Стать смыслом его жизни

Ирина Грин, 2017

Сестры были очень похожи внешне, но совершенно разные по характеру – замкнутая молчаливая Вера и яркая шумная Катя. Но так получилось, что вкусы девушек совпали – объектом их интереса стал один и тот же мужчина… Александр Донской хотел во всем превзойти отца, крупного бизнесмена. Пытаясь реализовать свои амбиции, он потерял все – выгодный контракт, преданных сотрудников, лучшего друга и любимую девушку. Лишь оказавшись за решеткой, Александр понял, что выбрал неверную дорогу… Все мы стремимся к счастью, но путь к нему у каждого свой. Нужно ли бороться за него изо всех сил или достаточно плыть по течению? Каждый делает выбор сам…

Глава 5

После бессонной ночи Вера мечтала только об одном — поспать. Она решила уйти с работы пораньше, чтобы, пока нет мамы, урвать хотя бы пару часиков сна. А потом придется отвечать на вопросы. Вера была уверена, что у мамы их накопилось немало, ведь жизнь младшей дочери для нее — проблема номер один.

Открывая дверь, она услышала незнакомый телефонный звонок. Под кроватью в комнате надрывалась навороченная Nokia с большим цветным экраном. «Вызывает Олег» — сообщала надпись, а над ней грустно улыбался светловолосый мужчина. Вера нажала кнопку.

— Да?

— Катя, ну, слава богу! Где ты была?

— Извините, пожалуйста, я не Катя…

— А где она? Почему у вас ее телефон, с ней что-то случилось? — в голосе мужчины звучала решительность и неприкрытая агрессия.

— Все в порядке, не волнуйтесь. Я Катина сестра Вера, она сегодня ночевала у меня и забыла телефон.

— А где Катя сейчас? Дома ее нет.

— Она собиралась искать работу.

— Подождите, какую работу? Зачем ей работа? — агрессия сменилась растерянностью. — Вера! Объясните, пожалуйста… — и он замолчал, переваривая полученную информацию. Вера тоже молчала.

— Вера, прошу вас, мне надо с вами встретиться… Чтобы не по телефону, понимаете? Пожалуйста…

«Поспать не удастся», — поняла она.

— Вера! Только не вешайте трубку! Где вы живете? Я сейчас приеду! Это удобно?

— Давайте лучше на нейтральной территории. Остановка «Проспект Гагарина», как ехать в центр, я буду там, — она бросила взгляд на свои часы, здоровый наручный хронометр в стальном корпусе, казавшийся нелепым на маленькой женской руке, — через полчаса, в семнадцать тридцать. Устроит?

— Конечно.

Вера вышла на кухню. Ожидая, пока закипит чайник, она сидела за столом, машинально накручивая на палец волосы. Ужасно не хотелось никуда идти. Ради себя точно бы не пошла, но ради Кати… Выпив обжигающего кофе, Вера схватила сумочку и побежала на остановку.

Олег приехал за десять минут до назначенного срока, сидел в машине, рассматривал ожидающих автобуса и гадал, кто из них Катина сестра. Интересно, похожи ли они?

Подошла маршрутка, остановка опустела. И тут Олег увидел ее. Худенькая, темные волосы заколоты на макушке, джинсы без выкрутасов, белая футболочка — скромница, не чета сестре.

Олег подъехал, приоткрыл дверь.

— Вы Вера?

— Да, — ответила она, испытывая что-то похожее на дежавю.

— Садитесь, — он кивком указал на переднее сиденье.

Вера улыбнулась и села в машину. Олег ей сразу понравился. Спокойный, уверенный в себе. И машина под стать хозяину — большая, с мягкими сиденьями, пахнущими кожей и цитрусовыми.

— Тут неподалеку неплохое кафе, можно поехать туда, не возражаете?

— Нет, — она покачала головой.

Немного попетляв между домами, джип остановился возле невзрачной двери.

Кафе оказалось маленьким и мрачным. Сидящая в углу парочка с явным неудовольствием посмотрела на пришельцев, посмевших нарушить уединение. «Чужой муж с чужой женой», — решила Вера, заметив, как резко отвернулась женщина и напрягся ее кавалер.

— Не волнуйтесь, здесь замечательная летняя площадка, — шепнул Олег и, взяв Веру за руку, уверенно повлек за собой.

Это была увитая диким виноградом беседка с изящной мебелью из лозы. Вера опустилась в кресло.

— Здорово! — невольно вырвалось у нее.

— Рад, что вам понравилось. Что будете пить, есть?

— Только кофе, спасибо.

Он заказал кофе, пирожные.

— Вино, шампанское, что-нибудь покрепче?

— Нет-нет, спасибо.

— Что ж, — Олег улыбнулся, — придется мне сегодня оставаться трезвенником.

Что-то в его улыбке настораживало Веру — не то чтобы она была неискренней, нет. В ней чувствовалась внутренняя боль, прикрытая маской уверенного в себе мужчины, это была улыбка человека, который уже давно перестал радоваться жизни, но соблюдает определенные правила игры.

Над столиком повисла пауза. Официант принес кофе, большое блюдо с пирожными.

— Я… я даже не знаю… Катя рассказывала обо мне? — на виске Олега пульсировала жилка — быстро-быстро, Вера ощущала его внутреннее напряжение, а еще еле уловимые отголоски чувства, спрятанного так глубоко, что невозможно было понять, что это собственно за чувство.

— Нет, — Вера покачала головой, — расскажите.

— А что рассказывать? Зачем вам это?

Она молча пожала плечами и сделала вид, что увлечена пирожным.

— Ну, если вы настаиваете…

— Я не настаиваю, — она подняла голову и посмотрела на него.

Глаза ее были очень похожи на Катины — очень светлые и очень глубокие. Но в Катином взгляде сквозила прямо-таки детская восторженность, преданность и нежность, а Вера смотрела спокойно, очень внимательно, заинтересованно. Больше всего ему понравилось то, что она не оценивала его.

Вера снова занялась пирожным. Олег сидел, наблюдая, как она ковыряет маленькой ложечкой желтоватую начинку эклера, и ощущал нарастающее раздражение. Какого черта он притащил ее сюда? Зачем? Чем она может ему помочь? Интересно, Катя пожаловалась ей?

А Вере было невыносимо стыдно, ей даже казалось, что щеки начинают потихоньку гореть. Какой же она психолог, если человек обратился к ней за помощью, а она сидит и ест пирожные! На государственном экзамене по психологии у нее даже вопрос такой был: первый контакт с клиентом. Ведь на отлично же сдала, что же там было? «Ну, говори же хоть что-нибудь, давай, не молчи!» — мысленно молила она Олега.

— Меня зовут Олег, Олег Васильевич Васильченко. Я директор фирмы «Добрый дом», — он снова замолчал, подыскивая слова.

— Добрый дом? Какое хорошее название. А почему именно добрый? — она спросила так, что Олег почувствовал: сидящей напротив девушке действительно это интересно.

За почти двенадцать лет существования фирмы ему не раз задавали такой вопрос, и он всегда отвечал по-разному. Иногда отшучивался, иногда переводил разговор на другую тему, а сейчас вдруг почувствовал желание рассказать Вере все. Все о своем «Добром доме».

Родители Олега были строителями. Детство его прошло в шестнадцатиметровой комнате в малосемейке. Маленький Олег мечтал о том, что станет строителем, как мама и папа. Он любил сооружать сложные конструкции из всего, что попадалось под руку, и на вопрос, что это, отвечал:

— Мой дом!

С пятнадцати лет Олег в свободное от школы время работал на стройке. При взгляде изнутри будущая профессия оказалась не слишком привлекательной. Холод, жару, бесконечный мат вечно пьяных строителей можно было не принимать во внимание, но то, что иногда дома начинали рушиться сразу после ухода строителей, а иногда и до этого, отказывалось укладываться в голове.

Позже, уже учась в архитектурном институте, Олег в книгах наткнулся на размышления о том, что жизнь в новострое напрямую зависит от настроения людей, создававших его, начиная от разработки проекта и заканчивая перерезанием блестящими ножницами красной ленточки. И если человек, проектирующий здание, думает о том, какая же сволочь эта теща, а строителя, настилающего линолеум, волнует лишь один вопрос — кого бы послать за бутылкой, жизнь в построенном такими людьми доме будет полна проблем.

Олег пытался озвучить свои мысли, но наткнулся на абсолютное неприятие подобных идей. Его собеседники отмахивались от него, крутили пальцем у виска, советовали наведаться к психиатру, откровенно смеялись, но Олег не сдавался. Наконец, ему удалось найти единомышленника — молодого инженера по имени Иван, человека до фанатичности религиозного. Сам Олег в церковь не ходил, но воинствующим атеистом тоже не был. Объединившись, они создали фирму и назвали ее «Добрым домом». Промышляя мелкими ремонтами, Олег с Иваном мечтали о том, что когда-нибудь настанет их звездный час. Добросовестные, непьющие и интеллигентные строители, работающие по фиксированным расценкам, поначалу вызывали удивление и недоверие, сменяющееся затем благодарностью. Телефоны «качественных» мастеров передавались из рук в руки. Вскоре к «Доброму дому» образовалась очередь заказчиков, и Олег с Иваном приняли решение расширить штат. Зарплата в фирме почти вдвое превышала среднегородскую, поэтому от желающих, просеивающихся учредителями через сито с довольно мелкой ячейкой, не было отбоя. К претендентам предъявлялось всего два требования: работать качественно и не пить, однако для некоторых эти задачи были невыполнимы. На словах все гарантировали трезвый образ жизни, но как только дело доходило до практики…

Бизнес — непростая вещь. В нем нельзя быть мягкотелым. Хочешь процветать — умей показывать зубы. Именно жесткость давалась доброму и интеллигентному Олегу хуже всего.

Друзья следили за новшествами в строительстве, не жалели деньги на лизинг современного оборудования, находили уникальных специалистов и создавали условия для максимального развития их талантов. Поэтому возводимые фирмой дома были особенными — теплыми, надежными, уютными. Иметь коттедж, построенный «Добрым домом», считалось делом престижа.

— Извините ради бога, я, наверное, вас совсем заговорил.

— Нет, что вы, мне очень интересно, — Вера видела, что Олег оседлал любимого конька и готов говорить о строительстве бесконечно, поэтому, смирившись с тем, что ее ждет вторая бессонная ночь, заняла позицию заинтересованного слушателя, изредка кивая и спрашивая, что обозначают непонятные термины.

— Что такое сайдинг?

— Это фасадный материал, — ответил он, и Вера заметила, как дернулся нерв на его щеке.

Олег вновь начал рассказывать о современных отделочных материалах, преимуществах и недостатках того или иного вида отделки, а у Веры крутились в голове слова «фасадные материалы». Интуиция подсказывала — с этим словосочетанием у собеседника связаны очень грустные воспоминания.

В тот момент, когда Вера уяснила, чем паркет отличается от ламината и где лучше стелить линолеум, Олег вдруг бросил взгляд на часы:

— Извините, но мне надо ехать. Я отвезу вас домой.

— Но мы же… Вы же… — у Веры не было слов. Она не могла понять, что происходит. Вспомнились рассказы Кати о том, что Олег постоянно уезжал, не соглашаясь остаться. Настоящий психолог нашел бы способ остановить Олега, а что же она, психиатр, возомнивший себя крутым спецом?

Олег расплатился и направился к выходу. Вере ничего не оставалось, как последовать за ним.

Выйдя из кафе, он открыл дверцу джипа, кивком предлагая Вере занять место, и тут она не выдержала:

— Послушайте, я не поняла, зачем все это было? Зачем вы вытащили меня из дома, привезли сюда? Я, конечно, очень благодарна за лекцию о строительных материалах и современных технологиях, и все же… — мысли перемешались, она не могла найти подходящих слов.

— Вера, простите меня, конечно, не нужно было этого делать. Просто мне кажется, я и ваша сестра… Извините, почему вы не садитесь?

— Нет, я пойду пешком, тут недалеко.

— Но я не могу оставить вас одну — уже поздно, я несу ответственность за вашу безопасность.

— Снимаю с вас эту ответственность! Идите к черту! Вы трус, убегающий от воспоминаний, страус, прячущий голову в песок!

— Перестаньте кричать, — он пытался побороть раздражение.

— Хорошо, — она развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла в направлении дома.

— Вера! — крикнул Олег. — Постойте.

Она продолжала идти, мысленно желая, чтобы он догнал ее.

— Вера! — Олег схватил ее за руку. — Поехали!

— Куда? — спросила Вера, но Олег, казалось, ничего не слышал. Не отпуская ее руку, он потащил девушку к машине.

Ехали недолго. Вера не успела собраться с мыслями и решить, что делать дальше, как джип затормозил возле ворот. Олег посигналил, ворота открылись, и машина въехала во двор. На мгновение ей стало не по себе. «Какой-то замок Синей Бороды — подумала она и тут же устыдилась подобной мысли. — Это же Олег, человек, которого так сильно любит Катя! Он не может быть плохим, ведь я как психиатр почувствовала бы в нем какие-нибудь перверсии. Хотя какой я психиатр? Так, одно название». Тем временем джип остановился. Олег вышел и открыл дверь. Вере ничего не оставалось, как прекратить рефлексировать по поводу профессиональной несостоятельности и повиноваться.

Дом нависал над ними темной громадой на фоне беззвездного, затянутого тучами неба. Светились только три окна на первом этаже.

— Пойдемте, — позвал Олег.

Дрожа то ли от волнения, то ли от не по-летнему свежего ночного ветерка, Вера переступила порог и оказалась в огромном зале, углы которого тонули в темноте. Люстра непонятной конфигурации освещала участок пола, покрытый белоснежным ковром, и сидящего на нем мальчика лет пяти. Не обращая внимания на вошедших, ребенок что-то выкладывал из разноцветных кусочков мозаики. Вера физически ощутила окружающий его холод. На мальчике был яркий красно-желтый костюм, но это она заметила уже потом — с первого взгляда ребенок показался ей Каем из «Снежной королевы», выкладывающим из острых льдинок слово «вечность».

Олег разулся и подошел к сынишке.

— Привет, Ромка, — тихо поздоровался он.

Вера удивилось тому, сколько нежности прозвучало в голосе мужчины. Это был совсем не тот человек, что полчаса назад уверенно и обстоятельно рассказывал о своей фирме.

Мальчик продолжал сидеть в той же позе, не обращая на Олега внимания.

— Ну как ты, сынок? — спросил Олег. — Чем занимался? Спать хочешь?

Ребенок встал, не отрывая взгляда от мозаики. Рядом с высоким отцом он казался еще меньше и беззащитнее. Олег подхватил его на руки.

— Подождите меня, пожалуйста, — обернулся он к Вере. Та кивнула, не в силах произнести ни слова.

— Кристина, будьте добры, предложите гостье чаю, кофе, — обратился он к кому-то невидимому.

— Хорошо, Олег Васильевич.

Вера обернулась и обнаружила поодаль женщину лет тридцати пяти, названную Олегом Кристиной. Высокая и стройная, даже чересчур, в строгом черном платье, она стояла у окна.

— Пойдемте, — Кристина кивнула Вере и, не оглядываясь, пошла вперед. Вера бросила взгляд на ковер, где недавно сидел ребенок, — ни Олега, ни мальчика уже не было — и последовала за женщиной. Пройдя по длинному коридору, залитому мягким светом, они оказались в кухне. Большая, с современной мебелью и посудой, расставленной в идеальном порядке, она скорее напоминала стерильную операционную. Вера не могла представить, как за этим абсолютно белым, без малейшего пятнышка столом может обедать семья.

Кристина включила чайник, достала из холодильника тарелку с нарезанным сыром и ветчиной. Все это молча, повернувшись к Вере спиной. Вера не стала дожидаться приглашения и села за стол.

— Меня зовут Вера, — сказала она, стараясь, чтобы слова звучали как можно дружелюбней.

Кристина даже не обернулась.

Чайник зашумел и с громким щелчком выключился.

Подождав немного, Вера решила снова попробовать пообщаться с неразговорчивой хозяйкой.

— Красиво тут у вас.

Кристина поставила перед ней чашку с чаем, сахарницу, тарелку с бутербродами и села за стол напротив гостьи.

— Спасибо, — Вера попробовала дымящийся напиток и одобряюще кивнула. — Замечательный чай!

Молчание женщины действовало на нее гнетуще. Та сидела совсем рядом, но, казалось, их разделяла бесконечность, холодная и мрачная, длиной в миллионы световых лет.

Вблизи Кристина выглядела моложе, чем показалось на первый взгляд, — лицо ее, обрамленное коротким каре блестящих каштановых волос, было довольно симпатичным, если бы не поджатые и без того узкие губы и жесткое выражение глаз. Заметив, что Вера рассматривает ее, женщина резко встала и отошла к окну.

— Этот мальчик… Он сын Олега Васильевича? — предприняла очередную попытку Вера.

— Послушайте! — взгляд Кристины был полон презрения, тонкие губы сжались еще больше. — Меня не уполномочили вести с вами светские беседы. Понятно?

Вере показалось, что ее поймали за подглядыванием в замочную скважину. «Ну и ладно», — постаралась она утешить себя и, выбрав на тарелке самый симпатичный бутерброд, откусила кусочек. Это незамысловатое действие вызвало у Кристины очередной приступ ярости. Не в состоянии больше сдерживать эмоции, она фыркнула и выскочила из кухни.

Вера не чувствовала за собой никакой вины, тем не менее на душе стало муторно. «Вот уж правда, добрый дом», — подумала она.

Когда на тарелке остался последний бутерброд, пришел Олег. Он был все так же спокоен и уверен к себе, словно не случилось событий, свидетелем которых Вера нечаянно стала.

— А где Кристина? — спросил он, усаживаясь за стол.

Вера пожала плечами и подумала, что Олег, наверное, голоден. В кафе он не притронулся к пирожным, выпил только чашку кофе.

— Вас покормить?

— Вы предлагаете мне поесть в моем собственном доме? — усмехнулся он.

— А что в этом такого? Ваша кормилица убежала — не оставаться же вам голодным.

— Кристина — няня сына. Есть еще кухарка, но она приходит утром, готовит еду и после обеда уезжает домой.

«Ага, а няня кормит ужином сына и папу», — подумала Вера.

— Я редко ужинаю дома, — словно прочитал ее мысли Олег, — но в холодильнике наверняка что-нибудь найдется.

Вера открыла холодильник. От изобилия продуктов на полках глаза просто разбежались. «Кто же все это ест? — подумала она. — Няня, кухарка и маленький мальчик?»

В небольшой кастрюльке обнаружились котлеты, вкусно пахнущие чесноком. Пока они разогревались в микроволновке, Вера порезала помидоры и огурцы, посолила, добавила перца, посыпала мелко измельченным укропом, украсила листиками базилика и полила оливковым маслом. Все эти хлопоты были для нее на удивление приятными — первый раз в жизни она готовила пусть немудреный, но все-таки ужин для пусть совсем незнакомого, но все-таки мужчины.

Ее внимание привлек строгий геометрический узор на белоснежной скатерти. Несмотря на яркое освещение, углы на рисунке казались более темными, создавая иллюзию объемности фигур. Вера провела пальцем по столу — скатерть была абсолютно гладкой. Это несовпадение двух реальностей — видимой и фактической — напомнило ей об Арсении.

* * *

В тот год стояла особенно холодная и снежная зима. Вечер был из тех, когда хороший хозяин собаку из дома не выгонит, поэтому звонок в дверь прозвучал неожиданно.

— Твой Сенька, точно, больше некому, — сказала Катя, и Вера побежала открывать.

Это и правда был Арсений. Он прижимал к груди большую папку, в которой последнее время носил рисунки. Папку купила Наталья в «настоящем» магазине для художников, и Сеня очень ею гордился. Подойдя к столу, он торжественно вытащил листы с работами и с довольной улыбкой разложил на белой скатерти.

Глазам сестер предстало что-то новое, абсолютно не похожее на привычные Сенины картинки. Четкие геометрические формы, линии, фигуры людей: бородатый мужик с серпом, бегущий мужчина с крестом в руке, напоминающем эстафетную палочку, еще один бородач — на этот раз с косой и ведерком. Все фигуры изображались в абсолютно новой для Сени манере — они были четкими, краски не смешивались, а люди, несмотря на предельную упрощенность, казались живыми, не плоскими, застывшими, а объемными, полными движения и энергии. Невозможно было поверить, что все это вышло из-под неуверенной детской руки.

— Сенька, что это ты начертил? — спросила Катя.

— Тебе не нравится? — улыбка на лице мальчика сменилась недоумением.

— Ну… — Катя задумалась, подыскивая слова, — бывает и лучше.

— Вера, а тебе? — Арсений смотрел на Веру, ожидая оценки.

Вера молчала. С одной стороны, резкая перемена в манере Сени сбивала с толку, с другой — сами картины притягивали внимание, а с третьей — глядя в простодушное лицо мальчика, абсолютно не умевшего скрывать чувства, она понимала: что-то тут не так.

— Вер, ну как? Посмотри, — Сеня вытащил один из рисунков: разноцветные прямоугольники на белом фоне.

— Что это? Наш двор с высоты птичьего полета? А тут чего так некачественно закрасил? Синей краски не хватило? — спросила Катя.

Сеня обиженно засопел и вытащил из папки книгу в глянцевой обложке, на которой было то же самое изображение, что и на листе, лежащем на столе.

«Казимир Малевич» — значилось в заглавии.

— Вот, — сказал Сеня и, раскрыв книгу, прочитал: «Художник играл видную роль в наиболее важных творческих тенденциях двадцатого столетия, и то, какое значение он придавал «живописному элементу как таковому», по-прежнему вдохновляет современных художников всего мира».

— А ты: «Начертил… некачественно закрашено!» — передразнил он Катю.

— Ты… Ты скопировал картины из книги? — догадалась Вера.

— Ну да. Разве не похоже?

Она положила оба рисунка рядом. «Супрематическая живопись», год: 1916, размер картины: 70×80 см, материал: холст, масло. Музей: Стеделик музеум (Городской музей), Амстердам.

— Похоже, Сеня, даже очень похоже! Даже вот здесь, — Вера показала на синий квадрат в центре картины. В книге он тоже был окрашен неравномерно. — Только, понимаешь, скопировать знаменитого художника — еще не значит самому стать знаменитым. Он стал знаменитым, потому что смог по-своему увидеть этот мир. Но ведь ты — не он, ты совсем другой, живешь в другое время. Ты бы захотел слушать две одинаковые песни? Читать две одинаковые книги? Так и здесь: нам с Катей интересно смотреть, как ты видишь этот мир, а не как ты видишь мир Казимира Малевича своими глазами.

— Правда, интересно? — от счастья узкие глаза превратились в щелки с торчащими щеточками ресниц.

Вера кивнула.

— А почему ты выбрал именно этого художника?

— Мне понравилось, — после долгих раздумий ответил Сеня.

— А ну, дай сюда, — Катя подтянула к себе альбом и стала перелистывать глянцевые страницы. — Наверное, потому что легко! А вот, смотри — чего ты это не срисовал? Такое и я могу!

На листе был абсолютно черный квадрат.

Сеня опустил голову.

— Я его боюсь, — сказал он еле слышно, захлопнул книгу и стал сгребать рисунки в папку.

— Сеня, а ты можешь оставить мне книгу и этот рисунок? — спросила Вера.

— Тебе тоже нравится? — мальчик заулыбался.

— Мне хочется самой посмотреть, а книгу я тебе завтра занесу, хорошо?

Сеня ушел, Катя легла спать, а Вера все сидела и смотрела на картину со странным названием «Супрематическая живопись». Она не могла понять причины, по которой композиция так притягивала ее внимание. В расположении прямоугольников чудилась мистическая закономерность. Казалось, сдвинь хоть один с места, и все в мире изменится. А синий квадрат, покрытый неровными мазками, вдруг напомнил ночное небо. Темнее всего перед рассветом — пришла откуда-то фраза. Где она могла видеть такое? Когда единственный раз ходила с отцом и Катей на рыбалку? Вера не любила рыбалку, отец же с сестрой были в восторге: возбужденно перешептывались, делились рыбацкими байками. А потом из-за туч вышла луна — огромная, рябая, на воде задрожали блики. «Это Каин убивает Авеля, — сказала тогда Катя, показывая на желтый диск с пятнами, — мне папа рассказывал».

Поглощенная картиной, Вера не услышала, как хлопнула входная дверь — пришел с работы отец. В последнее время он возвращался все позднее и позднее.

— Верочка, ты чего не спишь? Зачиталась?

— Нет, папа, тут Сеня принес альбом. Знаешь, эта картина — мне кажется, я смотрю на нее и вижу совсем не то, что нарисовано.

— Почему?

— Не знаю, посмотри, а я тебе поесть разогрею, хочешь?

— Не откажусь, — сказал отец и, сев за стол, пододвинул к себе книгу.

Когда Вера вернулась, он сидел в той же позе.

— Папа, — окликнула его Вера, — иди кушать.

— И что ты здесь увидела?

— Что темнее всего перед рассветом. А ты?

Отец молча встал и пошел в ванную. Вера ждала, пока он помоет руки, вытрет их полотенцем — тщательно, каждый палец отдельно.

— А Сеня? — наконец спросил он.

— Его поразила эта картина, но он не смог объяснить почему, вот я и пытаюсь понять.

— Тебе трудно будет понять его мысли, — покачал головой отец. — У Арсения задатки настоящего художника — он мыслит визуально.

— Но он же не учился этому, ему никто не объяснял. Почему мы с Катей не можем так видеть, а он может?

— Катя просто не хочет утруждать себя. Если она чего-то не понимает, то категорически отвергает. Ты же сначала включаешь разум, а потом доверяешь своей интуиции. И тогда у тебя все получается. А Сеня… Может, в прошлой жизни он уже был художником и сейчас лишь вспоминает то, что когда-то умел.

— Скажешь тоже!

— А что? Идея переселения душ стара как мир. Еще Цицерон писал о том, что дети схватывают любую информацию очень быстро, как будто слышат не в первый раз, а вспоминают из своего прошлого. И эта лишняя двадцать первая хромосома — кто знает, не является ли она маяком для душ, наделенных особыми качествами, чтобы не пролетели мимо, вселились именно в предназначенное для них тело?

— Ты серьезно?

— Иди спать, поздно уже, а книгу оставь мне — я посмотрю. Значит, говоришь, темнее всего перед рассветом?

Через несколько месяцев отца не стало. Наверное, он не поверил словам дочери, не дождался своего рассвета.

* * *

Вера поймала себя на том, что стоит у стола и машинально водит пальцем по скатерти.

— О чем вы задумались? — спросил Олег.

— О Малевиче, — честно ответила она.

— Ну да, конечно, — понимающе кивнул он и улыбнулся. — Спасибо за ужин.

Вера смутилась.

— Только я один есть не буду, садитесь. — Это звучало не как приглашение, а, скорее, как приказ. Ничего не оставалось, как подчиниться. Она положила на тарелку котлету, немного салата и села за стол напротив Олега.

Он ел молча и сосредоточенно, словно выполнял важную работу. Вера чувствовала, что Олег хочет что-то сказать, но никак не соберется с мыслями.

— Послушайте, — наконец предложил он, — а давайте выпьем?

— Давайте.

— Коньяк, виски, водка?

— Коньяк, — обреченно тряхнула головой Вера, никогда не пившая ничего крепче сухого вина.

Олег встал, достал из недр белоснежного шкафа два пузатых бокала и бутылку, плеснул золотистой жидкости. Подняв бокал, кивнул Вере и молча выпил. Увидев недоуменный взгляд гостьи, снова налил себе коньяка.

— Извините, привык дома пить один. Ну, за знакомство, — он коснулся краем своего бокала Вериного.

— За знакомство, — повторила она и сделала маленький глоток.

Впечатление было такое, будто она глотнула раскаленного металла. Из глаз потекли слезы, обожженное горло запершило.

— Что случилось? — Олег испуганно поглядел на нее.

Вера помотала головой, мол, все нормально, говорить она не могла. Олег налил воды, она сделала несколько судорожных глотков, прислушиваясь к бушевавшему внутри огню. Горло еще саднило, но общее состояние уже не было таким неприятным, даже наоборот. По всему телу разлилось тепло, прогнавшее неуютную зябкость, которая не оставляла ее с тех пор, как они вышли из машины.

— Пьяница, — то ли пожурил, то ли пожалел Олег и убрал бутылку в шкаф. — Тебе больше не наливаем.

Вера заметила, что он сказал ей «ты», но была не в состоянии оценить, нравится ей это или нет.

— Пойдем отсюда, — Олег потянул ее за руку. Вера дернулась было убрать со стола, но ее сотрапезник махнул рукой.

Они снова оказались в зале. Олег щелкнул выключателем, комната наполнилась светом. Вера огляделась по сторонам. Белый пушистый ковер, мягкие диваны и кресла, низкие столики, гигантская люстра, напоминающая композиции скульпторов-авангардистов, — все это по отдельности, несомненно, было дорогим и красивым, но вместе создавало впечатление пустынного заснеженного пейзажа, и только яркая мозаика, рассыпанная по полу, говорила о том, что здесь кто-то живет.

Олег смотрел на гостью и думал: зачем он привез ее сюда и что теперь с ней делать? Многое он отдал бы, чтобы на ее месте была Катя. При воспоминании о преданных глазах Кати он снова почувствовал ощутимый укол совести.

Веру начинало тяготить затянувшееся молчание.

— Этот мальчик, Роман, — ваш сын? — наконец решилась она.

— Да, — ответил Олег и замолчал.

— А дом? Чей это дом?

— Мой. А что?

— Ничего, я как-то по-другому представляла ваш дом.

— И как, интересно? — в его голосе зазвучал сарказм.

— Ну… Добрый…

— А тебе что, не нравится?

— Холодно как-то, — неуверенно ответила Вера.

— Холодно? — он пожал плечами. — Хочешь, я растоплю камин?

— Нет, нет, — она энергично замотала головой, — не в смысле температуры, а в смысле внутреннего климата. Как в песне, знаете, погода в доме?

— Ты права, это не тот дом, о котором я мечтал. Почему-то все получилось совсем не так.

— А как?

А как? Олег и сам не знал, где он допустил ошибку, разрушившую его жизнь, почему мечта о Добром доме превратилась в этот холодный безрадостный склеп.

Сначала ушел Ванька. Фирма только встала на ноги, появились первые, еще не очень большие деньги, когда Иван решил уйти в монастырь, расположенный в Крымских горах. Уничтоженная при Советской власти обитель начинала заново отстраиваться, нужны были умелые руки. С уходом друга Олег почувствовал непривычную пустоту. Вроде все было по-прежнему — фирма работала, возводились дома, хорошо отлаженный механизм действовал, и Олег не мог понять, в чем же дело, почему он не ощущает себя счастливым. А потом понял: мечта детства о Добром доме так и осталась неосуществленной. Он строил дома для других, а сам жил в однокомнатной квартирке в старенькой хрущевке возле реки.

Проект дома родился сразу, без долгих размышлений и поисков. Простой и удобный, без архитектурных излишеств, аляповатых башенок и балкончиков, с большим залом, камином, уютной спальней, бассейном.

В это время фирма Олега строила несколько объектов, в том числе дом для местного промышленника Дмитрия Донского.

Ничто не предвещало беды, фирма приносила доходы, и вдруг грянул дефолт. Цены на стройматериалы резко взлетели, и перед Олегом встала дилемма: потерять «лицо» и увеличить сметную стоимость или оставить стоимость строительства для заказчиков прежней. Он пошел по второму пути. Мечта о Добром доме на некоторое время отодвинулась, напоминая о себе картинкой в рамочке на стене, папка с проектом была задвинута подальше в стол, однако деловая репутация фирмы многократно возросла. Донской знал, что реальная стоимость его дома почти в два раза выше той, что он заплатил, и в благодарность передал все строительные работы, которые осуществлялись на принадлежащих ему объектах, «Доброму дому». В результате доходы фирмы начали расти. Прошел год, и папка с проектом собственного жилья была извлечена на свет.

* * *

Однажды с почтой Олег получил приглашение на презентацию фирмы, специализирующейся на ландшафтном дизайне. Он не очень любил шумные сборища, где обычно присутствовало больше любителей бесплатной выпивки, чем действительно заинтересованных специалистов, и уже хотел отдать приглашение секретарше Алевтине, но в последний момент передумал. Тема ландшафтного дизайна была довольно актуальной — в последнее время появились заказчики, желающие получить дом «под ключ» с уже озелененной территорией. Пока таких заказов было немного, создавать подразделение при «Добром доме» не имело экономического смысла. Легче найти фирму-партнера для долгосрочного сотрудничества. С такими мыслями Олег поехал на презентацию фирмы «Ботаника», возглавляемую директором А. С. Прокопчуком.

Презентация проводилась на территории питомника «Ботаники». Вероятно, дальновидный Прокопчук А. С. тоже считал директора фирмы «Добрый дом» Васильченко О. В. одним из потенциальных клиентов, потому что как только Олег вышел из машины у ворот питомника, к нему сразу подошла девушка в комбинезоне с эмблемой «Ботаники» — зеленого ростка с тремя листиками.

— Здравствуйте, меня зовут Алиса, — представилась она, — до начала презентации есть еще несколько минут, я хочу познакомить вас с экспозицией.

Олег кивнул и пошел за девушкой по дорожке, выложенной брусчаткой. Алиса рассказывала что-то о проектировании, системах полива, дренажа. Олег слушал вполуха. С одной стороны, стройная женская фигурка, тоненькие каблучки и ярко-рыжие волнистые волосы не ассоциировались у него с темой разговора — ну как такими нежными ручками можно ковыряться в земле? Наверное, секретарша. Вызубрила текст и болтает теперь как заводная. Хотя, надо отдать должное, голос Алисы не раздражал. С другой стороны, Олег редко бывал на природе. Гуляя по дорожкам питомника, он ощутил необычный прилив энергии. Аромат цветов, смешанный с запахами свежевскопанной земли и хвои, создавал приподнятое праздничное настроение, ожидание чего-то сказочного. Олега заинтересовали кусты с кожистыми темно-зелеными листьями, усыпанные россыпью белых, пряно пахнущих звездочек-цветов.

— Как называется это растение? — спросил он.

— Рододендрон, — Алиса остановилась, посмотрела вопросительно, — я же про него как раз рассказываю.

— Да, точно, рододендрон.

— Вы все прослушали, — с мягким укором заметила ботаничка.

— Нет, что вы, — Олегу стало немного неловко, — я все слышал. Дренаж…

— Да-да, — обрадованно закивала девушка и вдруг полезла в кусты. — Вот, видите? — она вылезла и показала Олегу испачканную в земле ладонь, на которой лежали сухие хвоинки.

Он посмотрел на грязную ладошку и вдруг поймал себя на том, что ему хочется взять эту руку за тонкое запястье и приложить к своей щеке, несмотря на лежащий на ней мусор.

Алиса словно прочитала его мысли. Отряхнула хвою, вытерла ладонь о штаны и посмотрела на Олега. Глаза ее были замечательными, серо-зелеными с мелкими коричневыми крапинками. Ни у кого из знакомых Олега не было таких глаз. Он почувствовал, что ему не хватает воздуха. Открыл рот и хотел что-то сказать, как вдруг заиграла музыка. Его спутница охнула.

— Ой, извините, совсем заговорилась. Я вас покину, идите по этой дорожке и никуда не сворачивайте.

Она убежала, а Олег медленно пошел мимо благоухающих рододендронов. Он твердо знал: эта девушка будет работать в его фирме, даже если из-за этого придется вызвать на дуэль А. С. Прокопчука.

На ярко-зеленом газоне, окруженном растениями с огромными листьями, напоминающими лопухи, толпились приглашенные. Играла музыка, девушки в зеленых комбинезонах сновали с подносами, предлагая гостям освежиться. Олег поискал взглядом Алису и с сожалением констатировал, что зеленоглазая нимфа куда-то пропала.

Музыка смолкла, ведуший в зеленом смокинге призвал всех к вниманию.

— Поприветствуем директора «Ботаники».

На импровизированную сцену вышла женщина в строгом темно-зеленом костюме.

Олег почувствовал, как у него отвисла челюсть: таинственный А. С. Прокопчук оказался женщиной, мало того, женщиной знакомой. Это была Алиса.

Олег замолчал, мысленно прокручивая в голове историю знакомства с будущей женой. Вера видела, что воспоминания даются ему очень тяжело. Олег подошел к окну и стоял, всматриваясь в темноту. Долго-долго. А потом заговорил, словно рассказывая кому-то там, в темноте ночи.

На следующий день они встретились и уже не расставались. Алиса была удивительной женщиной. Они вместе строили дом, мечтали, как хорошо будет в нем жить.

Двор превратился в выставку достижений «Ботаники»: миниатюрные альпийские горки, ручьи, каскады. Стены, окружающей участок, не было, вместо нее рос вечнозеленый кустарник — те самые рододендроны с кожистыми темно-зелеными листьями, усыпанные множеством белых, пряно пахнущих звездочек-цветов.

— А здесь, — Олег обвел рукой унылые стены, — здесь был зимний сад. Он как-то обзывался по-научному, но мы с Алисой окрестили его Висячими садами Семирамиды, нашим чудом света.

А через два года в доме появилось еще одно чудо. Роман. Ромашка. Маленькое солнышко. Рыжий хохотунчик. Как только малыш научился ползать, в доме не осталось ни одного уголка, в который бы он не сунул нос.

Ромке исполнилось три года. Это был серьезный, смышленый мальчик, донимавший мать сотнями вопросов.

Олег возвращался с конференции по современным фасадным материалам. Несмотря на довольно большой багаж — ящик с образцами, он решил лететь самолетом — хотелось как можно скорей увидеть Алису и Ромку. Уже садясь в самолет, он позвонил жене.

— Привет, через три часа буду дома.

— Три часа — это так долго, — ее голос был сонным и очень домашним. — Мы приедем тебя встречать, тогда придется ждать на час меньше.

— Хорошо, я тебя целую, — сказал Олег. Слова эхом отозвались от непроснувшихся стен аэропорта. Шедшая рядом женщина улыбнулась. Олегу захотелось стать птицей и полететь домой, обгоняя ветер, но он был серьезным человеком, поэтому, спрятав улыбку, прошел в самолет и сел на свое место.

Он уже получил багаж, а Алисы все не было. Мобильный не отвечал. Тяжелое предчувствие охватило его.

— Там авария на дороге, пробка, — сообщил словоохотливый таксист, подхватывая коробку с образцами.

Это был огромный «КамАЗ». Водитель тоже хотел побыстрее попасть домой, поэтому гнал всю ночь. Утром усталость взяла свое. Ему казалось, что он закрыл глаза всего на секунду, но этого хватило, чтобы огромная машина выехала на встречную полосу и столкнулась с летящим на большой скорости «Фордом» Алисы. В последний момент водитель все же сумел вывернуть руль. Ромка, сидящий сзади, не получил ни одной царапины, а Алиса… Олег помнил только беззащитное тонкое запястье среди искореженной груды металла.

Олег с трудом открыл глаза и понял, что сидит в кресле у себя дома, перед ним на столике — пустые бутылки. Первой мыслью было: «Где Ромка?»

Голова болела страшно, ноги подкашивались, к горлу упругими волнами подкатывалась тошнота, но что самое ужасное, Олег никак не мог вспомнить, где сын, что случилось там, на дороге, после того как он обнаружил разбитую машину Алисы.

Может, ничего не было — ни этой дороги, ни «КамАЗа», ни руки в мертвом автомобиле? Надо вспомнить… Он побрел в ванную, открутил кран и сунул голову под струю холодной воды. Вода затекла под рубашку, на пол. Олег припал к крану и пил, пока его не скрутил приступ рвоты.

Воспоминания о вчерашнем дне теснились в голове острыми торосами.

Всплыла поездка из аэропорта на такси. Может, это водила привез его сюда. «Что делать? — мучительно думал Олег. — Позвонить в ГАИ и спросить, куда отвезли ребенка? А если он сам его отвез? Кто может знать куда? Только водитель. Звонить в автопарки? В полицию? Был бы Ванька, он бы помог». Олег с горечью понял, что у него нет таких друзей, которым можно позвонить в трудную минуту и попросить о помощи.

Внезапно Олег почувствовал запах кофе. На кухне он нос к носу столкнулся с незнакомым мужчиной. Вернее, незнакомым тот показался лишь в первый момент. Стоило «гостю» поинтересоваться, не желает ли здесь кто-нибудь кофейку, Олег тут же узнал вчерашнего разговорчивого таксиста.

Невысокого роста, очень подвижного, лет сорока.

— Ты извини, что я тут у тебя хозяйничаю, — виновато развел руками гость, — больно есть захотелось.

— Ничего, — Олег тряхнул головой и сел за стол. — Где Ромка?

— Сын твой? В больнице. Поешь, и я отвезу, тебе за руль-то не стоит в таком состоянии.

— Что за больница? Что с ним?

— Да вроде ничего, испугался, видать, сильно. Врач сказал, надо какие-то анализы сдать. А я тебя сюда привез. Приехали — дом пустой, темный. Нельзя человеку одному — я сам недавно мать схоронил, знаю. Меня Виталием звать, не помнишь? Ты поешь, — он пододвинул к Олегу тарелку с какой-то снедью.

От запаха еды мутило, Олег встал.

— Ты ешь, я пойду, позвоню на работу.

Олег направился в гостиную. Здесь по-прежнему обитал дух Алисы: вились по стенкам лианы, раскрывали бутоны цветы. Все произошедшее казалось большой нелепой ошибкой. Сейчас дверь откроется, и она войдет, посмотрит на него необыкновенными глазами… Но время летело, дверь оставалась закрытой.

Олег набрал своего зама. Тот привык понимать директора с полуслова и, не задавая лишних вопросов, пообещал все организовать.

Нужно было еще позвонить матери Алисы. Последний раз Олег видел тещу на дне рождения сына, когда Ромке исполнился год. Зятя та недолюбливала, считая, что дочке с мужем не повезло, поэтому приезжала в гости крайне редко. Олег знал, что жена с матерью общается, но никогда не интересовался их отношениями.

Найдя в книжке телефон, Олег сообщил женщине о случившейся трагедии и пообещал перезвонить, когда будет известно о похоронах. Мать заплакала, начала что-то спрашивать, но он сослался на необходимость срочно ехать в больницу к сыну и повесил трубку. Трудно было говорить о том, во что сам он до конца не верил. Еще один звонок Олег сделал Кристине. Вкратце обрисовав ситуацию, попросил приехать и побыть дома, пока он будет отсутствовать.

А потом они поехали в больницу. По дороге Виталий рассказал, что на вид мальчик был цел и здоров, только «немножко не в себе», поэтому врач «Скорой помощи» посоветовал отвезти его в травмпункт детского комплекса. Однако врачу-травматологу что-то не понравилось, он назначил какие-то анализы и предложил оставить ребенка в больнице до получения результатов. Олег так и не вспомнил, почему он согласился. Вероятно, аргументы доктора показались убедительными.

Расплатившись с Виталием у дверей центрального корпуса больницы, Олег взбежал по ступенькам и в растерянности остановился — куда дальше? Проходившая мимо женщина посоветовала обратиться в стол справок.

— Васильченко Роман? Травма, второй этаж, пятая палата, — безразличным голосом сказала грузная женщина.

Олег еще немного поплутал по коридорам и оказался в нужном отделении.

— Вы к кому? — спросила молоденькая сестричка, совсем девочка.

— У меня тут сын, Васильченко Роман, в пятой палате.

Девушка вскочила и затараторила:

— Сергей Станиславович просил, как только вы придете, направить вас к нему.

— Да, хорошо, я только зайду к ребенку, — он посмотрел на номера на дверях, определяясь, куда идти.

— Сергей Станиславович просил… — попыталась остановить его медсестра, но Олег уже входил в палату.

Светлая комната, четыре кровати. Две аккуратно заправлены, на третьей сидит пухлощекий мальчуган с перевязанной головой, а на четвертой…

Ромка лежал на спине, глаза не мигая смотрели в потолок. На мгновенье Олегу показалось, что сын умер. Бросившись к кровати, он наклонился, потрогал руки. Живой…

— Ромка, Ромочка, это я, папа, посмотри на меня, — позвал он сына.

Выражение зеленых глаз не изменилось.

— Сынок…

Дверь в палату распахнулась, вошел высокий полный мужчина в сопровождении медсестры.

— Вот, Сергей Станиславович, отец Васильченко, я предупреждала… — зачастила медсестра.

— Спасибо, Леночка, — остановил ее врач и обратился к Олегу: — Давайте пройдем в ординаторскую.

— Но… — замялся тот.

— Давайте пройдем, — повторил Сергей Станиславович и направился к дверям, нисколько не сомневаясь, что отец ребенка последует за ним.

В комнате никого не было. Врач сел за стол у окна, жестом предложив Олегу стоявший рядом стул. Покопавшись в стопке бумаг, он вытащил тонкую папку, раскрыл, полистал приклеенные листки.

— Все анализы в пределах нормы, никаких скрытых переломов, разрывов тканей, внутренних кровотечений не обнаружено. Ребенок находится в состоянии шока. Очевидно, это защитная реакция организма на перенесенный стресс. Мальчика осмотрел психиатр, порекомендовал пока оставить в таком состоянии. Однако желательно, чтобы Роман некоторое время побыл в стационаре. Обстановка дома может послужить дополнительным травмирующим фактором, который усугубит и без того тяжелое состояние нервной системы ребенка.

Олег пытался понять, что говорит доктор, но у него ничего не получалось.

— Подождите. Вы говорите, что ребенок здоров и одновременно предлагаете оставить его в больнице. Что-то в его состоянии вызывает опасения?

— Нет, но здесь он будет под присмотром врачей. Понимаете, сейчас ему лучше побыть здесь, — медленно, сопровождая каждое слово наклоном головы, проговорил Сергей Станиславович. — Вы, конечно, можете забрать мальчика, но сможете ли вы обеспечить необходимые условия?

— У него есть няня, к которой он привык. Я думаю, ему будет комфортнее с ней, чем с незнакомыми детьми.

— Олег Васильевич, предлагаю компромисс: до семнадцати часов ребенок остается у нас, а на ночь вы забираете его домой. Согласны?

— Хорошо. — Олег встал. — В семнадцать я буду у вас.

Пожав протянутую врачом руку, он вышел из кабинета.

Поймав такси, Олег вернулся домой. За время его отсутствия здесь все переменилось. В гостиной его встретила стройная женщина с черной лентой на седых волосах — мать Алисы. Глаза ее были злыми и сухими.

— Где мой внук? — не поздоровавшись, спросила она.

— Он в больнице, — раздраженно ответил Олег.

Мать Алисы была школьной учительницей и даже сейчас разговаривала с ним, как с провинившимся школьником. Всем своим видом она словно выражала недовольство тем, что Олег остался в живых.

— Что с ним?

— Все в порядке, просто нервное потрясение, врачи оставили в больнице до вечера.

— Что за чушь — нервное потрясение! Это же ребенок! Какие у него могут быть нервы?!

Олег повернулся спиной к продолжавшей что-то выкрикивать женщине и медленно пошел дальше. Часть его души протестовала против такого поведения. Согласно придуманной кем-то роли зятя в комедии жизни он должен был сейчас терпеливо выслушивать слова матери Алисы, сочувственно кивать головой. Но он не мог. Она сильная женщина, в упреках — ее облегчение. А на кого мог накричать он? И помогло бы ему это?

По дому ходили незнакомые женщины в темных одеждах и черных платках. Мужчина, стоя на стремянке, закрывал черной тканью большое зеркало на лестнице.

В кабинете Олег обнаружил Кристину с женщиной в строгом черном костюме.

— Олег Васильевич! — сообщила она. — Это представитель фирмы, организующей похороны, вы…

Он закрыл дверь, не дослушав, пошел по коридору. Кристина выбежала из кабинета.

— Олег Васильевич!

Он вяло отмахнулся.

— Кристина, пожалуйста, я полностью полагаюсь на тебя.

— Вы в порядке?

Он не ответил, чувствуя новую волну раздражения. «Вот дура, — думал он, — в порядке ли я? Насмотрелись американских фильмов. «Вы в порядке?» — «У вас все о’кей?» Как я могу быть в порядке?»

Олег бродил по опустевшим комнатам, среди чужих людей и чувствовал себя потерявшимся в этом доме, в этом городе, во всей огромной вселенной. Потерявшимся и бесконечно одиноким. Тоска стягивала грудь петлей с замысловатым узлом. На кухне стояла початая бутылка водки. Он налил полную кружку и уже поднес к губам, но вдруг вспомнил Ромку, лежащего на огромной больничной кровати, маленького и такого же потерянного, как он сам.

Он швырнул кружку в раковину, тонкий фарфор разлетелся на мелкие кусочки. Олег хотел собрать осколки, порезал руку. Открыл кран, сунул руку под воду и смотрел, как кровь смешивается с водой и розовым ручьем исчезает в сливном отверстии. Долго-долго. Невыносимо долго.

А потом спустился по лестнице с зеркалом, затянутым черной тканью, сел за руль и ехал, не разбирая дороги, пока не увидел искореженный зеленый «Форд» с выбитыми глазами.

Олег сидел и смотрел на проезжающие машины. Мозг терзал вопрос: «Почему?»

— Олежек, где Ромка? — услышал он вдруг тихий голос, от которого в груди будто похолодело. Это был голос Алисы.

Он выскочил из машины, погрузившись в шум оживленного дорожного движения.

— Езжай к нему, — снова прозвучал в ушах голос, — ему плохо без тебя! Только осторожно, береги себя!

Подняв голову, Олег посмотрел на облака.

— Я еду, — пообещал он им, — я постараюсь.

Больничный коридор тонул в темноте, ординаторская пустовала, дежурная медсестра куда-то вышла. В Ромкиной палате горел свет, мальчик все так же лежал с открытыми глазами.

— Ромка, сынок! Как ты? — Олег прижал к губам тонкие пальцы мальчика. Они были мягкими и теплыми. Это тепло немного успокоило отца. Он пододвинул свободной рукой стоящую рядом кровать, сел поудобнее, не выпуская руку сына. Постепенно усталость взяла свое, и Олег забылся тяжелым сном.

Проснулся он от того, что кто-то довольно грубо тряс его за плечо. Открыв глаза, Олег увидел высокую полную женщину в белом халате с круглым, как блин, лицом и сердито насупленными бровями. Из-за ее плеча испуганно выглядывала молоденькая медсестричка.

— Мужчина, что вы здесь делаете? Вам нельзя тут находиться! Немедленно уходите, я сейчас полицию вызову!

Олег окончательно проснулся, ощутил тепло маленькой руки, которую все еще сжимал в ладони.

— Пожалуйста, не кричите, вы разбудите его, — попросил он срывающимся на хрип голосом.

Женщина посмотрела на него вопросительно:

— А вы кто?

— Отец. Вот, — он достал из кармана права, — Васильченко Олег Васильевич.

Брови женщины перестали хмуриться, лицо стало жалостливым, весь воинственный настрой испарился. Казалось, еще мгновение, и она расплачется. Но она только тяжело вздохнула и предложила:

— А хотите, я вам чайку принесу? Вы небось голодный?

Олег кивнул. Забота женщины почему-то не вызывала раздражения, наоборот, молчаливое, но искреннее проявление сочувствия слегка притупило сердечную боль.

— Можно я останусь с ним до утра? — спросил он, попив жидкого чаю с булочкой.

— Конечно, конечно. Свет выключить или оставить?

Он уже не сомкнул глаз. Сидел, держа сына за руку, и вспоминал, вспоминал, вспоминал.

Утром он попросил официального разрешения находиться в больнице с сыном, пока тому не станет лучше. Главврач было заколебался — ребенок уже большой, но после обещания Олега посодействовать в ремонте дал добро.

Позвонила Кристина — требовалась помощь в организации похорон. Оставив Ромку на попечении Сергея Станиславовича, Олег поехал домой.

Дом встретил хозяина гробовой тишиной. В зале на диване, в окружении трех подруг, сидела теща. Гордое лицо, абсолютно ровная спина — железная леди. Увидев Олега, она вскочила, подбежала, закричала совсем неподобающим ее виду, по-бабьи визгливым голосом:

— Где ты был? Алису еще не похоронили, а ты уже позволяешь себе не ночевать дома! Негодяй! Где Ромка? Имей в виду, я подам в суд, я лишу тебя родительских прав! Я заберу внука и буду растить одна! Ты… Ты…

Она замахнулась, чтобы ударить Олега по лицу, но он перехватил руку.

— Не надо. Я… Я тоже ее любил. Очень…

Женщина обмякла, всхлипнула.

— Олежек, прости меня, пожалуйста — по лицу ее потекли слезы, она больше не напоминала железную леди.

Олег обнял тещу, усадил на диван, сел рядом, сжал мягкую, покрытую пигментными пятнами руку…

— Ромка в больнице. Мне разрешили быть вместе с ним. Сейчас узнаю, как дела у Кристины, возьму вещи и поеду обратно. Хорошо?

— Да, да, — кивала она, отчего слезы потекли еще сильней.

Кристина возилась на кухне.

Все организационные вопросы были решены, похороны назначены на завтра.

Олег поблагодарил ее, сказал, что позвонит, когда привезет сына домой.

Собрав необходимое для себя и Ромки, он зашел проститься с матерью Алисы. Та уже успокоилась, вновь обрела вид железной леди и с выражением бесконечной скорби на лице восседала в окружении молчаливой свиты.

— Я в больницу.

Она встала, обняла его.

— Благослови тебя Бог, сынок, иди.

Олегу стало неловко из-за того, что он оставляет ее одну, но потом решил, что сыну сейчас больше нужен отец и, отбросив сомнения, покинул грустный дом.

Роман сидел на кровати, опустив на пол ноги в огромных больничных тапках.

— Ромка! — обрадовался Олег и осекся — выражение зеленых глаз не изменилось.

— Сынок, — он подошел к ребенку, присел на корточки. Голые ноги были холодными. Олег достал из сумки теплые носки.

— Ты посиди, а папа пойдет доктора поищет. Доктор хороший, он Ромку обязательно вылечит. Обязательно.

Сергей Станиславович, похоже, ждал Олега. Привстав и крепко пожав его руку, он жестом предложил сесть.

— Олег Васильевич, мы сделали все, что в наших силах. Я пригласил Антона Семеновича, главврача психиатрического отделения. Он сейчас подойдет.

— Хорошо, — Олег встал, — я подожду в палате с сыном.

Антон Семенович долго рассказывал о непредсказуемости человеческой психики, о влиянии стрессовых ситуаций на организм ребенка. Олег слушал, не понимая до конца, каким образом это может относиться к нему и к Ромке.

— Я считаю необходимым перевести Романа в психиатрическое отделение — для установления диагноза и проведения необходимого лечения.

— Вы хотите сказать, что мой сын сошел с ума? — оторопел Олег.

— Конечно, нет! Произошли определенные нарушения в его поведении. Психологические проблемы могут вызвать соматические расстройства, а нам бы очень этого не хотелось.

Олег вспомнил все газетные статьи, телепередачи, повествующие о беспределе, царящем в психиатрии.

— Вы извините меня, пожалуйста, но я не хочу, чтобы мой сын лежал в психиатрической больнице. Я считаю его вполне нормальным ребенком.

Антон Семенович развел руками:

— Что ж, насильно вашего ребенка никто лечить не будет. Но вы все-таки подумайте, — и он вышел из палаты.

— Вы зря отказываетесь, — сказал Сергей Станиславович, — у Антона Семеновича работают отличные специалисты, недавно закупили новое диагностическое оборудование. Роман сейчас абсолютно беспомощен, ему нужен круглосуточный уход.

Олег покачал головой:

— Нет.

— Хорошо, в любом случае ваш сын до конца недели останется в отделении, в пятницу посмотрим на его самочувствие.

Он вышел, а Олег еще долго вспоминал все, что слышал о лечении людей, страдающих расстройством психики.

Конец ознакомительного фрагмента.