Санный след

Ирина Глебова, 2012

Новое расследование следователя сыскного управления Викентия Петрусенко приводит знаменитого сыщика в Саратов. Обаятельный, остроумный, артистичный и бесстрашный – Петрусенко идет по следу жестокого маньяка, целый год державшего город в страхе. Местная полиция сбилась с ног, разыскивая чудовище. Уже схвачено двое подозреваемых, но кровавые убийства продолжаются… и только русскому Шерлоку Холмсу Петрусенко под силу понять извращенную логику маньяка и найти его за секунду до очередного преступления! На этот раз поймать убийцу сыщику помогает молодая очаровательная женщина, чья интуиция и наблюдательность становятся незаменимым оружием в борьбе с бесчеловечным монстром!

1

В такую слякотную стынь городовой Матвеев готов был проклясть свою службу. Холодный дождь моросил весь день, но так и не перестал, а даже усилился к вечеру. Ветер с дыханием близкой зимы давал передышку на две-три минуты, а потом вновь бросал дождевую морось в лицо, продувал насквозь. Не спасал и плотный парусиновый плащ с капюшоном.

Матвеев заступил на пост в шесть вечера. Прошло всего два часа, а впереди — тоскливо и думать! Человек он был старательный, а потому, горбясь и отворачиваясь от ветра, все же ходил по улице — взад-вперед. Ненадолго заскакивал в свою будку на углу — там хоть ветра и дождя не было! — а потом вновь исправно выходил патрулировать.

Вообще-то, пост у Матвеева был хороший. Улица в одном из центральных околотков, мощеная, с газовыми фонарями, добротными купеческими и доходными домами, где первые этажи почти все занимали магазины, мастерские, ателье. Дальше, за поворотом, размещался городской театр. В дни представлений на улицах было оживленно, проносились коляски, экипажи, прохаживалась публика… Но сейчас здесь царила пустота, затишье. В свете фонарей Матвеев видел совершенно безлюдную улицу. Вот уже полчаса он мечтал, как заглянет в часовую мастерскую Шагальева. Он часто делал это в свои вечерние дежурства. Там тепло. Уютно. Хозяин по-приятельски угостит горячим чаем… Часовых дел мастер, старичок Спиридон Антонович, всегда работает допоздна. Небось ждет. Знает, что сегодня дежурство Матвеева, и уж в такую погоду невозможно не зайти погреться! А в большие окна мастерской улица хорошо просматривается… Да, уже пора! Еще разок пройтись от угла до угла — и к Шагальеву на чаек…

Городовой дошел до середины улицы, когда навстречу ему, бог весть откуда вынырнув, выскочил парнишка. Бежал сломя голову такой перепуганный, что почти ткнулся в живот Матвееву. А когда попробовал увернуться — не тут-то было! Цепкие сильные руки городового уже держали беглеца за ворот пальтеца.

— Куда мчишься, заяц?

Матвеев тряхнул худенького подростка. Парнишка поднял на него бледное лицо, перекошенное от страха, и городовой сразу понял, что не их неожиданная встреча нагнала этот страх: что-то другое, что случилось раньше. То, от чего мальчишка убегал.

Часовая мастерская была ближе, чем будка. Да и лучше там — теплее и светлее. К тому же пойманный парень мелко дрожал, стучал зубами и ничего не говорил — нужно было привести его в чувство. Потому Матвеев решительно постучал в двери к Шагальеву, втащил туда свою добычу и попросил у Спиридона Антоновича кипятка. К тому времени, когда, обжегшись первым глотком и откашлявшись, парень лихорадочно хлебал чай, городовой уже узнал его. Увидев, что тот достаточно оклемался, решительно забрал у него чашку и, крепко держа за плечо, насмешливо спросил:

— Ну что, Сапелкин… Тихон, если не ошибаюсь? Рассказывай, куда ты влез на этот раз? Хорошо тебя, видать, там отпороли!

Тишка Сапелкин, пятнадцати лет, известен был Матвееву давно. Как и все его преступное семейство. Папаша, если не отсиживал в тюрьме, подворовывал по квартирам и лавкам, матушка перешивала краденое, братья — и Тишка сам-третий — помогали как могли в семейном промысле. Ребята были ушлые, таких легко не испугаешь. Что же такое мог увидеть Тихон?

В лице у Тишки еще не было ни кровинки, но в себя он уже пришел, смотрел исподлобья, прикидывал, что сказать. Потом со всхлипом вздохнул, и Матвеев понял: расскажет все как есть.

Уже несколько дней как Тишка присмотрел сапожную лавку, которую можно было легко почистить. Сегодняшний вечер показался подходящим: дождь, ветер, безлюдье… Шел по задворкам больших улиц и прикидывал: сколько возьмет готовых сапог, сколько кожи, а если повезет, и сафьяна. Ведь уже договорился, куда свою добычу сбудет… Как раз тут и хлопнула незапертая дверь: порыв ветра налетел, она вновь со скрипом приоткрылась, хлопнула, закрываясь… У Тишки аж дыханье сперло! Ведь это же задняя дверь «Бонвивана» — самого лучшего в городе магазина модного платья! Внутри было темно, совершенно тихо — только дверь скрипела и хлопала. Открытая… Минут пять Тихон постоял, замерев на месте, прислушиваясь. Потом — еще столько же, уже шагнув в дверь и прикрыв плотно ее за собой. Из магазина не доносилось ни звука. И парень решился. А еще подстегивало радостное, будоражащее предвкушение: то, что утрет он нос братцам, притащив дорогущие наряды из французского магазина! А папаша скажет при всех, что он, Тишка, ловчее и сообразительнее других…

В темноте парень видел как кошка. Сначала — длинный коридор и еще один вход, тоже открытый. Небольшая лестница наверх и — двойные стеклянные двери в салон. Но зайти туда Тихон не успел: заметил, что откуда-то сбоку просачивался свет — тонкой полосой по полу. Воришка испуганно прижался к большой кадке с пальмой, ждал. Но стояла тишина. Нет, решил он, нельзя делать дело, не узнав, что это за свет. Мало ли… Вдруг кто есть из людей? Сторож, например.

Честно говоря, увидев этот лучик света, Тихон сразу же пожалел о том, что решился на это дерзкое предприятие. Плохое предчувствие давило в груди. И все же он пошел на свет неслышным, крадущимся шагом. Ведь теперь даже удрать, не узнав, что там, и то боязно…

Дальше Тишка Сапелкин рассказывал настолько бессвязно, что городовой понял лишь одно. В комнате, где горел свет, парень увидел мертвую женщину. И не просто мертвую! «Раздетая и порванная вся, словно зверь когтями драл, ей-богу! А кровищи кругом, кровищи!..»

Матвеев попросил часовщика никуда Сапелкина не отпускать. Сам проверил запоры на окнах и двери. Вдруг воришка наврал, чтобы отвлечь внимание от какого-нибудь истинного своего проступка, и, улучив минутку, вздумает драпануть! А если все правда — тем более отпускать нельзя: скроется, ищи его потом, свищи! А так — первым свидетелем пойдет. Впрочем, Матвеев был почти уверен, что Тишка рассказал о том, что действительно видел: выдумать такое непросто — изощренный ум надобен.

На улице Матвеев посвистел в свисток. На характерную резкую трель прибежали городовой с соседней улицы да дворник из ближайшего особняка. Втроем и отправились к магазину «Бонвиван».

Этот магазин-салон был главным украшением улицы: владелица — мадам Жаклин Солье — все сделала по высшему разряду. Заведение было оснащено электричеством и в вечерние часы сияло красивой вывеской. Патрулируя, Матвеев уже проходил сегодня мимо него, любовался. Он знал, что и внутри тоже шикарно: зеркала, манекены, ковровые покрытия и богато задрапированные стены, кабинки для примерки и подгонки одежды по фигуре. Одно слово — самый модный магазин дамского платья в городе!

Со стороны улицы все было как обычно: светилась вывеска, но за окнами царила темнота — магазин уже закрыт. А вот задняя дверь в темноте переулка и вправду тихонько хлопала на ветру. Переглянувшись со спутниками, Матвеев кивнул решительно:

— Пошли!

И первым двинулся путем Тишки Сапелкина. Через пять минут он уже отправил второго городового — бегом! — к начальству. А еще через полчаса встречал пролетку, в которой прибыли частный пристав, околоточный и врач.

— Сюда извольте! — повел всех в переулок, к задней двери. — Жуткое, доложу вам, зрелище. Отродясь такого не видывал…

Помещение, где лежала мертвая женщина, представляло собой что-то среднее между будуаром и примерочной. Там не было окон, но оно хорошо освещалось изящными светильниками, было небольшим, однако вместительным. В глубине располагалась красивая бархатная, с переливчатым оттенком софа. Вокруг — несколько таких же бархатных пуфиков, низкий круглый столик на гнутых ножках. А вдоль стен — забранные стеклом витрины с платьями: самые лучшие и дорогие образцы. Наверное, мадам Жаклин любила отдыхать здесь, любуясь изысканными французскими нарядами, приобрести которые было по средствам лишь самым богатым дамам города. Теперь владелица всего этого великолепия лежала на груде сорванных и брошенных на пол платьев в одном нижнем белье, пропитавшемся кровью настолько, что, подсохнув, оно затвердело, как жесть. Немолодая, но очень моложавая, изящная, кокетливая и веселая, как птичка, мадам Жаклин была изрезана и искромсана так, что, казалось, на ней нет живого места. Нетронутым осталось лишь лицо, но его неузнаваемо исказили нечеловеческий ужас и страдание.

Когда врач, осматривавший убитую, наконец распрямился, лицо его было бледно.

— Да-с, — протянул глухим голосом, снимая и бросая в пакет липкие окровавленные перчатки, — двадцать семь ран, а может, и больше. Похоже, тесаком. Бедная женщина!

Потом, подойдя ближе к частному приставу, понизив голос, добавил:

— Но это еще не все. Было совершено насилие. Жестокое насилие.

Городовой Матвеев расслышал это. Он с испугом и жалостью бросил последний взгляд на мадам Жаклин, которую уже заворачивали в одеяла, чтобы нести вниз, к карете, прибывшей из городского морга. И подумал о том, что такого жестокого преступления у них в городе он и припомнить не может. Хорошо бы поскорее изловить убийцу — дикого зверя в человеческом облике!

Частный пристав оформил отправку тела убитой, отдал распоряжение опечатать комнату и магазин и заторопился к пролетке. Нужно было тотчас ехать к полицмейстеру на доклад. Кому же господин Вахрушев поручит расследование? Должен быть толковый, очень толковый следователь! Ведь такого кровавого дела у них еще не бывало! Поскорее, поскорее надобно схватить убийцу!

…Никто из стоявших над истерзанным телом француженки не знал, какие потрясения еще ждут впереди. Никто не знал, что это убийство станет первым — в череде многих! Что впереди — год страха, ужаса, тщетных поисков кровопийцы.