Танец над пропастью

Ирина Градова, 2015

Отец никогда не любил Риту. Главной любовью знаменитого балетмейстера Синявского всегда оставался его театр – «Гелиос». А Рита скорее была его самым большим разочарованием, о чем отец не уставал ей напоминать. Как девушка ни старалась, она так ни разу и не смогла угодить отцу. Она надеялась, что это получится сделать хотя бы теперь, выполнив задание Синявского – привести в труппу его бывшего ученика Игоря Байрамова, с которым восемь лет назад отец крупно поссорился. Но, судя по всему, сделать это будет не так-то просто, ведь между этими двоими существует какая-то темная тайна, вспоминать о которой неприятно обоим…

Глава 5

Миша вернулся из морга озадаченный и сказал, что ему без всяких объяснений отказались выдать тело. Рита узнала об этом только к вечеру, так как провела день в бесконечных переговорах с инвесторами и журналистами, требующими интервью. Один из них, вот наглость, заявился лично и с порога задал вопрос:

— Маргарита Григорьевна, что вы думаете по поводу убийства вашего отца?

Рита чуть со стула не свалилась. Однако ей пришлось быстренько взять себя в руки, устроить выволочку Сене, который пропустил назойливого, лживого писаку в ее кабинет… вернее, в кабинет Григория Сергеевича, конечно же, и заставить охранника выставить парня вон с «волчьим» билетом. Это надо же — убийство! Для журналистской братии главное — раздуть сенсацию из любой мало-мальски заслуживающей внимания новости, и ради этого они готовы врать и приукрашивать события. Потом, в крайнем случае, можно извиниться или написать опровержение (мелким, почти нечитаемым шрифтом), но СЕНСАЦИЯ-то уже пошла в народ! Слово, как известно, не воробей.

К восьми часам Рита ощущала себя так, словно поучаствовала в переброске российских войск с берега Балтийского моря в Уральские горы и обратно. Самым тяжелым испытанием, разумеется, стал разговор с Леоном Серве, который был в панике. Ей пришлось, собрав волю в кулак, заверить француза, что, несмотря на смерть Синявского, для шоу ничего не изменится. Это оказалось тем сложнее, что сама Рита вовсе не испытывала по этому поводу никакой уверенности. Вопрос с Байрамовым оставался открытым, и она, хотя названивала ему с перерывами с десяти утра, так и не смогла с ним поговорить — никто не брал трубку. В конечном итоге Рита решила, что это подождет — все равно ни сегодня, ни завтра репетиций не предвидится. И кто, скажите на милость, будет их проводить?! Она понятия не имела, но Леону Серве об этом знать необязательно.

И вот, вернувшись домой, еле волоча ноги и надеясь провести вечер в лежачем положении, Рита узнает о проблемах в морге!

— Как это — тело не выдают? — не поняла она. — На каком основании?

— Понятия не имею! — раздраженно развел руками брат. Рита никогда не видела его в таком подавленном состоянии. Вообще, у нее создалось впечатление, что только она одна сохраняет присутствие духа, а остальные члены семьи напоминают лодку, у которой ветром внезапно сорвало парус. Не то чтобы они тяжело переживали потерю (Рита была далека от мысли, что Миша и Катя, срочно прилетевшая из Манчестера, сильно страдают), но они не представляли, что теперь будет. Несмотря на то что старшие дети, как принято говорить, давно вылетели из гнезда, они привыкли к тому, что жизнь в родительском доме вращается вокруг отца и им же управляется. Оба, чего уж греха таить, с удовольствием пользовались деньгами, ежемесячно выдаваемыми им «на непредвиденные расходы», хотя сами неплохо зарабатывали. Наталья Ильинична предпочитала называть эти финансовые вливания «детскими деньгами», которые и правда в основном шли на внуков. Кроме того, Миша и Катя, не принадлежавшие к сфере искусства, внезапно оказались в поле зрения СМИ и других людей, желающих либо узнать подробности о смерти знаменитости, являвшейся их отцом, либо выразить сочувствие. И то и другое вынести было нелегко, тем более что брат и сестра не слишком интересовались миром, в котором жил и работал старший Синявский. Рита их не осуждала: она и сама предпочла бы держаться подальше от богемы, если бы Григорий Сергеевич постоянно не задействовал ее в своих делах. И теперь именно Рита, как ни парадоксально, оказалась в роли главной опоры семьи. Наталья Ильинична вела себя более чем достойно, но дочери казалось, что несправедливо взваливать на нее еще и эти проблемы.

— Я займусь этим, — подавив вздох, сказала Рита и, вместо того чтобы отправиться отмокать в ванную, взяла телефонную трубку. В такой ситуации мог помочь только дядя Егор. Это имя стало первым, пришедшим на ум, поэтому она набрала его номер. Егор Стефанович Квасницкий являлся одним из ближайших приятелей отца. Друзей у Григория Сергеевича не было, но были люди, с которыми он общался достаточно близко, чтобы создалась своеобразная иллюзия дружбы. Рита не знала, как и где они познакомились, но, сколько себя помнила, этот человек всегда находился рядом. Он помог отцу вновь подняться, когда наступили тяжелые времена. Странно, но ей порой казалось, что мама недолюбливает этого человека. Рита искренне не понимала почему, ведь дядя Егор был абсолютно безотказен. И в этот раз он пообещал использовать все свое влияние, чтобы Синявские смогли получить тело.

Едва она повесила трубку, как телефон снова зазвонил.

— С кем я говорю? — поинтересовался резкий голос, не потрудившийся ни представиться, ни поздороваться.

— С Маргаритой Синявской. А кого…

— Это следователь Иванченко, — не дослушав, оборвал говорящий. — Нужно, чтобы вы завтра подъехали ко мне. Шестая линия Васильевского острова, дом семь. Когда вам удобно? Лучше в первой половине дня.

— Зачем? — спросила удивленная Рита.

— Вот завтра и поговорим. Так сможете приехать?

— В десять часов подойдет?

— Отлично!

Он тут же повесил трубку, не попрощавшись — видимо, это у него стиль такой. Рита настолько растерялась, что даже забыла поинтересоваться у следователя насчет тела отца. Ну ладно, завтра так и так придется ехать, значит, там она и задаст свои вопросы.

Рита наконец добралась до ванны. Она налила туда жасминового масла и с наслаждением погрузила измученное тело в воду. Закрыв глаза, она попыталась освободить мозг от тяжелых мыслей и хотя бы полчаса просто отдохнуть. Ей почти удалось, однако тихий стук, даже скорее поскребывание в дверь, заставил ее снова поднять веки и спросить:

— Ну что еще?

Вопрос звучал не очень-то вежливо, но у Риты не было сил на политесы. Дверь приоткрылась, и внутрь проскользнула высокая, немного угловатая фигура — старшая сестра.

— Можно я с тобой посижу?

Рита пожала плечами. Катерина прилетела еще днем — просто удивительно, как ей удалось так быстро договориться обо всем на работе, уладить семейные дела и купить билет! Они давно не общались, кроме как по телефону, да и то обычно перекидывались всего парой фраз, после чего Рита передавала трубку матери. Наталья Ильинична всегда находила тему для беседы с Катериной, тогда как Рита с каждым проходившим годом все больше осознавала, что отдаляется от нее. Катя стала типичной «европейкой» — у нее даже политические взгляды изменились. Когда старшая сестра порой принималась учить младшую, как на самом деле обстоят дела в мире и конкретно в России, Рита лишь недоуменно усмехалась, говоря одну и ту же фразу: «Ну, тебе, конечно, из-за бугра виднее, как мы тут загниваем!» После этого Катерина, как правило, просила позвать Наталью Ильиничну, и беседа заканчивалась.

Но в этот раз, похоже, Катя не собиралась делать ничего подобного. Она примостилась на табуретке напротив ванны. Рите показалось, что сестра выглядит так, словно чего-то стыдится.

— Прости меня, — тихо произнесла она, с трудом выдавливая из себя слова.

— Чего это вдруг? — вздернула брови Рита, искренне не понимая, почему сестра извиняется.

— Тебе со всем приходится разбираться одной, а я… я болтаюсь, как… как цветок в проруби! Да я и рада бы помочь, но даже не знаю, что надо делать…

— Не бери в голову, все путем, — пробормотала Рита, не ожидавшая ничего подобного. Обычно Катерина вела себя именно так, как и положено старшей сестре (в ее собственном представлении) — разговаривала с младшенькой свысока, не считалась с ее мнением и не терпела ее возражений. А вот это — что-то новенькое!

— Никаким не «путем»! — возразила Катя. — Думаешь, я не понимаю, кем ты меня считаешь?

— И кем же?

— Плохой сестрой. Отвратительной дочерью, так?

Забавно, а ведь Рита именно так думала о себе самой!

— Нет, не так, — ответила она. — Я думаю, что…

— Мы с Мишкой свалили из дома и бросили тебя здесь, — не дослушав, продолжала Катерина. — Я ни разу не поинтересовалась, каково тебе одной с нашим звездным папашей… Думаю, и Мишке это тоже в голову не приходило — мы просто радовались, что успели вовремя!

— Вовремя?

Катя зачем-то поглядела в потолок, потом на стенку за Ритиной спиной.

— Ты могла это сделать гораздо раньше нас, — произнесла она, наконец переведя взгляд снова на сестру. — В смысле, ты и Игорь… Вы же были влюблены, так? Если бы вы поженились, ты ушла бы из дома и зажила самостоятельной жизнью. Мишка старше, и я представила себе, как вы оба уходите, а я остаюсь — один на один с отцом! Просто сбывшийся ночной кошмар…

— Так ты поэтому сбежала?

— Конечно! Джон казался приличным мужчиной, с деньгами и связями. В сущности, он такой и есть — до некоторой степени. Просто желание сбежать — не лучший советчик в выборе партнера на всю жизнь, понимаешь? Кроме того, он жил так далеко, за границей, и я, как и мечтала, оказалась вне досягаемости для Великого и Ужасного!

Рита никогда не думала, что сестра несчастна в браке — состоятельный муж, двое детей… Как такое вообще могло случиться?

— Ты не представляешь, сколько раз я жалела о том, что уехала! — говорила Катя, раскачиваясь на стуле, как делают порой маленькие дети, попав в сложную ситуацию и чувствуя себя некомфортно. — Там все чужое! Десять лет там живу, карьера в порядке, денег хватает, но поговорить совершенно не с кем, представляешь?! Джон, как приходит, сразу утыкается в телевизор или в компьютер, у детей тоже своя жизнь… Господи, Ритка, им же всего ничего лет, а у каждого своя комната, и на дверях висят таблички: «Не входить!» Мне каждый раз приходится изощряться, чтобы заставить их хотя бы раз в сутки ужинать вместе! Джону плевать — он с ними даже не разговаривает. Так, «Как дела в школе?» — и все…

Рита приподнялась из воды и положила ладонь на руку сестры, вцепившуюся в край ванны.

— Мне жаль, правда, — тихо проговорила она, поглаживая холодные пальцы Катерины. — Я и не думала… Знаешь, мне казалось, что если кто в нашей семье и счастлив по-настоящему, так это ты! Мишка все по бабам бегает, а ведь у него такая милая, хорошая, добрая жена. Значит, ему все-таки чего-то не хватает?

— Наверное, нам всем чего-то не хватает, — печально улыбнулась Катя, сжимая Ритины пальцы. — Всем троим, да? Что-то с нами явно не так!

— Почему ты ни разу ничего не говорила? Хотя бы маме?

— Я стараюсь пореже звонить — боюсь сорваться, а ведь у вас и своих проблем предостаточно. Мама уверена, что хотя бы у меня все хорошо, она так радуется, когда я рассказываю ей об успехах детей… Зачем ее расстраивать? Знаешь, — неожиданно добавила Катя, — а я ведь тебе всегда завидовала!

— Ты? — переспросила Рита. — Мне?!

— Ну да, — кивнула сестра и вздохнула. — Ты единственная из нас могла ладить с отцом. Ты такая спокойная, рассудительная, и тебя почти невозможно вывести из себя. Только ты умела сдерживать Синявского.

— Я?!

Для Риты эти слова сестры стали настоящим открытием.

— Ну да, — кивнула Катерина. — Ты одна могла разговаривать с ним больше десяти минут и не срываться. Ты сдерживала его — даже маме это не удавалось! Меня всегда удивляло то, что ты, младшая из нас, похожа на него меньше всех — и одновременно больше всех! И отец это понимал. Поэтому он любил тебя. Конечно, не так, как Игоря, но все же гораздо сильнее остальных своих детей.

— Ты говоришь ерунду! — воскликнула Рита. — Ему было на меня наплевать. Он считал меня помехой в карьере Байрамова, потому и делал все, чтобы мы разбежались!

— Не только.

— То есть?

— Ну да, отец пытался вас развести, но не только потому, что хотел для Игоря свободы. Понимаешь, он считал, что Байрамов сделает тебя несчастной.

— Что?!

— Отец видел, какие женщины окружают Игоря. Они были готовы на все ради одного его взгляда… Он был для них богом, для этих сумасшедших баб, и отец думал, что он не сможет сделать тебя счастливой. Возможно, он судил по себе, но у него имелись и другие основания, кроме желания избавить Игоря от тебя.

— Ты ошибаешься, — упрямо тряхнула головой Рита. — Папа никогда не думал о моих чувствах, иначе он бы понял, как мне трудно далось решение бросить Игоря!

— Ну, не надо делать из него святого! — развела руками Катя. — Полагаю, он отлично это понимал, но считал, что так лучше для всех. Главное — для него, для балета и для Байрамова. Но ты еще кое-чего не знаешь.

— Боюсь даже спрашивать, — пробормотала Рита. Когда сестра входила в ванную, Рита и не предполагала, что этот вечер станет для нее вечером откровений.

— Отец просил меня… в общем, он просил меня попытаться отбить у тебя Игоря.

— Тебя?!

— У меня ничего не вышло, — быстро сказала Катя. — Игорь мне нравился, но дело не в этом: даже если бы все получилось, отец ни за что не позволил бы нам быть вместе, поэтому я не больно-то старалась. Но я была не единственной.

— Не…

— Отец пытался свести Игоря с некоторыми девчонками из труппы Мариинки — из новеньких. Он считал, что так сумеет его лучше контролировать, при помощи одной из своих балерин.

— И?

— Снова не удалось: Игорь любил тебя и хотел быть только с тобой. Я очень удивилась, когда мама рассказала, что вы расстались. А потом ты встретила Мэтта, и я подумала: как странно, ты ведь повторяешь мою судьбу! Я лучше других понимала, что ты делаешь это не потому, что влюбилась в другого парня, а для того, чтобы сбежать. Но ты оказалась умнее меня и вовремя одумалась!

— Я не одумалась бы, — медленно проговорила Рита. — Если бы не то, что случилось с Игорем.

— Ты о той аварии?

— Да. Когда я о ней узнала, то поняла, что просто не смогу… Тебе надо было мне все рассказать!

— Наверное, надо — может, тогда хоть у тебя все сложилось бы иначе… А у тебя сейчас кто-то есть? — с надеждой поинтересовалась Катерина.

— Есть, — неожиданно для себя ответила Рита.

Лицо Катерины просияло.

— Игорь?

— Нет.

— Нет? — изумленно переспросила она. — И кто же настолько хорош, что сумел вытеснить из твоего сердца несравненного Байрамова?

Рита открыла было рот, но передумала: почему-то ей не хотелось пока упоминать о Мите. В конце концов, еще ничего не ясно, и…

— Рано говорить, — неопределенно ответила она на вопрос сестры. — Но, может, на этот раз у меня все получится?

Перед сном она опять позвонила Игорю. И снова трубку никто не снял.

Рита вошла в кабинет Иванченко, когда электронные часы на стене показывали одну минуту одиннадцатого.

— Вы точны, Маргарита Григорьевна, — одобрительно отметил следователь, поднимаясь из-за стола. — Чаю?

— Нет, спасибо, — отказалась она. — Вы можете объяснить, почему в морге не хотят выдать нам папино тело?

— Конечно. Да вы присаживайтесь, Маргарита Григорьевна, — разговор будет долгим.

Рита опустилась на стул, чувствуя, как ее пальцы сводит судорогой. Что-то явно не так, но что?

— Вы должны знать, что дело вашего отца переквалифицировано. Теперь это дело об убийстве.

— Ч-что? — заикаясь, переспросила Рита, таращась на Иванченко.

— Водички? — поинтересовался он вроде бы участливо, но ни в его голосе, ни в лице не было ни капли сочувствия.

— Н-нет. Почему?!

— Есть причины. Вы юрист, поэтому не стану ходить вокруг да около. На первый взгляд все и впрямь выглядело как несчастный случай, однако эксперты нашли кое-что важное. Во-первых, в крови вашего отца обнаружили совсем небольшое количество алкоголя — так что выпивка не могла стать причиной его падения. Ему помогли.

Рита растерянно молчала, и Иванченко продолжал:

— Это еще не все. Мы проверили камеру на выходе из кабинета…

— Она никогда не работала, — перебила Рита. — Папа так распорядился.

— Почему?

— Он не выносил слежки. Камера должна была сказать любому злоумышленнику, что за ним наблюдают, но на самом деле она ничего не могла зафиксировать.

— А сейчас это здорово бы нам пригодилось! — сердито заметил следователь. — Скажите, почему вы пришли в театр в конце рабочего дня?

— У меня… было дело, которое я хотела обсудить с папой. Но его не оказалось в кабинете, и я поехала домой.

— Вы ошибаетесь, Маргарита Григорьевна, — возразил Иванченко. — В то время, когда вы приходили, Григорий Сергеевич находился внутри.

— Что вы говорите?!

— Это так. Охранник сказал, что вы вошли через главный вход и вышли очень быстро, не застав отца. Но, судя по отчету нашего специалиста, он был уже мертв, когда вы появились.

Рита не верила своим ушам. Значит, когда она барабанила в дверь кабинета, отец уже лежал там? И если бы она все-таки попыталась войти, воспользовавшись ключом с поста, то могла бы…

— Он умер мгновенно, — словно поняв, о чем она размышляет, произнес Иванченко. — Вы не смогли бы ему помочь. Даже если бы хотели.

— Что?! Вы… вы меня подозреваете?

— Это было бы слишком просто, но — нет. Конечно, вы могли бы войти через черный вход, убить отца и выйти незамеченной. Затем вы вполне могли бы выждать время и войти снова — на этот раз через главный вход, поговорить с охранником и сделать вид, что не застали отца в кабинете. Таким образом, вы обеспечили бы себе алиби, но есть одно маленькое «но».

— Какое же? — тяжело сглотнув, спросила Рита.

— Ваш отец получил сильнейший хук в челюсть. У него сломано несколько зубов. Вряд ли женщина могла нанести подобный удар — ваше телосложение и вес исключают такую возможность. Вот почему я вас не подозреваю. Вы не могли не заметить синяк.

Она заметила. Сразу, как увидела тело отца, но…

— Скажите, Маргарита Григорьевна, — вкрадчиво произнес Иванченко, — почему вы ни разу не упомянули о драке вашего покойного отца с Игорем Байрамовым?

Откуда он узнал?! Ах, ну да, конечно, — кто-то из ребят наверняка рассказал… И с чего это она взяла, что удастся скрыть этот факт? Но Иванченко прав, она решила, что тот синяк — следствие драки с Игорем. Упоминать о ней означало навлекать на него неприятности, а этого Рита не желала.

— Я не считала, что драка имеет какое-то отношение к…

— Ерунда, Маргарита Григорьевна! — перебил следователь. — Вы отлично понимаете, что это имеет прямое отношение к происшедшему, и мне странно, что вы, потеряв родного отца, пытаетесь выгородить возможного подозреваемого!

— Да Игорю незачем убивать папу! — воскликнула она. — Неужели вы полагаете, что он вернулся после драки, чтобы… добить его?! Это же чушь собачья!

— У него было много врагов?

— Вы бы удивились… — едва слышно пробормотала она.

— Может, набросаете несколько имен?

Рита, не дожидаясь, пока следователь пододвинет к ней листок, сама взяла один из пачки, лежащей на столе. На мгновение ее рука застыла в воздухе. Написать имя — значит обвинить, имеет ли она на это право? Да, у отца немало недоброжелателей — бывшие коллеги из Мариинки, театральные критики, журналисты, артисты, которых он безжалостно выставлял вон на протяжении многих лет, — но способен ли кто-нибудь из них на убийство?

— Что-то не так? — спросил следователь.

— Нет, все нормально. Просто, боюсь, слишком много получится!

— Много — не мало, — хмыкнул Иванченко. — Вы пишите, там разберемся!

— Видите ли, у папы много врагов, но ведь это не значит…

— Значит, значит. Сами смотрите, Маргарита Григорьевна: убийца проник в кабинет с улицы, а не через главный вход, иначе его обязательно заметил бы охранник.

— Он мог дождаться, пока Сеня выйдет, — возразила Рита. — У нас же не банк, и охрана вполне может отойти от рабочего места на короткое время — в конце концов, он мог захотеть в туалет!

— Верно, — согласился следователь. — Допустим, он дождался, пока охранник вышел, и проскользнул в кабинет незамеченным. Но вышел он, скорее всего, через дверь кабинета: нет смысла светиться на посту. Камера на выходе не работает… Кстати, кто, помимо вас и Григория Сергеевича, знал, что это так?

— Никто… ну, насколько мне известно.

— Но могло быть и по-другому. Если убийца — член труппы…

— Да вы что, в самом деле! — перебила Рита. — О таком даже подумать невозможно!

Конец ознакомительного фрагмента.