Древний мир и войны. Стихи

Инна Ивановна Фидянина, 2023

Стихи о тёмных смутных временах, когда воином был каждый, даже не самый отважный. А бабы то люльки качали, то мечами махали…

Я за Родину воевать не умела.

Я отправилась к протоиерею:

«Батюшка протоиерей,

причащай меня поскорей!»

Причащение, причащение:

батюшкино благословение,

матушкины слёзы,

а на душе лишь грозы.

Грозы грозные надвигаются.

Кто не спит, тот и мается:

на коня и в поле —

на вольную, вольную волю!

Я за Родину воевать не умела,

но за час-другой постарела.

Не узнала дома меня мать:

«Ты иль я зашла? Не признать».

Я за Родину воевать научилась,

но с тех пор

мне Русь во снах и не снилась.

Древний мир

Личный варвар

Личный варвар молча ходит,

постучится в дверь серьёзно.

Личный варвар не находит

слов, конечно, очень грозных.

Личный варвар неприлично

мысль подкинет и умолкнет.

Я его не укусила.

Укусила бы, что толку?

Ведь на то и варвар этот,

чтоб терпеть обиды света,

рассуждать в бору о главном:

кость ребёнку или маме?

Этот варвар непокорный

мне на ушко что-то шепчет

(расстоянье — километры,

расстояние — три века).

Смотрит варвар, улыбаясь,

думая, что жив сейчас.

Светлый варвар точно знает,

что придёт победы час!

Я ему пишу письмо:

«Всё в порядке, но лицо

постарело как-то ночью,

видно в век твой очень хочет».

Варвар пишет мне в ответ:

«Я сегодня на обед

написал тебе сонату,

и теперь ты виновата,

что по свету зазвучит

старый, древний колорит».

Личный варвар мой хороший,

он сто тридцать песен сложит.

И я буду знать сама:

виновата в этом я!

Ой ты, князь Михаил

Ой, Михаил ты великий,

взял посох, и взгляд не дикий,

шелом уже не оденешь,

не веришь,

что ещё больше земель тебе надо:

родные просторы — отрада.

Время выпало тебе золотое:

ни Мамая, ни боя,

лишь пиры

да похвальбы.

Похвальба, похвальба, похвальбище,

шум, молва и гульбище!

На спор можно и море Чёрное переплыть.

Чему быть, тому и не быть,

а море перебежать — не шутка!

Но не промах наш княже Мишутка:

прыг на чёрны корабли

и плыви, плыви, плыви…

На то Михаил и великий!

А лик твой ликий

кто-нибудь намалюет

да нам подсунет:

любуйтесь, люди,

таких красивых больше не будет

во власти.

Песнь свою пела Настасья,

домой ожидая героя.

Пой сорок лет, на дне моря

твой муж Михаил великий.

Вышивай крестом его лики.

Мечты косаря

Разошлась с косой рука могучая

по лугу да по полю! Мурава колючая

застилает тело, глаза ест.

Я скошу её косой в благовест.

Нет на мне изъяна да и сам не дурак.

Почему ж дивчине всё не так?

Да и возраст у меня уже большой.

Вот скошу её косу своей косой!

А и батька у Марьяны чи дурак?

Эх и мамка у Марьяны — железо` кулак.

Что ж вы дочечку храните, для кого?

Перезрела ваша баба, брызжет молоко!

Ой пойду, косою закошу весь свет,

надоело тут махать в пересвет!

А по лугу да по полю — не вода,

а по лугу да по полю — блеск-роса.

И трава-мурава вдаль манит.

Брошу всё, уйду в леса, да небрит

зарасту своей волоснёй,

а кикимора и водяной

станут мне роднёй.

Превращусь я сам в Лешака,

украду Марьяну, будет моя!

Зарастёт и невеста волоснёй,

станет паклею трясти, а не косой.

Не посмотрит на неё бар, купец.

Стану детям я её — строг отец.

Побегут ребятки по полю!

А свою семью я сам отмою,

заплету всем косы, сбрею морды,

и прям к тёще ко двору:

— Мам, дверь откройте,

вот ваш зять-молодец,

вот ваши внуки!

— Где ж были вы?

— Ай, в лесу не знали скуки! —

и пойдёт плясать жена,

да спляшет тёща,

ну а тесть-холодец и того хлеще!

Вишь, бог Перун, где счастье-то бывает,

когда из леса Чёрт хлопцу моргает.

А ты коси, косец, не зная горя.

Постучись-ка в дверь, авось откроют!

Князь Гвидон и корабли

Князь Гвидон в весь мир влюблён,

в весь мир влюблён наш князь Гвидон!

А князю Гвидону жену бы влюблёну

в славного князя Гвидона.

Но не до жен, не до подруг:

корабли чужие вдруг

к нашей бухте приплывут.

— Ой не друг там, ой не друг.

Флаг веселый, но не наш,

черно-белый — это враж,

это враж или султан,

мож торговый. А, Степан?

— На торговый не похож,

да не видно же их рож.

— А пальнем, пущай боятся!

— Нет, Гвидон, вдруг торговаться?

— Как же думу думать тяжко

(княжья голова бедняжка).

Ну давай их подпалим!

— Погоди, успеем в дым,

на дно успеем всех пустить.

Как себе не навредить?

Вот и кумекай, князь Гвидон:

мы стреляем или пьем?

А надо было жениться,

легче было б материться!

Ой люли, люли, люли,

плыли к бухте корабли.

Плывут лодочки

Плывут, плывут лодочки

по морю синему,

а на лодочках корабельщики,

корабельщики красивые,

корабельщики статные,

мирные, невозвратные:

нет им дороги домой

из-за моря синего,

из-за Индии далёкой.

Потонут, потонут кораблики

в море глубоком,

корабли мирные,

корабли торговые

везущие деньги целковые,

а также ткани атласные

да серпы, молоты ясные.

С бурей суда не спорили,

на бурю нету управы:

по морю чёрному попешеходили

и на борт правый!

А дома дети да матери,

накрыты скатерти:

ждут мореходов,

тридцать лет ждут и сорок

своих поморов.

Вот так и живём мы, значит

Когда день на небе повиснет,

мужик над гуслями свистнет,

и облака понесутся,

да куры перевернутся

с насиженного шеста,

значит, пришла беда.

А как пришла, снаряжайся,

в поле иди, сражайся!

Мы ж за тебя поплачем.

Вот так и живём мы, значит.

Что ни день, то горе;

что ни ночь, то доля,

а доля у нас такая:

рожай ребят и гоняй их

по чистому, чистому полю,

пока мал — на волю,

а как подрос — воевати!

Дед не слезет с кровати,

бабка застрянет в печи,

невестка забудет про щи —

вот те приметы

к хмурому, хмурому лету,

это войны начало.

А где наша не пропадала?

— Не пропало колечко

милого моего. Сердечко

вдруг разболелось что-то.

Охота, охота, охота

с ним кувыркаться в сарае!

Эх ты, вдова молодая,

спрячь свои мысли подальше.

Подрос уж немного твой мальчик,

качай люлю да пой.

Дом на горе пустой,

ветер за окнами воет,

дверь никто не откроет.

Привычка — дело дурное

Дом не дом, печь не печь,

так повелось, что негде лечь.

Подвинься, баба, дети прут,

в избу козочку ведут.

— Куда её? «Морозно, мать,

в сарае токо помирать!»

Коза, мать, дети, нет отца

(ушёл однажды по дрова),

некому хату подправить

(сын скоро на ноги встанет).

Скотина жалобно блеет,

печурка почти не греет,

замерзает в корыте вода.

Идите к чёрту, холода!

— Весной наново крышу покроем.

— Никто и не спорит, —

отвечает сынок деловито.

Бычий лопнул пузырь: открыто

окно, и ставенька хлопает.

Мальчонка встаёт да топает,

входную дверь открывает,

в хату мороз впускает.

Сестрёнка терпит, не плачет

(она взрослая, батрачит).

Прикрыл оконце, стало теплее.

Придёт весна, повеселеет

крестьянская доля несчастная.

Баба спит безучастная

к их общесемейному горю.

Привычка — дело дурное!

Царь казак, царица казачка

Небеса обетованные, повесть дивная:

деревянный дом, земля не глинная,

соха, метла и уздечка,

корова, свинья да речка.

Кобыла совесть забыла — пляшет,

петух крылами с забора машет,

кошка пошла до кота,

сижу на завалинке я.

Солнце играет.

Жинка не знает

какой я ей приготовил подарок:

там за сараем

стоймя стоит трон резной.

— Не садись, жена, погоди, постой!

Одень нарядное платье

да ленту атласную

вплети в золотую косу,

теперь садись. Пусть не скосит

нас бог запорожский!

Ты царица, я царь литовский!

— Ну и дурак же ты у меня, Кондратий!

Зря время потратил, —

вздохнула Оксана,

но исполнила, что муж сказал ей.

Совершив обряд,

я был рад:

— Ну вот, теперь мы под защитой великой!

А бог с неба безликий

смотрел, не глядя:

«Ну и дурак ты, Кондратий!»

Небеса обетованные, повесть дивная:

деревянный дом, земля не глинная,

небо, рай и поля плодородные.

Гуляй, казак с царской мордою!

Монах влюбился

От добра добра не ищут.

— Ты куда? «Где ветер свищет,

и ломает паруса

лишь вода, вода, вода!»

— Не туда тебе, рыбак,

хлипковата лодка так.

«Я плыву, ты не мешай,

корабеле ходу дай!» —

так монах сам с собой разговаривал

и от брега родного отчаливал:

не за рыбой он в путь пустился,

к нему в голову чёрт просился.

«Видно что-то не так», —

начал думать монах.

А захотелось служке божьему счастья:

влюбился он, вот несчастье.

И другого пути не нашёл,

как в лодочку прыг и пошёл,

погрёб, трусливо сбегая:

«Нельзя мне!»

— Не понимаю!

От добра добра не ищут.

Но ветра во поле свищут,

и ломает паруса

лишь сама свята душа.

Царь и кобзарь

Не забудем, не забудем,

не забудем, не простим!

В нашем городе гуляет

самый главный господин —

это царь-государь.

А ты, нищий кобзарь,

не стой, уходи,

у тебя на пути

одни беды да тюрьма.

Плюнь, коль я не права!

Гой еси, гой еси,

перевелись на Руси

все законные дела.

Плюй не плюй, а я права.

Не забудем, не забудем,

не забудем, не простим:

в нашем городе прижился

самый главный господин —

это царь горох,

царь горох-чертополох!

А ты, кобзарь,

хочешь сядь, а хочешь вдарь

по своей больной судьбе,

у тебя дыра везде.

Эх, кобзарь-кобзарёк,

тебя царь уволок

в самый дальний уголок,

посадил под замок.

И теперь ты посиди,

пока пляшут короли,

пока пир идёт горой,

хочешь ляг, а хочешь стой

под дыбой, дыбой,

под двумя, а не одной!

А певцу герою

плохо под дыбою:

и ни ойкнуть, ни вздохнуть.

Как же дальше своё гнуть?

Не забудем, не забудем,

не забудем, не простим!

Как мы пели, так петь будем.

Беды в песни воплотим!

А храмы залижут свои раны

Храмы, храмы, храмы,

храмы — золочёны купола.

Русь ходила голой, драной,

но на храмы медь несла!

Охраняем храмы, храмы,

храмы — белая стена.

Зализав военны раны,

возведёт храм голытьба!

Старый, древний спит князь-город,

дремлет мёртвый Киев-град.

Хуже нету той неволи —

церкви битые стоят!

Апанасу игумену

нету плоше той беды:

половецкие зверины

все иконочки сожгли!

Сел и плачет. «Деда, что ты?»

— Ничё, детонька, иди.

Дед ты, древний Апанасий,

муку внуку расскажи!

Хата цела, бабка ждёт,

муженёк всё не идёт.

Целил, метил старый дед,

руки-крюки: «Нож нейдёт!»

Ты не плачь, не рыдай,

лежи на печке, дни считай.

Придут хлопцы, засучив рукава

и иконы, образа

вырежут, раскрасят,

развесят — храм украсят!

Заблестит церква, засияет,

мало ей будет, добавят:

на позолоту скинутся

и дальше двинутся

Русь отстраивать!

Не надо жинку расстраивать,

дед Панас,

война не про нас,

про нас пир горой!

Иди в огородик свой,

там репа сиднем сидит,

на тебя страшенно глядит:

срывай да ешь,

пока рот свеж.

Конец ознакомительного фрагмента.