Пение птиц в положении лёжа

Ирина Дудина, 2004

О самом приятном, о самом отвратном, о самом достойном, о самом постыдном, о самом красивом, о самом ужасном, о самом счастливом и самом несчастном. Изящные записки о том, что нас окружает. Литература по-настоящему женская и совсем нефеминистская. Содержит нецензурную брань.

О МОЛОДЕНЬКОМ ЕЛЬЦИНЕ

На Невском переходила дорогу на красный свет. Меня за локоть поймал молоденький Ельцин. Конечно, не он, он в то время был уже стар, но этот тип был его двойником. С розовым гладким лицом, чистыми алкогольно сверкающими глазами, белоснежными волосами, мягкой соломой откинутыми назад. Начал мне парить мозги, что он дирижёр оркестра. Вёл меня куда-то вглубь, взял подержать сумку. Заглянул в кошелёк. Стал ругать, что сумка у меня не из кожи, в кошельке денег нет, и что нет у меня машины. Я в первый раз задумалась о том, что не иметь свою машину — это очень стыдно. Я смотрела с изумлением на него: дирижёр какого-такого он оркестра? Не Магаданского ли областного? Не сидел ли он на зоне последние 5 лет — он не знал, сколько стоит жетон в метро, например. Но, сволочь, как хорошо при этом выглядел! Как будто с курорта вернулся. Или солнце в Сибири здоровое такое! И костюм на нём был добротный, такие обычно любят носить американские мужчины старшего возраста, приезжающие в Россию по делам небольшого авантюрного бизнеса. И ботинки с белыми подошвами.

Навстречу нам шла старушка с тележкой двухколёсной, вся согбенная, но прямолинейная в душе. По виду её было ясно, что никого не пропустит, что это ей и её экипажу надо уступать дорогу. Мой Ельцин не стал это делать. Он нагло шёл по прямой, прямо навстречу старой карге.

–Ты чего, блядь, такая старая, а? — сказал он ей. — Ты чего вся согнулась так, а? Чего так плохо одеваешься и за собой не следишь? Мы ж с тобой ровесники, может, за одной партой сидели!

Старуха посмотрела на него неожиданно абсолютно умным, всё понявшим взглядом. Злобно посмотрела.

–Взгляни на меня — вон какой я красивый. И зубы себе вставил белые! А ты только старость позоришь!

Старуха вступать в разговоры не стала, попёрла дальше свою дрянь на тележке.

Ельцин завёл меня в кафе, стал приставать к официантам, нет ли у них телефона. У них не было. Он сказал, что пойдёт, позвонит своим музыкантам, и будет у нас вечерок весёлый, музыкальный. Я тут же выскользнула и удрала налево. Что-то в нём было такое, что вызывало сомнение в том, что он дирижёр Лос-Анджелеского филармонического оркестра.