Исповедь коралловой женщины

Ирина Владимировна Данциг, 2023

Биография школьной учительницы о молодости и жизни в советсткое время, о любви к маме и о маминой любви, о дневниках и пионерии, о путешествиях. Книга содержит много фотографий и открыток тех времен.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Исповедь коралловой женщины предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 4. Всё обо мне

Имя Ирина по гороскопу означает «закрытая женщина с яркой, ранимой душой. А с древне-греческого — это имя означает «согласие, мир и покой».

В генетике есть такие термины: доминантные и рецессивные гены. Фотографии моего отца в семье нет. У мамы были большие глаза, удлинённый носик, неправильный прикус и узкие губы. У меня — лоб маленький, носик маленький, правильный прикус, тонкие губы и всегда были персиковые щёчки. Меня мужчины всегда так и называли «персик». Я больше была похожа на бабушку в юности. К старости у меня лицо похудело, волосы выпали, лоб стал больше, и все говорят, что я сейчас очень похожа на маму.

Концерт. Выступает Кристина Орбакайте. Глаза у неё совсем не мамины, овал лица не мамин, но до операции был папин. Некрасивая девочка «чучело» превратилась с помощью хирургии в красавицу.

Так вот, длинный нос, большой лоб, удлинённый овал — это доминанты. Маленький лоб, маленький носик, голубые глаза — это рецессивы, и проявляются они, когда встречаются два гетерогенных носителя рецессивных признаков у обоих родителей. Ни черт характера, ни внешних признаков отца я не знаю. Если бы искала? Если бы нашла? Сколько разочарований у тех людей, которые находят по телевизионным программам, сколько слёз. Я всегда уважала оскорблённое чувство мамы: в 4 месяца беременности она осталась одна. Я всегда уважала её восторженное воспоминание о первом муже — Вите Данциге, поэтому беспрекословно принимала «родство» с Данцигами. И не захотела даже в замужестве стать Тихоновой. Кабы знала я, кабы ведала — из русской народной песни.

Школа № 47

Вы поняли, что моя школа находилась в 1-ом Неопалимовском переулке. Когда мы с мамой в августе 1944 года шли записываться в школу, мне не было 7-ми лет. У ворот школы я нашла половину буханки чёрного хлеба. Это событие я запомнила на всю жизнь. И строгую, в деловом костюме, директрису, Ольгу Вячеславовну Кечкину, заслуженного учителя СССР, «вселенскую маму» я тоже помню. Школе нашей было присвоено звание Лёли Колесовой, такой же партизанки как Зоя Космодемьянская, героини войны. Когда-то на дачу я ехала на электричке им. Лёли Колесовой. Для остальных пассажиров её имя ничего не говорило, кроме меня. Сразу нахлынули воспоминания о моей первой учительнице, Клавдии Ивановне Плечёвой. Она тоже одна поднимала дочку Лидочку, которая впоследствии стала учительницей. И, не смотря на то, что я всегда была растрёпана и в зелёнке, т.к. лихорадка на губах всегда была, она не вызывала мою маму для нравоучений, как в старших классах делали другие. Может, что-то от Клавдии Ивановны говорило во мне, когда я сама стала учителем. Мы были на «продлёнке», спали в классе, питались в столовой. Родители за нами не приходили, мы сами шли домой. Знакомство с театром состоялось тоже в школе. В кабинете химии шло представление «Снежная королева». Т.к.там была химическая лаборатория, то переодевались артисты «в театральной уборной». Сказка о Герде и Кае до сих пор трогает души детей. 2022 год. Театр Пушкина вспоминает эту пьесу…

Однажды, Фая Богомолова, из многодетной татарской семьи, живущей в подвале, на уроке английского языка сказала: «Повторяй за мной стихи Пушкина, через каждое слово вставляя «топай, топай кверху жопой»». Мой дядя, топай, топай, самых честных правил кверху жопой, когда не в шутку занемог, топай, топай, он уважать себя заставил кверху жопой. От истерического смеха я свалилась с парты на пол. Вот был спектакль! Анна Алексеевна Горская, учительница английского языка, нравоучительно сказала: «Будете, Данциг, учительницей, вспомните обо мне!». Вспоминала каждый день. И раз на трамвайной остановке через 20 лет встречаются пенсионерка и молодая учительница.

Математика мне давалась с трудом. Седая старушка, Мария Спиридоновна, была очень строга. Тригонометрию я вообще не понимала. Что две прямые не пересекаются в пространстве, я не понимала. Мама нанимала студента Алёшу, чтобы мне хоть тройку поставили. Однажды мне всё это надоело, совесть заговорила, я избила сама себя портфелем и стала учиться только на 4 и 5. Звонок на перемену осуществляла уборщица колокольчиком. Позже появились электрические звонки.

Перед глазами и сейчас стоит сценка: рядом со входом в школу — двухэтажный деревянный дом. Первое весеннее Солнце, огромные прозрачные сосульки с крыши этого дома. Сбиваем их, каждая тащит в рот кусок «конфетки», радуется весне и не задумывается о том, что на крыше была грязь, что холодное может вызвать ангину… Вот это всё называется детством.

Когда училась в начальной школе, тетрадочки были тоненькие, в 12 листов. Только потом появились общие тетради. На обложках были таблица умножения и меры веса, длины. Писали чернилами, на столе стояли чернильницы-непроливайки. Ручки были деревянные, в них вставлялись стальные перья. Кляксы устранялись промокашками. А ещё были специальные тряпочки для прочистки перьев, скреплённые пуговкой. Клякс у меня было полно. Набор цветных карандашей из 6-ти штук был доступен, а из 12-ти, не круглых, а гранёных, — был только у богатеньких. Карандаши точили ножичком, потом — лезвием. Как назло, грифель у меня часто ломался. Потом, через много лет, появились точилки. Изложения, а потом и сочинения были о Гастелло, о Покрышкине, о «Мальчише-Кибальчише», о «Молодой гвардии». За отличные отметки в первых классах мама водила меня в кафе-мороженое на Арбат, напротив Театра Вахтангова, на углу, где сейчас магазин «Самоцветы». Самое вкусное — это была калорийная булочка — кусок сдобного теста с изюмом, с коричневой лакированной корочкой, из которой выглядывали кусочки зелёных фисташек.

Новогодние поздравления писались мною на листе серой бумаги, куда через копирку из календарей я переводила фигурки Деда Мороза и Снегурочки. И только у Иры Машинской были немецкие открытки. Её родители работали в МИДе. Маму с праздником 8-е Марта и Новым Годом я тоже поздравляла на самодельных открытках. А ещё зажимался уголок, где было написано «Прочти на счастье». Все поздравления были одинаковы у всех как под копирку. Они у меня сохранились.

А кукол мы тоже вырезали из бумаги. Конечно самая красивая была у Иры Машинской. Одежду для кукол сочиняли, вырезали из бумаги, раскрашивали. Платья были на бретельках, которые загибались за плечики картонной куклы.

Заборов вокруг школы не было. Поэтому выход к Зубовской площади и к Смоленскому бульвару был через арки дома № 15 и дома № 17. Это были в длину 6-ти этажные кирпичные дома, где жили в основном ученики 47-ой школы. Со мной в классе Таня Ельцина и Катя Сухова жили в подъезде, выходящем на Садовое кольцо. В этом подъезде когда-то жил герой Советского союза генерал Карбышев. В подворотне стоял бюст ему, и каждый год мы приносили 9-го мая цветы. Теперь — это барельеф, но 94-летняя Люда из нашего двора 9-го мая несёт туда букетик.

Люда Макарцева и Ядя Войткевич, и Ира Машинская — все из этого дома. У этого дома были чёрные ходы. В одном из подвалов жила семья дворников-татар. Шурочка Мишустина проучилась с нами только до 5-го класса. Чудесная была девочка! Там был детский садик, где через лет 40 было отделение «Мосэнерго». А далее открывался двор Военной юридической академии, которая выходила лицом на Ружейный переулок. На Садовое кольцо смотрел дом № 17, где сейчас продают ювелирные украшения. А на 1-ом этаже дома № 15 всегда был магазин «Кулинария», потом — фешенебельный ресторан, а сейчас вина Абрау-Дюрсо. И сохранился 2-х этажный, с мансардой, особняк Римских-Корсаковых, где когда-то жил артист Эрнст Гарин, ученик Мейерхольда, игравший Гитлера в первых антивоенных картинах.

Военная юридическая академия была разрушена. Десятки лет здание пустовало, разрушалось, и только в 20-х годах XXI века сломали общепит «Ёлки-палки», впоследствии «Шаурма», и построили чудесный квартал. Наша школа оказалась в окружении «Неопалимовского» квартала с высоченным 17-ти этажным зданием, и «Смоленского» квартала», где здание построено лесенкой. До сих пор висят объявления на окнах «Здесь продаются квартиры». А на первых этажах — банки, банки, банки.

Когда я вступила в пионеры, Соколка (Галя Сокольникова) схватила меня за галстук с возгласом: «Отдавай мои селёдки!». До старости я не понимала это выражение. Оказывается, и определённая завязка мужского галстука обозначается словом селёдка. Эра пионерских галстуков ушла в прошлое.

После войны

Во дворе у нас был чудесный детский сад в красном кирпичном здании, в окружении бараков и огромного здания по 7-му Ростовскому с коммунальными квартирами, с нашим домоуправлением. Сейчас там Турецкое посольство. В подворотне этого дома уборщица тётя Клава, имея ключ, собирала тряпьё, а потом сдавала его старьёвщику. И тут я вспоминаю как мы ждали во дворе стекольщика: «Вставляю стёкла, вставляю стёкла», как мы ждали старьёвщика: «Старьё берём, старьё берём». Помню как зелёную шерстяную ручной работы кофточку я выменяла на мячик, набитый опилками» на резинке, а галошики — на пищалку «уйди, уйди».

От бараков до мужской школы № 31, где сейчас Хамовнический суд, дядя Миша Некрасов создал сад. Земля была насыпная. Иногда я помогала ему. Помню вазоны с настурциями, сетка забора оплетена вьюнком. Это была Дюймовочка (пестик, головка, чашечка и венчик — это юбочка с фартуком…). По 7-му Ростовскому ездили машины к Виноградовским баням — это была гора, с которой мы катались на санках. Зимой возили на грузовиках под брезентом кочаны капусты. Мальчишки с проволочными крючками подцепляли их и отбрасывали нам. Счастье! Бесплатные щи!

Каждую неделю с мамой отстаивали очередь в баню. У Виктора Астафьева эта сцена описана очень талантливо, как мальчишки подглядывали в окна бани на женские тела. Старческие тела, пар, едкое мыло и ты, малышка, в этом царстве.

В доме № 15, вместо которого сейчас выстроен фешенебельный дом, был расписной потолок. Не пощадили. А между судом и этим домом вход на новый крытый мост им.Богдана Хмельницкого. С крутых берегов Москва реки, за школой № 31, катались на санках. Сейчас там парк, склоны облагорожены. Купаться мы бегали к Метромосту у 1-го Смоленского переулка. Пляж назывался диким. Летом все берега были в зарослях лопуха, и я искала там грибы шампиньоны.

О дворе и играх

Играли в вышибалы. Одной команде надо было уворачиваться от меча, который кидала другая команда. А если поймаешь мяч, то очки начисляются. В ножички я не играла, а мальчишки чертили круг, бросали перочинный ножичек, отрезали часть круга, пока совсем места не оставалось. Я была болельщиком.

Все тротуары были исчерчены мелом, чертили квадратики-классики, и девчонки прыгали через два квадрата, в разной последовательности, с переворотом или катали по квадратикам банку из-под ваксы (гуталина). Заезжать за линию нельзя — проигрыш, уступаешь место противнику. Конечно, волейбол, даже сетка у нас была. штандер казаки-разбойники, я садовником родился, потом шашки, шахматы и домино. Потом стали взрослее, в бутылочку играли. На ком остановится крутящаяся бутылочка, те целуются. Волчок (юла) крутили, тоже противоположные субъекты целуются. Мальчишки играли в чеканку (тряпочки скреплялись пуговицей и обрезались по кругу. А потом скачешь на одной ноге, а другой подбиваешь чеку. Сейчас так мяч подбивают футболисты на тренировке. «Бояре, а мы к вам пришли, дорогие, а мы к вам пришли» — дна шеренга наступает на другую, а потом невесту выбирает. «Я садовником родился, не на шутку рассердился. Все цветы мне надоели, кроме».

А ещё помню, что мальчишки соревновались в катании обода от бочки по асфальту с помощью клюшки из проволоки. У кого дольше не упадёт, тот и победитель. А ещё вспоминаю загадочный калейдоскоп: трубочка, в которую смотришь, а на дне возникают фантастические картинки из мельчайших кусочков стекла. И при каждом встряхивании — новая картинка.

Новый год

Наступил-таки для меня ещё один Новый год! Сколько их накопилось-то! А помнится год, когда мне было лет десять. Ёлки продавали на дровяном складе. Это по Ружейному переулку, рядом с клубом Академии Фрунзе. Потом там была база военных машин. Вместо клуба теперь дом Хора им.Александрова, а вместо склада в ХХI веке выстроили огромный дом, где до сих пор ещё не проданы все квартиры. С антресолей достали с мамой почтовый фанерный ящичек. В нём были стеклярусы серебряные, ватный Дед Мороз, которого я пожертвовала потом на школьную ёлку. Помню из серебряного картона плоские игрушки: рыбок, белок, какого-то клоуна, крестовину из дощечек для ёлки, серебряный дождик, какие-то игрушки. С каждым годом игрушек становилось меньше, обязательно что-то разбивалось.

В юности я ставила только веточки, которые подбирала на ёлочном базаре на углу Смоленской площади. Позже весь ящичек я подарила Полининой дочке и купила маленькую пластмассовую ёлочку с такими же игрушками в коробочке. Сейчас из них сохранились только помидорка и Дедушка Мороз. Им более пятидесяти лет.

Вместо бенгальских огней я зажигала маленькие свечки. А в конце 90-х годов XX-го века я привезла из Италии искусственную ёлку из фарфоровой пирамидки, обложенной травой и мхом, увешанной маленькими блестящими сердечками и морскими звёздами. И ставила под неё маленьких Снегурочек, Дедушек Морозов и всех зверушек знаков Зодиака.

Сначала собирала гжельских, потом сшитых из меха.

Как-то решила украсить шарами и шишками ветки краснотала в огромной вазе ЛФЗ (Ленинградский фарфоровый завод), подаренной дяде Володе от Союза художников. А Сегодня один большой шар отнесла во двор и повесила на живую ёлочку. Каждый раз думаешь, что это последнее волшебство… Мы быстро стареем. Жизнь жестока… Но…

Игрушки детства

Помню эту куклу Машу, детскую колясочку из алюминиевых деталей и куска ситца, юлу (волчок) и пирамидку из деревянных колечек, и деревянный мячик из двух половинок, кажется он и сейчас живёт на антресолях. А эта кукла Маша с папье-машевской головкой, из паклевых рыжих волосиков, с голубыми глазами, тельцем, набитым ватой, голубоватым ситцевым платьицем с крылышками жила у меня до моих 50 лет. С нею спали и все мои кошки. Есть фотография её и девочки Маши, родителям которой мы сдавали комнату. Сдала я куклу в антикварный магазин «Акция» в Калашном переулке. А из игр родителей сохранились «Ма-Джонг», в которую Витя играл с Маяковским и Лилей. Буковая палочка от игры «Серсо». Кости для игры. Игральные карты (отдала в Музей Маяковского).

Наш быт

Об одежде

Как мы одевались? До войны были одни кружева. Бабушка-белошвейка обшивала меня. А после войны маме на работе по лизингу в 1944 году выдали некоторые вещи для меня. Особенным было пальтишко: сверху шотландская зелёно-красно-жёлтая шерстяная ткань, а внутрення сторона, швом внутрь, — бежевая плащёвка. Можно было носить на две стороны. Носила лет пять. Затем отпорола шерсть и её лет 40 использовала как косынки, аппликации к юбке, шарфики. А плащик носила лет до 14-ти (есть фотография). Ну, а синее штапельное платье мне перешила тётя Шура, и я в нём всегда сдавала в институте экзамены, оно считалось счастливым. Особенно, с бабушкиным вязаным крючком воротничком и кружевным. Я верю в вещи, и даже диплом с отличием защищала в этом платье. Так и в коралловые бусы я верю всю жизнь, и на операции с ними ложусь. И сейчас, если забуду, — несчастье.

Царствовала «дворовая» культура. Жизнь протекала во дворе.: играли, прощались с умершими, ходили в гости, одалживали продукты и деньги, бельё вешали во дворе на верёвке, шубы выбивали на турнике, тут же на травушке могли поваляться, но уж пьяниц были полные дворы. Потом были гаражи у чиновников, а сейчас вместо дворов одни автостоянки.

Об обуви

Я уже вспоминала о сандаликах 100 раз чинённые сапожником. А в юности я донашивала мамины коричневые ботики на каблуках, куда можно было или надевать туфли на каблуке, если идёшь в театр, или вставлять деревянный каблучок и весь день в носках ходить в них, А потом носила «скороходовские» галоши на ботиночки и на валенки, потом высокие резиновые сапоги на даче и даже унты, которые мне подарила ученица из Монголии. А дальше сапоги «прощай, молодость» вытеснили валенки и пошло разнообразие сапожек: и без каблуков, и с каблуком шпилька, и из замши, и из хромовой кожи, и из лаковой кожи, на ботильоны я уже не встала… А сейчас уже все в кедовых одеяниях. И рекламируют какие-то ботинки «комфорт» и для мужчин, и для женщин (унисекс) со скидкой за 1990 рублей. А за новые валенки и бурки на войлочной подошве дали по 500 рублей.

Вещи со времён бабушки и мамы все качественные и сейчас, через десятки лет, я ношу кофточки, перевязанные мною из распущенных бабушкиных жакетов, свитеров. Шёлковые и муаровые ленты продавались мною на «блошином рынке» — стилистам и модельерам. Ну, а уж единственная сохранившаяся с довоенных времён немецкая хрустальная конфетница звучит как колокольчик. Те же вещи, которые я покупала на антикварных салонах в 90-х годах, — сохранились чеки с Художественного салона на Октябрьской, — все оказались подделкой. У одних часов отвалились ножки в первый же день после покупки. У других часов отвалилась шпиатровая рамка. Механизмы оказались советские. И это я поняла только в этом году, когда собралась их продать. А те цены, например, 300 рублей, когда доллар стоил 60, а затем 92 копейки, сейчас никто не даёт. Москва полна дилерами, а не коллекционерами. Цены снижают до плинтуса, а потом для себя повышают до потолка. За неповторимую вышивку начала того века дают гроши, а потом на аукционах получают достойные бабки.

Прочитала у Людмилы Улицкой про инвалидов. Она вспоминает мешки-обрубки, висящие на крючках в госпитале на Валааме, и колясочников — тележка на подшипниках, в руках — две «щётки». Вот такой дядя Саша имел сапожную мастерскую в 1-ом Смоленском переулке. Сандалики чинились у него. Позже на углу Смоленской возникла палатка ассирийца, он дома чинил обувь и был уже на двух ногах.

О причёсках

Разбирая фотографии с самого детства я проследила эволюцию причёсок. Сначала «под горшок» стригли всех малышей. И в 1-ом — 2-ом классе на фотографии за партами сидят одни «горшки». Потом — пробор с бантиком. Волосы у меня непослушные, их очень много, никакие заколки не помогают, я всегда растрёпана, и маму вызывают в школу. Скольких слёз мне стоило это времечко. Не за себя волновалась, а за маму — что она теряет время. Потом две косы толщиной с кулак на прямой пробор. С этой причёской я окончила школу.

Сейчас на программе «Умники и умницы» увидела умнейших девочек из военных училищ с двумя косичками. Как это мне напомнило то время!

Потом в институте — косой пробор, волна и одна коса. А потом пошли начёсы. Я стала ходить в парикмахерскую, сидеть под горячей сушилкой, испортила себе кожу, появилась перхоть. Из-за несчастной любви я срезала волосы, и мне очень шла короткая стрижка. Но опять-таки надо было ходить в парикмахерскую. Купила японский парик из натуральных волос. Надоело, сделала шиньон из своих же срезанных волос и закрепила его на круглом гребешке. Мне очень шла эта причёска. А в 60 лет муж мне сделал подарок — бантик. Шиньон лежит в шкафу, парик лежит в шкафу, волос осталось с «гулькин нос», но я ношу бантик.

О домашнем хозяйстве

Я сама готовила, научилась у тёти Лены, соседки. Сама стирала. Кусок хозяйственного мыла чёрного цвета, т.к.долго хранился, бак оцинкованный, доска с рёбрышками, гладильная доска, рубель, 2 чугунных утюга — мой инвентарь. Этими утюгами я и сейчас глажу, хотя есть современный электрический. Была кружка с водой и твой рот — и брызги воды. А перед глажкой всегда с мамой тянули за углы простыни, пододеяльники и скатерти. Сушили только во дворе и летом и зимой (соседи не разрешали на кухне). Между моими деревьями натягивали верёвку. Зимние вещи сушили на солнце, а отбивали палкой и веником на турнике. Ковёр чистили на снегу.

Все кастрюли в доме, когда появлялась дырка, и вода заливала огонь, относились мною в «Металлоремонт» в доме на Плющихе, рядом с «Ремонтом обуви». Этот Доходный дом был покрыт глазурованной плиткой. Вместо него сейчас стоит фешенебельный розовый дом, где живут богатые люди. В этом доме теперь магазин для животных «Бетховен». Так эмалированные кастрюли проживали у нас свою вторую жизнь. Потом появились алюминиевые кастрюли — вечные, а теперь — тефлоновые и наборы эмалированных кастрюль.

Из Болгарии привозила утятницу из жаропрочного стекла, испугалась и подарила её Наташе. Чугунные сковородки сохранились в бабушкиных времён. А эмалированную утятницу я использую на все 100% и по сей день.

Маленькая эмалированная детская мисочка, из которой я ела манную кашку, синяя в горошек, с большущей дыркой по середине, стоит у раковины, как память о детстве.

Часто за готовыми обедами, когда мне было лет 7-8, я ходила с судочками в столовую на втором этаже здания в Чудовом переулке. На первом были курсы иностранных языков и директриса Надежда Александровна говорила: «Такая малюська, под столом ещё ходит, а уже за обедами пришла». И на трамвайчике № 42 или пешком я возвращалась домой, да и по лестнице надо было поднять всё это на 4-й этаж. Этот дом сломали, а на этом месте потом построили гимназию рядом с метро станция «Парк культуры». Столовые вытиснились «Кулинариями» — это уже было ближе к дому, на Плющихе. В «Кулинарии» были бифштексы и ромштексы, свиные отбивные, люля-кебабы и котлеты по-Киевски, а не гамбургеры, чисбургеры и стейки.

Когда открылась прачечная на Малой Пироговской, понесла я туда две простыни и два пододеяльника. Воглые принесла домой и решила их прополоскать. Серая взвесь отбила мой порыв. Всегда стираю сама.

За семечки или воблу могла глотать рыбий жир. Тогда всех детей лечили от рахита. А фурункулы подмышкой лечили пивными дрожжами. Ходила с бидончиком за ними на Хамовнический пивной завод.

Мой любимый врач, Александр Львович Мясников, часто вспоминает о деде, отце своей матери. А вчера — о советском прошлом. Вот и перекликнулись мы с ним в воспоминаниях: о рыбьем жире (с какими уговорами мама заставляла меня выпить эту ложечку…), о гематогене, который мы принимали за шоколад, о салате «Морская капуста», о консервах рыбных самых дешёвых «Камбала», о свиных мозгах, замороженных и самых дешёвых (а теперь эти мозги подают в самых фешенебельных ресторанах, как деликатес). Никакого свежего мяса никогда не было, мы покупали уже порубленные куски мороженного мяса. 90 копеек стоило замороженное мясо кита. На каждом углу были «Столовые», «Кулинарии», «Кафе», «Парикмахерские», «Булочные», «Бакалеи», «Пельменные»…

«В Столешниковом переулке были две кофейни: француза Лефенбенрга в доме № 8, в которую я любил заходить» (Мариенгоф). Я специально ездила туда в самый лучший кондитерский магазин Москвы (бывшей кофейне Цумберга в доме № 6) и покупала фирменную «картошку» и пироженое «Наполеон», которые пекли в этой пекарне… Иных уж нет, а другие далече. А рядом, уже в юности, я заходила в букинистический магазин «Медицинская книга», когда нужны были книги по генетике. А на углу Столешникова был 2-х этажный старинный Доходный дом Е.А.Обуховой и Оболенского. Впоследствии его надстроили и организовали книжный магазин на двух нижних этажах с внутренней лестницей.

Почтовые ящики висели на каждом столбе и на каждом углу. А теперь все переписываются по электронной почте. Наступил цифровой век. Потом возникли «Шоколадницы», «Блинные», «Кофейни»… А теперь огромные «Перекрёстки», «Ашаны», «Пятёрочки», «Ленты», «Глобусы» и проч. До них надо ехать либо на личном, либо на общественном транспорте. Когда-то ходили только с авоськами, потом с хозяйственными сумками-мешками, потом с иностранными полиэтиленовыми пакетами, украшенными красивыми картинками. А теперь — рюкзаки за спиной, сумки на колёсиках, и багажник в машине.

У мамы всегда от малого гемоглобина возникали фурункулы, даже резали. Как мне было жалко её. На следующий день надо было печатать. Я всегда называла её птицей Фениксом, из огня возрождалась.

Под Новый год я попала в Морозовскую больницу. Помню, как переживала, что не успела сдать домашнее сочинение по «Муму» Тургенева. И ещё как мы наряжали еловую веточку и окна палаты снежинками, вырезанными из фантиков и папиросной бумаги, которую принесла мама. Эта больница была построена меценатом из купеческой династии Морозовых. Алексей Викулович Морозов в 1900 году принял решение о строительстве больницы для детей из малоимущих семей. В честь него больница и названа Морозовской.

Голову мыли с керосином, т.к.часто находили гниды вшей. Друг от друга в школе заражались. А клопов в доме было! И в диване, и за рамами картин, и бессмысленно было бороться, т.к.приползали по щелям и дымоходам от соседей. А тараканы ползали по лестницам! У нас в полуподвале жили люди. В кухне был мусоропровод. Приходилось работать с кипятком. Всё бесцельно. А потом общей дезинфекцией и ликвидацией мусоропровода добились полной чистоты. Пока не зацементировали под лестницей, пели сверчки.

На лето мама, если не могла достать путёвку в пионерский лагерь, отправляла меня к молочнице из Внукова (тогда это была деревня, аэропорта не было). Она приносила молоко всей Плющихе, а летом мы у неё покупали охапки сирени. Дом жёлтого цвета двухэтажный с деревянной лестницей в ряду таких же домов. За домом — сарай, в котором держалась корова.

Однажды я так наелась жмыха (украла у коровы), что всё кончилось плачевно. Первое лето мама дала с собой деревянные качели. Второй раз — настоящий гамак. Где всё это?… Там сейчас город.

Всё у нас было добровольно

ДОСААФ — Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту; ГТО — готов к труду и обороне; Всероссийское общество охраны природы, сандружина. Собирали по 10 копеек, но и бутерброд, и мороженое тоже стоили 10 копеек. Поэтому…, когда я работала в школе и собирала эти взносы, то за «бедных» и за «жадных» я платила свои деньги.

Спортивные увлечения

О коньках

Коньки-канадки с ботиночками мне достались от мамы, лежали на антресолях во время войны. Лыжный немецкий байковый с начёсом костюм тоже достался от мамы. Тётя Саша (портниха) приспособила его для меня. Снегурочек у меня никогда не было. Каток был между улицами Петровкой и Неглинкой, назывался «Динамо» (потом выяснилось, что Галка Минеева жила на Петровке, напротив него). На местном «Буревестнике не каталась. Никаких внутридворовых стадионов не было. Мы сами заливали малюсенький каток, который даже не был огорожен и освещён. Дворы всё-таки были обособленны друг от друга, были заборы. А сейчас — единое пространство на все дома Ростовских переулков. Потом уже каталась по аллеям в Парке культуры им.Горького, в Лужниках по аллеям и набережной. На ВДНХ не была, аллеи стали заливать позже, когда я уже не каталась на коньках. На этих стадионах были тёплые раздевалки. А на дворовой площадке ребята раздеваются на скамейке.

О лыжах

В школе на уроках физкультуры зимой были занятия на лыжах в парке на Девичьем поле. Первые лыжи были широкие деревянные, надевались на валенки, ногу всовывали в кожаный ремешок, пятка была не закреплена, болталась влево и вправо. Следующие лыжи выбирали по росту, были тоньше, деревянные с металлическим креплением. Их надо было смазывать воском. Позже лыжи стали делать из деревопластика с металлическим креплением для лыжных ботинок. Ездила на станцию «Левобережная», училась спускаться с холмов. Почти каждое воскресенье ездила на станцию «Сходня», спускалась с гор. Потом стала ездить на Ленинские горы. Конечно, с трамплина я не спускалась. А далее — лыжные походы. Лет в 60 я прекратила кататься на лыжах.

В волейбольную команду меня не брали ни в детстве, ни в туристических походах.

О плавании

Плавать я не умела до 14 лет. Отчим, дядя Володя, взял меня на Водный стадион, поддерживал, вдруг отпустил и сказал: «Выкарабкивайся». Так я научилась плавать по лягушачьи. Никакими другими стилями так и не овладела. Потом ездили в Серебряный бор на Москва-реку, затем на море, в Анапу, а дальше во всех морских круизах я плавала в бассейне на лайнере и во множестве морей.

О шахматах

В шахматы играть не научилась, хотя дяди Володины шахматы дома имелись. Я

не спортивная.

Но мы играли в домино, настольное лото и шашки. Потом, спустя десятилетия, я хранила эти настольные игры.

Личная гигиена

В туалете пользовались нарезанным газетами, не задумываясь о вреде свинца в них. Мамина папиросная бумага с машинописным текстом отправлялась туда же. А теперь все пользуются туалетной бумагой разного качества и цены. В трудные годы 90-е и нынешние люди запасались туалетной бумагой наряду с продуктами. В 90-е не стеснялись идти по улице со связкой через плечо, а теперь — с упаковками.

Георгий Данелия снимает фильм «Серёжа». Нужен рулон туалетной бумаги. Посылает на этаж выше к Сергею Бондарчуку. Ему как Герою Советского союза выделяется туалетная бумага по одному рулону в месяц…

Сандружины

Вспоминаю о сандружинах. Т.к.время было послевоенное, напряжённое функционировал Комитет борьбы за мир… Были лауреаты премии Мира (Илья Эренбург, Константин Симонов…). В школах было поставлено военное воспитание и организованы сандружины. Мы не знали, что войны более 80-ти лет не будет. В детях воспитывали патриотизм, готовность защищать родину, создавались сандружины, обязательно сдавались нормы ГТО. Оказать первую медицинскую помощь я и сейчас могу. И руку, и ногу, и голову шлемом забинтовать умею, и кровотечение остановить могу, и шина дома есть, и раненого на носилках вынесу.

На углу Мансуровского переулка и Остоженки был красивейший доходный дом в виде терема — это и был дом Санпросвещения, где проходили межшкольные и межрайонные соревнования сандружин. Я всегда участвовала. Никто никаких униформ не выдавал, никто, кроме бумажной грамоты ничем не поощрял. А сейчас волонтёру и униформу выдай, и бесплатно накорми на мероприятии, и на концерт бесплатно пригласи… А отдачи?

Сбор металлолома и макулатуры

Были соревнования отрядов и звеньев как в школе, так и в пионерских лагерях. Был стимул получить грамоту или значок.

А сейчас, когда я зашла в свою школу, все стены оформлены витринами, в которых кубки, медали за индивидуальную победу в соревнованиях. Коллективизм вытеснен индивидуализмом. Поэтому наше поколение (стариков) — поколение неравнодушных, активных. И никаких денежных призов нам не сулили. Дома собиралась каждая газетка, каждая вышедшая из строя кастрюлечка. Ходили по домам, по подъездам, выпрашивали макулатуру или железный лом. Цветной лом сдавался без расчёта, что он дороже. Сейчас в пунктах сбора металлолома находят статуи, даже памятник героям войны, и водосточные люки, и никому нет дела, что в дыру на асфальте может провалиться человек или животное. В погоне за рублём люди теряют человеческий облик. И мэры, и губернаторы в погоне за Большим Рублём продают свою душу дьяволу.

«Может завод, может гидростанцию на металлолом разобрать. Сейчас за железо хорошо платят», — 80-90-е годы, Георгий Данелия. В 80-е в городе Александрове, где у нас была дача, вместо радиозавода на территории функционировал пункт сбора металлолома. Все изгороди, все баки и вёдра, все металлические пруты были украдены и оказывались на этом пункте. Не только пьянь, не только цыгане, но и просто безработные жили за счёт этого пункта.

Всё моё детство был один домуправ, дядя Коля, и один участковый, дядя Вася, и один участковый врач, Васильева (уже нет в живых), и один сапожник в сапожной мастерской, дядя Миша, и один директор магазина Артамонова, или Ливерса. А в более поздние времена каждый год менялись начальники ЖЭКов, заработав себе площадь, начальники «Жилищников». И ни с кого исполнения просьбы или распоряжения не добьёшься. С 2019 года живу с протёкшим потолком… Всюду один трёп.

В школе играли в шашки, в домино, шахматы мне не давались, разгадывали загадки, решали ребусы, шарады. Анекдоты я всю жизнь не запоминала, стержнем компании не могла быть. Но была предана до 7-го класса Ленке Катюшкиной, а с 9-го класса и по сей день — Ленке Бернаскони.

В 9-ом классе пришла маленькая, улыбчивая, некрасивая, заманчивая девчонка. Когда она улыбалась, становилась красавицей. Она писала сочинения, выражая своё мнение: «Я думаю», «Мне хотелось бы сказать». Начитанная, знающая наизусть стихи, с литературным языком… Вот тут во мне что-то произошло, какой-то переворот. Я заворожённо слушала всего Симонова наизусть, и меня потянуло на чтение, на экскурсии в литературные музеи, на встречи в Политехническом, на встречи у памятника Маяковскому, я покупала сборники «День поэзии», я начала ходить в Дом литератора. Впоследствии я ходила всегда в Дом журналиста. Я развила себя сама. Томик Симонова, 1949 года, жив у меня. Ленка стала известным журналистом, возглавляла в ТАССе Отдел культуры. А сейчас ребята участвуют в каких-то квестах, зарабатывают какие-то баллы. Мы ходили в походы, чтобы познать родину. А сейчас — одни лайки. Мы ходили по азимуту, знакомились с производством деревянных игрушек в Звенигороде, с производством перчаток, с производством шоколадных конфет. А сейчас им подавай Италию, Японию и на всё хватает денег. Смотришь передачу «Орёл или решка», теперь «По странам и континентам» называется. Цель ведущего потратить как можно больше денег с золотой карты на 12-ти комнатный номер в отеле, на жратву из стольких деликатесов, что слон не съест, и постель не 300 рублей, а 3000 долларов. Эти слова я писала в 2014 году, когда Донбасс был разорён первый раз, и я относила в пункт приёма вещи для погорельцев. А откуда же у Украинского телевидения (это оно ведёт эту программу) такие барыши? Это же деньги телезрителей и от рекламы. Так потратьте их на восстановление Донбасса, а не на желудок Титаренко и Жанны Бадоевой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Исповедь коралловой женщины предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я