Татуировки. Точка невозврата

Ирина Бйорно

Книга о современном обществе и его татуированных людях. Всё просто. Нельзя не заметить татуировки, нельзя х игнорировать. Книга содержит нецензурную брань.

Ангел с хомузом

Михаил родился в семье хиппи. Он так никогда и не узнал — кто же был его отец, так как в то время, когда одна малюсенькая клетка в теле его матери, под напором другой, ещё меньшей, решила начать делиться, где процветала свободная любовь, спида ещё не изобрели и его мама спала со всеми, кто забредал в её жизнь и постель.

Он родился лопоухим, с большим улыбающимся ртом и серо-зелёными глазами, смотревшими на этот мир на земле с добротой и доверием. Мама его, как ни странно, решила Михаила окрестить в протестантской церкви — наверное, ей понравилась серебряная купель и весёлая матушка-священница этой обители протестантов. Она посоветовалась с матушкой, и было решено наречь этого безотцовского коллективного младенца — Михаилом — в честь Архангела-Михаила, убивающего искусителя-змея и охраняющего ворота в рай от всех нежеланных гостей, интересующихся, что же там, за воротами, происходит.

Посмотрев на младенца своим эстетическим взглядом молодой хиппарки, мама решила убрать лопоухость младенца ещё до крещения, подвергнув неразумное дитя косметической операции в возрасте двух недель. Когда хирург увидел большие, отстоящие от черепа на 90 градусов прозрачные, розовые уши Михаила, он решил отрезать их совсем и сделать новые, изящные, небольшие ушки, которые он взял от недавно умершей девочки. Так за Михаила другие люди начали решать — как ему выглядеть, кем называться, какой религии принадлежать и в какой семье воспитываться.

Операция закончилась успешно, но хирург забыл, что маленькие ушки умершей девочки были мёртвыми и не росли вместе с увеличивающейся в размерах головой Михаила. Так он и вырос — с малюсенькими, неживыми, чужими, девочкиными ушками, пришитыми к его голове. Он вырос мальчиком странным, непохожим на всех, несущим в себе коллективные гены свободного хиппарского поколения.

Мама его со временем остепенилась, стала обычным членом признанного общества, которое всё время пыталось создать из входящих в него людей удобную группу покорных, хорошо предсказуемых индивидов, выполняющих нужную для поддержания общества работу и никогда не выступающих против всех нелепостей этого общества.

Она вышла замуж, купила дом и пыталась всячески забыть дни своей хиппарской свободной от условностей молодости, включая и Михаила. Его она не любила, его жизни не одобряла и им не интересовалась, хотя сама его и произвела на этот свет неизвестно с какой целью.

Он жил, как мог, приторговывая одеждой, которую контейнерами закупал дёшево из Непала и перепродавал её втридорога своим хиппи-сотоварищам. Он был продуктом того хиппарского поколения, которое использовало — и зря — наркотики, амфетамин, алкоголь и секс как средства, приводящие к скорейшему познанию тайн жизни.

Он стал наркоманом уже с четырнадцати лет, так и не закончив школы и не став уважаемым членом общества, говорящего на одном с Михаилом языке, но совершенно не интересующегося им, Михаилом, рассматривая его как бесполезный и даже вредный для этого общества элемент. А Михаил и сам условностей общества не любил и не признавал, на мир смотрел из туманного дыма наркоты, где он часто встречал ангелов, демонов и химер. А без стимулянтов он считал жизнь скучной, неинтересной и заорганизованной другими.

Дома, в малюсенькой однокомнатной квартирке, у него, кроме мешков с одеждой на продажу и кровати, где он отбывал часы забытья от мира, была ещё труба из Австралии, называемая странным словом дидчериду, которую он купил на обмен у другого хиппи, и вечерами, пыхнув самокруткой, он выдавливал из трубы совершенно нечеловеческие и неземные звуки, уносившие его в другие, далёкие и более счастливые миры. Он умел играть, как все хиппи, на хомузе, верил в судьбу и кристаллы, а бог Михаила был ближе к танцующему и курящему богу шаманов Сибири, чем к женообразному, слабому, и скучному богу Библии.

Так он и жил на нашей планете, где из конопли делали не только веревки, а дураков с деньгами, покупающих одежду втридорога, по-рабски следуя веяниям изменяющихся вечно, как ветер, модных направлений, создаваемых известными дизайнерами, часто геями и наркоманами, ещё больше. Так что Михаил никогда не страдал отсутствием ни денег, ни родной свободы.

Он путешествовал по всему миру, видя одно и тоже: дураки пахали день и ночь, устраивая свои земные дела в обществе, где они покупали в долг дома и машины, залезая на долгие годы в кабалу к банкам, заводили семьи, страдая всю жизнь от своего выбора, рожали детей, которых они не умели воспитывать, и обманывали друг друга. Те, кто умел хорошо обманывать других, становились богатыми и влиятельными и менять ничего в этой безумной, в глазах Михаила, жизни не хотели. Богатые старались отделить свою жизнь от основной массы, создавая систему привилегий себе и своей семье, и дорого платя за охрану своего пятизвёздного мирка, но и там у них были стимулянты, секс-скандалы и самоубийства.

Михаил старался не участвовать в жизни этого сумасшедшего мира и занимался больше своей жизнью и поисками своего счастья через ежедневное забытьё от уродливой действительности. Жизнь забросила его однажды в Марокко, где он изучал арабскую, двуличную жизнь: одну, заорганизованную до мельчайших деталей — для Аллаха, а другую — тайную — для себя. Во время второй части Аллах, предполагалось, или закрывал глаза, чтобы не видеть содеянного — употребления алкоголя и конопли, насилия над маленькими невинными девочками с изуродованными их родными мамами клиторисами, или, вероятно, был занят другими, более важными для него, мировыми делами.

Но судьба и Михаил Архангел повернулись однажды спиной к Михаилу: это произошло в аэропорту Марокко, где полиция нашла в его кармане маленький пакетик с белым порошком без особого запаха, но имеющим очень специфичный вкус, проявляющийся после смешения со слюной.

Он был отправлен в тюрьму за провоз десяти грамм наркотиков в аэропорту, где происходил постоянный перевоз различных действующих на сознание людей и запрещённых официально наркотических средств, происходивший ежедневно и в количествах, выражающихся в килограммах и даже тоннах. Но попался именно Михаил, с его маленьким пакетиком, забытым им в кармане пиджака по рассеянности, и не со злым умыслом.

Суд в этой мусульманской стране был быстрым и безапелляционным — десять лет тюрьмы. Михаил был в то время в середине своих тридцатых годов жизни на нашей красивой планете, и такое наказание показалось ему несправедливым. Но делать было нечего: он знал, что от тюрьмы и от сумы страховки в жизни ни у кого не было. И он провёл пять долгих лет в неприветливой, но богатой наркотой и гомосексуализмом тюрьме в пустыне Марокко, пока его родное государство, после письменного обращения забытых им родственников, не обменяло его на сошедшего с праведного, европейского пути марокканца-террориста.

Он вернулся на свою северную родину больным, разбитым и заражённым гепатитом А (приравненным к спиду) через грязные иголки тюрьмы и ночные сексуальные оргии сидевших в тюрьме правоверных мусульман. Он был теперь законченным наркоманом и обречённым на умирание человеком. Из тюрьмы своей страны его отпустили по амнистии, дали малюсенькую пенсию и предложили сделать пересадку печени, от чего от отказался, помня о мёртвых маленьких ушах на своей голове и не веря в медицинские чудеса.

Он по-прежнему продавал одежду из Непала для добывания денег, раскуривал самокрутки по вечерам — теперь глушащие его нарастающие боли в большом, круглом, как арбуз, животе, где булькала гнилая вода, и играл на дидчериду, призывая Архангела Михаила сжалиться над ним и совершить чудо — исцелить его, Михаила, печень и убрать нарастающие после каждой еды боли в его болотистом животе.

Но то ли Архангел Михаил был больше занят борьбой со змеем-искусителем, то ли он стоял на страже ворот в рай, не пропуская недостойных и тратя всё своё время на эту работу, но он не отзывался на довольно громкие призывания Михаила, своего тёзки, и болезнь терзала всё больше внутренности наказанного за провинности Михаила, не позволяя ему уснуть без сладкого тумана морфия или кокаина.

Он продолжал не только верить в ангелов, силуэты которых он видел почти каждый день в своей комнатке, но и в демонов, терзавших его по ночам. Михаил слабел с каждым днём, выходя ненадолго погулять в соседний парк, где он обнимался с деревьями, говорил с птицами и играл на хомузе для маленькой девочки, приходившей туда с плюшевым медвежонком под мышкой.

Однажды вечером он вышел выносить мусорное ведро, поскользнулся, упал на свой круглый живот, полный гнилой воды, и потерял сознание. Скорая отвезла его в больницу, где он умер на следующий день, так и не приходя в себя. В кармане его куртки санитарка нашла записку с именем и телефонным номером. Она набрала номер и услышала голос маленькой девочки:

— Алло! Говорите!

— Ты кто? — спросила санитарка.

— Я — Фаня, — сказала девочка. — А вы кто?

— Михаил умер, — сказала санитарка, не понимая, зачем она говорит это маленькой девочке.

— Хорошо, спасибо, — сказал голос девочки, и связь внезапно оборвалась.

Девочка подошла к своей кровати и вытащила из-под плюшевого медвежонка хомуз, подаренный ей Михаилом три дня назад. Она взяла его в рот, зажала между губами и пальцами стала дёргать язычок хомуза. Хомуз ожил и стал наполнять комнату девочки странными, но знакомыми ей жалобными вибрациями. Девочка помнила, как Михаил играл для неё много раз в парке и она слушала эти протяжные, всегда неодинаковые, горловые звуки с интересом и детской радостью. Теперь она играла свою песню для Михаила.

Песня заполнила Фанину комнату и, вырвавшись в открытое окно, понеслась к небесам. Услышав её, Михаил Архангел, стоявший день и ночь около ворот в рай, поднял голову, вслушиваясь в эти странные, нецерковные звуки, и в этот момент он увидел душу Михаила, робко подходящую к райским воротам. Архангел прочёл в душе всю незамысловатую историю недолгой, грешной жизни Михаила и уже было решил отогнать её от ворот подальше, но услышав протяжные звуки хомуза, поднимающиеся из комнаты маленькой девочки до небес, изменил своё первоначальное решение, приоткрыл на мгновение ворота и подтолкнул прозрачную душу Михаила к желанному входу. Душа заискрилась всеми цветами радуги и растворилась в райском пространстве.

«Блаженны нищие духом» — подумал Архангел Михаил, быстро затворяя ворота, куда уже начинали напирать другие, недостойные души нагрешивших на земле владельцев.

Он стоял у этих ворот без сна и отдыха уже много-много тысяч лет, сортируя достойные души от недостойных, но сегодня он почувствовал, что устал, и нет конца этим земным, человеческим грехам, развращающим чистые души. Как было бы легче для него — просто распахнуть эти ворота и пропустить все души к райскому блаженству. Но этого делать было никак нельзя: иначе рай и безгрешная жизнь потеряли бы свой смысл. Стимулянтов у него на небе не было, и он впервые позавидовал Михаилу, своему тёзке, кто мог забыться от этой грешной действительности в дыму самокрутки и звуках австралийской трубы. Архангел Михаил был обречён на вечное стояние у ворот рая и на вечное разбирание грехов умерших людей. Он прикрыл глаза, вслушиваясь в звуки хомуза.

«Блаженны нищие духом, блаженны больные, обездоленные… и те, кто играет на хомузе…» — подумал Архангел Михаил. Он согнулся всем телом, тяжело опёрся на своё копьё, и… задремал — первый раз за много тысяч лет.