If you get me. Книга первая

Ирен Беннани

Роман «If you get me – 12.07.20» написан в жанре любовный роман. Это современная история россиянки, сюжет основан на реальных событиях начала двадцать первого века. В первой части – «If you get me. Книга первая» события пронизаны разновозрастными отношениями, в ходе столичной жизни героиня истории встречает немало препятствий, ведь совсем непросто заниматься любимым делом писателю…

Иллюстратор Людмила Александровна Ломака

© Ирен Беннани, 2022

© Людмила Александровна Ломака, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0059-0585-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Part one — Baggage

Глава первая

Синопсис

Романа «If you get me — 20.12.2020» — книга первая

Автор Ирен Беннани

Адрес электронной почты: [e-mail]

Современная история женщины из России, сюжет основан на реальных событиях начала двадцать первого века. События романа затрагивают тему разновозрастной любви во времена свирепствующей пандемии, в ходе нелегкого пути героини, она встречается с немалым количеством препятствий на пути, к достижению заветной цели жизни; совсем не просто стать известным писателем без связей и денег.

В первой книге действия происходят как в столице России, так и на Черноморском побережье.

Человек, к которому героиня согласилась переехать из южного городка в столицу, несмотря на возрастную разницу с ним, пообещавший: помочь в решении её проблем, со временем не оправдывает надежд.

Обстоятельства жизни вынуждают героиню истории, Людмилу, оторванную от семьи — ее младшей дочери, выживать в чужом городе, работать в качестве гувернантки в семье, совмещая эти занятия с детьми с любимым делом — писательством; участием в столичных литературных мероприятиях, где она знакомится с Браниславом, но эти отношения не заходят дальше дружеских.

Постепенно происходят перемены в отношениях Людмилы с москвичом, Владимиром; теряется уважения к человеку, не брезгующим порочными связями с разными женщинами.

Людмила понимает, что живя с Владимиром, она ставит крест на личной жизни, в сексуальном контексте, в сложившейся ситуации Людмила предпринимает попытки изменить свою жизнь.

В отношении Людмилы к Владимиру возрастает холод. Однако, не желая расставаться с Людмилой, москвич устраивает за ней слежку, которую, она обнаружила перед приездом из Парижа её однокурсника.

Встреча с однокурсником — Мохаммедом, по сути, является поводом, заставляющим задуматься о происходящей ситуации в жизни и о дальнейших её перспективах.

В итоге Людмила расстаётся с Владимиром, сменив столичную жизнь на спокойное течение жизни, в родных пенатах…

Всемирный День поэзии

«Удачное расположение, покупаешь билет в десятый вагон и ты посередине перрона, — в эту минуту Людмиле, казалось всё решено, интуитивно ощутив какое — то секундное сомнение:

«Словно сырой ещё не завершённый эскиз — это осознанное решение или всего лишь долгая неутолимая жажда перемен обстановки, круга общения или крутой поворот жизни? — вопросом пронеслось в её голове но, все эти мысли вдруг улетели вместе с прохладой весеннего ветра, с приближением поезда. — Как — то особенно зябко…», вокруг беспорядочно сновал люд и тут голос по радио объявил о прибытии поезда.

«Почему она решила поехать в Москву и уже в пути, в поезде? Это не какая ни будь рокировка, не сиюминутный порыв, желание прибыть ко дню поэзии было ни каким — то, спонтанным».

2015 год, объявлен Годом литературы и это имело большое значение для современных авторов в среду, которых стремилась Людмила.

Наблюдая, за мелькавшими в витраже вагона огнями станций, снующими пассажирами во время поездки скорого поезда Адлер — Санкт — Петербург, не веря в происходящее: «Реальность, представлялась каким — то полётом фантазии, другой стороной монеты, сравнимой с призрачной жизнью. Что это — страстное стремление к творчеству? А вместе с тем, означает ли: Перечеркнуть всю личную жизнь и в тандеме свои сексуальные притязания и потребности — такое возможно, или… закрыть эту сторону жизни?»

Минули сутки, скорый поезд прибыл в Москву, на железнодорожную станцию Казанский вокзал. На перроне, она огляделась, не смолкающий голос диктора постоянно вещал, поезда, электрички в непрерывном движении прибывали к платформам и покидали перрон, жизнь столицы шла по чёткому расписанию. И тут к Людмиле подошёл зрелого вида интеллигентный мужчина и не просто зрелый, а на двадцать пять лет старше.

Ненадолго они остановились у касс, пока за спинами стояли вагоны поезда Адлер — Санкт — Петербург, впереди — длинный перрон, а в перспективе и вокзальный комплекс, поезд тронулся, исчезая вдали.

Пока что они о чём — то беседовали, обходя стороной рекламные стойки, киоски, временами Людмиле казалось: «Что все события происходят не с ней, а с кем — то ещё».

Вот они в салоне такси и она снова в дороге, на пути к его дому, точнее к квартире постороннего ей человека, к которому она «не питала» ничего, кроме симпатии. И не смотря на то, что они плечом к плечу в салоне такси, на заднем сидении, внутри каждого сохранялась дистанция, Людмила не ощущала его теплоты.

В салоне от нагретого воздуха Людмиле становилось удушливо, ощутившей себя в этой дышащей зловонием атмосфере от витавших после похмельных амбре, будто бы, не в своей тарелке, так бывало и прежде: «И всё — таки там на юге подруга скрашивала эти минуты с Сысоевым, когда находишься с ним, но в некотором роде и не совсем; не чувствуешь такого повисшего напряжения», — она обратилась к шофёру с просьбой приоткрыть в салоне окно.

— Володя, что случилось с машиной, что она на ремонте? Почему ты вызывал такси?

— Да, нет, вчера был «корпоративен» в НИИ¹, — язык заплетался, понемногу оправдываясь, он смотрел на Людмилу, тем временем лицо его багровело, — не рискнул с остатками алкоголя садиться за руль, «его слова не расходятся с делом», — ощутимая скверна спиртного растворялась в салоне авто.

— Do I have champagne and red caviar or would you like to dine in a restaurant? — Произнёс он на английском:

— Да, прости, немного мутит, совсем переклинило, вчера отвозил Камиллу с супругом в аэропорт, а потом этот вечер в НИИ, — он поправился, — да…, взял шампанское и красной икры или ты предпочтёшь поужинать в ресторане?

Внимательнее присмотревшись, заметив, как на лице его проявляются красноватые пятна, в тоже время, раздумывая: «как неприятно в таком виде с ним появляться, что это у него аллергия или не лучше, „давление“ — вот и думай, как быть?» — спросила, — А ты?

Длинно палой «клешнёй» он почесывал подбородок, понятно, что это аллергия его беспокоит, как видно сейчас он прикидывает, решая в эти минуты, что бы, сказать ей, как выкрутиться из положения, прекрасно зная, что никуда идти он не подумает.

Шофёр вырулил в сторону площади Комсомольская, проехав немногим более километра, свернув на съезде в сторону третьего кольца автострад, — «Вот и они — просторы, открытые творчеству и парящей мечте!» — восторгалась Людмила, трезвоня всеми колоколами и колокольчиками, что зазвенели в душе, отзываясь звуком незримых фанфар: Дзынь — дон, дзынь — дон, трубя нараспев, о чем грезилось ей». Тем временем она созерцала с дорожных высот линию МКАД, глядя из окон машины, мчащейся в направлении одной из дорожных полос, минуя кольца моста, устремляясь вперёд.

— Немного раскалывается голова, я предпочёл бы…, принять конька. И, кроме того, в квартире нас дожидается Мальта; дочь с зятем в Лондоне, но собаку на время оставили мне.

— Что ж, поужинаем в ресторане в другой раз, а этот вечер, после долгой дороги проведём дома, — поправив прядь волос, которую он прищемил, облокотившись, высвободив волосы, уточнила — дома вдвоём, — подумала: «Как видно он забывает о разнице в возрасте, а если и разыгрывать ловеласа то, следует не отклоняться от правил».

— Сверните к военному городку, будьте любезны, сначала притормозите там, да, на этом углу у аптеки — указывая таксисту направление, Владимир Арнольдович обхватил Людмилу за плечи, легонько прижимая к себе.

«Да, вот значит, как меня ждал, отрываясь на вечере с сослуживцами в баре, да так, что сегодня он, явно не в состоянии играть свою роль — разудалого мачо», — а в голове сложилась картинка…

Однако он ждал…, «судя по сервировке стола; бутылке с вином, бутербродам с икрой, фруктам на блюде и в центре стола — ваза с цветами, розы, скорее, голландские».

Услышав шаги, болонка соскочила с диванчика, загавкав, бросилась к ним, инстинктивно учуяв, свою благодетельницу, которая взяв кусок сыра, позволила им полакомиться собачонке, «сидевшей» на сухом корме.

— Ну, что будем знакомиться, Мальта?

— Располагайся и будь здесь хозяйкой, — указав широким жестом руки в сторону комнат, пристегнув к поводку, вилявшую хвостиком белую псинку, с пушистой вьющейся шерстью, между тем, белоснежный комок, проследовал мимо и скрылся за дверью, вместе с Сысоевым, выходя на прогулку.

Утром, стрелки часов приблизились к десяти, Владимир Арнольдович пребывал в приподнятом настроении в уютной обстановке квартиры, стиль интерьера гостиной, был близок к манере дизайна конца девятнадцатого и началу двадцатых веков; мебель под красное дерево, хорошо сочеталась с обоями бордовой расцветки с мелким вкраплением позолот.

Владимир сидел на мягком диване над его изголовьем картина, с сюжетом баталии.

Тем временем, Людмила стояла в прихожей у длинноного зеркала, старательно закрепляя в причёску длинные пряди волос, одновременно наблюдая за ним через проём межкомнатной арки:

Вот Владимир Арнольдович потянулся за трубкой до телефона, взял его с подоконника и стал набирать чей-то номер, слышно гудки…

— Привет, Володь, как дела? — поинтересовался он у приятеля, затем уточнил, — Ты в куре, события дня?

— Интересно, — потянул тот, — что за событие? — и нетерпеливо, — ну, говори.

И после недолгой паузы, сразу к делу, — так ты о том, что приехала Люда?

Владимир Арнольдович расплылся в широкой улыбке, засмеялся, откинувшись к спинке дивана, вытянув ноги, но поначалу, поинтересовался, чем занята Аля и только затем, перейдя к сути дела, поведал приятелю:

— Да, вот, приглашаю тебя с Алевтиной, на торжественную церемонию с вручением национальных премий «Поэт года» и «Писатель года» в Доме Правительства, по билетам участников, которые имеются у Людмилы.

Всемирный День поэзии — награждение лауреатов проводился 21 марта 2015 года, куда на Новый Арбат² устремилась Людмила в компании двух научных сотрудников и любовницы одного из приятелей.

У метро Баррикадная дуло холодом, порывы сильного ветра и весенняя сырость пронизывали насквозь, Людмила следовала за Владимиром, а он — позади коллеги с подругой, затем выйдя к проспекту, они направились вниз, пересекли перекрёсток, впереди показалось многоэтажное белое здание.

На площади у Дома Правительства, перед входом толпился народ; писатели и поэты и с ними гости. Как и все приглашённые, приехавшие со всех концов необъятной России; Сысоев, Людмила, Володя и Алевтина в длинной цепочке людей, в ожидании очереди, приближались к парадным дверям Дома Правительства.

В нетерпении Людмила с компанией миновали арку досмотра, поочерёдно демонстрируя приглашения регистратору, люд постепенно перетекал внутрь; в вестибюль Дома Правительства.

В фойе в ожидании торжества, перед входами в зал конференций, прохаживалась «разношёрстная» публика. Гости по лестницам поднимались с 1-го этажа на 2 — й, там проводится поэтический конкурс чтецов, Людмиле такое было в диковинку: «Как смело под микрофон, и так уверенно, свободно они декламируют», — она и представить себе не могла, что способна прочесть хоть пару фраз, перед такой многочисленной публикой.

Присутствующие нарезали круги, проходя мимо чтецов, они то, спускаясь то, поднимаясь по лестницам, останавливались у закрытых дверей в зал конференций.

Открытие «Дня поэзии» немного затягивали и вот, наконец…, двери конференц-зала распахнуты, приглашённые гости, писатели и поэты, все спешат в пространство полутёмного зала, торопясь на свободные без табличек места. Большой конференц-зал наполнялся, собравшийся люд, поэты, писатели номинанты, рассаживались на откидные сиденья, Людмила и её гости расположились в среднем ряду, на мягких креслах красной обивки, однако мест хватило не всем, наблюдался аншлаг.

Она посмотрела на сцену в бинокль, в надежде поближе увидеть, участников вечера. С минуту замерев в ожидании: «Вот, вот… и, поднимется занавес. И наконец — то…, на сцену взойдут знаменитости; поэты, драматурги, редакторы известных журналов, газет и все они…, будут как на ладони…», она затаила дыхание…

В то, самое время сослуживец Володи, задумал поразвлечь всю компанию. Достав телефон, стал демонстрировать свои грибные походы, с любовницей показывая на фотографиях, как они собирают грибы. Грибы в каждом кадре по основному, первостепенному признаку, все в виде фаллосов. «Да, кто бы подумал… изобретательный наш — нашёл же, время для этого?»

Не следя за движением Алиных пальцев, в ярко — красном лаке ногтей, смотрит не на грибы, что показывает Алевтина, наклонив слегка голову, в то же время, смотрит поверх этих рук. Украдкой рассматривая лицо коллеги Сысоева, его выразительные черты, «что выказывают не то, чтобы своё вольность, быть может, неординарность натуры»: нос с заметной горбинкой и эта его выпуклость губ. «Человек он живой но, в общении скажем, не прост, замысловатый, скорее с претензиями. Естественно, что и подобных выходок следует ждать».

Тут ей припомнился день, когда впервые их познакомили на теннисных кортах «Чемитки» и то, каким манером «Володя, представил её коллеге, отозвавшись о ней, как о какой — то племяннице, подобное представление, в тех обстоятельствах злило.

— Как обращаться мне к Вам?

— Да, так же, как и к нему.

— А…а…, Вовка — морковка?… Vovka is a small carrot? — с долей иронии, намекнув:

— How can I call you?

— Vovka, he’s not with a little markov…, How to contact me? — Уточнив у него, на английском, он улыбнулся, повторив игру слов и на русском.

— Можно и без морковки, — вникнув и продолжая словесные игры, тогда как другие игроки ждали подачи мяча, в глазах его проблеснула «некая» искорка и он, рассмеялся…

Рядом с тенистым парком, на открытой площади кортов находилось поле для игры в большой теннис, вблизи площадки для тенниса располагалось и другое поле для игр в бадминтон, где Людмила с приятельницей пасовали волан. Игроки соседнего поля, в числе которых и был тёзка Владимира, эпизодически замедляли темпы игры, стремясь подыгрывать женщинам в бадминтон, в попытке своевременно отбрасывать и теннисный мяч.

В полдень, на открытой площадке, усыпанной мелким песком, стало невыносимо палить, Людмила с подругой, заспешили с теннисных кортов домой, махнув рукой, в знак прощания, проследовав вверх, где в тени сосен находилась Алёна, сидя на лавочке, она читала газету.

Перекинувшись с Алевтиной поджидавшей коллегу Владимира общими фразами о погоде, природе и водопадах в окрестных местах, они задержались ненадолго на лавочке. А вскоре, поднялись по ступенькам наверх, к началу дорожки, примыкающей к санаторному корпусу. Там располагался длинный газон с растущими пальмами зимних садов с раскидистой жесткой короной, перистых листьев исходящих из вершины стволов. Спустя минуты они приблизились к клумбе с мексиканскими пальмами, где у старого корпуса, догнав, с ними поравнялся Сысоев.

— Ну и долго же, ты догонял, — он улыбался, так ничего не ответив, как обычно, он поначалу молчал.

Во всяком случае, после той мимолётной ничего не значащей встречи на спорткомплексе от тёзки Владимира последовало приглашение: на его дачу, на барбекю.

Уму непостижимо и как бы, то ни было странно но, именно здесь, в большом конференц-зале Правительства, Людмиле припомнился день, застолье во дворе дачи в Чемитке. Там, за длинным столом кроме Сысоева и Владимира с Алевтиной, присутствовала и супружеская чета — их партнёры по игре; в большой теннис.

И будто бы, ничего особенного в том и не было… Если только…, небольшая размолвка Людмилы и Али в отношении места, когда после произнесённых тостов с поднятием бокалов, с домашним вином и подрумяненных на костре шашлыков поступило нелепое предложение, «продолжить вечер ночными заплывами».

Ниже дачи, что возвышалась на склоне горы, сквозь кроны инжира, алычи, сливы с плодами, манящими спелостью, проглядывались синие островки; проблески моря. Вечерело, круг солнца неспешно тонул за линию горизонта, темнело, Людмила с подругой покидали гостеприимных хозяев…, и вновь окончание вечера всплыло в памяти: Вот, они уже распрощались хозяином, который пожелал проводить их до трассы. Минутное ожидание на остановке и они, замечают: Из-за ближайшего поворота выруливает маршрутка. Микроавтобус, на глазах сокращал расстояние и приближался всё ближе. А тут стоящий неподалёку коллега Владимира, вдруг не с того, ни с сего подскочил и на одном дыхании обхватил её торс, в попытке приблизиться губами к лицу.

Мгновенно выскользнув из объятий, Людмила устремилась к дверям, открывшимся по ходу маршрутки. Подъехав, микроавтобус тут же, притормозил у обочины, она ни минуты немедля вошла, подруга поспешила за ней.

— Он впился губами, как какой — то вампир, ты можешь представить такое? — пожаловалась подруга, — он так ко мне присосался, ты только на меня посмотри, мне кажется, на шее там пятна.

— И не только к твоей…»

И вот, сейчас в конференц-зале Правительства, где они вновь собрались, кроме Елены, оставшейся там, на юге в Чемитке, Людмиле почему-то, не к месту и в обстоятельствах неподходящих моменту, припомнился эпизод их знакомства.

Свет в зале всё блекнет, взгляд переместился с коллеги на Алю, сидящую через кресло, одетую в элегантное платье с воротничком стойкой, затем на тёмно-каштановые пряди волос собранные на восточный манер, в высокой причёске с напуском на затылочной части.

Значительная часть шеи Али, несмотря на воротник стойку, оголена, а круглый шар тёмных волос скреплён в прическе чёрными шпильками: Такую причёску, когда — то носили восточные гейши, недостаёт лишь длинной воткнутой шпильки с крохотным веерком на конце или бумажных цветов.

Мгновение и Людмила ловит себя на мысли, «что думает и представляет в деталях интимные подробности встреч Алевтины с коллегой Владимира. Задаваясь вопросом: «А, как она может совладать с ним в постели? Должно быть, она с ним чересчур терпелива; с таким не в меру требовательным к своей персоне внимания и с этой постоянной массой претензией.

Скорее всего, он и в постели так же, неутомим ну, как можно быть с ним такой терпеливой?» И в то же время, Людмилу смущала эта откровенная сексуально озабоченная философия; фотосессия грибников, хотя остальными эти кадры воспринимались как нечто нормальное, но к счастью в зале стемнело, слышны мелодии, оповещающие открытие вечера и нарастающие звуки фанфар и концерт — начался:

Сначала выступали лауреаты премий «Поэт года», «Народный поэт» и победители Всероссийского поэтического конкурса «Золотой микрофон».

На следующем этапе, объявлялись Лауреаты национальной литературной премии «Поэт года» за 2014 год, позднее…, вручались награды «Писателя года» в различных номинациях и областях, затем состоялась презентация книг.

По завершению вечера в доме Правительства, Людмила и вся компания решили отпраздновать Международный День счастья, поэзии и Год литературы, идя до метро обсуждая, где и в каком ресторане отмечать торжество. Людмила согласно кивает, почти не слушая, погружена в свои мысли, ей мнится: «Грядёт другая реальность, здесь и сейчас в столице оправдаются все ожидания, быть может, и с ним, с человеком, который проникнется, придаст большое значение её будущим планам. И непременно станет возможным погрузиться в литературу, в столичную духовную жизнь; встречаться с поэтами и писателями, отдавая своё время писательству».

Пахнуло свежестью, Людмила немного поёжилась, при выходе из метро, морозный воздух, казалось, проникал под одежду, меж тем, она огляделась: Частицы автомобильных выхлопов с примесью мелких моросящих снежинок повсюду на тротуарах, поблёскивали грязно-серым оттенком. Она закрыла плотнее полы пальто, представив себя, какой — то маленькой, перелётной птичкой в многолюдной толпе и вновь ощутив холод и то, как подбираясь, пронизывает насквозь: «Холод, холод собачий, промозглость, кажется, начинается дрожь, походу к такому никак не привыкнуть».

Владимир Арнольдович перехватил её руку, увлекая в сторону припаркованного «БМВ», затем минуя скользящую под ногами слякоть, в метрах семи от метро компания пересела в машину коллеги Сысоева, следующей по улицам Люберец до ресторана.

А на подходе к ресторану, без объяснений всем собравшимся, у них на глазах Сысоев вдруг выкрутил финт; скрылся, юркнув за угол, за лестницей в ресторан. Минут через несколько, исчезнувший, вновь появился в метрах пяти, стоя в своём длинном, обтягивающем его худую фигуру плаще, тотчас, повернувшись спиной, с видом человека погружённого в своё дело. И по мере приближенья к нему, всем становилось заметным, с какой быстротой он осушает коньяк.

— И давно он, вот так? — спросил коллега Владимира.

— Практически — да, «интересно; он, что не знал или только заметил? Или что это, попытка выставить того в невыгодном свете», — Людмиле была непонятна такая неосведомлённость столь близкого друга.

Без лишних слов, войдя в небольшое фойе ресторана, оставив плащи и пальто в гардеробной, компания проследовала в сторону зала. Где они и устроились в одной из ресторанных кабинок, расположенной слева, у окон. Официант сразу же, подал меню, каждый принялся выбирать на свой вкус. Людмиле захотелось немного «Киндзмараури»³, остальные заказав на пробу мясные закуски, люля-кебабы шашлыки предпочли взять водки и сока в графине и почему — то решили отведать и осетрины. В то же время, из глубины зала лилась мелодия но, среди посетителей танцующих не было, вероятно, что и сидящие в зале прибыли так же, недавно.

— За День Поэзии, прекрасный повод тому, что мы собрались! — провозгласила Аля, держась уверенно, подобно хозяйке этого балла, при этом обхватив двумя пальцами за ножку бокал с белым вином, а остальными пальцами пухлой ручки, придерживая за дно.

От наблюдательного взгляда Людмилы не ускользнуло и то, как умело и, вместе с тем, незаметно она управляет любовником, производя впечатление, будто бы, исполняет роль второй скрипки, постоянно в его тени и…, не акцентируя внимания на себе остальных.

— Да, — потянул приятель Владимир, исследуя взглядом Людмилу, одетую в чёрный брючный костюм, подчёркивающий её стройность, разглядывая волосы сидящей от него, через стол, которые Людмила собрала в высоком, «Конском хвосте». Ему представлялось, «что вся её внешность, вместе с оттенком волос в контраст цвету костюма, слилась воедино в гармонию, усматривая в этом независимый образ, подчёркнутый внешне; усматривая в характере женщины, вольность поступков».

— Поэзия, проза, удивительные эти люди — писатели. Продолжая свой «спич» английский манер:

— Poetry, prose, these wonderful people are writers. — Lyudmila, do you understand which path you have chosen?

Теперь, коллега Владимира, вальяжно откинувшись немногим назад, к спинке стула, решил уточнить и на русском:

— Людмила а, Вы понимаете, какой выбрали путь?

— What do you crave, popularity, big fees?

— Or would you prefer world fame over money?

«В каком это смысле?», не понимая вопроса, не имея достаточной языковой практики на английском, она решила по ходу вопрос уточнить, но только она собралась…, как он:

— Чего же, Вы жаждете, популярности, больших гонораров?

— Или же, Вам предпочтительней всемирная слава деньгам?

— На мой взгляд, — усмехнувшись этому по-детски провокационному любопытству, при этом Людмила поправила шпильки в «хвосте», повернув корпус и поначалу отведя взгляд к мерцающим в тёмном зале огням, в то время думая; «как это мне понимать… то ли, намёк был на тему пути содержанки, а затем, сманеврирован к литературе?» — и, посмотрев коллеге Сысоева прямо в глаза, этому с хитринкой, успешному в финансовом плане дяде: — для этого она и существует, одним дополняя другое.

— М… м…, — раздались тихие звуки, — сопение подвыпившего рядом с Людмилой Сысоев, а после чего, тот изрёк: — Я видел в меню, — продолжая с гаденькой иронией в голосе, — там написано: «зал для детей с аниматором», находится ниже, указатель стрелки налево, ведёт на первый этаж, где в комнате для детей имеются игры, а ещё там…, цветные шары.

— Ну, да… Ты хочешь спуститься? — ровным голосом но, в то же время с иронией, обратилась к нему.

— А, «Мерло⁴» там…, числится в этом меню? — парировал, разрумянившись от алкоголя её оппонент.

Людмила, оценив по достоинству его «замысловатую» речь, признаёт: «Вероятно, это излишки…, однако этот подход к кондиции, не лишили его наблюдательности нашей с коллегой игры; двусмысленных реплик и взглядов. Да…, но вот, в отличие от коллег, очень заметно, как основательно он подготовился к торжеству да…, несомненно, изрядно «принял на грудь».

Теперь лицо его покраснело, а взгляд расплылся совсем, при том, что поведение суетливо…, хотя все остальные спиртного не пригубили. Людмила смотрит на него, сидящего рядом, возмущаясь внутри: «Да, что за нелепые фразы он тут позволяет? Считает меня недалёкой или ребёнком, ах…, ну да, во всяком случае, я в том возрасте, что и Володина дочь⁵».

— Вот взять, Пастернака и его «Доктор Живаго»⁶, — словно не слыша или разумно пропустив мимо ушей, выпад его сослуживца, дискутировал коллега Сысоева, — Стоило выехать на чужбину, чтобы добиться признанья на Родине.

«Какой он разнообразно развитой человек этот Владимир и как собеседник достойный, заслуживает внимания, в отличие от Сысоева, молчащего как какая — то рыба, только то, и пускающего пузыри в пузатый коньячный аквариум; не пересыхает его бокал», — размышляла Людмила. И снова украдкой рассматривая нос с орлиным изгибом коллеги Владимира, переместив взгляд на выразительные глаза и тут же, подметив подтянутость спортивной фигуры: «Человек, который не прячется за фасадом возрастных рамок, а современен, ведущий жизнь, соответствующую моменту, не по — старинке, сохраняет прекрасную форму, подвижен с гибким умом и явственно; с возрастом не деградирует».

И словно, угадав её мысль, коллега Владимира предложил:

— How do you look at the proposal to dance?

— Потанцуем? — в глазах, окутанных тайной, сверкнул блеск.

— Мне, эта фраза понятна, — и подмигнув, соглашаясь, сначала окинула взглядом сидящих, а судя по мимике лиц Сысоева, Али, присутствующие не возражали. Вскоре Людмила с коллегой вернулись к столу, тут Алей поднят очередной тост за интеллигенцию, среду, производства талантов, когда к кабинке приблизилась незнакомка среднего роста, похожая на якутку, возраста за шестьдесят.

— Могу я пригласить Вашего друга? — стараясь перекричать музыку, в развязной манере, присущей этому типу женщин, повернувшись к столу, обратилась к Людмиле: «Странное дело, какая — то там посторонняя вторгается в торжество?»

— Его дело, — Людмила только лишь развела руками, — как он…, захочет, — взгляд её упал на тёмно-синее платье в ярких цветах стоящей, при этом подумалось: « И откуда могла его откопать, видимо из секонд-хенда», — и тут желание с ней объясняться… пропало, — заметив выражение рядом сидящего; его бесхарактерного, сладенькую улыбочку, ответила, — разбирайтесь вы…, сами.

С увлечением за всем этим наблюдал коллега Владимира, особенно, как его долговязый приятель волочился за ангажирующей подругой в сумерки зала. Ловелас не то слово…, а на вид…, засушенный саксаул, со спиной, что сутулится, на лицо, обозначились: «бес в бороду, старость в ребро». И всё же, не один танец подряд Владимир Арнольдович приглашался неугомонной партнёршей. Вскоре до Людмилы и всей компании, восседающей за столом, из глубин зала донеслись слова двух танцующих, Владимира Арнольдовича и якутки или возможно то, была кореянка и вместе с тем, в наружности той, угадывались восточные корни. Должно быть, они там не имели понятия об акустике заведения, позволяющей посетителям, сидящим в кабинке слышать, о чём разговаривают у эстрадной площадки: — А, я Вас помню с восьмидесятого года, Вы с той поры произвели впечатление.

При каждом последующем, от повторяющихся время от времени фраз, в компании слушавших за столом пробегал лёгкий смешок. Но, никому абсолютно не было дела до той болтовни, хотя и в тот момент Людмила думала: «Якутка может и помнить его или кто она там, но вероятно, не он, если „таскаться по бабам“, так разве можно упомнить?»

А между тем, Людмиле нравилось общество за этим столом, как и уютная обстановка; расставленные блюда, напитки, содержимое и дизайн посуды — всё как в кавказском застолье, блюда, приправленные ароматными соусами, поданные к мясу с красным вином.

Под отзвук музыкальных мелодий Людмила с наслаждением слушала разносторонние речи, знатока, научных тенденций, литературных течений коллеги Владимира, хотя, зачастую с поправками Али.

Вино подействовало согревающее, как и тёплая обстановка компании — здесь внутри полуосвещенного зала, в расположение интимно-дружеской атмосферы, ей нравилось. Напряжение, державшее изнутри, отпускает, не хочется торопиться туда, где за обледенелыми стёклами, в полумраке замерли улицы и чуть различимы в домах огоньки.

«Подержанный ловелас» вернулся к столу, и только собрался поднять свою рюмку, как из прохода промелькнула физиономия его закадычной якутки. Возникнув, как часовой у стола, с присущей той вульгарностью, с не ослабляемой и с не сходившей улыбкой, с кричащей помадой, так густо нанесённой поверх узеньких губ, с каким — то гаденьким выражением утки:

— Не возражаете, — пропела восточная женщина, приподняв свою голову с ярко-оранжевыми волосами, а быть может то, был парик, взирая на компанию, сидящих по обе стороны у стола массивного дуба, заставленного грузинскими яствами. Застолье пребывало в фазе недопитых напитков, — вы не против, — настойчиво, — если, он…, потанцует? — прошепелявила якутка своими нарисованными губами, нанесёнными выше тонкого контура губ.

— Возражаю, я возражаю, — оспаривал с брезгливостью и неприязнью приятель Владимира.

Впрочем, в такую минуту, во взгляде Людмилы читалось не меньше, чем изумление и, тем не менее, она предпочла промолчать, продолжая наблюдать за развитьем событий.

Возможно, ответ и выглядел не корректным, но здравым, тем паче уместным, когда одного из присутствующих «занесло не в ту степь», понятно и его раздражение, при виде неприятных персон у стола.

«А эпизод и впрямь забавен, — украдкой она посмотрела на коллегу Сысоева, — да, своенравен Владимир, не скрывая своего интереса, сверлит своими глазами, а что Алевтина? Терпит или принимает явный интерес её мужчины ко мне, как нечто нормальное?»

И мысленно отторгаясь от паяца — Сысоева, «присутствие его утомляюще, зато он развлёк посетителей ресторана, гвоздь программы». Людмила встаёт из-за стола и через пару шагов, окунается в ритм быстрых латинских мелодий, в джайв свободы движений.

— Людмила, Вы знаете, таким я не видел его…, — коллега выходит на площадку к эстраде за ней.

— Подумать только, «танцор»! Какая нелепость, попытка разжечь Вашу ревность…

Какое — то время, Людмила танцует с коллегой Володей, под звучание Мамбы.

Людмилу его замечание ничуть не задело, усмехнувшись странным мыслям приятеля, она в прекрасном расположении духа, даже если учесть, то внутреннее отвращение к алкоголизму Сысоева.

Жест руки, официант подаёт на стол счёт. Алевтина, Сысоев, Володя и Людмила, встают из-за стола, мужчины расплачиваются и следуют за женщинами в холл к гардеробной. Людмила проходит мимо окон, окинув взглядом обледенелую к позднему часу безлюдную улицу, ей так не хочется торопиться в квартиру начудившего героя — любовника, но время поджимает и видно, пора…

Смеркалось, по слабо освещённым, помрачневшим улицам одной из московских окраин коллега Сысоева развозит компанию его приятелей по домам, сначала Алю, проживающую неподалёку, а затем и Людмилу с Владимиром. Словно утративши ясность, взглядом прощупывая каждое из движений Людмилы, его вожделенный взгляд, она ощущает затылком, как и при первой встрече на кортах.

А поутру, насупив как — то неестественно брови, забегав глазами из-под кустистых бровей, описавши наигранную улыбку на тонких губах и пожелав, ещё дремавшей в постели, приятного дня, Сысоев проследовал по направлению кухни, выпив крепкого кофе, прошуршал в коридоре и вышел, отправившись в научно — исследовательский институт.

Людмила, пробудилась гораздо позднее, вначале ей вздумалось просмотреть по телевизору ряд передач и только потом, возымевши охоту; сходила на кухню и взяла там йогурты и апельсиновый сок. С содержимым на ярком подносе, вернулась в гостиную, держа на подносе приготовленный завтрак, открыла дверь на балкон.

Немного погодя, легла на софу, служившей постелью, залезла под теплое одеяло, его края подвернув под себя и, принялась поглощать легкий завтрак. Она не спешила, в этом не было смысла; все будни как под копирку, походили один на другой.

«Какой смысл, — судила она, — сидеть среди стен я могла бы и дома, для того ли я приезжала в столицу, чтоб сидеть вечерами с Сысоевым?» И только подумав об этом, она подскочила, быстро оделась, надумавши съездить куда ни — будь в центр, пройтись по московским музеям, а при наличии мероприятий, завернуть в ЦДЛ⁷, на Никитскую⁸.

«Неужели я с ним, чтобы вести жизнь животного, — размышляла Людмила, — ведь, кроме совместных ужинов, во время, которых Сысоев только лишь изображает интерес к моим писательским планам в Москве; к моему творчеству в литературе, а действительности, что происходит?» Восстанавливая быдло сюжет; когда, с НИИ возвращался Владимир, они отправлялись, как правило, за продуктами в магазины.

«А, моя жизнь в литературной среде, вечера в поэтических клубах?» — анализируя свои мысли и переживания, вникая в суть всего, происходящего с ней того, что реальном положении дел, его не волнуют: «Он запел новую песню о том, что ему необходимо оказывать помощь семейству Камиллы — дочери, живущей в коттеджных домах, аренда деятельницы второй из квартир, из четырёх комнат, которую опять же, не так давно унаследовала его дочь.

Систематически, в мои планы стали встревать непредвиденные обстоятельства, возникающие по вине — человека, на которого я возлагала надежды; мои грандиозные планы и все эти возможности…, заняться писательством, к огромному сожалению, становятся с каждым днём призрачней, если не сказать эфемерней», — сокрушалась Людмила.

В одночасье пришло осмысление — самообмана, обольщение ожиданием, ситуация, в которой представления повернуты вспять, все задуманное, мечты — обернулись крахом надежд, если не утопизмом глобальным.

«Да…, условия существования зыбки»; одна из двух квартир, куда пригласил Людмилу Сысоев, была на окраине, в Люберцах, другая, из четырёх комнат, расположенная ближе к центру, перешла в собственность его дочери, по сути, аналогичная нескладица не за горами. И теперь, вместо предложений руки и сердца, прозвучало:

«Я хочу, чтобы ты Люсьель жила со мной». «Всего то и дел, а что дальше: Щелчок по носу мне? — Но нет, не мне, а начало и конец его самому, не себя ли, он загоняет в ловушку, в зависимость к дочери. Вот над чем бы, пошевелить извилинами, самое время задуматься этому научному деятелю, потирающему кости по стулу, в НИИ, да и, что он, вообще вообразил о себе?

К какой черте он подводит себя, в итоге…, ставя в безвыходное положение не меня, а себя, зачем мне беспокоиться за него, ведь он, большой дядя, к какой черте он подводит себя, коэффициент всего полезного действия ему ещё предстоит увидать». Возмущение, поднималось всё выше, как вода, наполняющая стакан, достигая до самого края, переполняла стакан и лилась через край, тем временем, как сама с собой рассуждая, Людмила мыла посуду, все эти мысли вызывали в ней не обиду с досадой, а скорее растущую неприязнь.

«А то, что Люберцы⁹, разделённые на две части; московскую область и городской район столицы, ни в какое сравненье не идут с центром Москвы», — подумалось, при взгляде на ни чем не примечательные жилые коробки, окружающих домов, с высоты окон девятого этажа, сквозь поддёрнутые от холода пеленой стёкла, когда пронизало осознанностью положения:

«Серость и постоянная слякоть, снег там то, таит то, замерзает, покрывая скользящей и грязной коркой, тротуары у проезжей части дорог, где снуют беспрерывным движением нескончаемым потоком машины, вращаясь вокруг моей жизни, застывшей, в этой многоэтажке.

Для этого ли, мне требовалось переехать в столицу? — неустанно пытая себя, свербевшим вопросом, впадая в панику, теряя правильность построения мысли. — Надежды, реализовывать творческий потенциал, с каждым последующим днём таят, что сделать мне, чтобы заняться писательством и литературой жизнью вообще… тем, чем я грезила до приезда в Москву?» — пронзительно из раздумий вывел звонок:

— Здравствуй племянница, Глафира сказала, что тебя можно поздравить, с Наступившим годом и переменами в жизни! — принимая поздравления по телефону, она отрывисто думала: «Вот она — унизительность моего положения, этого дна, рассказать ему, что не чем особо гордиться? Значит; радикально признаться, что я определённо с чёрт знает с кем, с каким — то там, «папочкой», однако пикантно!

Выставить себя в наиглупейшем свете? Что нахожусь с каким — то мужчиной, возымевшим извлечь реальную выгоду от квартирования с ним, провинциалки, махнувшей рукой на все глобальные планы, мечты, что говорить про амбиции?»

— Спасибо за поздравления с Новым 2016 годом, правда не могу поручиться за особенные перемены и не знаю, как долго пробуду я здесь, — «тем самым откровенно давая понять, что поздравлять её особенно не с чем», — но, в общем, и в целом всё хорошо. Мне нравится жизнь в столице, недавно посетили одну из премьер в Моссовете¹⁰, в Москве месяц музеев, наслаждаюсь культурной жизнью столицы.

Как раз в эту минуту, её осенило, — «куда же меня занесло, вернее, и хорошо, что все обстоятельства против замужества, а иначе такое могло бы, случиться — трах, бах… и ты замужем. За каким мужем?» — размышляла она. Словно нажатием телефонной кнопки, она отомкнула инфо канал, изобличивший кошмар…, когда вдруг слетает с глаз пелена заблуждений, «въяве я и с каким то, выживающим из ума.

Стоять на одной точке — неоспоримо удаляться от жизни, Веге тировать, да и что можно ждать от ветхозаветного, на верном пути к поглощающему маразму, да, можно продолжать так и дальше причинять ущерб и на этом пути лишь только себе, лишая себя радостей жизни. По сути, переехав — в реальности не к нему, а на плаце, абстрактного кладбища жизни, где уместны застолья, бокалы с подниманием тоста — за здравие — в реальности — за упокой», — тут вздрогнула, заслышав голос его из прихожей.

— «Why not go to the suburbs?»

— Не понимаю, о чём ты? — отвечая с кухни Сысоеву, говорящему с ней из прихожей.

— Почему бы не отправиться в пригород? — повторил с порога Владимир, между тем, как послышалось звяканье, вынимая ключи, Сысоев показался в проёме двери.

Тут она подошла к нему ближе, разглядывая, как он, прилагая усилия, стаскивает сильно жавшую обувь, подумала: «Ну, да он всё экономит вот, вчера был в видавших виды текущих туфлях, а сегодня „напялил“ что-то из „залежей“. Быть может, он полагает, что не одежда служит ему, а он хранитель одежды и жить будет триста лет и не меньше».

— Люсель, по пути забежал в магазин у дороги, где продали мне бутылку вина, представляешь, как одному из постоянных клиентов достали под прилавком! — в голосе звучала неподдельная радость.

— Поздравляю…, тебя!

Сысоев проследовал дальше на кухню, минуя ванную, вымыв в умывальнике руки, с ходу повалился на не большой диванчик и, вытянув свои длинные ноги, сказал:

— Да…, немного устал.

— Слушай Лисель, — я приобрёл подарочек, думаю, он пригодится нам завтра, вручу юбиляру.

— Не мало…, Для такого события? Это же юбилей!

— Да, в общем, это неважно ему, он снимает с семьёй дом на Рублёвке¹¹, — живут там они, второй год, а поначалу, переезда из Азербайджана арендовали «мою». В то время как Людмила подумала: «О какой квартире он там повествует, о той, что во владенье Камиллы?» — Сысоев продолжил, — конечно, платили.

— В той, бывшей из четырёх комнат? — задев его, с лёгкой иронией и намекая на то, что та квартира теперь не его.

— Да, мало места для них, у них взрослые и малые дети, а младшему год, — с полуслова прервавшись, — Поговорим позже о том, а сейчас…, я бы что-нибудь съел, проголодался, как чёрт. Подай мне штопор, откупорю бутылку.

Людмила раздумывает: «Понятно, ему для Камиллы не жалко, как говорится: «всё для «своих», а смысл теперь…, свершённое ворошить?»

— Хорошо, — отвечая ему, проходит к серванту, затем накрывает на стол но, прежде чем поставить бокалы, обернувшись к Сысоеву, уточняет, демонстрируя перед ним коньячную рюмку:

— It’s good?

— Okay.

«С полунамёка, он понял, что коньячную рюмочку ставить. Скорее всего, у него под полом пальто как минимум бутылочка коньяка, так называемый — шкалик или бутылочка вместимостью 250 миллиграмм».

А в это самое время Людмиле желалось; «чтобы вечер с ним, тотчас же закончился, и наступило бы завтра. Эти дурацкие ужины в непонятной семьи, о какой семье речь? Где она, семья — нет ни семьи, ни чувства между людьми и только вся эта суета, с никчемными мыслями в разнобой…, да, миловал Бог».

Примечания

1

НИИ — Научно исследовательский институт.

2

У́лица Но́вый Арба́т — улица в Центральном административном округе города Москвы на территории района Арбат.

3

«Киндзмараури» — марка грузинского вина

4

Марка грузинского вина.

5

Его дочь, дочь Сысоева.

6

Доктор Живаго — Роман «Доктор Живаго» является выдающимся произведением знаменитого русского поэта и писателя Бориса Пастернака.

7

ЦДЛ — центральный дом литераторов.

8

Никитскую — Больша́я Ники́тская у́лица в Центральном административном округе города Москвы.

9

Люберцы — Лю́берцы — город областного подчинения с административной территорией Лю́берцы в Московской области.

10

Моссовете — Госуда́рственный академи́ческий теа́тр и́мени Моссове́та — драматический театр в Москве.

11

Рублёвка — престижный район Московской области, застроенный фешенебельнымикоттеджными посёлками и резиденциями высших должностных лиц.