они останавливались, и слушал. Слушал все, без возражений и скепсиса, впитывая информацию и слова человека так, как это, наверное, могут делать только дети и вновь появившиеся на этот свет. По истечении часа Яков наконец утомился и решил перекусить. Теперь он сделал бутерброды на двоих, с колбасой и майонезом. Еще он сказал, что это настоящий мужской бутерброд, и от него у Трофима волосы на груди будут расти. Открыл две пачки сока. Гранатовый для себя и апельсиновый для Трофима. Он учил Дока пить из пачки, так сказать, на перспективу, поскольку стаканов в Зоне, наверное, не будет, только фляжки. Запивая все соком, вытирая куртку Трофима салфетками и что-то нехитро объясняя ему, он чувствовал странное успокоение, будто делает что-то очень правильное даже не для себя, а для кого-то другого, и от этого радостно и тонко щемило сердце.

Скоро туман, такой хмурый и жутковатый вначале, поредел, пропуская рассеянные солнечный лучи, и разрушил их уединение. Сагитай всхрапнул и проснулся, тут же скривившись от рези в затекшей шее. Поняв, что машина стоит, он начал озираться и, отыскав спокойно стоящего спиной к машине Якова и недалеко от него Дока, принялся выбираться наружу.

— Давно стоим? — спросил он, подходя к парочке и придерживаясь за машину.

— Час, может, больше. Дока кормил, да и туман густой был, подождать надо, — ответил Яков. — Мало ли что впереди, может, машину кто бросил, побьемся еще.

— Это правильно, — Сагитай разглядел открытую пачку апельсинового сока и, не раздумывая, взял ее, присосался к горлышку, сделал несколько крупных глотков.

— А-а-а… — только и успел растерянно сказать Яков, протягивая руку вслед за пачкой.

— Что? — спросил Сагитай, щуря один глаз, выпуская верхние пузырьки и возвращая сок Якову.

— Ничего.

— Ладно, я сейчас.

Сагитай отошел на несколько метров, встав лицом к обочине. Звякнул расстегиваемый ремень. Яков посмотрел на друга, на мертвеца, стоящего рядом с ним, на пачку апельсинового сока и, закрыв глаза, выпил остатки.

— Ничего, мой друг, ничего…

***

Утро занималось с неохотой. Словно спящий долго не мог разлепить свои веки, солнечный диск все никак не хотел показываться из-за красных облаков слева от едущих в белом внедорожнике. За рулем был Яков, сбавивший скорость и двигающийся, несмотря на пустую трассу, со скоростью около восьмидесяти километров в час. Навстречу им прямо по центру двухполосной дороги без света фар летела светло-голубая выцветшая «Волга». Летела она со скоростью очень далеко за сотню, возможно, на пределе своих возможностей. Яков едва успел принять вправо, как ревущий просаженным мотором аппарат пронесся мимо. Водитель встречной машины, видимо, и не пытался взять свою сторону.

— Чего это он? — спросил Сагитай.

Оружие — как огнестрельное, так и холодное — лежало в салоне, упираясь прикладами и ножнами в резиновый полик за Яковом, стволами и рукоятями мечей глядя в потолок. Яков остановился.

— Надо осмотреться.

Бойцы вышли наружу. Пустынная дорога с едва уловимыми остатками тумана, потревоженного неуместным встречным болидом. Насаженная лесополоса с наполовину потерявшими желтую листву тополями. Вдалеке едва уловимо послышались очень дальние раскаты грома, еще дальше, из кюветов слева и справа, вроде как виднелся дымок. Бойцы переглянулись. Им как военным людям было понятно, что это никакой не гром. Это эхо дальних взрывов очень крупных боеприпасов. На встречной полосе появились еще два автомобиля, несущиеся на предельной скорости, без фар, опять же практически по центру дороги. Снова все смолкло. Сагитай молча потянулся за телефоном, связи не было.

— Началось, — мрачно заметил он, глядя на пустую шкалу индикатора сигнала.

— Давай через спутник, — сказал Яков.

Оба снова влезли в машину, и Яков включил планшет, соединенный проводами с ретранслятором в автомобиле. Ритмичное пощелкивание сигнала соединения, томительная тишина и наконец голос шефа на том конце провода.

— Слушаю.

— Шеф, это Яков.

— Я понял. Что там у вас? Вы где?

— Километров сто до границы. Тут движение какое-то и взрывы. Нужна корректировка.

— Черт… — голос голубоглазого бы немного растерянным и уставшим. Очевидно, это и для него была непростая ночь. — Вы же не знаете. Нас порвали. Обороны у Смоленска больше нет.

Время будто остановилось. Это не было похоже на реальность, просто звук из планшета, даже без изображения. Разве можно верить планшету?

— У них новые формы… Огромные шары… Человеческие шары, — голос голубоглазого дрогнул. — Десятки, сотни. Они даже не ввязывались в бой просто прокатили мимо… И еще какое-то мясо… Непонятно ночью, не разглядеть. Смоленск сейчас под ними…

Тягостная пауза.

— Что теперь делать, шеф? — подал голос Сагитай.

По его нахмуренным бровям и сосредоточенному взгляду было понятно, что лапки вверх он не выкинул и выкидывать не собирается.

— Выводы, б…! Ладно… Сначала доберитесь до Зоны, сдайте Дока на лечение, там уже ждут. Я наших ребят всех по заданиям выгнал. Москва эвакуируется полным ходом. Кто в подземку, кто в убежища, кто на восток. Гнус поменял тактику, рассредоточивается на территории. Теперь он разбился на мелкие отряды и растекается. Мы выставили везде свои глаза и уши, где роботы, где люди. Артефактов на всех не хватает… Я остаюсь у себя. Сейчас нельзя голову в песок прятать, так что буду на связи. Двери железные, ставни прочные, оборудование уже не перенести… Если штурмовать не будут, месяц можно держаться и больше.

Голос шефа стал сух и четок. Оба бойца знали его несколько лет. Он не из тех, кто лез под пули и подавал другим пример своей храбростью, но сейчас его решение остаться на поверхности, в городе, которому осталось жить несколько дней, определенно внушало уважение.

— Навстречу попадался кто? — неожиданно спросил шеф.

— Да. Три машины, без фар. Несутся по центру, жить надоело, — подтвердил Яков.

— Это они.

— Гнус? — в один голос вскрикнули Сагитай и Яков.

— Да, — мрачно подтвердил шеф.

Бойцы округлили глаза и переглянулись. Вот и все. Вот так незатейливо, без грома и молний, без затмений и знамений он очутился и на нашей земле. Не где-то там, а в трех стремительно пронесшихся машинах, спешащих догнать поток людей и слиться с ним.

— Я сейчас скину вашу картинку куда надо, чтобы с вертолета не рассчитали, но вы не маячьте подолгу на открытом месте. Народ нервный. Машина, Яков, твоя? «Тойота»?

— Да, шеф.

Раздался тяжелый вздох.

— Почему штатную не взял?

— По городу мотались, чтобы внимание не привлекать, — попытался не то оправдаться, не то объяснить Яков. — Да и вещи у меня тут все походные собраны…

— Черный скотч есть? — спросил шеф.

— Есть серый, — с готовностью ответил Яков.

— Крест на крыше сделай, потолще, чтобы с воздуха хорошо было видно. Ориентир кину на белый внедорожник с серым крестом на крыше. Доку «муху» нацепите тоже. Ума-то хватило лишнюю взять?

Теперь голубоглазый снова стал похож сам на себя. Насколько галантный для посторонних, настолько же едкий для подчиненных.

— Хватило, — сказал Сагитай.

— Ну у тебя-то всегда хватало, — в голосе послышалось облегчение. — Ладно. Вопросы?

Яков посмотрел на напарника.

— Нет вопросов, шеф, — ответил Сагитай.

— Если что увидите, сообщайте. Я всегда на связи. Если не я, то найдутся люди. Вы мои глаза и уши. Ясно выражаюсь?

— Так точно.

— Все. Отбой.

Планшет издал щелчок, и связь прекратилась. Яков достал из подлокотника с правой стороны широкий серый скотч и, кивнув Сагитаю, вылез наружу. Несколько минут ушло на наклеивание широкого креста на крышу, плотное придавливание его и похлопывание. Потом Сагитай достал из внутреннего кармана припрятанный артефакт «муха» и передал Якову, чтобы тот повесил его на Трофима. Наконец они закончили и сели по местам, сосредоточенно думая.

— Если гнус навстречу, что делаем? — озвучил Яков общую мысль.

— Едем дальше, как ехали, — предложил Сагитай. — Надо карту посмотреть. Нам бы по объездным ехать, чтобы светиться меньше, с другой стороны… Тут уже как повезет.

Яков посмотрел на напарника, неопределенно угукнул, завел двигатель и тронулся. Заслышав шум двигателя, сзади зашелестел оберткой конфеты Трофим. Он неловко, но старательно зафиксировал фантик с одной стороны конфеты между большим пальцем правой руки и статуэткой, а левой неуверенно, словно вспоминая что-то, тянул за другой конец фантика, отчего конфета медленно разворачивалась.

— О, смотри, он уже сам разворачивает! — удивленно воскликнул Сагитай.

— Моя работа, — довольно прокомментировал Яков. — Скоро говорить начнет!

— Что он в эту химеру вцепился-то? — заинтересовался Сагитай. — Ну-ка, Док… Дай посмотрю…

Сагитай протянул руку к руке ученого, но тот судорожным движением притянул ее к себе.

— Не хочет…

— Ну и не надо.

Внедорожник плавно набрал ход и двинулся по трассе. Утро уже вступило в свои права, а дальний гром взрывов утих и не был слышен. Оранжевое солнце полностью вышло из-за горизонта и теперь просвечивало между стволами тополей и берез, поднимаясь выше и теряясь в желтой редеющей листве. Еще один встречный автомобиль. На этот раз шикарная иномарка. Пролетев мимо них, она с визгом остановилась, образовав синий дымок подгоревших покрышек. Яков, не сбавляя скорости, хмуро следил за ней в боковое зеркало заднего вида. Постояв немного, иномарка вдавила гашетку в пол и понеслась дальше.

— Они? — спросил Сагитай, нервно покусывая губы.

— Непонятно, — ответил Яков. — Пусть только сунутся, я им гостинца такого отвешу, по деревьям собирать будут.

— Шуметь рано еще. Сбегутся, соберутся, сами на деревья полезем. У них же вроде как стадный инстинкт или как его… Вот Док был бы в себе, грамотно бы сказал. Как это он про синхронность мертвецов рассказывал? — попытался вспомнить Сагитай.

— Синхронизм? — предположил Яков.

— Че? — улыбнулся Сагитай.

Яков перевел хмурый взгляд на напарника, но, поймав его улыбку, тоже растянул лыбу и чуть сильнее нажал на газ. В кюветах у обочины начали появляться опрокинутые автомобили. Некоторые из них лежали на боку, как будто целые, некоторые откровенно выгорели. Чуть дальше еще несколько уже просто дымящихся и пара выгоревших прямо на дороге. Сбавив скорость и вытянув шеи, пытаясь понять, что именно произошло, бойцы проехали мимо, и только Сагитай открыл рот, чтобы высказать догадку, как ответ сам появился перед лобовым стеклом.

Обогнав их и резко развернувшись, перед ними завис в сотне метров, отражая стеклом оранжевое солнце, разведывательно-ударный вертолет Ка-52 «Аллигатор». Черная матовая поверхность машины, отлетающая от воздушных потоков во все стороны золотистая листва в оранжевом свете восходящего солнца были невероятно красивы. Пилота не было видно из-за бликующих стекол, но ракеты сто двадцать второго и восьмидесятого калибра недвусмысленно уставились в лица бойцов. Яков резко затормозил, так что его напарник чуть тюкнулся лицом об панель.

— Не стрелять! — заорал в никуда Сагитай, срывая перчатку и высовывая в открытое окно руку ладонью вперед, а вторую ладонь прижав к лобовому.

Одновременно Яков высунул свою руку и начал жестами указывать на крест на крыше. Несколько долгих секунд, пока пилот согласовывал, жить им или нет, со штабом, бойцы практически чувствовали, как палец на гашетке пилота привычно и без сожалений был готов отправить их к праотцам. Наконец пилот получил команду, качнув машину в сторону, набрал высоту и с характерным стрекотом исчез за лесополосой. Убрав конечности обратно в кабину, бойцы, чуть ли не икая, полезли запивать испуг. С десяток секунд они успокаивались, и только потом Яков, выдохнув, высказал, наверное, основное, что можно было сказать в этой ситуации.

— Страшный, собака.

— Ага, — кивнул Сагитай и на всякий случай отпил из фляги еще.

Обсуждать, почему они его не услышали на подлете, совершенно не хотелось. Нервно переключившись на первую скорость, Яков снова начал движение. Каждые сто-двести метров на обочинах или в кюветах валялись автомобили. Наконец Сагитай не выдержал.

— Тормозни. Давай посмотрим, чего там.

Яков включил поворотник и прижался к обочине, после чего заглушил двигатель и, вытащив ключи из машины, убрал их в нагрудный карман разгрузки. Подумав, нажал аварийку.

— Ну пойдем.

Бойцы вышли и сразу подошли к пассажирской дверце своего автомобиля. Яков не без удовольствия достал Barrett XM109 и прицепил катану к поясу. Сагитай, с некоторой обидой поглядывая на гранатомет Якова, прихватил свой автоматик, потратив некоторое время на прилаживание катаны. Кинув взгляд на тускло смотрящего на них из машины мертвеца, они захлопнули двери. Спустившись в кювет по влажной от недавно осевшего тумана траве, они заглянули в первую машину, стоящую на четырех колесах. Там лежали двое мужчин. Вроде как без повреждений, как будто спящие, у одного даже немного дрожали веки.

— Чего это… — недоуменно начал Яков.

— Т-с-с, — поднес палец к губам Сагитай. — Заразные…

Он указал на их лица, присмотревшись к которым можно было различить пока еще едва заметные гнусные пятна. Яков приподнял гранатомет.

— Сознание потеряли, пока ехали… — понял Сагитай.

Затем махнул рукой, жестом призывая идти за собой, и двинулся к другой машине, лежащей на боку в пятидесяти метрах от первой. Лобовое стекло было выбито, а в машине лежало несколько расстрелянных из оружия крупного калибра тел. Красная свернувшаяся кровь, резкий запах кислятины.

— Кто это их пошинковал? — шепотом спросил Яков. — На вертолет не похоже… У того тридцать миллиметров калибр.

Сагитай отрицательно покачал головой. Догадок не было. Дальше, метрах в двухстах, стоял врезавшийся в березу деревенский уазик, а за ним еще одна машина, серая «Лада», «десятка». Подходить к ним не было смысла, но… Внезапно мороз продрал по коже. Детский плач. Младенец. Бойцы от неожиданности открыли рты. Яков, пересилив мгновенную оторопь, бросился на звук. Сагитай последовал за ним. Но кроме этого звука появился другой, механический звук дизельного двигателя, возникший через секунду после того, как послышался плач. Из-за уазика, перестукивая гусеницами и неладно тарахтя двигателем, выехал ДПР127. В ту же секунду, обнаружив бойцов, он выкинул вперед два крупнокалиберных пулемета и замер, вращая башенками и переставляя глазки с одного человека на другого. Бойцы также замерли, чуть раскрыв руки. Программа робота должна была отличить живых людей от прочего. Через несколько секунд гусеничная тележка робота повернулась, и он двинулся к стоящей рядом « десятке», откуда раздавался крик. Бойцы бегом поспешили за ним. Но ДПР изначально стоял между этими машинами, а потому открыл переднюю пассажирскую дверь манипулятором. Даже отсюда было видно, что с женщиной, сидящей на переднем сиденье, что-то не то. Нервные движения рук, безвольно шевелящаяся голова, гнусные, пока еще блеклые пятна на лице и руках. Фаза перерождения матери и крик младенца на заднем сиденье. ДПР сделал выводы, отъехал на несколько метров назад, выставил злые пулеметные обрубки и…

— Н-е-е-т!!! — закричал Яков, до которого дошло, что сейчас будет.

Безжалостные короткие пулеметные очереди изорвали тело женщины в бесформенное месиво. Крик не унимался. ДПР отъехал еще на несколько метров, развернул тележку и выставил короткое жало огнемета. Яков перехватил гранатомет в боевое. Огненный смерч ворвался в кабину, ребенок зашелся визгом и затих. Палец бойца вдавил курок. Ничего. Предохранитель. Двухметровый гигант бессильно опустился на колени. Побледневший Сагитай стоял рядом, не в силах сказать ни слова…