Трансформация – дорога домой. Воин Огня

Ирина Сухарева

Что, если наше место, наш дом, где-то там, рядом с Создателем? Что, если для каждого из нас земной путь – это дорога домой? Что, если каждый из нас может пройти трансформацию и стать кем-то бо́льшим, Высшим сознанием и обрести бессмертие? Было бы здорово, не правда ли?.. В этой фантастической повести пройдёт путь от Человека к Высшему сознанию главный герой – Андрей, мужчина огненной стихии.

Глава 1. Цель

— Я бегу!

Схватив старенький рюкзак, вылетел из комнаты, помчался в прихожую, где меня ждала мама:

— Тише, — мама прижала указательный палец к губам, — не разбуди. Идем скорее, а то в школу опоздаешь, а я на работу.

— Я уже, только обуюсь. — прошептал я.

Из комнаты донесся мощный храп отца.

— Идем скорее. — позвала еще раз мама.

Я быстро обул старые растоптанные кроссовки, схватил потрепанный пакет со сменной обувью, и мы с мамой вышли из дома.

На улице стояла прекрасная солнечная погода. Сентябрь выдался теплым в этом году, дождей пока не обещали. Я счастливо подставил лицо солнцу, наслаждаясь его ласковым теплом. Мама взяла меня за руку, и мы быстро пошли в сторону школы.

Я уже большой учусь в третьем классе! Как будто вчера мама отвела меня первый раз в школу. Как же я волновался. Но и был горд собой. Только вчера ковырялся в песочнице, дрался с мальчишками за формочки или гонялся вокруг веранды в догонялки, а вот уже иду в школу, в первый класс. Я школьник! Сейчас то я понимаю какой смешной был, в неновой школьной форме, поношенной, но довольно неплохо сохранившейся, маме ее отдала знакомая с работы, осталась после того, как ее сын из нее вырос; в новых ботинках, мама смогла немного припрятать от отца денег, чтобы мне купить, и мы их тщательно прятали, обували только тогда, когда заходили за угол нашего дома; в белоснежной рубашке, с огромным букетом гладиолусов, которые для такого случая мамина подруга с нашего дома срезала на своем дачном участке. У нас своего участка не было, дали когда-то, как и всем, но отец его сразу же благополучно продал соседям, а деньги, как водится, пропил.

Вот такой я гордый и взволнованный топал в первый класс. Но все это было давно.

— Уроки все сделал? — прервала мои размышления мама.

— Нет, — грустно покачал головой, — успел только математику.

— Опять двоек нахватаешь, — грустно вздохнула мама.

— Не нахватаю! — отрицательно энергично замотал головой. — Не волнуйся, я на переменах сделаю остальное. Я вчера сразу сел за математику, я ее просто обожаю! Цифры — они так ладненько складываются, словно кирпичики один к одному, и получается что-то невообразимое. Что-то очень правильное!

— Как странно ты говоришь, — удивленно посмотрела на меня мама.

— Не знаю, мам, — пожал плечами, — я их так вижу. Мне так нравится сидеть, все рассчитывать, высчитывать и что-то потом складывать, и чтобы все получилось точно и красиво. Сидел бы, не отрываясь. Остальные уроки не успел, отец проснулся, началось.

— Сегодня помнишь какой день? — грустно спросила мама.

— Помню, — кивнул я.

— Не затягивай, если сможешь, сделай все сразу, как придешь со школы, если получится.

— Хорошо.

— С сегодняшней зарплаты я опять немного отложу, нужно копить на одежду к зиме, не все же тебе ходить в чужих обносках. Будет скандал, но ты не обращай внимания, перебесится.

Я вновь кивнул и наклонил пониже голову, чтобы мама не увидела навернувшиеся на глаза слезы. Усилием воли прогнал их куда-то вглубь, глубоко-глубоко. Мужчины не плачут! Как бы больно и обидно не было. Взяв себя в руки, резко остановился, повернувшись к маме, выпалил:

— Мам, ты чуть-чуть еще потерпи, я уже большой, но мне еще надо подрасти, и тебя никто больше никогда не обидит. Я тебя защищу!

Мама ласково и грустно мне улыбнулась.

— Успеешь еще вырасти, не торопись.

— Я смогу, мам! — заглянул в ее грустные темно-карие уставшие глаза. — Все-все смогу, я нас вытащу, и тогда все будет хорошо. Ты мне веришь?

— Разумеется верю! — мама нежно обняла меня. — Идем скорее, мы уже опаздываем.

Уверенный в себе, поставивший в очередной раз перед собой цель, я энергично потопал в сторону школы.

Мы проходили мимо старых видавших лучшие дни пятиэтажек, мимо блочных и деревянных медленно, но верно, разваливающихся барачных домов, из которых выходили взрослые, спешащие на работу, родители ведущие детей в школу, подростки, сбившиеся в компании с рюкзаками наперевес, весело о чем-то болтающие, так же торопились в школу. Чем ближе подходили, тем больше вокруг появлялось детей. Как хорошо, что моего обнимания с мамой никто не увидел. Сейчас бы засмеяли: «Маменькин сынок»; было бы самое безобидное прозвище. Устанешь потом драться.

У меня не было друзей. Одноклассники сторонились. Еще в первом классе несколько пацанов, сбившись в стаю, решили сделать из меня козла отпущения, на котором можно отыгрываться. Отловили после школы, начали бить. Я не знаю, что случилось, но в моей голове словно что-то переключилось, я начал драться один против шестерых. Меня побили. Но и от меня получили все шестеро изрядно. Плюс нашу драку увидела одна из учителей, она и остановила напавших, на следующий день вызвали всех родителей в школу, были долгие и нудные разборки. После одноклассники решили меня не трогать. Взять с меня нечего, по морде схлопотать — запросто можно, и потом еще по заднице ремнем от родителей, оно им надо? Видимо нет. Но и давать лишний раз повод поиздеваться, совсем не хотелось. Будут оскорблять, а они непременно будут, придется бить, и опять быть битым.

Девчонки от меня сторонились. Чем я мог быть им интересен? Замкнутый, нелюдимый, частенько приходивший в школу с фингалами. Одет на гране нищеты, печальное и неинтересное зрелище.

Но я знал, все временно. Главное вырасти, и я вытащу нас с мамой из того ада, в который нас занесла незавидная ее участь. Я смогу.

— Сегодня буду поздно, — сказала мама, когда мы наконец дошли до школы, — в холодильнике суп, сверху около стены я припрятала пару бутербродов с колбасным сыром, пообедай.

— Хорошо, мам, — помахав на прощание рукой, побежал в школу.

Как и обещал маме, домашку делал на перемене, пока остальные с дикими воплями носились по коридорам школы, я, сидя за партой, старался все успеть за какие-то пять минут. Первая перемена, как раз перед русским языком прошла успешно, успел накарябать большущее упражнение своим донельзя корявым почерком. А и все равно, главное сделал! Свою заслуженную троечку схлопотал. Математика тоже прошла отлично, был готов, пополнил копилку пятерок, единственный предмет, кроме рисования и физкультуры, по которому их получал, остальные едва вытягивал на четыре, и то они были на грани тройки. А дальше произошел неприятный инцидент. В кабинет вернулась что-то забывшая учительница, увидев, чем я занимаюсь на перемене, стала громко возмущаться почему у меня опять невыполненное домашнее задание. Влепила сразу два. Поняв, что должного эффекта ее праведный гнев не возымел, потащила меня к директору.

В кабинете директора начался разбор полетов. Раиса Никифоровна, наша директриса, и Полина Тарасовна взялись за меня со всей силой своей женской интеллигентности и образованности.

Каких эпитетов я тогда о себе только не услышал, начиная с простого — лодырь и бездельник; заканчивая — шпаной и хулиганом, по которому тюрьма для малолетних плачет. Хотя что-то я за собой никакого хулиганства не замечал, помимо той истории с дракой в первом классе, так и то, не я был зачинщиком, мне тогда вообще-то единственные более-менее приличные штаны и толстовку порвали и испачкали так, что восстановлению не подлежали, пришлось потом в школу ходить в изношенных до неприличия трениках, школьную форму, костюм, одевал только по праздничным дням, нужно было беречь. Когда возвращались в кабинет, училка мне спрогнозировала будущее:

— Ничего из тебя путного не выйдет. Такие, как ты, потом пополняют ряды либо уголовников, либо бомжей. Возьмись за ум пока не поздно. Начни учиться, хотя бы домашнее задание делай, хоть на тройки школу закончишь, получишь аттестат, а не справку, сможешь пойти в ПТУ, а там на завод или стройку. Иначе сгинешь, как многие подобные тебе раньше, я насмотрелась на таких.

Я промолчал. А что я мог ей сказать? Конечно, меня злило столь несправедливое отношение! Что, если я из нищей семьи не человек что ли? И может меня ждать только такое вот беспросветное будущее? Откуда она вообще, что знает обо мне? Точнее она вообще ничего не знает ни обо мне, ни о моей жизни, а уже тут строит мнение про меня как о человеке, и прогнозирует будущее…

Я насилу сдержался, крепко со всей силы стиснул кулаки, так мне хотелось врезать ей по ее самодовольной роже, разбить, растоптать ее очки, повырывать ее ярко-крашенные лихо зачесанные в прическу, которую иначе как воронье гнездо и не назовешь, волосы, меня начало слегка потрясывать от накатившей волны ярости. Неимоверным усилием воли умудрился себя сдержать. Не из-за нее, на нее мне было глубоко плевать, из-за мамы, если я что-нибудь такое сотворю, ее непременно вызовут в школу, она очень расстроится, будет снова плакать, а у нее и помимо меня много поводов для слез, у нее будут серьезные неприятности. Стоило мне представить подобную картинку, сразу отпустило, вся ярость куда-то бесследно исчезла, сдулся словно воздушный шарик. А еще скорее всего меня поставят на учет в милицию, это уже серьезно.

— Не исправишься точно стоять тебе на учете в милиции! — выплеснула последнюю гневную тираду училка, подтвердив мои мысли.

Вошли в классный кабинет. Я сразу прошел к своему месту, расстроенно плюхнулся на стул. Поставив локти на стол, подперев щеки ладошками, безразлично уставился в учебник.

— Я тебя предупредила, — никак не унималась Полина Тарасовна. — Смотри у меня…

Мне было с одной стороны глубоко наплевать, о чем она меня там предупредила, с другой стороны я прекрасно понимал, что у меня серьезная проблема.

Дома домашку делать было практически невозможно, выспавшись до обеда, как раз к этому времени я возвращался из школы, отец вставал и начинал похмеляться, что делал всегда крайне шумно и не воздержанно. Еще, мягко говоря. Включал на всю громкость телевизор и орал как ненормальный на весь дом, смотря новостные каналы, кляня как он выражался «гребаное правительство» за то, что простой честный народ так плохо живет, а они там сидят жируют. Порой смотрел свои военные и милицейские фильмы и сериалы, не менее громко комментируя происходящее на экране. Так это если он еще был один. Зачастую к нему еще приходили такие же дружки, и начинался полнейший кошмар.

Мамы днем практически никогда не было дома, она работала медсестрой в больнице, зарплата маленькая, никто особо не рвался, она брала дополнительные смены, а еще подрабатывала, делая уколы и ставя капельницы на дому, этот ее доход мы тщательно скрывали от отца, иначе давно бы протянули с голоду ноги. Но ему было на то плевать, главное, чтоб водка всегда стояла на столе и чего-нибудь на закусь.

Я пробовал делать домашку на улице, во дворе стоял стол, сколоченный из необтесанных досок местными жильцами, и пара лавочек, но меня оттуда погнали. Облюбленное место старшаков днем, им уже по 15—17 лет, посидеть, пиво попить, погорланить песни под гитару, вечером их сгоняли местные «авторитеты» постарше.

Так что уроки мне было делать просто негде. Как-то раз пробовал в подъезде на подоконнике, но местная шпана меня и там увидели, отобрали тетради и разорвали в клочья, им было весело. А вот мне было совсем не весело, после того случая я впервые влетел в кабинет директора с яростно-возмущенной моим бездельем училкой. Сидел полдня затем в школе, выполнял домашку и классную работу за последний месяц. Я в принципе не отказался бы оставаться в школе каждый день, но кто ж мне позволит? Оставались только «продленцы», которым время, проведенное после уроков в школе, отдельно оплачивали родители, у моей мамы не было такой возможности.

Но не буду же я все это объяснять училке! Ни за что! Ни за что не буду им рассказывать, в каком аду мы с мамой живем.

Хотя неужели они не знают? Что-то мне подсказывало — знают, еще как знают… У баб, у них же язык как помело, где знает одна, там знают все в округе. А с нашего дома о подвигах отца были в курсе все. Значит скорее всего в школе все тоже в курсе. Тогда зачем они так со мной?

Как бы то ни было, но ныть и жаловаться, тем более этим злым ненавистным теткам, я не буду. Не дождутся! Я мужчина.

Уроки закончились, нас отпустили по домам. Я грустно плелся в сторону своего дома, задумчиво разглядывая асфальт и валявшийся на нем мусор: фантики, обрывки бумажек, окурки сигарет. Как же быть? Двойки надо непременно исправлять. Я сам не дурак, сам прекрасно понимал, что если не получу нормальный школьный аттестат, никакого будущего у меня не будет, тогда я не смогу помочь маме. Но где мне заниматься? В таких невеселых мыслях я доплелся до дома, поднялся в квартиру, осторожно открыл дверь, вошел.

Моя осторожность была ни к чему, отец проснулся и пялился в телевизор, мои надежды, может быть, успею все сделать прям сейчас, не оправдались. Заметив меня в прихожей, он рявкнул:

— Пришел, сопляк? Сгоняй за пивом!

— Мне только девять лет, мне не продадут. — осторожно ответил я.

— Точно… Тьфу ты, никакого толку от тебя, только жрешь, да…

К счастью, фразу заканчивать не стал. Я на цыпочках, крадучись, чтоб не вызвать очередную волну гнева, пошел в свою комнату. Отец достал мелочь из кармана, пересчитал, под нос себе буркнул:

— Да уж, не густо… Ну лады, на пивко ща хватит, а вечером чувырла с зарплатой придет, сегодня как раз дадут, водочки хлябнем.

Дошел до комнаты, тихо претворил за собой дверь и только сейчас облегченно выдохнул. Повезло, если выйдет сейчас из дома, вернется нескоро, наверняка у пивнушки встретит своих приятелей, зависнет там с ними, а я успею как раз позаниматься! Хоть одно хорошее событие за весь день!

Вспомнив, что будет вечером, я громко сглотнул, на глаза вновь навернулись жгучие слезы, вновь с неимоверным трудом я их сдержал.

Но две предательские слезинки все же успели вырваться из глаз, скатившись по щекам, капнули на грудь, проскользнув мимо воротника футболки, отчего стало неприятно, вытерев опухший нос тыльной стороной ладони, пошел к столу. Не стоит терять время.

— Мамочка, я смогу, я нас вытащу! — эта мысль без конца вертелась в моей голове.

Краем глаза увидел промелькнувшую за левым плечом тень, резко обернулся, сердце испуганно и мощно застучало в груди.

В комнате никого не было. В принципе и быть не могло.

Наверное показалось…