Инфекция

Ирина Критская, 2020

Мир охватила страх и паника – неизлечимая Инфекция убивает людей и нет спасения. Лидия, покинув больницу в которой лежала на плановом лечении своего хронического заболевания, понимает, что ее жизнь покатилась под откос, и даже самый близкий человек предал ее, завел любовницу. В полном отчаянье она пытается как-то наладить свою жизнь в этом новом черном мире, но …Инфекция настигает и ее. И когда женщина уже приготовилась к смерти и смирилась с ней – случается чудо – ее спасают. Вот только цена спасения очень велика – теперь ее тело будут использовать, как тело дойной коровы, производящей ценный исцеляющий продукт – в целях обогащения. И теперь ее жизнь и ее любовь – игрушка в чьих-то беспощадных руках Содержит нецензурную брань.

Глава 2. Магазин

Три дня после больницы пролетели незаметно — квартиру шкрябала, все углы повыгребала — пыли, грязи столько, как век никто не мыл. На занавесках, век не стиранных — паутина, на плинтусах потолочных — вообще жуть жутковатая, мухи там, что ли ползали, не знаю. Прямо дорожки черные, щеткой терла с пемолюксом, еле взялось. Столько времени угробила, зато любо-дорого глянуть — чистота, светлота, на столик кухонный скатерку постелила, у мужа в комоде нашла, вазочку — в вазочку пару веточек с березки. И пусть — без листьев, все равно — красота. Сижу, чай заварила, благо у мужика моего чаю везде, как у дурня блох, сушки на полке застарелые нашла, грызу, думаю.

Вот ведь влипла. Все тебе тут вместе — и болезнь, и инфекция та дурацкая, кто придумал только, и муж вон, сбрендил совсем. Или завел кого? Не удивлюсь, жена месяц в больнице провела, извелся, поди, без бабы-то… Не…Я его не сужу, мужик он мужик и есть. Покрутится — одумается. А я тут пока — плохо ли. Квартирка — игрушка, денег хватит, на карте и зарплата и больничный вон капнет — что еще надо. Отдохну, в магазин схожу, продуктов накуплю — заживу. Пирог, в кое — веки, время есть испечь, Клавке звякну, с винишком посидим, кина старые покручу — у мужа целая тумбочка кассет и видак столетний. Это мечтать только. Во, напугали, инфекцией своей. Почаще бы.

Чай допила, сумку проверила — деньги, паспорт, все на месте. Мужик-то мой, хоть и сволочь, а курточку теплую упаковал, свитерочки бросил, даже колготки теплые. Надо же…Неужто сам догадался? Или помог кто? Колготки-то новые, хорошие, дорогие, у меня таких в жизни не было. Да и по размеру…Точно, помог.

Плюнула я на мысли свои, колготки напялила, юбку любимую, шерстяную, в клетку, свитер мохеровый, шарф намотала поверх куртки. И вдруг бабахнуло меня — маска! Маски — то у меня нет. В аптеке ее днем с огнем не найдешь, государство о гражданах так побеспокоилось, а в магазин не пустят.

Пришлось раздеться, сесть и полчаса ковырять иголкой старую простыню. Благо нашла тканюшку подходящую. Резинки от старых трусов пришила, даже гламурненько вышло. Сойдет…

Пока до магазина дошла — стемнело уже. Ветер дул, как бешеный, дождь лепил со снегом, куртка промокла, шарф стал тяжелым, как свинец, понес черт меня пешком, все торопыга — автобуса ждать ей невмочь. Вот и на тебе. Только ноги во всем теле и не замерзли — сапоги новые, успела до больницы, купила.

В магазе, несмотря на режим, народу было до фига. Все, как идиоты стояли друг от друга за метр, зато у касс — толкотня, кассир, как всегда, один. А духота — жуткая. Какой дурак топит так, не знаю — вся вспотела, слабость еще больничная не прошла, дышать нечем. Маску вниз сбила — еще минута — задохнусь. Наконец, весь этот кошмар закончился, на улицу вышла — там ураган. Деревья качаются, к земле льнут, черные листья по асфальту несутся — армагеддон. И народ, как сатаны — все в намордниках, ползут, согнувшись, короче — последний день Помпеи.

Я до остановки кой-как дошла, продуло меня до последней косточки, стою, скорчилась — автобуса не видать. Ну, думаю — сердце меня не прикончило, так теперь от простуды загнусь. Тьху, тьху, тьху…

Минут двадцать стояла — нет автобуса. Ветер стих, снег пошел — крупный, нежный, легкий. В момент улица белой стала, деревья, в хлопьях — как в сказке. Сижу на лавке, и дремота меня пробирает, прямо закрыла бы глаза и спать

— Лидия. Забыл ваше отчество. Вы что здесь расселись? Забыли, что я вам говорил…

Вот те на! Глаза открыла — перед остановкой машина стоит. Да красивая — длинная, как крокодил, низкая. Перламутром в свете фонарей сияет, снег на нее не ложится, тает…

Давайте-ка в машину. Вам куда?

Господи, Сила твоя! Армен Яковлевич! Точно, Ангел, не зря тетки в больнице его так называли. Ржали. А ведь и вправду,

Я с трудом встала, онемело уж все от холода, дотащилась до машины, волоком таща сумку. Доктор выскочил, помочь — то, да ладно. Мы уж сами. Привыкли.

Села я, адрес назвала ему. Он хмыкнул.

— Лида. Это судьба, Мы с вами в одном доме живем. Вы в каком подъезде?

— В третьем.

— И я. А этаж какой?

— Пятый.

Рядом!

Когда, наконец, я ввалилась в квартиру, благо Армен сумки дотащил, сил у меня хватило только скинуть куртку, сапоги и шарф. И, как была, прямо в свитере и юбке, завалилась на кровать и провалилась в сон — какой-то тяжелый, черный, страшный.