Волшебство в подарок

Ирина Игнатьева

Эти истории будто подсмотрены в замочную скважину. Смешные и серьёзные, местами трагичные, но наполненные надеждой. Рассказы о ссорах и примирениях, о жизни, выборе и, конечно, о чудесах, которые случаются под Новый год (и не только).Но прежде всего, эта книга о женщинах. Ведь на их плечах – всё волшебство мира. В тёплых ладонях – умение творить чудеса в привычной суете, преображая всё вокруг. А это порой так непросто! И хочется лишь одного: чтобы кто-то отогрел озябшую душу.

Дизайнер обложки Светлана Карпенко

Корректор Вера Марышева

Благодарности:

От всего сердца благодарю за помощь и огромную поддержку в работе над книгой, а так же за чудесные атмосферные иллюстрации любимого мужа Антона и мою Эльфийку-рукодельницу! За чудесную обложку не устану говорить: «СПАСИБО!» художнику-иллюстратору Светлане Карпенко @_lana__art_!

© Ирина Игнатьева, 2023

© Светлана Карпенко, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0053-0511-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сквозь лёд

Волна холода прошлась по макушке и тут же схлынула. Всего секунда на короткий вдох, и снова в воду.

Некоторые из тех, кто нырял до меня, успевали и взвизгнуть, и ругнуться, а кто — и коротко помолиться. Мне сжатая грудная клетка позволяла только этот обжигающий всё внутри глоток морозного воздуха.

Окунувшись в третий раз, я совсем потерялась в пространстве и продолжала стоять по пояс в ледяной воде.

— Э-э, вылазь, отморозишь себе низ!

Чья-то ручища подхватывает под локоть и тянет к ступеням.

— Хорошо, а? — бородатый мужик улыбается и отпускает мою руку.

Продолжаю стоять и таращиться, почти не чувствуя тела.

— Иди в палатку. Где покрывало твоё? А валенки какие, эти?

— Не, эт мои! — доносится с другой стороны. Поворачиваю голову и вижу женщину в купальнике и с рюмкой в руках.

«Ладно они — поддали перед подвигом, и хоть в прорубь, хоть в кипяток. А ты куда полезла?» — проносится в голове, кажется, даже со свистом. Да с ним и вылетает, не задерживаясь: будто бы прямо из ушей вылетает, и на морозе опадает ледяными крупинками.

— Покрывало, говорю, где твоё?

А я только рыщу взглядом по лицам, пытаясь найти то самое, к которому прилагается моё полотенце и куртка.

— Т-т-тут парень б-был, в зелёном пуховике… — язык как после местной анестезии.

На плечи ложится тяжёлое колючее покрывало.

— В зелёном? Ребят, куда тот хрен в зелёном делся? А, уехал? Уехали, говорят, всей компанией. Ты надевай давай хоть мои валенки, застудишься, дурища! Иди в палатку.

Снова за локоть сцапал, и тянет. Бородатый, в камуфляжной куртке. Интересно, а он как теперь, без валенок?

«Как уехал?! — вдруг дошло до меня. Мозг заработал-таки. — Без меня? А ребята? А одежда, где теперь моя одежда?»

Мужик почти что силой затащил меня в шатёр. Здесь было гораздо теплее, чем на улице. Под ногами — куча сумок и рюкзаков, разбросанные вещи, куртки.

— Ну, смотри, где тут твоё?

Я принялась обшаривать помещение под хмыканье дядьки. Нашлась только поясная сумка.

«Слава богу, телефон на месте!» — пальцы не попадали по сенсору.

Наконец, нужный контакт нашёлся.

— Серёжа, твою мать! Где вы?! Я стою на морозе в купальнике, а тебя нет! Ты вообще…

— Ну сама захотела, на принцип пошла, — отозвалась трубка голосом моего парня. — Я вот тоже на принцип пошёл. Сказал тебе: если пойдёшь нырять, ходи хоть голая. Вот и ходи!

— Ты совсем дурак?! — никак не получалось поверить, что Сергей говорит серьёзно. — Где вы? Я не шучу, я замёрзла! Повезло, хоть люди помогли, дали накрыться, обуться… Серёжа, алло! Серёжа!

Абонент мстительно отключился.

— Вот же… — в унисон протянули мы с мужиком. В палатку заглянул ещё дядька.

— Вань, поедем или нет? Наши все в УАЗике уже. А она? — кивок в мою сторону.

Бородач только вздохнул, матюгнулся ещё раз и принялся вытаскивать вещи из большого рюкзака в руках.

— На тебе: штаны, майка… Сейчас куртку мою накинешь сверху и капюшон натянешь. До машины добежишь, а там тепло.

Видимо, выражение лица у меня было на редкость тупое, потому что продолжил он уже медленнее и громче. Так обычно объясняют что-то иностранцам. Или идиотам.

— С нами поедешь, я своих закину и тебя отвезу домой, поняла? Давай одевайся!

Мужчины вышли, и я принялась в спешке натягивать чужие вещи.

«Убью, уродец! У-у-у, козёл! Не реви, блин, Инна, не реви!»

В машину нас набилось шестеро: четверо на заднем сидении, мы с бородачом — спереди. Народ явно успел принять для тепла и настроения. Я опасливо принюхалась, пытаясь понять, пил ли водитель.

— Не бойся, он у нас сегодня отдувается за всех. Шофёр, вези нас в баню!

Тот только хрюкнул и показал заднему ряду средний палец.

Телефон у меня в руках завибрировал, на весь салон заиграл бодрый латиноамериканский мотивчик.

— Девчонки, танцуем! — и машина закачалась в такт сидячим танцам.

— Возьми уже, а то так до утра не тронемся! — фыркнул шофёр.

Брать не хотелось. Хотелось выбросить телефон в прорубь и выть.

— Да! — рявкнула в трубку так, что веселье на заднем сидении резко прекратилось.

— Ну ты где? Мы вернулись, подходи быстрее, а то опять уедем! — Серёжа явно давал понять, что смилостивился.

— Куда вы там собрались? В баню? Я с вами! — сказала громко, чтобы на том конце было слышно. И добавила. — Пошёл ты!

Нажала отбой и быстро выключила телефон. Подняла наконец голову, чувствуя, как от стыда загорелись уши, а от слёз стало мокро щекам.

— Ты чего, моя? — женщина с заднего сиденья, услышав всхлип, потрясла меня за плечо. — Всё правильно сделала! Оставил девку на морозе голышом, это надо? Не реви, моя! Вань, поехали!

И машина, взревев, резко тронулась с места.

***

— А зачем ты вообще в прорубь-то полезла? Вот ещё, доказывать этим дуракам… Ты, моя, запомни: себя, себя беречь надо! Дураков таких полно. Вон, дядь Ваня у меня знаешь, какой по счёту муж? Четвёртый! И только сейчас всё по-взрослому, без дури. А чего дурить? Дети взрослые, денег хватает. Коз завели полгода как. И знаешь, смотрю на Ваньку и думаю: да где ж ты раньше был? А потом себя одёргиваю. Всё вовремя приходит, моя. А на дураков и время тратить нечего!

Я молча слушала, уткнувшись в кружку с кипячёным молоком. С детства терпеть не могла этот вкус, а от вида масляных разводов на поверхности пойла лицо непроизвольно кривилось. Хотелось проснуться дома, в своей постели, будто ничего не произошло.

Домой меня не повезли. Тётя Оля, жена бородача, всю дорогу чуть не утирала мои сопли-слёзы и позвала переночевать у них с дядей Ваней. И вот теперь, хорошенько попарившись в бане, мы сидели на просторной кухне и говорили, что называется, «по душам». Говорила в основном Ольга, а я старалась не разомлеть окончательно и не уснуть прямо здесь. Организм словно пытался отключиться, выпасть из реальности сумасшедшего дня.

И зачем, правда, полезла в прорубь? Поехали ведь просто за компанию с друзьями-моржами! Веселились, подбадривали ныряльщиков. А потом кто-то из парней попытался взять Сергея на слабо: мол, мужик ты или морозца испугаешься?

— Да я что, легко! Это Инес у нас трусиха, вот кто в жизни на такое не решится! Даже рулём ездить, вон, до сих пор поссыкивает!

В последнее время это размазывание перед посторонними вошло у него в привычку. Серёжа смаковал мою «недотёпистость», как он любил это называть, с таким упоением, что неловко становилось не только мне, но уже и собеседникам. Дома у нас тоже не ладилось. Приходилось оправдываться за всё: невыполненные обязанности по хозяйству, общение с подругами, выходные у мамы…

Но на вопрос: «Инна, зачем тебе это? Пять лет уже потеряла, чего дальше-то ждать?» — ответить внятно никак не получалось.

Казалось бы, всего два слова: «Давай расстанемся». Я давно уловила вкус этой фразы, словно катала её на языке, ощущая рецепторами все оттенки. Самая желанная, необходимая как кислород. Но и самая страшная. Будто способная перекрыть поток воздух и застрять в горле. А потом расти там, как опухоль: когда уже и дышать нечем, а сказать всё равно не получается.

Я как будто была привязана к Серёже. Иначе как объяснить то нелепое чувство, когда вроде и понимаешь, что всё делаешь правильно, но сомневаешься в каждом поступке, в любой своей фразе. Ведь человек напротив раз за разом убеждает, что красный — это зелёный, и это не «светофор» в отношениях барахлит, а ты сама — дальтоник и злостный нарушитель.

«Как там это называют в книгах про психологию отношений? Синдром жертвы? Абьюз? Газлайтинг?»

Хренайтинг, как сказал бы папа, будь он жив. И точно не стал бы равнодушно смотреть, как сливают в унитаз гордость когда-то уверенной в себе папиной любимой девочки.

И сегодня у купели во мне будто проснулась та девочка. Осмотрелась, выругалась и решила устроить бунт. Хоть маленький, локальный.

— Спорим? Я окунусь, а ты на месяц отдашь мне свою машину!

— Ага, давай! — Серёжа легко принял условия: видимо, не воспринял предложение серьёзно. Тут же кивнул стоящему рядом другу. — Видел героиню? Смотри, сейчас выкручиваться начнёт!

Но я уже пошла в палатку. Взяла у подруги купальник, быстро переоделась, скинув свои вещи в кучу.

Голова существовала, как будто в вакууме. Я не воспринимала, что кричал мне Серёжа, пока шла к проруби. Ноги сковывал ужас, ступни то и дело переставали слушаться, но упрямство вело прямо туда — в полынью. Как будто в ней меня и вправду ждало избавление.

Помнила только, как считаю ступени до чёрной пропасти: три, две, одна… Потом кто-то крикнул:

— Ныряй!

И я нырнула…

— Инка, моя, иди, на кровать ложись, уснула чуть не носом в молоке!

Вздрогнув, я стряхнула дрёму и поплелась за хозяйкой.

Только легла в постель, как сон тут же откланялся. Стало душно. Промаявшись с полчаса, вышла на крыльцо.

«Насколько же здесь дышать легче! Даже несмотря на, хе-хе, „лёгкие нотки“ навоза».

Наверное, вот так и ощущается рекомендуемый всем поголовно всеми подряд «свежий воздух». Опьяняет, путает мысли.

«Да, подзабыла, что это такое: жить в деревне. Хорошо, у дяди Вани хоть туалет в доме, а у многих ведь на улице. Туалет на улице. Зимой. Мама, дорогая! Как вспомню…»

Тут же усмехнулась в темноту: «Серёжа даже из машины бы не вышел, только „вонял“ бы не хуже того навоза, морщился… Как теперь у нас всё будет? Инна, что же ты наделала!»

Удар в бедро заставил пошатнуться. Я глянула вниз и замерла. Кто-то тёмный и большой возник на крыльце рядом со мной и снова угрожающе целился в ногу рогатой башкой.

— Мамочки… — единственное, на что хватило фантазии, и я в панике бросилась прочь. И только потом поняла: «Твою же! Куда понеслась, в дом надо было!»

Во дворе и правда не горело ни одной лампочки, только уличный фонарь за забором у дороги, и небольшой светильник над соседским крыльцом.

Бежала молча, монстр — тоже, и вот у колодца мы упёрлись в небольшую, до колена, калиточку между двумя участками. Ну как, упёрлись… Я споткнулась и перевалилась в чужой огород, разодрав голую коленку. А преследователь ехидно прокомментировал с другой стороны:

— Ме-е-е!

Всегда их боялась: коз и гусей. Как понесёт вечно ни с того, ни с сего, еле убежать успеешь!

Я кое-как поднялась и отошла от греха, то есть, от козла подальше. А ему, видимо, было лень перепрыгивать, или же просто посчитал, что соседская территория в его зону ответственности не входит.

«В зад эти обиды! Извинюсь, поунижаюсь чуток и Серёжа простит. Точно простит!»

— Нет, вы посмотрите на неё! Как тебе объяснить-то ещё, убогая? — раздался позади сердитый писк.

Чуть ли не подпрыгнув, я принялась оглядываться. Но соседский двор был пуст.

— Уже и в прорубь её, чтобы прозрела, и козлом вразумлял! И колесо в ямку на прошлой неделе направил: сколько тогда симпатичных мужиков остановилось, а? А ты всё блеешь: «Серё-о-жа!»

— Вы кто? Не надо так шутить, выходите!

— Башка открутится!

Он возник перед лицом будто ниоткуда. Пухленький мужичок ростом с двухгодовалого ребёнка, завис в воздухе напротив меня, активно двигая искрящимися крылышками.

Я приземлилась обратно на снег.

— Всё. Менингит схватила в проруби. Глюки начались.

— Сама ты глюк! А я — сотрудник Небесной Канцелярии, Купидон я, не видишь? Просто в зимней спецодежде, — он бросил взгляд через плечо. Крылышки замахали быстрее. — Встань с холодного, тебе ещё рожать. Если, конечно, успеем «пристрел» снять.

Козёл, похоже, ничего особо вкусного так и не нашёл, и снова обиженно заблеял в темноту.

— Опять ты, скотина, среди ночи орёшь! — раздалось с соседского крыльца. — Рога пообломаю тебе, Васька, чего мотаешься?

Крылатое видение тут же исчезло, а я под отборную ругань почти что взлетела над сугробом. Ко мне, под сердитый скрип снега, в одних лишь трусах и в валенках с надетыми поверх калошами, на ходу набрасывая пуховик, размашисто шагал высокий мужик.

— Извините, я… — договорить не удалось.

— Вы кто? Вы к дяде Ване приехали? — мужчина застыл напротив, оглядел, как показалось, с подозрением. Тут же представила, что у меня за видок: растрёпанная, в тапочках, халате и фуфайке сверху. Жесть, страшнее, наверное, чем козёл из темноты!

— Вышла на крыльцо, а там этот со своими рогами…

— А в дом чего не зашла?

— Испугалась и побежала… — пролепетала ещё более жалко.

Он вытащил из пуховика пачку сигарет и зажигалку.

— Васька — скотина редкостная, да. Я, как переехал, сам его сначала побивался. Как стукнет что в рогатую башку!

Я задумчиво разглядывала широкую волосатую грудь, которая то и дело приподнималась, когда сосед глубоко вдыхал дым, мощные ноги в высоких валенках.

«Во-во, погляди хоть, как нормальные мужики выглядят! Не то, что твой задохлик!» — снова послышалось писклявое ворчание.

Я махнула рукой, словно отгоняя комара, что на морозе смотрелось, наверное, довольно странно. Сосед запыхтел еще подозрительнее.

На крыльце напротив зажёгся свет.

— Инка, ты чего, забыла, что туалет дома? — тётя Оля высунулась из-за двери.

«Забыла. Я с вашим грёбаным козлом про всё забыла. Лучше б, правда, сортир на улице был: прямо там бы и утопилась, чтоб не мучиться!» — подумала раздраженно. И тут же в ответ услышала:

«Утопилась? А это идея…» — писк, который судя по всему, слышала я одна, стал задумчивым.

— Её Васька по двору гонял, тёть Оль! — наябедничал сосед. И уже для меня добавил. — Пошли, доведу.

— Руслан, а мы даже не услышали — во, спали как! — всплеснула руками тётя Оля. — Спасибо, а то она у нас и так сегодня натерпелась. Одни приключения у тебя, да, моя?

Сгорая со стыда, я как можно шустрее заковыляла на зов, оставляя за спиной глюки, козла и соседа, только буркнув: «Спасибо, я уж тут сама… Спокойной вам ночи!»

Коленка болела, голоса в голове пугали, а соседский взгляд в спину, на мокрую от снега задницу, размазал и без того не лестное впечатление о сегодняшнем дне, до состояния чуть ли не самого позорного за всю жизнь.

«Надо у Ольги спросить для сна чего-нибудь, чтобы точно не приспичило ещё разок погулять!»

Спрашивать не стала. Желания погулять и без того больше не возникало.

***

Утром, включив телефон, обнаружила кучу спама от Серёжи, и снова засомневалась, стоит ли заканчивать это праздник мужского самолюбия и женской глупости длиной в пятилетку.

— Не грусти, Инка! Пошли на улицу, отмечать будем твоё, и впрямь боевое, Крещение! Сосед наконец за переезд проставляется, погуляем как следует. Давай одевайся, наливка греется, шашлык стынет!

— Э-э-э, дядь Вань, а может…

— Одевайся, говорю!

Он выдернул у меня из рук телефон и сунул себе в карман. Пришлось нехотя натянуть чужие вещи и топать ко двору.

А там уже и правда собрался народ. Я вяло поздоровалась и пристроилась с краю большого стола. Взрослые, дети… Пыталась запомнить, кто кому родня и как всех зовут, но быстро сдалась и честно постаралась раствориться в атмосфере праздника широкой деревенской души. Людям было вкусно и весело, а я чувствовала себя всё хуже и думала только о том, как помириться с парнем.

«Ты и впрямь убогая… Кому полночи объяснял: не надо с ним мириться, пропадёшь!» — зазвучало в голове.

Со злостью вгрызлась в кусок мяса:

«Не слышу! Ничего не слышу, бе-бе-бе!»

«Не поможет. Я и так слишком много времени на знаки потратил. А с тобой, видимо, только в лоб надо. В общем, слушай».

Замотала головой так, что пьяненький дядька рядом покосился и поспешил, подхватив свою тарелку, перебежать на другой край.

«Мой косяк, признаю. Не в тебя целился. Вот не поверишь: в первый раз за весь срок службы промахнулся в тот день! Схема-то, знаешь, простая: не может человек любовь найти, ну не складывается, и посылают меня. Я стрелу, объект: „Ох!“ — и вот вам любовь до гроба и идеальное совпадение! Но если не тот, кому предназначено, стрелу получит, то такой „пристрел“ сработает неправильно. Вот как у тебя было, помнишь? Сергей тебе сначала мерзким показался, и вдруг — раз! — и жить без него не можешь. Мучаешься, разбираешь душу изнутри по винтику, а уйти — никак! Чуешь? Во-о!»

«Всё ты врёшь! Я его люблю просто и пытаюсь сохранить наши…» — завела было, но додумать не успела.

«Нет ничего „вашего“! Нету, слышишь? Я тебя привязал нему! Думаешь, рад был? Меня оштрафовали, в должности понизили. Тебя сначала не трогали, ты по статистике к группе устойчивых личностей относилась, решили — личностные характеристики выше, чем риск негативного исхода… Извини, профессиональная лексика, сейчас попроще попробую»

«Да уйди ты уже!»

«Не могу! — признался голос, из интонаций которого окончательно исчезли шутливые нотки. — Иначе ты скоро совсем слетишь с рельсов. Чаще всего такие бедолаги руки на себя накладывают. Вот скажет что-нибудь, добьёт тебя Серёженька очередным унижением, и всё: ту-ту вагончик!»

Что-то в словах этого псевдо-внутреннего голоса отзывалось в сознании, и я осторожно поинтересовалась:

«Даже если это правда. Что я могу? Что ты можешь?»

«Ну… Как тебе помягче? Чтобы разорвать такую связь, человек должен испытать сильное потрясение или состояние на грани со смертью. Чтобы, так сказать, перезапустить шестерёнки, сбить настройки на чувственном уровне. И привязанность пропадёт».

«Куда сильнее-то? Стоять на морозе голышом, в одиночестве — это что, лёгкое волнение, по-твоему?»

«Как оказалось, для тебя — да! — проворчал писклявый голос. И воодушевлённо добавил. — Будем перезагружать по полной! И погодка под стать: две недели плюсовая температура днём — давно такой тёплой зимы не было. Я уже слетал, проверил: план крепкий, как дядь Ванина наливка!»

«Чего ты там придумал?» — я так и не домучила кусок и поставила тарелку на стол.

«Не переживай. Просто поверь: так надо. Если что, патруль неподалёку дежурит — выкрутимся как-нибудь. Эх, давненько я не практиковался!»

Под ногами всё это время то и дело путался козёл Васька, который сегодня явно принял меня в круг «своих» и не пытался кошмарить. Наоборот, просительно вытягивал шею, явно надеясь на угощение. И отвлекая меня от диалога в голове.

— Друг твой теперь?

От этого голоса я чуть ли не уши прижала, как кошка.

Руслан, на этот раз одетый не только в серый пуховик, встал рядом около стола и стал накладывал кусок за куском к себе в тарелку. Ваську на автомате отпихнул коленом, и козёл, обидевшись, ушёл искать более сердобольного гостя.

— Ага… — только и смогла — снова вгрызлась в несчастный кусок, чтобы избежать продолжения обоих разговоров. Один собеседник не настаивал, просто старательно жевал рядом, другой тоже как-то подозрительно заткнулся, позволяя мне выдохнуть и снова почувствовать себя психически здоровым человеком.

К этому времени ребятне в толпе надоели еда и разговоры, и они по очереди, а то и кучками, стали подбегать к Руслану.

— Дядь Русь, покатай на снегоходе? Ну, дядь!

Тот спокойно дожевал очередной кусок и обратился почему-то ко мне:

— Поедешь кататься? — и, видимо, уловив мой, брошенный в сторону бутылок с наливкой, взгляд, хмыкнул. — Не пил я, не пил. Пошли.

Цапнул за руку и повёл к своему дому.

«Как корова на верёвочке, честное слово! Тебя тащат фиг пойми куда, а ты и рада! Нам нельзя терять время, патруль уедет!» — завозмущался Купидон.

— Руслан, вы извините, но…

— Можно на «ты». Инна же, да? Не бойся, это устойчивый аппарат, не какой-нибудь тебе мотоцикл. Садись! Только капюшон надень и завяжи как следует, а то надует!

«Уже надуло, видимо. Ладно, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось! Вдруг накладка какая — хоть будет что ТАМ вспомнить», — проворчал Купидон и затих.

Я даже на своём Опеле-автомате побаивалась ездить, хотя села за руль уже три года как. Но сейчас почему-то уверенно уселась на сиденье снегохода и обхватила Руслана руками. А когда тронулись, всё-таки завизжала.

Вот, казалось бы, что такого? Всего-то прокатиться, а радости, как у ребёнка!

Мы катались, потом Руслан по очереди возил детей. Разговор строился будто сам собой. Я трещала, как сорока, много смеялась. И впервые за несколько лет забыла, что нужно обдумывать каждое слово или бояться неловко пошутить.

После были пляски и песни прямо на улице — толпа голосила стройно, дружно и крайне заразительно. Пока не вернулись мысли о Серёже: чувство вины лавиной снесло хорошее настроение и задор.

— Пошли, может, кофе угощу? — Руслан, будто почувствовав перемены в настроении, тронул меня за плечо и кивнул на свой дом.

— Я…Я к дяде Ване пойду, прилягу. Или вообще домой… Да, мне домой надо, там… Ждут.

«Мысли не очень, но направление движения нам подходит. Хотя… Давай-ка я!» — раздалось в голове.

На мгновенье из меня словно дух вышибло. А потом тело стало двигаться само по себе, без моей воли.

«Ты чего? — хотела закричать, но губы даже не шевельнулись. — А ну, отморозь!» — слова лучше не придумалось.

Мерзкое хихиканье не заставило себя долго ждать.

«Ты и так отмороженная, куда больше? Расслабься, я бережно!»

Ноги понесли в сторону дома дяди Вани.

***

Сени, вешалка, карман чужой куртки. Больше не подчиняющиеся мне пальцы достают ключи от УАЗика.

Дверь из дома в сени открывается, как в замедленной съёмке. Хозяин, застыв в проёме, таращится на меня.

— Инка, ты чего? — спрашивает. Вместо ответа сбрасываю с плеч фуфайку и бросаю в хозяина, разворачиваюсь, и чужая воля выносит меня во двор на предельной скорости. — Стой, дура!

Оглядываюсь на бегу. Дядька вылетает следом, но на крыльце спотыкается через вездесущего козла и пикирует лицом в снег.

Мотор громко возмущается попытке угона.

Ору про себя:

«Идиот, я на механике не умею!»

***

Сцепление, скорость, газ. Машина дёрнулась — буквально скакнула вперёд, а потом, буксуя по размокшему снегу, недовольно тронулась с места. В зеркале заднего вида мелькнула на секунду фигура в сером пуховике, метнувшаяся к снегоходу.

Мы спорили всю дорогу. В салоне удалось вернуть хотя бы голос, и я пользовалась им со всей громкостью, на какую только была способна.

Впереди показалось озеро. Белая поверхность кое-где потемнела, и было даже издалека понятно, что лёд порядком истончился. Я догадалась, представила и заорала:

— Ты же несерьёзно?! Не-е-ет!

Но машина уже съехала с берега и понеслась к ближайшей проталине. Наверное, снимай кто сверху, выглядело бы как в кино: искрящееся белоснежное полотно, по которому летит на всех парах в приготовленную коварной погодой ловушку громоздкий автомобиль.

Руль до предела. УАЗик занесло и развернуло. Раздался треск, и задняя часть машины резко опустилась. За стёклами сзади стала подниматься тёмная граница воды.

Чужой голос резко замолчал, а тело наконец стало слушаться. Я попробовала открыть дверь, но её заклинило. Тогда начала бешено крутить ручку окна. Та поддавалась неохотно, но через секунд десять я всё-таки смогла высунуться наполовину и оттолкнулась ногами от сиденья.

Снаружи уцепиться было не за что. Переломанные льдины с плеском переворачивались, и я раз за разом погружалась под воду. От холода быстро свело ноги, и вынырнуть снова уже не получилось.

Внезапно поверхность потемнела и меня рывком вытянуло из глубины. Первым в сознание ворвался звук.

— Плыви, б…! Помоги мне, я не вытащу нас обоих!

Тело начало рефлекторно двигаться, стараясь покинуть гостеприимную полынью. Я хваталась за человека и за лёд, и вскоре мы всё-таки выбрались из воды.

— Ползи, просто ползи, распластайся!

Поползла на животе, как недодавленный жук. Снова команда:

— Всё, вставай, слышишь! Поднимайся!

Дальше мы в обнимку ковыляли по замёрзшей глади озера к брошенному на безопасном расстоянии снегоходу. Руслан по пути собирал сброшенные на бегу вещи и накрывал меня, укутывая слой за слоем.

— Хорошо хоть, без куртки была, а то не выплыла бы!

Я только стучала зубами и прикидывала, сколько должна теперь дяде Ване за машину. Эти мысли о материальном, таком близком и понятном, отвлекали от того, чтобы погрузиться снова в ощущения пережитого ужаса и завязнуть в истерике.

Снегоход завёлся сразу, будто тоже понял, что лучше побыстрее свалить с гиблого места.

На берегу встречали. Дядя Ваня матерился, махал руками и орал на приехавших мчс-ников.

— Я в-верну, дядь Вань! Прямо завтра кредит возьму и верну!

Тот, кто вытащил из воды, за шиворот уволок меня прочь от расстроенного дядьки. Впихнул в машину спасателей и закрыл дверцу.

«Н-да, недооценил я тебя, Инка! Не старалась совсем, а вон — мужики за тобой в пучину готовы прыгать! Присмотрись, присмотрись. Классный парень! Советую!» — пищание звучало теперь отдалённо, затухая с каждым словом.

Я обречённо завыла и наконец позволила себе провалиться в истерику.

***

— А ты оказался прав…

Я сидела в своей машине и перебирала ключи в связке.

— Вот! Нечего было сомневаться! Отпустило же? — «Купигад» блаженно раскинул крылья по спинке сиденья. Всё, что было припасено, я уже высказала, а он выслушал. Можно было и по делу пообщаться, в первый раз после той аварии.

После купания железного коня я чудом избежала психушки и промучилась три недели с воспалением лёгких.

— Отпустило. Иначе ты так и не приехала бы и тянула дальше. А могла бы ещё в больнице сказать…

Сергей дважды навещал меня в стационаре. Передавал вещи и махал в окно, жестами намекая: «Выйдешь, ох я тебе!». А мне с завидной регулярностью с приёмного покоя приносили анонимный домашний суп и котлетки: Сергей, даже если б умел готовить, на такие подвиги не сподобился бы точно, а записок к меню не прилагалось.

— А вдруг я не смогу? Зайду и опять… Застрянет?

— Не бойся, убогая: если что, я рядом! Вселюсь в тебя и как заряжу ему…

— Не-не-не, давай как-нибудь без этого! — и я решительно распахнула дверцу.

Серёжа вылетел в коридор, как заждавшийся кот, с выражением лица: «Ну наконец-то, я уже давно готов, можешь начинать любить меня прям с порога!»

— Чего так долго? Я в приёмном покое спрашивал: выписка до одиннадцати часов!

Неспешно поставила сумку на обувницу, сняла кроссовки.

«Инна!» — тихий писк в правом ухе заставил усмехнуться.

«Я сама», — подумала, а вслух произнесла самые желанные слова последних пяти лет:

— Серёжа, давай расстанемся.

***

Через месяц всё-таки решилась приехать в деревню. Дядя Ваня сидел на резной скамейке около дома, под ногами хозяина, будто верный пёс, гордо возлежал Васька.

— Здравствуйте, дядь Вань. Я, это… Вот! — и протянула бородачу конверт приличной толщины. — За машину отдать хотела. Простите, дядь Вань!

Козёл первым подался изучать подношение, но дядька быстро отодвинул рогатую башку подальше. Поднялся с лавки и вместо того, чтобы взять деньги, сграбастал меня в охапку и хорошенько сжал.

— Эх, дурища ты, Инка! Хрен с УАЗиком, он всё равно незарегистрированный был. Сама чуть не утопла. Ну дурища, же!

— Ваня, не вздумай у неё ничего брать! — На крыльце возникла тётя Оля. — Инна, заходи, моя! Обедать будем, расскажешь, как у тебя там!

А я только шумно дышала в распахнутый ворот камуфляжной куртки: правда, уже другой, по-весеннему тонкой. И косилась на соседний дом, в надежде, что с того крыльца тоже позовут.

Хотя прекрасно знала, что даже будь хозяин дома — не вышел бы.

«Ду-ри-ща… Какое точно определение. Тебе, Ин, подходит», — мерзкий писк заставил вздрогнуть.

Рука с конвертом резко дёрнулась. Пальцы рефлекторно сжались, но он всё равно выскользнул и плюхнулся на землю. Довольный козёл подхватил добычу и пустился в бега.

Первым с боевым: «Етить!» — в погоню бросился дядька, я — за ним. Козёл лихо перепрыгивал через вёдра и кур. Мы такой прыгучестью не обладали, поэтому двор быстро наполнился выражениями покрепче.

— Стой, скотина! Куда?! Хрен я тебя к Лёльке пущу, будешь на воздержании! Накажу, кому говорю, сто-о-ой!

Но упёртый гад только прибавил скорости и с разгона перемахнул через калитку на соседний участок. Где был тут же сцапан за рога и теперь обиженно блеял вслед отобранной добыче.

— Развлекаетесь с утреца? — Руслан пожал руку запыхавшемуся дяде Ване и протянул мне конверт. Я упрямо замотала головой и показала на дядьку.

— Ему отдай, а то у меня из рук брать отказывается.

— Вот упёртая! В машину тебе пойду положу, — дядька взял конверт и, не слушая возражений, ретировался.

— Спасибо… — буркнула и, не дождавшись ответа и так и не решившись поднять взгляд, развернулась к дому дядьки.

Внезапно меня обхватили вокруг талии и, не давая опомниться, перетащили через калитку.

Руслан бережно поставил на ноги и, не отпуская, уткнулся мне в макушку.

Кажется, забыла, как дышать: испугалась, что, если вздохну глубоко и слишком шумно, он передумает и отпустит. И всё!

«Вот это я понимаю!» — снова возник в голове голос Купидона. Не знала бы крылатого гада так хорошо, подумала бы, что прослезился.

«А ну, брысь отсюда! Только попробуй ручонками кривыми всё испортить: знаешь, откуда потом будешь стрелы вытаскивать?!»

Послышался удаляющийся смех: «Нет уж, Инка! Дальше — сама. Как эта… Устойчивая личность!»

Руслан наконец отмер.

— Корову умеешь доить?

Я опешила. Вот что угодно ждала услышать, но точно не вопрос про навыки дойки.

— Закатай, что у тебя там раскаталось! Корову ему доить… — подумала и добавила. — Нет, ну если очень надо, могу и попробовать. За котлетки.

Руслан рассмеялся:

— Догадалась, значит, про котлетки? — снова прижал меня и тихо шепнул: — Где же ты была, Инна? Где, чтоб тебя, ты так долго была? — и тут же перевёл тему, — Ты ко мне в гости так и не сходила. А я на той неделе мебель наконец купил: кухню поставил, шкаф… Кровать с матрасом, огроменную: два метра на два двадцать! Утром привезли. Пойдём, покажу?

«Видимо, обед откладывается», — и я засеменила вслед за Русланом, не переставая крутить головой: не машет ли где поблизости крылышками пухленький мужичок с набором «юного стрелка». Но, переступив порог, напрочь забыла про Купигада: стало как-то некогда. А ещё — тепло и исключительно приятно.

«Права была тётя Оля. Счастье и правда приходит вовремя!».