Энциклопедия наших жизней. Семейная сага. Наша доченька – Стэлла. Том 1

Ираида Владимировна Дудко, 2020

В этом – 2020 году нашей дочке Стэлле 27 августа исполняется 60 лет. Решили в качестве подарка подготовить и напечатать книгу о её жизни, начиная с рождения и по 2000 год. Получилась книга в четырёх томах. – больше 1000 страниц. Поэтому рассказ о события, произошедшие в XXI веке мы поместим в книге, посвящённой её следующему юбилею. Любой рассказ о конкретном человеке затрагивает события, касающиеся не только близких родных, но и: её друзей;, обстоятельства происходившего; места, где протекала жизнь; путешествия, и – многое другое… Поэтому в этой книге включены воспоминания не только о детстве, юности и зрелости нашей дочки – до её 40-летнего возраста, но и рассказы о событиях всей большой нашей семьи, жившей в советский период. Эта книга – не только об истории Стэллы, нашей звёздочки, но и о: её характере, бесшабашных поступках, взлётах и падениях, влюблённостях и разочарованиях, радостях и трагедиях, её окружавших. В общем – обо всём, что происходило с ней и вокруг неё....

Глава 2. 1961 год

Часть 3

Отпуск у бати в Бресте

Отдыхали в Минске и потом — в Бресте

ВСПОМИНАЕТ ИРАИДА

В этом 1961-ом году ни по каким путёвкам мы никуда не поехали. Поскольку в августе мои родители собирались тоже в отпуск, мы решили отдохнуть в июле. Ёлку мы оставили с бабусей и моими родителями, а сами поехали в Брест к Бате, с заездом в Минск.

В Минск мне бабуся прислала письмо.

Письмо в Минск — Ермалюк (для Дудко) из Дзержинки от Мариамны Алониевны Степановой.

30 июля 61 г. Понедельник. 10 часов утра.

МИЛАЯ ИДА!

Отвечаю на твою открытку.

И я тоже заметила, что в твоих словах нет… настроения. Конечно, в сосновом бору пожить, одно наслаждение, но попасть и в Брест, где плодов не початый край, а овощей под руками — куда как хорошо! К этому заключению все пришли.

Мила собирается в Москву. Эллочка в своей кроватке, старается своими штанишками вытирать носик, распевает — «Та, та! Баба, папа, да!» — вот и весь лексикон.

Кашель и насморк не прекращается. Температура была 38–37,5. Сегодня «в школу» не отнесли, хотя температура нормальная. Буду с ней одна. А какая я уже нянечка? Одно горе!

Папа вздыхает по Волге. Мама пока терпимо относится к его вздыханиям. Мила «страдает» — 2-го немецкий. Вот ты никогда, кажется, никогда не унывала. Помнится, я в тебе никогда не сомневалась.

Жара. Мила и папа не находят себе места.

Вчера заявилась Валентина Ивановна Долгова. Приглашала к себе справлять проводы: уезжают за границу, в Берлин. Вызвали срочно Н. А., который лечится на грязях (друзья Долговых).

Время сейчас тревожное в далёких краях: это её немного нервирует. Валентина Ивановна с семьёй едут вместе с ними. Долгов — завучем, Н. А. — директором.

Русина ходит, ворочая нос: вот как вы её разобидели!

На рынке — крыжовник, вишня, всё, конечно, «в цене».

Милушка отводит, и приводит ребёнка сама. Ёлочка научилась быстренько посылать воздушный поцелуй.

Увидев с балкона какого-то дядю, сказала — «Папа! Папа!». А, вот, мама, не говорит — (обиделась).

Ну, до свидания! Всего вам хорошего! Привет супругу и всем!

БАБУСЯ.

Часть 4

В больнице

На фотографии — больные на прогулке в старом Угрешском саду.

Я (Ираида) в нижнем ряду, рядом с мед. сестрой, которая в обязательном порядке сопровождала больных во время прогулки. Слева от меня — Галочка, у которой был роман с тем Рыбкиным, по учебнику которого мы учились в школе.

Больница находилась в здании бывших монастырских келий.

За этим зданием располагался старый монастырский сад, куда выпускали на прогулку ходячих больных.

Весной 1961-го года я попала в больницу.

Помню, я сидела с учебником у окна. Поскольку я низко склонила голову над книгой, Виктор обратил внимание, что у меня на голове лысинка с пятак.

На следующий день я помчалась к кожнику на приём. Он меня выслушал, потом спокойно взял в руки прядь моих волос, дёрнул их, и…они остались у него в руках. Мне так стало обидно, что я разревелась. А потом мой рёв перешол в истерику.

Доктор успокоил меня, и говорит — «Ну, а теперь рассказывайте, какие неприятности происходили с вами за последнее время?».

Я говорю — «вроде бы никаких. Правда, прошлым летом (меньше года) трагически погиб рат, а я была беременна, и волноваться мне было нельзя… и т. д.».

— «Э, милочка, вам не ко мне нужно было идти. Вот в соседнем кабинете принимает невропатолог. Ну-ка, пошли со мной». Он взял мою карточку, без очереди провёл меня к доктору Кричевскому, который к тому же заведовал физиотерапевтическим отделением.

И уже через несколько дней меня положили в больницу, где я пролежала больше месяца.

Посещения родственников были не ограничены. Женщины в палате лежали со всего Люберецкого района. Все рассказывали о чём-то своём. Помню я подружилась с одной больной астмой — Галей. Она рассказала о своей любви с известным математиком (я его знаю только по учебнику) — Рыбкиным. Это был интересный роман…

В это же время заболела крупозным воспалением лёгких моя бабуся, и тоже попала в больницу. Она лежала на втором этаже, в терапии. Родильное отделение было крайним с торца монастырских келий. А дальше были палаты терапии. Я навещала бабусю.

Была не притча, а быль. В одной из палат, кстати, рядом с палатой бабуси, в стене была ниша, в которой в давние времена была роспись — изображение богоматери. Сколько бы её не забеливали или закрашивали, образ проявлялся через любую краску. Интересно, сейчас, когда восстановили все помещения монастыря, этот образ сохранился до сих пор?

Мне очень нравилось лечение. Особенно, хвойно-жемчужные ванны. Ложишься в изумрудную воду, пахнущую хвоей. Из-под тебя поднимаются, и обволакивают всё тело кислородные пузырьки. Это так приятно…

Циркулярный душ, в отличии от жемчужных ванн — будоражил, покалывая множеством острых струек воды, выстреливающих в тебя свои маленькие жала.

Я уже упоминала, что заведовал отделением врач физиотерапевт — Кричевский. Высокий, интересный, не очень молодой. Меня женщины предупреждали, что он любит молодых. Не знаю, в чём выражалась его любовь к молодым, но я помню, что каждый раз, когда я принимала ванну, он приходил. Никаких особых чувств он не проявлял. Просто, когда я лежала в ванной, он подходил, щупал рукой воду и спрашивал — «Не холодная?». Сначала я стеснялась, сразу двумя руками старалась закрыть все интимные места.

А потом мне это надоело. Ну, смотрит, не съест же он меня?

И еще запомнилась мне эта больница тем, что в одно из посещений, когда мы были в саду, ко мне пришла мама со Стэлкой. Она встала от меня на расстоянии нескольких шагов и опустила Ёлку на землю, и спросила — «Где мама?». Я протянула руки навстречу. И Ёлка первый раз пошла своими ножками…

Уколы витаминов, циркулярный душ, хвойно-жемчужные ванны и покой сделали своё дело. Волосы на голове стали восстанавливаться, и меня выписали домой. В это время уже — во всю шла весенняя сессия. Мне пришлось взять академический отпуск…

На фотографии — Виктор и Стэлла. Они находятся на пустыре, который растянулся от внешнего монастырского пруда — до школы, которая в том далёко 1961-м году ещё не была построена. Также не было на этом месте парка, деревья которого теперь достают до неба…

После того, как мы расстались с горбатой няней, нам наконец удалось Стэллу устроить в детский сад.

Там детишек периодически фотографировали, поэтому у нас сохранились снимки Стэллы той ранней поры. Странно — почему нет ни одной её фотографии в возрасте — до годика. Виноваты, конечно — мы, родители.

Стэлла — слева

Стэлла — справа

Стэлла — справа вторая

Стэлла на качелях — слева

Часть 5

Немного о родословной

Светлана Ивановна Фирсова (внучка Алония Алониевича Мейстрик).

Заслуженный учитель истории.

В одной и той же школе в Большой Мартыновке Ростовской области проработала 45 лет…

Когда не стало рядом уже родителей и затем брата Миши, она осталась совершенно одна.

Осень жизни, как и осень года,

Надо, не скорбя, благословить…

Такой я стала, увы! Сентябрь 2012 г. Мне — 73 года.

Светлана.

В далёком посёлке — Большая Мартыновка живёт одинокая старенькая учительница — моя тётка — Светлана Ивановна Фирсова. Не верится, что она — мне является тёткой. Мы с ней — ровесницы. Но, оказывается — бывает и такое…

Моя бабуся (Мариамна Алониевна Мейстрик) была старшей сестрой Фаины — мамы Светланы. В семье Алония Алониевича Мейстрик всего родилось 10 детей. Поэтому разница в возрасте между старшей сестрой и младшей составляла — 20 лет.

Так что — всё правильно.

У Мариамны — сын Владимир, это мой отец.

У Фаины родилась — дочка Светлана. Она — двоюродная сестра моего отца и, одновременно — двоюродная моя тётка.

Фотографию семьи Мейстрик мне прислала Светлана Фирсова (внучка А. А. Местрик).

На обратной стороне фотографии Светлана написала —

1904 год, Астрахань. Семья Мейстрик: Мариамна, Надежда, Алоний Алониевич (Алоис Михал), Виктор, Ольга, Антонина, Николай, Прасковья Матвеевна, Фаина.

А ещё моя милая тётушка добавила к этой записи следующие строки:

А утвержденья эти лживы,

Что вы исчезли в мире тьмы.

Вас с нами нет.

Но в нас вы живы,

Пока на свете живы мы…

(К. ВАНШЕНКИН).

Фотография сделана в 1958 году.

После смерти родителей и брата — Миши, Светлана осталась одна в старом домике, в котором прожили свои жизни три поколения семьи Мейстрик:

— бабушка — Прасковья Матвеевна (жена Алония Алониевича),

— семья Фаины Алониевны (младшая дочь Алония и Прасковьи) и

— дети Фаиины и Ивана Петровича Фирсовых — Светлана и Михаил.

Это — Прасковья Матвеевна — жена Алония Алониевича Мейстрик.

Фаина Алониевна Мейстрик — (1902–1977 г.г.)

Светлана и Михаил Фирсовы

Среди 10 их детей — моя бабушка была — старшей дочерью, а Фаина (мама Светланы) — младшей.

Алоний Алониевич умер 5 июня 1902 г., а 14 июля рождается последняя дочь Фаина.

Поскольку Фаина родившись — не застала своего отца живым, спустя много лет она обратилась к старшей сестре — Мариамне с просьбой рассказать ей об отце, которого она не знала совсем.

Мариамна отослала Фаине письмо, в котором записала свои воспоминания о жизни отца — Алония Алониевича.

И вот, спустя много лет, это письмо вернулось ко мне. И теперь уже я знакомилась не только по рассказам бабуси, но и по написанному ею письму с подробностями не лёгкой жизни Светланиного дедушки, а моего — прадеда.

Я привожу это письмо здесь полностью, чтобы, читая эту книгу, дети мои, внуки и правнуки познакомились с историей жизни их предка — чеха, приехавшего в Россию

ДОРОГАЯ ИРА!

Наконец, посылаю тебе обещанное письмо твоей бабушки. Эти воспоминания она написала по просьбе моей мамы для меня. Я переписала это письмо для тебя, и, пока делала это, опять погрузилась в далёкое прошлое.

Маме было около 9-и лет, когда не стало А. А., и, конечно, она знала его не долго, а уж о прошлом — ничего. Она, как и твой папа, обожала Астрахань, родину всех русских Мейстриков.

А. А. несомненно личность незаурядная. Только вот, думаю, малодушным он не был, судя по этим воспоминаниям. Просто — очень мягким и добрым.

Я снова посмотрела даты жизни. Они поженились с Просковьей Матвеевной, когда ей было 17, а ему не было 23-х, если учесть, что твоя бабуся родилась в 1882 году, им было — 18 и 23. Совсем молоденькие! А умер А. А. в 52 года всего — это же для мужчины расцвет. Но, во всяком случае, он не видел, как пошло прахом всё его дело, в которое он вложил жизнь. Я имею ввиду 1917 год.

А бабушке (моей) было 47, когда она хоронила любимого, и замуж она больше не вышла.

ВОСПОМИНАНИЯ МАРИАМНЫ

Алоний Антонович родился в 1859 г. В городе НАХОД, в Бельгии (так называлась Чехия в составе Австро-Венгрии).

Родители его занимались, видимо, торговлей, так как помню из его рассказов, что матушка его таскала какие-то угли, куда-то их спускала, что доставляло ей много мучений, и вызывала громадную жалость со стороны сына.

У А. А. было два брата и сестра. Старший — Антон, был учителем, Вильгельм — почмейстером, сестра Анна вышла замуж за немца Kohl, по смерти которого снова вышла замуж, и снова за немца — Andreas Vinterstain.

А. А. был самый младший. Учился сначала в школе в родном городе, потом, в 17 лет едет в Прагу, где заканчивает коммерческую академию.

По окончании её пробует быть школьным учителем, но бросает и очень скоро. Впоследствии, как Антон говорил мне, будто бы у А. А. не было права учительствовать. Организм с детства у него был крайне слабый, вынести железной издевательской дисциплины солдатчины он был не в состоянии. Тогда Чехия находилась в зависимости от Австро-Венгрии. Немцы были господствующим элементом, а чехи занимали униженное положение, испытывая на себе всю тяжесть австрийского гнёта. Это было первой причиной, заставившей А. А. эмигрировать в Россию.

Была и 2-я.

Эпоха 70–80-х г.г. XIX в. знаменовалась ростом капитализма. Всё было охвачено жаждой наживы, все гнались за рублём, составлялись колоссальные богатства, в прошлом нищие делались миллионерами (иногда лестница переворачивалась, и было обратное). Деньги, это было — всё! Для них жертвовали совестью, честью. Не гнушались позором, шли на преступления — всё в погоне за золотом…

Но надо отметить, что наряду с отрицательными качествами людей, нарастающий класс — буржуазия — имел чрезвычайно похвальные положительные качества, как энергия, предприимчивость, трудоспособность, выносливость, упорство и настойчивость в достижении цели. Вот эти все последние качества красной нитью прошли в жизни А. А. Ни разу, никогда, в самые трудные моменты, не поступившись совестью, он прошел свой жизненный путь, оставаясь честным — честным без всяких кавычек, как теперь принято говорить о людях его профессии. Он зарабатывал 8 %, то есть то, что и давало государство. Но, возможность существовать безбедно (и только), такой большой семье давала громадность оборота (полученные бочки масла Глича расхватывались чуть не в 2–3 дня.

Приехав в Петербург, А. А. отправился к своему консулу, который принял в нём участие, и устроил писцом в своей канцелярии.

Потом он устроился приказчиком в магазин готового платья. Конечно — бедность. Но это нисколько не страшит его.

Едет в Москву. Там тоже не по душе юному авантюристу (в лучшем смысле), и он едет в Астрахань, где у него уже жил приятель Эрнст Августович Локвенц.

Здесь он поступает в чернорабочие — красильщики, к чеху Принцичу, на 5 руб. в месяц, на готовые харчи (хлеб и какая-нибудь бурда). Сырое и тёмное помещение, скудный стол, тяжелая работа не подрывают его энергии. Он добросовестно работает вместе со своим хозяином, а, когда женился, то подписал контракт ещё на 1 год работы, так как другого выхода не было.

Третьим работником у Принцича была Анна Ивановна Ширяева, которой нужно было и готовить обед, и убираться, и выстирать, и распороть, и сметать вещи, идущие в краску, а потом, после тяжелого трудного дня, лечь в холодной и сырой комнатушке, в которой на всю жизнь получила ревматизм.

У Анны Ивановны была дочь, которой ещё не было 16-ти лет. Она служила сначала на побегушках, у портнихи сомнительного поведения, потом ученицей, а дальше и мастерицей.

Анну Ивановну нужда горькая загнала к Принцичу. Заболел муж, деваться некуда. Сложила пожитки, ушла с квартиры, дочку отдала в люди, а сама в какую-то кабалу.

Впрочем, я забыла: у хозяина был ещё работник — Франц. Вот он-то раз и спросил Анну Ив.: — «Ивана, отдали бы Вы за меня свою паничку?» Бабушка даже обиделась: — «за какого-то нищего!…»

А когда тот же вопрос задал Алоний, А. И. ответила положительно. Приходится удивляться такой практичной смётке простой необразованной женщины.

Ну, и поженились. Бабушка скопила из своего нищего заработка 100 рублей. Родители А. А. прислали ему 300 р. Он купил себе домик в Солдатской. Жена молодая начала шить. Бабушка перешла к ним жить, так как родилась первая дочка — Мариамна.

К концу 2 — го года снова дочка (Антонина). Через некоторое время новая дочка — Юлия (умерла маленькой).

В это время А. А. служит уже в заведении минеральных вод Пясецкого. В сыром и тёмном подвале проводит целые дни. Уходит в 6, приходит ночью.

У этого хозяина над подвалом была аптека. Вот туда-то, по окончании работы, хозяин звал для помощи А. А.

В аптеке он извлёк всё, что могло для него пригодиться впоследствии. Возможно, уже тогда у него явилась мечта, осуществить которую ему пришлось через добрый десяток лет.

Хозяин ценил настолько своего служащего, что А. А., чтобы уйти от Пясецкого, когда ему было уже невмоготу работать здесь, принуждён был тайно уехать с семьёй на пароходе. Иначе у А. А. не хватило бы характера отказать в настойчивой просьбе хозяина не бросать его.

И всё-таки не удалось бы А. А. уехать, так как хозяин ехал к А. А. — на дом, а тот — на пароход. Они разъехались.

Этот факт настолько характерен для показательной мягкости и, пожалуй, даже малодушия А. А., что других подтверждений этой черты едва ли понадобится. Таковым он остаётся до самой смерти. Эта черта его характера особенно ярко отразилась не только на некоторых из детей, но и на внуках.

У Пясецкого А. А. получал 100 руб. По тем временам это было очень хорошее жалование. Жена его была верной ему помощницей.

В период 1-ой десятилетки он открыл красильное заведение, причём обходился без наёмного труда. Бабушка не только правила хозяйством, но и красила, и натягивала накрашенную материю на громадные подушки на дворе для просушки.

Открывали и колбасное заведение, но скоро прикрыли.

Домика «на куриных ножках» в Солдатском уже давно не было. Родители прислали ему немного денег и он купил на 1-ой Бакалдинской дом уже побольше, в котором были квартиранты, дававшие хозяину некоторый доход. Отсюда и дом назывался — доходным.

В скором времени куплен был 2-ой дом, угловой, наискосок от старого. Этот почти не давал доходы, но зато учтено было угловое положение, и то, что имеется бакалейная лавка. Возможно, что на этот дом имелись ещё какие-либо планы.

Бабушка всегда говорила, что на каждого ребёнка «Бог подаст». Так или иначе, но с прибавлением семьи удваивалась энергия родителей и, действительно, результатом являлось какое-нибудь новое приобретение.

В холерный 1892 — год напуганные эпидемией, вся семья, оставив бабушку хозяйничать дома, уезжает на бабушкину родину, в Пензенскую губернию. По приезде оттуда, он вступает в компанию с неким Блансевичем и, открывает в Астрахани, на Б. Исадах магазин, но под фамилией Блансевича. Теперь уже работают не только родители, но и подрастающие старшие дети: то что-то фасуют, то клеют пакеты, то губную помаду и т. д. Семья живёт очень скудно. Стараются выгадать на всём: одно время придумывается выдача — 1 фунта сахара на душу. Экономия поощряется. Вздумали печь свои хлеба, для экономии пить чай, кладя меньше сахару, и т. д.

Все эти нововведения не выдерживали критики. И скоро оставляются. Сладости в доме почти не водились, закусок не знали, о деликатесах — не слыхали.

С Блансевичем было через некоторое время порвано, и открыто новое самостоятельное аптечное дело. Пошло чудесно, благодаря замечательной, талантливой способности, главным образом, — обращаться с покупателями. Создалась какая-то слава А. А. Ни один человек не уходил неудовлетворённым. Каждый приходил со своим горем (болезнью) и сейчас же получал совет. Иногда и лекарства давались на какой-либо гривенник или «пятак». Иногда дело оканчивалось просто советом. Если его не было самого, то его прихода ожидало уже несколько человек, не желавших обращаться ни к кому, кроме «провизора», «доктора» (кто как называл его). Ко всем — ласковый, внимательный, чуткий, без малейшего намёка на наживу. Скоро создаётся такая популярность, что к нему едут из окрестностей, как к какому-нибудь целителю. Вся «Черепаха» носила его буквально на руках. Когда я его спросила, откуда у него такие знания, почему за ним упрочилась слава, как человека, который помогает чуть ли не тогда, когда все доктора отказались, он ответил мне со всё той же скромностью: «Я прошу принести рецепты, просматриваю их все, даю то, что ещё не пробовали, или направляю к врачу — специалисту…» Здесь, конечно, играла, главным образом, обаятельная личность А. А., его чуткость, его внимательное отношение к горю, его терпеливость выслушивания, а потом, конечно, его высокая интеллигентность, богатейшие знания и широкая эрудиция.

Кажется в 1901 (2) г. из-за болезни собственное дело прекращается.

А. А. уезжает в Батум. Немного поправляется. Возвращается на свадьбу старшей дочери — Мариамны) 5 июня 1902 г., а 14 июля рождается последняя дочь Фаина.

Снова возобновляется дело. Но теперь у него умелый помощник: 4-ый ребёнок был долгожданный сын Николай, вот он-то и явился теперь ему помощником, и продолжателем дела отца, но в то же время доставил ему громадное тяжелое горе (когда сыну была дана полная доверенность на совершение всяких сделок купли и продажи)…

Тяжелый непрерывный труд, плохое питание в начале жизни, невозможные условия работы в юные годы — подорвали здоровье, а плеврит, видимо, доконал. Кисловодск уже не мог помочь.

В 1911 г. он переехал из Кисловодска в Нальчик, где и скончался после мучительной болезни.

Хоронили его на 2-ой день Пасхи. По народному поверью только очень хорошие люди умирают в эти святые дни…

Когда в Астрахани служили заупокойную литургию, церковь была набита битком. Сколько было слёз! Одно лицо говорило мне потом, что ни разу ему ещё не случалось слышать положительно от всех, таких восторженных отзывов о людях, как об А. А… Его производили чуть ли не в святые.

К детям он относился замечательно мягко, наказаний никаких, но боялись мы его все, любили до обожания. Интересовался учением нашим, и был первым репетитором. Но, по русски, до конца жизни, говорил с акцентом, делал иногда неправильные ударения: в этом сквозила какая-то намеренность. Отказать в просьбе никогда не мог. Этим пользовались.

Племянник Путикова взял у него 2 тысячи, платил маленькие проценты, а потом эти деньги не отдал. Когда я ему сказала, А. А. ответил: «Ну что ж, ведь он %%-ми мне уже почти всё выплатил»…

Между тем, как сам А. А. всё время, до самой смерти, был в цепких руках Путикова, ростовщика, который не доверял никому в мире, но доверял А. А. Это было каким-то чудом! Ведь, Путиков — настоящий паук, высасывающий последние соки из своей жертвы.

В религии А. А. был — индеферентен, но говорил как-то мне, что религия даёт следы, и давал полную возможность бабушке воспитывать всех детей в религиозном духе…

На этом письмо кончается.

Фотографий Алония Антоновича (или Алониевича) сохранилось мало.

Светлана, также, как и я — искала информацию, проливающую свет на биографию Алония Алониевича Мейстрик.

Кто он по национальности? Когда откуда и почему уехал из Чехии?

Светлана ещё в 2008 году обратилась в Посольство Чешской Республики в Москве с просьбой отыскать данные своего деда.

Спустя несколько месяцев, когда она уже отчаялась получить ответ, она его получила. В нем говорилось следующее.

Посольство Чешской Республики в Москве.

№ 1075208

Москва, 2 декабря 2008 года

346660, Ростовская область

Большая Мартыновка

пер. Думенко,

дом 45

Фирсовой С. И.

Уважаемая Светлана Ивановна,

На Ваше письмо Государственным архивом Чешской Республики предоставлена нижеследующая информация.

1) АЛОИС МИХАЛ МЕЙСТРИЖИК (ALOIS MICHAL MEJSTRIK) родился 25.4.1859 г. в г. Наход (NACHOD) № 65; его отец — Антонин Мейстрик (ANTONIN MEJSTRIK); его мать — Марие Мейстрикова (MARIE MEJSTRIKOVA), урождённая Фиберова (FIBEROVA),

06.03. 1817 г.р.

2) Антонин Мейстрик и Марие Фибирова зарегистрировали брак 03.02.1846 г. в г. Наход.

3) Алоис Михал Мейстрик имел сестру и двух братьев:

Анна Терезие Мейстрикова (ANNA TEREZIE MEJSTRIKOVA)

Вилим Мейстрик (VILIM MEJSTRIK)

Антон Мейстрик (ANTON MEJSTRIK)

Информации о регистрации брака сестры или братьев Мейстрика А. М. в книгах ЗАГС не обнаружено, также в указанное время в г. Наход не была произведена регистрация смерти лица по фамилии Мейстрик.

Из указанного можно предположить, что данная семья поменяла место проживания, адрес которого неизвестен.

В приложении возвращаем Вам предоставленные фотографии.

С уважением — Дана ДЕНКОВАЗав. консульским отделом

Приложение:

Упомянутое — ……………

Светлана прислала мне фотографию молодого АЛОИСА.

Под фотографией Света подписала: — Александр — Алоис — Иосиф Мейстрик, перед отъездом в Россию.

Есть фотография, на которой — Алоний Алониевич с сыном — Виктором.

На обратной стороне фотографии написано:

Дорогой Море на добрую память — Витя

25.12.1909 г.

Моря — сокращённо от Мариамны.

К письму Мариамны я могу добавить копии трёх интересных документов.

Алоис Михал Мейстржик родился в 1859 г. и умер в 1911 г., в возрасте 52-х лет.

Кончина настигла его вдали от семьи, в городе Нальчике.

Сохранилась выписка (ВЫПИСЬ) из МЕТРИЧЕСКОЙ КНИГИ Симеоновской церкви, слободы НАЛЬЧИК Тверской области, Владикавказской епархии, за 1911 год, части 3 — о умерших, о том, что:

ДАТА СМЕРТИ — 10 апреля, а погребения — 12 апреля

Звание, имя, отчество и фамилия умершего — Астраханский второй гильдии купец — Алоний Антонович Мейстрик

От чего умер — от туберкулёза

Кто совершал погребение и кем погребён — Священник Михаил Жуков с дьяконом Петровским и помощником — Николаем Вишневским

О чём в выписке за № 137 удостоверяется подписью причта 14 апреля 1911 года, в слободе НАЛЬЧИК Тверской области, Владикавказской Епархии, и приложением печати.

Судя по письму, которое нам прислала Света, в Астрахани служили заупокойную литургию, а не отпевание. Вероятно, захоронение Алония Алониевича произведено в НАЛЬЧИКЕ…

В Чехии семья Мейстриков была то ли лютеранская, то ли католическая. А. А. Алоис приехал в Россию из Чехии, не желая служить в армии Австро-Венгрии, в состав которой входила Богемия (Чехия).

В письме Виктора Алониевича (сына Алоиса) старшему сыну было написано:

«Он приехал в Россию имннно из-за притеснений чехов в гимназии (он учился в школе даже на немецком языке), из-за палочной дисциплины в армии, которую ему предстояло пройти. Бабка твоя — из крестьян крепостных графа УВАРОВА. Может быть это понадобится для института. Я это отослал по месту своей службы, и сразу изменилось ко мне отношение…».

А. А. приехал сначала в Петербург, а потом в Астрахань, где у него жил приятель, тоже чех. В России Алоиса Михала Мейстрижика звали Алоний Алониевич или Алоний Антонович. В России имя — Алоний ему дал православный священник при крещении перед женитьбой. Откуда он взял такое редкое имя, не понятно. Фамилия везде указывалась без буквы «Ж» — Мейстрик, а не Мейстржик.

КОПИЯ

СВИДЕТЕЛЬСТВО О ПРИСОЕДИНЕНИИ К ПРАВОСЛАВИЮ

По Указу ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, дано сие из Астраханской Духовной Консинстории, по утверждении ею, по утверждению сёго Преосвященством Митрофаном Епископом Астраханским, и Енатаевским Астраханскому мещанину Алонию Антонову Мейстрик вследствие, его в том, прошения, в метрической книге Астраханской Градской Свято-Троицкой церкви хранящейся в архиве Консистории за тысяча восемьсот восьмидесятый год (1880) в 1 части о присоединении в ст. № 64 записано: Ноября восьмого дня на основании 25 статьи Устава Духовных Консисторий присоединён по чиноположению Православной Католической восточной церкви австрийско-подданный Урожденец Вогорийска

АЛОН — АЛЕКСАНДР — МИХАИЛ — АНТОН МЕЙСТРИК двадцати двух лет (22) от роду, Римско-Каталического вероисповедания с наречением имени АЛОНИЙ восприемниками были: Астраханский временный купец Иван Афанасьевич Пирожетков и мещанин города Белова Смоленской губернии и Феодора Николаева жена Евдокия Андреева. Таинство крещения совершал Иерей Николай Каменский, с исполняющим должность псаломщика Павлом Черняевым.

Причитающийся Гербовый сбор уплачен. В чём удостоверяется надлежащим подписом и приложением казённой печати 1 июля, 3 дня 1895 года.

Член консистории /подпись/Секретарь /подпись/СТОЛОНАЧАЛЬНИК /подпись/ ПЕЧАТЬ

Алоис Антонович в Праге закончил коммерческую академию.

М. В. Д. КОПИЯ

Астраханское

Губернское Правление

9 февраля 1916 года

У О 8

Г. Астрахань

УДОСТОВЕРЕНИЕ

Настоящее удостоверение выдано помощнику Присяжного Поверенного Виктору Алониевичу Мейстрику всдедствие его о том ходатайстве в том, что как видно из дела Губернского Правления, а ранее из представленных им документов, он по происхождению чех, отец его австрийский подданный, Алоис Мейстрик окончил чешско-словянскую торговую академию в Праге, в 1880 году, был присоединён к православной церкви, с наречением имени АЛОНИЙ, а 27 июня 1884 года принял в присутствии Астраханского Губернского Правления, присягу на русское подданство.

Удостоверение это оплачено Гербовым сбором.

За Вице-Губернатора — Советник КОЗЫРЕВСКИЙЗа советника — Губернский Архитектор /подпись/Делопроизводитель — /подпись/

В Астрахани, кроме аптечного дела, Алоис преподавал химию в коммерческом училище (у Светы Фирсовой сохранилась его рабочая тетрадь).

А. А. держал свою аптеку, в которой сам же был провизором.

Аптека находилась в доме на Больших Исадах. В аптеке был бакалейный отдел. Тогда в аптеках можно было купить кроме лекарств — содовую (лимонад), конфеты, и ещё какую-то мелочь. В общем, аптеки были не такие, как сейчас.

А. А. сам готовил лекарства. В работе аптеки Алоису помогала вся семья. Света помнит рассказы матери о том, как дети помогали клеить пакетики для лекарств.

Кроме того, у него был магазин на Больших Исадах и недалеко от него — большой двухэтажный доходный дом Мейстриков.

Семья Мейстриков жила в этом двухэтажном деревянном доме, типичном для Астрахани. Позже, после революции, дом, в котором жила семья Мейстрик был отобран и превращен в коммуналку, а ещё позже — сгорел. Но остался высокий фундамент.

Часть 6

Старые письма родителей

Мариамна Алониевна Мейстрик (моя бабуся)

Давно уже нет в живых моей бабуси и мамы Светланы…

И вот Светлана, разбирая домашний архив, отобрала и переслала мне письма, которыми обменивались её мама и мои родители.

Странные чувства наплывают на меня, когда я сама перечитываю эти старые письма, вернувшиеся в наш дом, когда тех, кто писал их — нет давно уже в живых.

Писали их мои родители. Интересно то, что мы жили рядом, встречались ежедневно, но, оказывается — не знали то, что занимало их мысли и наполняло событиями их жизнь. Они порой, конечно, высказывали своё мнение о наших поступках, но, как правило, их замечания мы пропускали мимо ушей.

И вот теперь думаю, ну почему мы мало проводили времени с ними в беседах. Ведь, они столько могли рассказать нам о своём прошлом, о своей молодости, да и о настоящей их жизни мы не так уж и много знали. Скорее всего, погруженные в свои заботы, мы просто частными подробностями и мелочами их переживаний — не интересовались. Нам казалось, что мы всё о них знаем и понимаем их. И только теперь, когда сами стали в таком же преклонном возрасте, в котором они были тогда, мы понимаем, как им не хватало нашего внимания…

Это — письма, которые вернула мне моя родственница Света Фирсова (Мейстрик) после смерти своей мамы.

Письма эти — обо всём и о всех понемножку. Дневник Стэллы мы не вели. А в письмах папы и бабуси, написанные тёте Фане (младшая сестра бабуси), как отдельные вкрапления — есть упоминания о нашей Ёлочке.

Можно, конечно, вырезать эти места из писем с упоминаниями о Стэлле, и привести здесь только эти выдержки. Подумали и решили — оставить. Ведь в письмах рассказывается о жизни всех членов нашей семьи. И читая их сейчас, перед Стэллой восстановится и возникнет аура этой жизни, настроение и отдельные события того времени.

А ведь это всё её окружало с самого детства и далее — всю жизнь. Поэтому письма решили не разрезать на кусочки, а оставить — полностью. А в других подобных случаях — определимся по месту и значению писем, которых в наших книгах — не счесть.

Пусть эти письма напоминают Стэлле о пробабушке Мариамне…

Первое письмо — тёте Фане от моей бабуси.

6.07.61 г.

Приписка: Я забыла написать: рецепты для капель в глаза получила. Большое спасибо, но отказано по ним дать даже в центральной Московской аптеке.

Я стала плохо слышать, а с глазами тоже что-то не то, а объяснить не могу. Может быть, что-нибудь пропишешь — что может помочь без рецептов и аптек? Тебе, наверное, известно, что бывает у таких развалин?

МИЛАЯ ФАНЯ!

Отвечаю на твоё письмо. Повторяю, как завидую тебе, что ты так разумно, плодотворно устроила свою жизнь! Я всю жизнь мечтала вот о таком домике и садике и… при разбитом корыте.

У меня дело совсем плохо. Вот уже целый месяц больна.

2 недели пролежала в больнице — воспаление лёгких, и вот уже 2 недели лежу дома. Изредка, как и наша Эллочка, пробираюсь «по стеночке», да и то, сейчас же ложусь, как-то воздуха не хватает. Очень многим хотелось бы написать, да сама видишь, как рука работает…

Мечтала я выписаться из больницы — страх как. Думала, как попаду в родную обстановку, сразу всё, как рукой снимет! А, оказалось, пожалуй, и хуже. Привезли меня 20-го июня, то есть за два дня до годовщины. Вот и завертелось вокруг этого дня. Я совсем убогая. Ида — в больнице, только в другом отделении.

На другой день, как снег на голову, приехала сестра Нины с дочерью (20 лет не виделись!) из Горького и Надежда Павловна. Лида пробыла только сутки, бабушка осталась.

Неожиданно заболела Эллочка. 4 дня температура около 40. Милка (она в отпуску) завертелась по хозяйству, а тут больной ребёнок, и надо навестить сестру.

Я только смотрела и только… У Милушки весь так отпуск, и пропал, а у неё горячая пора: подготовка к экзаменам. Снова похудела.

Проводили бабушку, вышла Ида, поправилась Эллочка, но жизнь всё как-то не наладится.

Да, забыла, в это же «колесо» приехал двоюродный брат Виктора, и привёз его братишку, гостившего в Ленинграде.

На другой день выхода Иды в свет, Витя уехал в командировку в Ленинград.

И вспоминаю всегда слова покойной бабушки: — «Ну, началось, это сумасшедшее лето: только и знай, что встречай, да провожай!».

Эти её слова, конечно, относятся ко дням твоего раннего детства, когда все были живы, были молоды, и даже сама бабушка — полная сил, а не такая заморочка, как я сейчас… Годы!..

Сейчас сижу на балконе. Жарко. Вокруг такая прелесть, а на душе гадко…

Напиши, о Свете, как думает Света поступать в дальнейшем. Нельзя ли ей будет (не обязательно педагогом) устроиться в Москве. Сколько здесь, да и вообще, учителей работает не по специальности. Нельзя порушить всё то, что с таким трудом создавалось? Боже мой, на что только люди идут, чтобы получить какой-либо жалкий (в смысле — Москве) угол, а у тебя, ведь, такая прелесть!

Наша малышка уже такая большая, такая умненькая, но из кроткого ребёнка, после болезни, превратилась в капризулю.

Хотелось бы ещё написать, но, может быть, окрепну, тогда? А ты помоги мне окрепнуть, если можно. Мне не дали никаких наказов, я живу без лекарств. Всё ещё кашляю.

Ну, все мы желаем тебе здоровья. Крепко все тебя целуем. Пиши, не забывай. Сердечный привет ребятишкам.

МОРЯ.

26. 07. 61 г.

ДОРОГАЯ ФАНЯ!

Спасибо, и большое тебе, милая Фаня, за присланные лекарства, и за те чуткие советы, которыми ты снабдила меня.

Моя вина была в том, что я, вернувшись из больницы, не обратилась к врачу за советом, как себя вести дальше.

Вот Воля, не спросив моего мнения, вызвал врача, которая продолжает интересоваться мной (здоровьем, конечно). Та самая, которая знала нашего Борю — ну, я писала тебе о ней. Она прописала мне валокордин, глюкозу с чем-то и кислоту для аппетита. Последнюю я даже бросила пока пить, так как стала есть прилично, и даже Воля молчит.

Результат сказался: я чувствую себя бодрее, кое-что стараюсь, и делать, хожу уже не «по стеночке».

Теперь прибавила и твоё лечение. Кашель упорно не проходит. Прислали фельдшерицу — болтунью, тоже «ту самую», поставила банки, но как будто нет облегчения, ни от горчичников, ни от банок. Но кашель пока не сухой, и, то благодать! Ох, надоела я тебе со своими болезнями. Но больше пишется тебе, как врачу, а не как сестре Фане.

24-го наши Дудко укатили в Минск к Витиной тётке с дядей. У их сына — «Волга», что, конечно особенно привлекает Виктора. Проворонили все путёвки — вот и пришлось выбирать что-нибудь.

Эллочка осталась у нас, да она, видимо, мало и живёт дома. Понесли снова в ясли, а сегодня она опять «грохает», как и я. Ведь, целый месяц она была у нас: всё время больна. Ох, уж эти ясли! Все жалуются, что дети там постоянно заболевают. Бегает бойко, когда держится за ручку, одна боится даже тогда, когда забудется, и стоит «дыбки». Такая забавная детка! Когда с ней разговариваешь, она что-то лопочет в ответ на своём языке, точно понимает.

У Воли с отпуском ничего не выйдет. Он не переставал мечтать о Волге. Теперь уже не думает: справлялся на речном вокзале о стоимости билетов — нужны тысячи… Это с одной стороны, а с другой — я страшно боюсь остаться без него, и в первый раз в жизни поступаю эгоистично, а мне это страшно тяжело. Кто знает, возможно, и останусь, когда вернётся из отпуска Ида.

Теперь о вашей жизни со Светой. Наслаждаетесь? Счастливы? Конечно, омрачает будущее? Ах, если бы можно было обойти этот суровый закон о прописке в Москве! Как бы хорошо Свете было устроиться у нас! А где думает Света получить (?) аспирантуру? В Москве, или у себя в Ростове?

Виктор, пройдя все этапы, тоже будет готовиться, куда и Света. У него надо быть аспирантом 3 года, или это так везде? Меня очень — очень интересует, как Света выберется из своих дебрей? Наверное, трудно будет?

Вместе с нашими, уехал гостивший у нас и Женька, брат Виктора, ужасно избалованный — отец не надышится на него, а Виктор совершенно равнодушен к нему. Вот знаешь, что за семья! Отец Виктора развёлся со своей женой (матерью Виктора) уже давно. Кто виноват — трудно разобрать. Женился. Женя от неё. Живут, как кошка с собакой. Доходит до драки, до суда. Сына отец восстанавливает против матери. Она захотела взять Жене путёвку в лагерь, а отец отправил его погостить сначала в Ленинград, а потом к нам. А что мальчик получил? Сидел, как в клетке. И в Ленинграде все служат, и только вечером дома, и у нас тоже самое, да плюс болезни (Воля только вышел на работу — 2 недели болел).

А ведь какой наш сватушка хороший! Вот, поди, ж ты, что выходит! Подумаешь, и видишь, что можно ли иметь детей, что они выходят изломанными? А у нас не то же ли самое было?

Милка вся извелась: остались одни глаза, да нос торчит…

Ну, кончаю. Наболталась с 3 короба. Горячо и крепко все тебя целуем и Свету. Привет Мише. Ребёночка у Миши нет ещё?

МОРЯ.

30. 08. 61 г.

МИЛАЯ ФАНЯ!

Как я рада за тебя, что ты полетишь к сыну, и познакомишься со снохой, а, может быть, и с внучкой или внучком! Желаю от всей души, чтобы путешествие было удачным, и такое же удачное и приятное впечатление было от «дочки».

Какова судьба сложилась у Светы? Устроилась ли она в вашей школе? Сколько уроков? По-прежнему ли ставка = 18 уроков? Вознаграждаются ли теперь кружки и классное руководство? Ведь мы работали совершенно бесплатно, плюс рабочие курсы, отнимавшие немало времени. Если, как мы говорили, всё теперь оплачивается, есть из-за чего работать (послушали бы меня: обвинили в мещанстве!).

Обязательно напиши. Меня очень, очень интересует. Через два дня и всё закружится, снова уроки или лекции…

Проездом из Казани (Н. П. вот два месяца пробыла у своей старшей сестры) завернула к нам. Нина, конечно, встречала, и вот рассказывала, что делается на вокзале. Сидят люди неделями. На службе они находятся где-нибудь в отпуску, сотрудники получают телеграммы о невозможности выехать из-за билетов. А на наших вокзалах, как в голодные годы — кошмар! Как удалось Нине закомпостировать билет своей матери — не знаю.

Наша Милочка принята в институт. Студентка! Радости у неё нет конца! Но что стоили ей экзамены! И была худа, а тут уж и вовсе вытянулась. А меня больше всего радует, что она будет дневной студенткой, а не вечерней, или ещё хуже (тяжелее) заочной. Но у неё одна тройка (2 ошибки по орфографии) и стипендию не получит. 2 четвёрки и 1 пятёрка. Ну, уж неужели родители (только не Воля, конечно) будут «кряхтеть». Милушка страшно радуется, но я боюсь, как бы она не сдрейфила, когда начнётся практические работы по анатомии.

Как тяжело всё-таки думать, что в мои годы нельзя уже мечтать, что увидишь её окончившей институт, что определённо думается об Иде.

Наша Эллочка уже свободно ковыляет, но не довольствуется такими достижениями, и старается «бегать».

27-го ей исполнился годик. Родители торжественно справили «её» день.

Кроме взрослых были и малыши, на которых именинница, говорят, не обращала никакого внимания, как и они на неё.

Подарков получила массу. Даже из Минска (тётка, сестра матери Виктора) — проездом через Москву на юг — встреченные супругами Дудко по полученной телеграмме, нашей Эллочке передали подарки.

От бабушки и тётки — сестры Виктора, из Каменец-Подольского получены поздравительные телеграммы. В общем, шик, да и только! Ты думаешь, празднество было устроено от «лишних» денег? Ничуть. У них долг и большой, но как-то ухитряются, и, пожалуй, им не хватает только холодильника, а вот уж про одежду и обувь…совсем плохо.

Мы так не жили. Такой жизни я не понимаю. А кто знает? Может быть, они более приспосабливаются к жизни, чем мы? А какая у них уже библиотека!

Я себя чувствую временами не дурно, даже «боюсь», но всё это иногда мимолётно. Пока я принимала лекарства, мне было хорошо, но дело в том, что для лекарства нужно всегда возобновлять рецепт — с одной стороны — даже в Москве трудно отыскать необходимое. Вон ведь, простой какой-то лимонник днём с огнём не отыщешь! Вообще теперь самых обыкновенных лекарств не отпускают без рецепта. У вас так же? Отчего это? Мало сырья? Мало фабрик или ещё чего-то?

Воля добился всё-таки того, что прокатится уже не по Волге, а кажется по Оке: путёвка «Рязань — Сызрань». Чуть-чуть набрал капитал. 2-го приедет, уж не знаю, будет ли доволен. Нина получит путёвку в какой-то дом отдыха в Подмосковье, в сентябре.

Вернусь опять к Милушке. Местная врач дала направление к какому-то врачу московскому. Знаменитый что ли? Месяц тому назад она записана у него, и вот вчера должны были узнать, когда ей будет назначен приём. Диагноз: базедова болезнь. Отсюда — головные боли, обмороки, нервы.

Погода у нас холодная. Дни пасмурные. Моросит. Все одели не только плащи, но и пальто. Взрывы слышатся ужасные… И не один наш Боренька…

Эх, милая Фаня, неужели когда-нибудь я преодолею эту невыносимую сердечную боль, вечно «плачет» душа, нет, слишком поздно уйдёт всё это со мной… Дай Бог, не узнать тебе этого никогда!

Ну, будь здорова! Не забывай нас! Как твой садик? Ещё зелен? Или «помят, поломан, и пуст?» Как дела у тебя с ремонтом? Управилась? Как твоё здоровье? Когда запечатаю письмо, обязательно вспомню, что не написала что-то главное…

Крепко и горячо вас целуем.

МОРЯ.

Сегодня узнали. Мила пойдёт на приём 25 сентября. Что-то скажут?

Относительно аспирантуры: Виктор держит уже экзамены. Виктор сказал, что получить аспирантуру можно только в том вузе, который кончил. Он кончил московский авиационный институт.

В письме бабуся вспоминает о взрывах.

В этом году, действительно, не в лесу, а на предприятии был взрыв. Окна комнаты, в которой мы жили выходили непосредственно на предприятие. За металлическим забором было длинное здание, а за ним, на территории — другие здания-цеха. И совсем в глубине этого архипелага располагались «опасные цеха».

На этот раз взорвался дальний цех. Воспламенился магний. Он очень трудно поддаётся тушению. Сначала бабахнуло так, что мы все подскочили с кроватей в ужасе, не понимая со сна — что случилось.

Виктор сразу скомандовал — подальше от окон и на пол… Потом подождав, и не услышав повторных взрывов, мы сначала осторожно выглянули в окно, и увидели за основным зданием зарево. С верхних этажей, вероятно, было видно лучше.

Мы, осмелев, залезли на подоконник. Видно было, как языки пламени взмывали вверх, и потом опускались вниз, как будто исполняли бешенный, непонятный нам — танец.

А зарево держалось долго, пока магний весь не выгорел. Водой огонь затушить было нельзя. На работе аварийная территория была вся оцеплена до тех пор, пока не ликвидировали все последствия пожара.

Поскольку взрыв был ночью, кажется, из людей никто не пострадал. Сейчас я уже не помню…

18. 10. 61 г.

МИЛАЯ ФАНЯ!

Наконец-то я собралась ответить на твоё письмо и очень, очень поблагодарить за лекарство, теперь пью во всю…

Поражены! Миша едет в Африку, да ещё с женушкой, и пока со прятавшимся младенцем. Решительные люди! Ну, дай Бог им счастья и успехов на новом пути.

У нас всё время какие-то суматошные дни. Я тебе писала, что у нас сейчас гостила Н. П. — Нинина мать. Её вызвала старшая сестра из Казани. Больная, престарелая женщина, жившая со своей дочерью, скрягой и бездушной.

Возвращаясь, домой через Москву, она заехала к нам. У неё часто были сердечные припадки, но она даже к припадкам не прибегала.

Нина проводила её к московским ребятишкам, а потом на вокзал.

В общем, Н. П. простилась со всеми близкими родственниками. И вот, через 10 дней мы получили телеграмму от Тамары — «мама скончалась». Нина сейчас же выехала (ведь, целые сутки до Каменца!). Похоронила. Н. П. — ровесница мне.

И, конечно, сильное впечатление произвела на меня эта смерть. Ведь так недавно была у нас, такая ещё жизнерадостная, аккуратная (какую прелестную блузку она сшила Милушке, а Нине — платье!). Ну, что ж! Я ей даже завидую. Она закончила свой жизненный путь, а ждать неизвестное — не так-то легко…

Виктор уехал на конференцию, в Свердловск на 10 дней (завтра возвращается). А тут… У Иды вынужденный аборт (выкидыш). Вообще-то она плохо себя чувствует, а тут ещё это. Как она ждёт сына! И что такое случилось?

Нина, как и в прошлом году, согласилась поехать на закупку картофеля для коллектива. Милушка уезжает рано, а приезжает поздно: загружена страшно. Ей бедной приходится тяжело преодолевать науки, в особенности нажимает латынь и история. На её помощь надеется нечего.

А тут телеграмма. Едет из далёкой Киргизии сестра свёкра Иды и просит показать ей Москву. А Ида продолжает после выкидыша лежать.

Некому носить в ясли Эллочку.

В «PENDANT» ко всему — Воля попал под сокращение.

Я постоянно прикладываюсь. Всё как-то одно к одному.

Ну, с тётушкой Виктора как будто обошлось хорошо: оказали по нашим силам, гостеприимство, а Ида показала всё самое лучшее и интересное в Москве.

Нина привезла картофель — обеспечена на зиму.

Внизу, в нашем доме есть подвал. В нём оборудованы клетушки для хранения чего-либо. Одна из них выделена нам. Есть где хранить картошку зимой.

Ида страшно утомилась, но рада, что исполнила просьбу «Остапыча» — свёкра — принять сестру.

Ну вот, видишь, какие у нас дела. Виктор выдержал экзамены в аспирантуру. Сейчас Ида узнала — принят. Он получил две пятёрки, одну четвёрку. Вот волновался! Хотел бросить, и только Ида терпеливо «наседала», поднимала дух его. Уже он подготавливает тему для диссертации.

Эллочка развивается быстро. Хорошо бегает, «разговариваем» с ней.

Каковы успехи у Светы? Освоилась? Ты читала «Молодость с нами» Кочетова? Вот там есть некая Оля. Читая, я всё время отожествляла с ней Свету: историчка, мечтала об археологии. Воля всё просит написать: не надо ли что тебе? Не стесняйся, напиши.

Ну, всего, всего лучшего. Будьте здоровы. Крепко всех вас целуем.

МОРЯ.

В письме упоминается о том, что у меня случился выкидыш. Я знаю, что все мужья, а «хохлы» — особенно жаждут иметь сына — продолжателя рода, наследника. Поэтому я очень хотела второго ребёнка, и, чтобы обязательно родился сын. Мы не предохранялись. По — моему даже и не обсуждали это. Поэтому не удивительно, что я вскоре после рождения Ёлочки, забеременела.

И вот, когда шел уже где — то третий месяц, у меня неожиданно открылось кровотечение. Случилось это ночью.

Виктор помог дойти мне до больницы своими ногами. Тогда больница, также, как и роддом, располагалась в кельях монастыря.

Меня положили на каталку, и оставили ожидать, когда освободиться операционная. Кровотечение усилилось так, что я в крови лежала, как в болоте.

Подозвала сестру. Та сказала — «слезай, пойдём на кресло…».

Я слезла с каталки, прошла несколько шагов, и говорю — «хочу по маленькому…».

Сестра завела меня в какую-то коморку, и поставила мне ведро. Я помочилась, и в этот момент из меня вместе с кровью что-то в ведро плюхнулось.

Когда доктор — мужчина делал мне чистку, я его очень просила сохранить мне ребёночка. Я ему объясняла, как это для меня важно.

А он кричал на меня, что, мол — «вы все такие, сами наделаете глупостей, спровоцируете выкидыш, и ещё притворяетесь — ребёночка она хочет! А ребёночка уже и в помине нет! Совести у вас нет!» и т. д.

Уже потом, сопоставив факты, я поняла, что в ведро выскочил мой маленький малыш. У меня был банальный выкидыш.

И так за последующие два года подобные истории повторялись.

И только в 1963 году я узнала, что у нас с Виктором были не только разные группы крови (у меня — 1-ая, а у него — 2-ая), но и разные резус-факторы…

В этих случаях первый ребёнок, обычно рождается нормально, а последующие — как БОГ даст… А мне так хотелось родить Виктору сына…

27. 11. 61 г.

МИЛАЯ ФАНЯ!

Да, всё, что ты написала о «старческой» будущности — глубокая правда: буква в букву, то же самое, повторяемое и мной. Но когда-то мне также о себе говорили и бабушка и мама, но… пропускалось мимо ушей, а теперь выработали тот, же житейский итог.

В последнем письме я сообщала и о нашем семейном горестном событии и о многих других неприятностях. Теперь, кажется, заканчивается эта серия карантинов нашего ребёнка (скарлатина, ангина, бронхит). Действительно, сколько забот, тревоги, забот, вынесено за этот год за здоровье такой крошки!

Вот и приходит на ум твой Миша. Если в нормальных условиях приходит на долю близких столько волнений, сколько же они должны будут пережить, когда поедут в далёкую Африку, да плюс с её климатом! Или это произойдёт ещё до родов? Я, может быть, не так поняла? Если профессия Миши не секрет, и навеяна героикой, то это путешествие (с ребёнком) просто подвиг. Ну, у них — молодость!…

В работе Светы я отмечаю, пожалуй, одну из главных трудностей: в школе нет параллельных классов; значит, сколько классов у неё, столько же и разных подготовок, разработанных ежедневных планов. Приятно, что хоть немного начали оплачивать кружки, тетради и т. д. Мы работали бесплатно: всё сваливали в одну кучу под видом общественной работы. А уж эти газеты? Беда!

Ну, заканчиваю. Уже зима. В окно, сквозь голые стволы деревьев виден пруд. Катаются мальчишки на санках и коньках.

Привет и поцелуи всем и ото всех.

МОРЯ.

Да, вот ещё, Фаня, Мила обращается к тебе с большой просьбой: не сохранился ли у тебя атлас по анатомии человеческого тела.

Дело в том, что нет в продаже, ни у букинистов нет. Девица просто вся измучилась. Череп достала… Будь так добра, если есть у тебя, вышли, за сохранность уж я поручусь. Пожалуйста!

Память убийственная: запечатала письмо, а самое существенное, что хотела написать, забыла. Пришлось распечатывать. Наверное, я надоедаю своими просьбами?

МОРЯ.