Стася из таверны «Три дороги»

Ирина Владимировна Соляная, 2023

Юная Стася отправляется на свадьбу старшей сестры. В королевстве неспокойно: на дорогах орудуют разбойничьи шайки, рыскает Серый Патруль, бродят религиозные фанатики. На помощь Стасе придёт колдовство и покровительство королевского гвардейца. Однако, очень скоро девушка узнает, что судьба затягивает её в ловушку борца с ведьмами.

Глава 7

Надвинув шапку почти на нос, я проехала мимо стражников, которые проверяли обоз с прошлогодними тыквами. Слава эльфийской праматери, они не заинтересовались мной, и даже Каурка не привлекла их внимания.

Прямо от восточных городских ворот начинался Северный Тракт. Правильнее говоря, это Челноки стояли на нём, а шёл он сам по себе, соединяя окраины со Срединным Торговым трактом. А тот проложили ещё эльфы до самой столицы на берегу моря, и упирался он в знаменитый речной порт Клешня Краба. У моря мне бывать не доводилось, но заезжие гости к Матушке Скрыне много о нём рассказывали.

Я не представляла себе, что такое солёная вода, и откуда её столько? Я читала легенду об эльфах, ушедших в Заоблачье. Они так горевали и оплакивали покинутый край, что от их слёз разлилось целое море. Конечно, я верила в эту историю в детстве, потом смеялась над ней. Но теперь понимаю, что если собрать все мои слёзы и слезы моих сестриц, их вполне хватит на одно маленькое озерцо.

Каурка резво несла меня навстречу неизвестности, но я не сильно переживала. Мне всегда казалось, что всё наихудшее со мной уже случилось. Бедность и унижение дворянского рода, изгнание из отчего дома, продажа в услужение гоблинке, ежедневный тяжёлый труд, беспросветность судьбы. Но если вдуматься, то и у других было много неприятностей, так что унывать не стоило. Об Агнешке мне было особенно больно думать. Средняя сестра, самая талантливая и красивая из нас троих, она была необыкновенно артистичной. Её хрустальный голос с песней проникал в самое сердце. Она играла на лютне и калимбе. Умела копировать походку и привычные жесты любого человека. Нередко переодеваясь в одежду слуг, она разыгрывала всех и даже пугала. А как танцевала моя любимая сестричка! Словно на её резвых ножках были невидимые крылья.

Внезапно я подумала, что Агнешка владела какой-то особенной магией преображения, и моё сердце сжала холодная рука ужаса. Бедная Агнешка, как бы я не хотела, чтобы с ней расправились так же, как с нашей тёткой Зуской! Жива ли Агнешка, знает ли о свадьбе Баси? Приедет ли? Жирко вон какую сплетню о ней рассказал, но я ему не поверила. Не из таковских Агнешка. И красота её тихая, благородная.

Каурка спокойно трусила по дороге, иногда обгоняя путников, шедших по двое и по трое. Среди них были паломники, которые шли к Великому Кубу помолиться о Здравии, Благоденствии, Мире и Справедливости, символизирующим четыре вершины, устремлённые в небо. В этой половине года было принято молиться о них, а когда начинался сезон обработки полей, то паломники воспевали Богатство, Земную Славу, Многодетность и Любовь.

Мысли мои перескочили от Агнешки на себя, и я вспомнила, что не худо бы помазать лицо мазью от синяков. Сунула руку за пазуху и засмеялась! Мой заветный пузырёк в узелке. Я свернула на обочину, остановила Каурку и спрыгнула на землю. Посмотрела на свой узелок, и показался он мне неприятно тощим. Дрожащими непослушными пальцами я развязала его и увидела, что моё старенькое платье и рубашонка на месте, как и пузырёк с мазью, а наряд, сшитый шноркелем, отсутствует!

— Ах ты, драконий хвост! — взвизгнула я, не удержавшись, — никак от тебя, господин Смеян, я не ожидала такой подлости! Вот и нечего жалеть, что с тобой я не поехала. Врун ты, да ещё и вор!

Я снова села на Каурку и со злости на весь свет, погнала её во весь опор. Лошадка, заскучавшая от монотонной рыси, была даже рада и пустилась, пригнув голову. Так мы скакали около получаса, потом я почувствовала усталость Каурки и приказала ей перейти на рысь, а затем и на спокойный шаг. Примерно до полудня мы преодолели пятнадцать километров, о чём любезно сообщил указатель на развилке. Невдалеке виднелся трактир. Не такой большой, как у Матушки Скрыни, но крытый свежим тёсом. У коновязи топтались две лошадки. В животе у меня заурчало, но я решила не заезжать на обед, а приберечь денег до состояния «невмоготу». Каурка тоже могла потерпеть до вечера, в конце концов, можно было отпустить её пастись где-нибудь у дороги. Придорожные земли были в общем пользовании, что утвердил указ короля. И это было справедливо. Во времена его отца взимались такие провозные пошлины и плата за простой на обочине, что торговля почти прекратилась, и народы королевства стали нищать.

Я проехала мимо трактира и подумала, что совсем не знаю дороги до Солнечных Холмов. Сколько времени я должна буду ехать туда? Это было известно только звёздам в небесах. Как назло, никакого обоза впереди не было, прицепиться было не к кому. Навстречу только раз проехала нарядная карета.

«Вот заблудиться мне только и не хватало! — разозлилась я на себя, — До чего же я бестолковая! Надо было у Смеяна всё выведать».

Сетуя на свою вспыльчивость и недальновидность, я продолжала двигаться по Срединному Торговому Тракту, как вдруг впереди я увидела толпу паломников, одетых в простую одежду. На плечах двух высоких мужчин красовались темно-кровавые плащи. Это была Братство Великого Куба. Я хорошо знала, что в красное носят Старшие Братья. Приободрившись, я подъехала к ним и поздоровалась.

— Юноша, мы держим путь в Озёрное, там недавно было явление Неукротимых Всходов. Если ты хочешь продолжать пусть с нами, тебе придётся спешиться, — сказал мне один из паломников.

Я помнила, что Озёрное неподалёку от Солнечных Холмов, раньше это было поместье господина Краюшки, но господин Вильд разорил и его, заграбастав дом и угодья. Это произошло это примерно в то же время, что и судебная тяжба с нашим поместьем. Краюшка тогда, помнится, в пруду утопился. Так что папаше моему ещё и повезло.

— Спасибо, брат, — пробормотала я, спешилась и повела Каурку под уздцы, лошадка благодарно посмотрела на меня.

— А ты куда направляешься? — спросил паломник.

— К господину Вильду, — не моргнув, соврала я, — вот лошадь должен ему привести. Он её в карты выиграл у моего господина. И вот я бреду, даже дороги не знаю. И от голода брюхо свело.

Паломник посмотрел на меня с сочувствием и сказал:

— То-то вижу, что лошадка такому босяку не по чину. А про Вильда поговаривают всякое. Крохобор.

— Я в хозяйские дела сроду не вмешивался, мне бы поручение выполнить да с голодухи не околеть.

— Скоро привал, будем обедать. Уж краюху хлеба тебе найдём, — пообещал мне паломник, и я ободрилась. Не побиралась сроду, но тут уж обстоятельства сильнее меня.

Дальше шли молча, потому что на разговорчивого паломника шикнул второй. Я брела позади процессии и слушала монотонный гул молитв. Бормотали братья в унисон, но многие слова молитв я разобрать не могла. Хотя древний эльфийский был запрещён ещё прадедом нашего славного короля Хенрика, всё же чувствовалось, что из молитвенных текстов его вымарали не целиком.

— Да пребудет Здравие, Благоденствие, Мир и Справедливость в нашем королевстве и за его пределами. Молимся за наши дома, потому что больше некому просить высшие силы о снисхождении. Молимся за дома наших врагов, чтобы они получили желаемое и не возымели умысла на наше разорение. Пусть Заоблачье никогда не смешается с Земной Твердью. Пусть Великие Кубы своими нижними вершинами врастают в землю, а своими верхними — подпирают небесный свод.

Я слушала эти молитвы, едва сдерживая смех. Молитва за врагов хотя и выглядела глупо, но по крайней мере, имела мотивы. Если у них всё будет хорошо, то и к нам они не полезут своими жадными ручищами. Но та часть песнопения, что касалась восхваления Великих Кубов, мне показалась просто наивной чушью. Неужели можно в наш просвещённый век верить, что именно эти нелепые здания, построенные эльфами, могут сдерживать падение неба на землю? Тем не менее братья были уверены в том, что говорили. Я не видела их просветлённых, одухотворённых лиц теперь, но мне было достаточно слышать их голоса. Они выражали молитвенный экстаз.

Какое-то время мы шли по тракту, мимо проехала богато украшенная карета, тонкая женская рука, унизанная кольцами, высунулась из окошка и бросила кошелёк под ноги идущим паломникам. Один из них, одетый в пурпурный плащ, подобрал подаяние и положил его в небольшую тележку, которую толкал впереди себя паломник с обритой головой. Я раньше не заметила его в толпе, но теперь удивилась. Все шли налегке, кроме него.

— За что его наказали? — шепнула я разговорчивому паломнику.

— Мы по очереди толкаем тележку. Сейчас его очередь. Затем будет чья-то другая.

И, правда, вскоре по команде одного из братьев в пурпурном плаще, бритоголовый поменялся с тучной женщиной. Я снова задала вопрос:

— Ваши обычаи меня смущают. Женщина в своих силах никак не сравнится с мужчиной. Почему же она везёт пожитки наравне с братьями?

— Всё просто, — шепнул паломник, — она этого хочет сама, кто же может запретить женщине мучиться.

Я прыснула, и вышло немного громче, чем следовало. И в этот момент Старший Брат произнёс сладкое слово «привал». Все стали шумно переговариваться, некоторые паломники похлопывали своих товарищей по плечу. У женщины отобрали тележку, откатили на обочину, стали выгружать мешки со снедью. Мой новый товарищ побежал помогать разводить костерок, а я занялась Кауркой. Отвела её поодаль от шумного сборища паломников и привязала к дереву. Каурка благодарно посмотрела на меня, и я подумала, что лошадку было бы не худо напоить.

Я осмелилась подойти к Старшему Брату и спросила самым робким и подобострастным голосом, не знает ли он поблизости речки или озерца, и тот, смерив меня недоверчивым взглядом, сказал, что как раз неподалёку протекает ручей, и если бы я меньше болтал в дороге и отвлекал от молитвы брата, то услышал бы, как звенят его прохладные воды. Так и сказал: «Прохладные воды».

Я поклонилась и пошла к Каурке. Мне было стыдно, что я не могу внести свою долю в общую трапезу, и уж тем более я не смела попросить еды. Чтобы голова не кружилась от приятных ароматов, которые источали готовящиеся походные блюда таких же походных стряпок, я отвязала Каурку и пошла в рощу. Я поняла, что ручей действительно издаёт приятное журчание, и потому пошла на звук. Каурка взволновалась, так как зной порядком утомил её, и я отпустила поводья. Каурка сама нашла воду и тонко заржала, приглашая попить и меня. Следом за мной пошла незнакомая пожилая женщина с большим котелком.

— Милая, — сказала мне она тихо, — остерегись. Вымажи лицо и руки грязью. Нежная кожа выдаёт девицу. В дороге это опасно. Хорошо, что наши паломники заняты молитвой, но если за обедом они разглядят тебя, быть беде.

Я густо покраснела.

— Я понимаю, что не от хороших людей ты прячешься, только будь поумнее впредь. Лучше к общему костру не садись, я тебе поесть и так принесу. Наш духовный поводырь чересчур внимателен к юношам. Ты понимаешь, о чём я. Так что он и так к тебе имеет определённый интерес. А когда поймёт, что ты девушка, то у тебя могут быть очень большие неприятности.

Я вздохнула. Женщина набрала полный котелок воды и удалилась, наклоняясь в одну сторону. Я села на берегу, рядом с Кауркой и стала думать о том, что почти ничего не знаю о жизни и людях. До прошлой осени я жила в имении отца, и весь мой круг общения были сёстры да слуги. Отец приезжал редко, чаще всего запирался в кабинете со счетами и бумагами, потом пил и буянил, ломая старинную мебель и разбивая фарфоровые блюда и чашки. Мы с Агнешкой старались не попадаться ему на глаза. Бася была умнее, имела к нему подход, и потому умудрялась выманивать у него крохотные суммы, оставшиеся от уплаты долгов кредиторам. На них мы как-то выживали в длинных отлучках отца. Он любил ездить в столицу, шиковать там. Какое-то время был при дворе короля Хенрика и даже поддержал его во время мятежа. Но это было давно, я почти ничего не знала об этом подвиге. Отец лишь хвалился пожалованным ему рубиновым перстнем и орденом, усыпанным бриллиантами. Я даже не знаю, где теперь эти реликвии, продал ли папашка их, или их тоже забрал господин Вильд.

Конец ознакомительного фрагмента.