Ночь в Вавилоне

Иннокентий А. Сергеев, 2023

Катакомбы древнее самого города. Многие брались исследовать их запутанные ходы, чтобы выяснить, как глубоко уходят они под землю и не таят ли они сокровищницы, набитые богатствами, гробницы, винные погреба или просто что-нибудь интересное; многие из них поплатились жизнью за свою дерзость…

Ночь. Деревня.

Они пришли с семьями, привезли на замызганных повозках скарб, вид у них был жалкий и упрямый. Они поселились особняком, построили хижины, загромоздив ими пустыри, с востока примыкавшие к городу, притащили со свалки ржавое железо, гнилые доски, принялись копаться в земле.

Им никто не мешал.

Вскоре на них перестали обращать внимание, о них больше не говорили, а когда встречали на улице, делали вид, что их нет, или презрительно морщились. Их никто не тревожил, не предлагал помощь, не пытался изгнать. Никто не интересовался, откуда они пришли, почему покинули они свою страну. Никто не понимал их языка.

Никто не проявлял к ним вражды, — по крайней мере, открыто, — оборванцы они и есть оборванцы — над ними посмеивались, женщины в парикмахерских корчили брезгливые гримаски, и только. Пока в городе не разразилась эпидемия.

Болезнь эта напоминала собой чуму, только убивала быстрее, и не было от неё никакого спасения. Заразиться означало умереть. Эпидемия косила людей тысячами, повергнув город в состояние шока, она свирепствовала, набирая силу, а в гетто, как будто, ничто не изменилось.

Было такое впечатление, что оборванцы нисколько не страдают от неё; должно быть, они обладали веками выработанным иммунитетом. Так или иначе, но никто не видел, чтобы они сжигали трупы, как делали это на площадях города.

И Город понял, что чужаки принесли с собой смерть.

И тогда началось избиение.

За один только вечер и одну ночь с чужаками было покончено, гетто было сожжено дотла, его обитатели перебиты. Толпа, обезумевшая от ужаса и ненависти, бесновалась до рассветных сумерек и жгла, крушила, рвала на части. Убивали даже собак и сжигали, сжигали… Утром всё было кончено. Город вырвал заразу из своего тела.

Те немногие, кто уцелел, поселились километрах в десяти к северу от города. Они, кажется, не таили вражды и не помышляли о мести.

Они поселились деревней, построили хижины и снова стали копошиться в земле. Некоторое время о них всё ещё говорили с опаской, но всё меньше, а вскоре и вовсе про них забыли.

…………………………………………………………………………………………………………………….

Дорога привела меня в деревню; там она и закончилась, ибо не успел я пройти и десятка домов, как оказался захвачен в плен местными жителями. Они обступили меня плотным кольцом, горланя что-то на своём языке, и я растерянно улыбался, пытаясь сообразить, радуются они или злятся, и как мне следует действовать. Они были очень взволнованы. Некоторые из них, подползая ко мне на коленях, пытались целовать мне ноги; я отбивался от них как мог, оглядываясь в поисках пути к бегству.

Толпа становилась всё больше, и чем больше сбегалось людей, тем шумнее они становились. Я пытался объяснить им, что я не собираюсь оставаться у них, что я всего лишь странник и не задержусь у них надолго, если только они позволят мне это. И они притихли было и слушали меня, но ничего не поняли из того, что я им сказал, и вновь принялись кричать, ещё громче и беспорядочнее. Я попытался прорваться через толпу, меня не выпустили из круга, и кто-то даже замахнулся на меня, чтобы ударить, но его оттащили, а потом стали колотить и пинать. Дело едва не дошло до драки, но тут один из них, взобравшись на бочку, поднялся над толпой и вдохновенно завопил.

Конец ознакомительного фрагмента.