Тень «Райского сада»

Ирина Лобусова, 2018

1936 год… По ночам в квартирах советских граждан все чаще раздаются звонки в дверь, и все знают, что это не предвещает ничего хорошего. Знает это и Зинаида Крестовская – одинокая женщина, работающая врачом-педиатром. Но такой ночной звонок, напугавший ее до полусмерти, означал вовсе не то, о чем она успела подумать. На пороге стоял бывший жених, врач-психиатр, который буквально умолял осмотреть очень странного пациента. Если бы Зинаида знала, чем обернется ее согласие… Таинственный пациент, не имеющий имени, зарегистрированный под номером, тщательно охраняемый секретным отделом НКВД, оказывается… мальчишкой десяти – двенадцати лет… После этого вся более или менее налаженная жизнь Зинаиды Крестовской рушится. Она становится свидетельницей страшных и нелепых смертей людей, которые хоть как-то были связаны со странным пациентом, в ее комнату подбрасывают труп, а ей самой угрожают…

Глава 2

Оглушительный звук, казалось, заполнил пространство сразу со всех сторон — звонок нажали во второй раз, в третий. А Зина все не могла сдвинуться с места, ужас парализовал ее волю и мысли.

В коридоре послышался шум. В эту ночь никто в квартире, понятно, не спал. Ужас притаился в каждой трещинке потолка в коридоре, в прямоугольниках паркета на полу, в тенях стен. Ничего не оставалось — только умирать от страха, слушая, как ночью кто-то звонит в дверь. Это был вестник беды — страшный звук ночного звонка, несущий самое плохое, без всякой надежды на спасение.

Потом она увидела тень. Резкую черту на полу. Именно это вырвало Зину из оцепенения, из страха, охватившего всю ее душу. Сдвинувшись с места, она заставила себя открыть дверь комнаты и выйти в коридор. Медленно пойти к входной двери, замерев, словно в ожидании приговора.

— Не открывай! — Перед Зиной выросла тетя Валя с белым лицом, похожим на стеклянную маску, обмазанную белилами. — Позвóнят и уйдут. Не открывай!

— А если нет? — Говорить все еще было страшно — впрочем, оставалось уговаривать себя, что это скоро пройдет, потому, что не оставалось ничего другого.

— Они вернулись за тобой! Я не знаю зачем… — Голос тети Вали дрожал, и Зина подумала о том, что в эту ночь страшно было всем, кто оказался в этой квартире. — Сейчас за тобой… А потом и за кем-то другим могут прийти!

Продолжая двигаться к двери, Зина пожала плечами.

— Не открывай, кому сказала! — Тетя Валя вцепилась в ее руку, оставляя вмятины на коже острыми ногтями. — Позвóнят и уйдут!

— Нет, — Зина с трудом высвободила кисть и увидела, как полукружия ранок наполняются алой, совсем свежей кровью, — будь что будет. Мне все равно.

— Старика забрали до машины, — быстро зашептала тетя Валя, — я в окно видела, как его выводили. Он не вернется. Ты понимаешь? Он уже не вернется! Теперь они пришли за тобой!

— Уходите к себе, — Зина уже подошла к входной двери.

Тете Вале не нужно было повторять дважды. Трагически всхлипнув, она бросилась прочь по застывшему коридору со скоростью, совсем не свойственной для ее комплекции. И очень быстро захлопнула за собой дверь, а потом резко, с хрипом, повернула на два оборота ключа замок, как будто именно два оборота могли ее спасти.

Зина распахнула дверь, встречая беду. Но к тому, что увидела, она была не готова. Ухватившись за стену, чтобы не упасть, она только и смогла произнести:

— Ты?..

Человек, которого Зина меньше всего ожидала увидеть, потоптался, переминаясь с ноги на ногу. Это был Андрей Угаров, ее однокурсник по медицинскому институту.

— Я разбудил тебя? Извини. Можно войти?

— В половине четвертого ночи?! — Она все еще не верила своим глазам. — Зачем ты здесь? Почему от тебя всегда одни неприятности и беды?

— Я не хотел… Извини. Просто у меня не было другого выхода. — Андрей явно нервничал.

Быстро сообразив, что после всего, что произошло в квартире этой ночью, абсолютно неуместным дополнением к ужасу будет бесплатный концерт совершенно нелепого выяснения отношений, Зина посторонилась:

— Заходи, и быстрей. Хватит привлекать внимание соседей. Где моя комната, ты знаешь.

Андрей знал, несмотря на то что был здесь последний раз больше десяти лет назад. Очень быстро он прошел по коридору и открыл нужную дверь.

— Прости, пожалуйста, — Андрей нервно заходил по комнате, бессмысленно начал переставлять какие-то предметы на столе, — я понимаю, что тебя напугал, но…

— Нет, ты не понимаешь, — Зина вдруг почувствовала горечь, и эту горечь ей страшно захотелось сразу же выплеснуть на него. Она быстро заговорила: — Ты никогда ничего не понимал! В этом всегда была проблема. Десять лет! Ты не появлялся в моей жизни десять лет. Все это время я не была тебе так срочно нужна, да? Десять лет, чтобы потом появиться в половине четвертого ночи и перепугать весь дом!

— Извини. Мне срочно нужна помощь, — Андрей продолжал совершать какие-то бессмысленные действия — достал книгу из шкафа, передвинул чашку с середины на край стола… Он был похож на бесплотную тень, вихрем ворвавшуюся в ее комнату, чтобы снести абсолютно все, как бывало уже не раз, а главное — вдребезги разбить привычный уклад ее жизни.

— Я попал в очень тяжелую ситуацию. — Андрей наконец заговорил внятно, хоть и сбивчиво: — У меня есть один странный пациент… Что с ним делать, я не знаю, и никто не знает. Я вспомнил, что ты была лучшей на курсе… Твою дипломную работу по физиологии, и… Мне очень нужна твоя помощь! Я не могу справиться один.

— Что за бред? — Зина запахнула поплотней шаль, чувствуя себя неуютно под его обжигающим взглядом. — Я детский врач, педиатр! А ты работаешь в психичке! Зачем я тебе? Что, галоперидол закончился? Я просто не понимаю, почему ты ворвался ко мне ночью, чтобы нести весь этот бред, и…

— Пожалуйста! Ты должна со мной поехать! — В голосе Андрея зазвучала непривычная для ее слуха мольба. Это удивило Зину так, что она даже отступила на несколько шагов назад, пытаясь взять себя в руки. Сделать это было нелегко. Оказалось, что десять прошедших лет были совсем крошечным отрезком времени.

— Куда ехать? — вздохнув, спросила Зина.

— В психиатрическую больницу.

Андрей взглянул на нее, и она узнала знакомый блеск в его рыжеватых, ярких глазах, который про себя называла солнечными кристалликами.

Это были крошечные яркие огоньки. Но когда они загорались в его глазах, то освещали весь мир, вспыхивая сполохом настолько ярким, что по сравнению с ними гасло и солнце, и электричество. Как чарующие огни папоротника, ярко горящие в самой беспросветной ночи, эти огоньки вели ее за собой. И душа ее, мучаясь и корчась, как ведьма на костре, сгорала в них, лишаясь сопротивления и остатков последней воли. Эти огоньки его глаз до сих пор завораживали душу, хранимые в глубине памяти.

Солнечные кристаллики на ладони, которые разбили всю ее жизнь…

— Зина, пожалуйста, — он как-то по-женски, истерически заломил руки, — этого пациента привезли прошлой ночью, и я абсолютно не знаю, что с ним делать! Мне нужно с кем-то поговорить. С кем-то, кто понимает. Ты даже не представляешь себе, насколько это серьезно.

— Проконсультируйся с кем-нибудь из своих коллег, — она пожала плечами, — мало ли хороших психиатров в городе! Зайди на кафедру…

— Ты не понимаешь! — воскликнул Андрей. — К нему запрещено приглашать других врачей! Только я один могу заниматься им — в обстановке повышенной секретности. Я даже имени его не знаю, только номер, под которым его прячут.

— Его? Значит, это мужчина? И что ты должен с ним делать — заставить заговорить?

— Поехали со мной! Ты все увидишь сама.

— Но ты же сказал, что других врачей запрещено допускать… — Все происходящее нравилось Зине все меньше и меньше. Оно настораживало и пугало.

— Я проведу тебя тайком, через кухню, со стороны служебного входа. Ты единственный человек, которому я могу доверять! Я должен поговорить с тобой, иначе сойду с ума! Я знаю, что был перед тобой очень виноват. Но у тебя добрая душа! Все очень серьезно. Сейчас на кон поставлена моя жизнь, — казалось, Андрей готов был пасть на колени перед ней.

— А если кто-то узнает, что ты провел в больницу меня? Тебя арестуют, расстреляют? — усмехнулась Зина.

— Будем надеяться, что до этого не дойдет.

— Его НКВД прячет? — спросила она в лоб. Это была своеобразная проверка — если начнет изворачиваться и лгать, ситуация действительно может быть очень опасной. Но Андрей не лгал.

— Да, — прямо ответил он. — Я тебе говорю: его под шифрованным кодовым номером прячут. Никаких записей в истории болезни нет.

— Хорошо. — На самом деле Зина уже давно приняла решение, — слишком уж ее заинтересовал, заинтриговал этот ночной визит. — Я поеду с тобой. Но я не знаю, чем смогу тебе помочь. Я всего лишь районный педиатр в детской поликлинике на Слободке.

— Ты прекрасно знаешь, что это не так! А Слободка — совсем рядом со мной, — мягко улыбнулся он, — я всегда ценил твой ум.

Она горько усмехнулась. Затем, решив прекратить бессмысленное выяснение того, что выяснить нельзя, ушла за ширму и стала одеваться.

На улице было холодно. Поднялся ветер. Там, где на тротуаре оставались растаявшие полоски снега, теперь блестел лед. Они остановились перед небольшим черным автомобилем, стоявшим недалеко от подъезда.

— Вижу, ты пошел в гору, как и хотел, — усмехнулась Зина, — разбогател.

— Все не так, как ты думаешь! Это служебная машина. Я просто позаимствовал ее на время, — ответил Андрей.

Внутри салона она разглядела пропуск с печатью НКВД, прикрепленный к лобовому стеклу. Ей стало страшно. Она вдруг подумала о том, что, несмотря на все их прошлое, так до конца и не узнала этого человека. Этого странного мужчину с напряженным, застывшим лицом, изо всех сил вцепившегося в руль.

— Как для служебной, это хорошо! — против воли Зина внимательно вглядывалась в его лицо.

Угаров постарел. Профиль его стал жестче и четче. Появились серебряные волоски в висках и горькая складка у рта — следы одиночества и разбитых надежд. Зина умела читать лица людей как открытую книгу — по шрамам и отметинам, которые оставляло на них время. Почти все лица. Только вот это, когда-то такое родное, так и не смогла прочесть.

— Ты о чем? — нахмурился Андрей.

Она хотела усмехнуться, но получилась гримаса.

— О машине. Ты так хорошо научился водить. Раньше я и не подозревала у тебя такой способности.

— А ты считаешь, что знаешь обо мне все? — подняв брови, он повернулся к ней. Похоже, Андрей действительно был удивлен.

— Нет, — лгать Зина никогда не умела, это было самым большим ее недостатком — в отличие от многих людей, она прекрасно понимала, что в жизни это никакое не достоинство.

— Ты всегда что-нибудь да и подозревала, — без улыбки улыбнулся Андрей. Так умел делать только он. Улыбнуться без улыбки и этим поставить ее на место, заставить чувствовать себя виноватой без вины и извиняться без конца.

Но странно! Сейчас, впервые в жизни, Зина вдруг не почувствовала ни ненависти, ни раздражения, ни элементарной тревоги. Только что-то похожее на ностальгию шевельнулось в том месте, где когда-то была ее душа.

По Перекопской победы они стали спускаться к Балковской. Внезапно из ближайшего переулка выехал большой черный автомобиль. Он съехал на дорогу и фактически преградил им путь. Резко затормозив, Андрей чертыхнулся сквозь зубы. Зина отметила про себя, что это тоже было в нем новым. Раньше он никогда не употреблял крепких слов. Это она научилась выражаться резко и грубо, и даже куда дальше послать… Он — нет. Ссоры между ними возникали и из-за этого тоже. Зина все пыталась доказать, что умение вставить при случае крепкое слово не делает из нее опустившегося человека. Однако Андрей всегда ценил благопристойность — хоть и внешнюю, фальшивую и лишнюю, как шестой палец… Он был из тех людей, о которых говорят, что ненавидят за спиной, улыбаясь в глаза…

Но теперь и он изменился. Похоже, время меняет всех. И, услышав, как Угаров ругнулся, нажав на тормоз, Зина с удивлением, граничившим с восторгом, распахнула глаза.

Из машины, преградившей им путь, вышел человек в форме НКВД и поднял вверх руку, приказывая остановиться. Он стал в кругу света от уличного фонаря, падавшего на его лицо.

— Документы! — рявкнул офицер, когда Андрей вышел из машины. — И гражданка пусть выйдет тоже!

Зина вышла. Было холодно. Черное драповое пальто не спасало от ночного мороза и от страха. От этой адской смеси даже руки ее стали дрожать. Угаров протянул документы — водительское удостоверение, паспорт. Офицер подсветил фонариком, вынутым из кармана. Он был один, но было понятно, что в темном автомобиле находится довольно существенная подмога.

— Куда направляетесь в такой час? — задал он вопрос.

— Я врач, работаю в психиатрической больнице на Слободке, — заговорил Андрей. — Мне позвонили и сообщили, что одному из пациентов стало плохо, он впал в буйство. Я выехал… — Говорил Угаров спокойно и ровно, и Зина вдруг вспомнила принцип, которому он учил ее с самого первого момента их знакомства: рассказывать надо только правду, тогда ты не собьешься, и тебе поверят, исключительно правду — но не всю, и не всегда.

— Кто ваша спутница? — Офицер направил фонарик Зине в лицо. Она отвернулась…

— Врач из соседнего отделения. Физиотерапевт. Я по дороге заехал за ней.

— Чей автомобиль? — Задавая вопросы, офицер просто проверял их, так как по документам явно знал ответ.

— Мой личный автотранспорт.

— Проезжайте. — НКВДшник вернул документы и вернулся в черный автомобиль. Тот, урча двигателем, съехал на мостовую и быстро укатил вниз к Балковской.

Зина и Андрей вернулись в машину, но заводить зажигание он не спешил. С ужасом она увидела, что у него дрожали пальцы.

— Ты видела, за мной следят, — наконец произнес Угаров. И так как Зина молчала, продолжил, словно упорствуя: — Это не случайность!

— Это твой личный автотранспорт? — Не мигая, она уставилась на него.

Похоже, Андрей еще не пришел в себя. Покачиваясь всем телом, он через силу произнес:

— Теперь они знают тебя. Они поняли, что ты со мной. — Он говорил в темноту, не слыша ее слов. А потом вдруг очнулся: — Да, я купил машину! Ну извини, я сразу не решился сказать! Ты бы стала задавать разные вопросы, как я это сделал, как мне удалось. Я с тобой всегда чувствовал себя как на допросе!

— Как ты это сделал, как тебе удалось? — улыбнувшись, спросила Зина.

— Я… это не важно, — он отвел глаза в сторону.

— Ты работаешь на них, — вздохнула она.

— Я знал, что ты догадаешься, — Андрей тоже вздохнул, — но это не то, что ты думаешь. Я делал эксперименты с сознанием. Внушаемость, и все такое. Исследовал различные вещества, их влияние на человеческий мозг, степень внушения. За эту тайную работу много платили, и…

— Ты ставил эксперименты на арестованных НКВД? — прямо спросила Зина.

— Какая теперь разница? — В голосе Андрея зазвучала горечь. — Это уже не важно. Ничего не вышло из моих экспериментов. Ни результатов, ни…людей.

— Ты хотел стать великим. А стал правильным, — горько усмехнулась она.

Он не ответил. Завел машину. Больше они не сказали друг другу ни единого слова. Автомобиль тронулся.

Мрачные корпуса психиатрической больницы возвышались темной громадой. Зине вдруг подумалось, что даже если не знать, что это за место, все равно нельзя пройти мимо, не ощутив этой атмосферы безнадежности, запустения, тоски. Ей вспомнилось, как давно, еще в царские времена, назывались психиатрические лечебницы — домом скорби. И более точного названия нельзя было подобрать.

Дом скорби. Здесь жили те, в ком больше ничего не осталось от людей. Разве может существовать скорбь большая, чем эта?

Автомобиль обогнул металлическую ограду, решетки, стал объезжать здание со стороны. Когда-то давно, еще во времена учебы, Зина здесь бывала. Они тогда проходили практику. Ей хватило нескольких занятий, чтобы понять — нет силы, способной удержать ее в этом месте.

— Куда мы едем? — прервала молчание она.

— Мы обойдем здание с другой стороны, — ответил Андрей. — Сзади в заборе есть лаз. Мы войдем через подвал, мимо прачечной и кухни, тайком от всех. Тебе придется запомнить этот вход.

— Зачем? — Зина вдруг перепугалась еще больше.

— Затем. А может, тебе понадобится вернуться? Без меня. Чтобы его спасти.

— Кого? Твоего пациента? — Острый страх сжал сердце Зины ледяной колючей лапой — во что же она позволила себя втянуть? Что это за кошмар такой, лезть в больницу через какие-то подвалы, а потом неизвестно кого спасать?..

— Ты на нем тоже эксперименты проводил? — не выдержала она.

— Нет, — Угаров повернулся к ней и сказал строго: — Если бы я их проводил на нем, он был бы здоров. И вообще молчи. Ты скоро все узнаешь. Запоминай.

Он оставил машину возле какого-то мрачного, тесного переулка без единого огонька, застроенного узкими, покосившимися одноэтажными хибарами — это все, что Зине удалось разглядеть в свете фар. Где-то в отдалении взвыла собака, звякнула цепью. Зина почувствовала, как по ее затылку стекает липкий ледяной пот.

Что арест соседа, что ночной звонок в дверь! Вот именно здесь и сейчас ее ожидал настоящий ужас, первобытный, отчаянный, словно пришедший из далеких веков, чтобы смертельным вирусом проникнуть в ее кровь и остаться в ней до конца.

Идти пришлось недолго, меньше квартала. Наконец Андрей, подойдя к деревянному забору, отогнул в нем доску, влез в щель сам и помог влезть Зине. Они быстро прошли через узкий дворик, заваленный тюками с грязным бельем, и остановились возле зарешеченного входа в подвал.

— Чтобы поднять решетку, надо открутить всего два винта, слева — вверху и внизу, — произнес Андрей. — Сделать это можно простой отверткой. Винты справа не трогай. Это декорация.

Поковырявшись возле решетки, Андрей поднял ее, и наконец они влезли в лишенное стекол окно и оказались в узком темном коридоре, где их встретила просто отвратительная вонь.

— Прачечная, — пояснил Андрей, как бы извиняясь. — Теперь направо. Дальше — кухня.

— Почему же вонь такая? — не выдержала Зина.

— Господи, да ты ведь сама понимаешь, что у нас за пациенты, — горько усмехнулся он. — Многие годами гниют в собственных испражнениях. Помнишь картину по клинической шизофрении?

— Нет, — Зина удивленно покачала головой.

— Ладно, забудь. Персонала не хватает, — коротко сказал Андрей.

Он открыл незапертую дверь, которой заканчивался коридор, и они оказались в месте, похожем на настоящую тюрьму. По обеим сторонам коридора двери были под густыми стальными решетками, и такими же решетками заканчивался каждый отсек коридора.

— У меня универсальный ключ — пропуск, — произнес Угаров. — Я сделаю тебе копию.

— Кого здесь держат? Это же тюрьма! — Зина не смогла сдержать возгласа — было сложно испытать больший ужас, представляя, кто находится здесь, за запорами.

— Хуже, — вздохнул Андрей. — Значительно хуже. Из тюрьмы можно выйти. Отсюда — уже нет. Здесь находятся без прошлого, без будущего, без мозга… — почти шепотом закончил он.

— Электрошок? — воскликнула Зина, начиная понимать.

— И это тоже, — кивнул он. — Это самое страшное отделение. Оно для пожизненных.

Андрей помолчал.

— Вон за той дверью — женщина, которая утопила в ванне троих маленьких детей. А рядом — женщина, которая сожгла в духовке своего годовалого сына заживо. Это больше не люди. Зачем выходить таким?

— Я думала, здесь не держат пожизненных, — растерялась Зина.

— Их действительно переводят в другие места. Но не всех.

Жирная наглая крыса, переваливаясь, неспешно перешла им дорогу и протиснулась в отверстие у стены под тюремной решеткой.

— А еще те, кого привозят к нам под номерами, — Андрей говорил глухим шепотом, так, что Зина едва различала слова. — Ты понимаешь, о чем я… И они тоже не должны выйти. Так, мы почти пришли. Запоминай.

Они дошли до самого конца коридора и остановились у последней двери, как и все остальные, забранной густой решеткой. Оттуда не доносилось ни звука.