Девятый год черной луны

Ирина Шанина, 2016

Вы уверены, что хорошо знаете себя? Точно знаете, как вы поведете себя в необычной ситуации? Кто вы? Герой, спасающий мир, или злодей, мир уничтожающий? Каждый девятый год на нашу жизнь влияет Черная луна. Она указывает самый низкий путь, по которому человек рискует пойти, однако никто не может заставить человека идти именно по этому, низшему, пути. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Глава III

— Ты спишь? — подруга мягко, но настойчиво трясла меня за плечо.

— Сплю, — буркнула я и попыталась скрыться от нее под одеялом.

— Ты обещала со мной поговорить, — не сдалась она и бесцеремонно зажгла верхний свет.

Я натянула одеяло на голову, но свет от шести галогеновых лампочек в недавно купленной люстре нагло проникал даже под одеяло.

— Что тебе? — невежливо поинтересовалась я, не высовывая головы.

Ксения плюхнулась на кровать и нагнулась к тому месту, где, как она предполагала, находилась моя голова. Тут же выяснилось, что одеяло не служит препятствием не только для света, но и для запаха алкоголя.

— Ты обещала, — с настойчивостью, свойственной педантам и сильно нетрезвым людям, повторила подруга, — обещала выслушать меня.

— Погаси верхний свет и включи ночник, — скомандовала я, — тогда я тебя выслушаю.

Нехорошо, конечно, ставить ультиматумы друзьям, но с Ксенькой иначе нельзя. Она, как человек давно не работающий, элементарно не понимает, почему мы, такие зануды, не горим желанием сидеть до утра за неторопливой беседой о чем-нибудь возвышенном, например, о природе пламени. Один раз ей удалось-таки нас уговорить. Первой, будучи по биологическим ритмам типичным жаворонком, не выдержала я, вторым вырубился «некоронованный король российского креатива» Влад Бубенников, дольше всех продержались Маринка Кожевникова (будучи журналистом, она тоже часто работает во второй половине дня) и еще один наш друг, Андрей Вокенаар.

Об Андрюхе хочу немного рассказать. Вообще-то первые тридцать лет он прожил под фамилией Горошко. И был он всегда чем-то недоволен. Недоволен своей фамилией, которая, как он считал, звучала несерьезно и поэтому могла стать препятствием серьезной карьере. Недоволен правительством, которое, с его точки зрения, принимало совершенно идиотские законы. Еще он был недоволен тем, что родился, по его собственному выражению, «не в той семье», что также ограничивало его шансы стать СЕО крупной (желательно зарубежной) компании. Самой любимой темой Андрея в студенческие годы была тема «заграничной жизни». Причем, поскольку он на самом деле был из небогатой семьи, ни в одной «загранице» (на тот момент времени) Андрей не был, однако же, почему-то имел твердую уверенность, что в «загранице» его способности были бы куда как более востребованы. Выбраться в заветную «заграницу» на постоянное место жительства можно было несколькими способами. Андрей Горошко внимательно изучил все возможные и часть из них: эмигрировать как преследуемый по религиозным мотивам, получить грант на обучение, а потом зацепиться в тамошнем университете, — эти возможности он отринул, как трудоемкие и не дающие стопроцентного результата. Остался один, тоже довольно хлопотный, как считал Горошко, зато проверенный способ, — жениться.

Претворить в жизнь проверенный способ оказалось не так уж и легко. Все сайты международных знакомств предлагали массу вариантов для девушек: «замуж в США», «10000 мужчин из Европы ждут вас», и практически ничего для мужчин. Андрей походил по зарубежным сайтам, даже попереписывался кое с кем из тамошних дам, желающих «серьезных отношений». К сожалению, ни одна переписка не дала результатов: как только дамы узнавали, что Андрей из России, их интерес быстро заканчивался. В итоге Горошко плюнул на Интернет знакомства и начал активно посещать места, где развлекались экспаты. Увы, женщин там тоже было немного. Я имею в виду заграничных женщин, соотечественниц, ходящих в эти заведения с теми же целями, что и Горошко, было более чем достаточно. А иностранные дамы, что изредка появлялись, были настроены исключительно на кратковременные связи, но никак не на серьезные отношения. Андрей долго не мог понять, в чем тут дело, пока доброжелательная Бригитта (тридцатилетняя специалистка по финансам, работающая в представительстве крупного немецкого концерна) не ответила ему на заданный в лоб вопрос.

— Андре, — лениво заметила она, расслабляясь после секса, — ты слишком молод и твои перспективы непонятны. Ты напрягаешь разговорами о браке, но при этом совершенно не представляешь, как будет строиться семейная жизнь.

— Подожди, — перебил ее донельзя удивленный Горошко, — как это, не представляю…

— Очень просто, — начала раздражаться Бригитта, — ты, в том виде, в каком ты сейчас есть, представляешь интерес разве что для легкого романа. Только встречаться, даже не жить вместе.

— Я же предлагаю замуж, — продолжал удивляться Андрей.

— И? — ехидно заметила Бригитта. — Женись, кто тебе мешает. У меня в отделе масса твоих соотечественниц спят и видят, как бы выйти замуж. Почему ты на них не женишься?

Горошко замялся, выкладывать перед Бригиттой правду, что он хочет жениться на иностранке и свалить отсюда, не хотелось. Он предложил закрыть тему, но перед закрытием все же спросил:

— Ты считаешь, у меня вообще нет никаких шансов?

— Очень небольшие, — честно ответила Бригитта, — разве что наткнешься на романтичную особу. Мне такие ни разу не попадались, но где-то они должны водиться.

Горошко сделал выводы из беседы. Он сменил возрастную категорию. Если раньше его интересовали исключительно самостоятельные женщины, занимающие приличные должности в международных корпорациях, то теперь он зачастил в недорогие студенческие клубы. Не прошло и двух месяцев, как новая тактика принесла свои плоды, да еще какие!

Илзе Вокенаар приехала из Голландии проходить практику в одном из российских банков. Ее папа, занимающий довольно крупный пост в одном из голландских банков средней руки, считал, что в ближайшие годы наиболее быстрыми темпами будет развиваться бизнес с Россией. Поэтому Илзе помимо всех финансовых премудростей, необходимых будущему банкиру, изучала еще и русский язык. Из каждой своей командировки отец привозил Илзе книги на русском языке, преимущественно русских классиков. Книги приходилось читать, а потом еще пересказывать содержание и отвечать на вопросы по тексту. С писателями Толстым и Достоевским было довольно просто: в крупных книжных магазинах Амстердама легко можно было найти вполне приличное переводное издание, гораздо больше проблем создавал тип по фамилии Пушкин. Этот Пушкин тоже писал прозу, но немного, большую часть своей недолгой жизни он сочинял стихи. И считался в России поэтом номер один.

— Даже не пытайся найти его стихи в переводе, — сразу предупредил Илзе преподаватель русского языка, — эквивалентного перевода нет. Чтобы перевести гениальные стихи, нужно самому быть гением.

Илзе зубрила куски из ненавистного Пушкина. Когда отец, совершенно вымотавшийся за день, возвращался с работы, Илзе спускалась в гостиную и начинала нарезать круги, громко декламируя:

— Бурья мглою небо кроет, вихри снежные крутя…

Строчки не хотели запоминаться, но Илзе была упорна и бубнила про «бурью» до тех пор, пока домашние не начинали выражать протест.

— Вы не понимаете, — объясняла им Илзе, втайне наслаждаясь столь изощренной местью, — чтобы понять Россию, надо понять ее поэзию (это она тоже не сама придумала, так говорил репетитор по русскому языку), эквивалентного перевода нет. Чтобы перевести гениальные стихи, нужно самому быть гением.

Родные соглашались, только просили чуть потише декламировать гениальные строки, Илзе уходила в свою комнату и продолжала зубрить. Она думала, что возненавидит Пушкина, но, странное дело, чем больше она учила его стихов, тем больше он ей нравился. И, наконец, настал тот день, когда Илзе вдруг осознала, что строчки давно умершего поэта волнуют ее больше, чем самые страстные признания немногочисленных поклонников. Она возвращалась с очередного свидания, открывала томик со стихами и наслаждалась:

— Я вас любил, любовь еще, быть может…

К моменту отъезда на практику душа Илзе находилась в смятении, более свойственном романтичным барышням XIX столетия, чем прагматичным девушкам века XXI-го, в особенности, тем, кто выбрал для себя профессию банкир.

Москва ошеломила Илзе. Она не представляла, что город может быть таким многолюдным, шумным и вульгарным. Примерно через неделю коллега Ася пригласила Илзе на вечеринку, там-то мисс Вокенаар и познакомилась с Андреем Горошко.

В том, что первый (и пока единственный) брак Андрея Горошко состоялся, виноваты два человека, — великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин и девушка Ася. А. С. довел своими стихами голландскую барышню до состояния «душа ждала… кого-нибудь», а девушка Ася рассказала Горошко про чудную голландку, старомодно романтичную и увлекающуюся Пушкиным.

На вечеринке Андрей, выждав, когда народ слегка дернет и перестанет обращать внимание на смущающуюся голландку, подсел к Илзе и, проникновенно глядя ей в глаза, произнес:

— Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты…

Илзе влюбилась сразу и сильно. Голландский папа не пришел в восторг, он не ожидал, что изучение русского языка закончится появлением русского зятя.

Несмотря на многочисленные препятствия (полагаю, что ко всем бюрократическим заморочкам приложил свою банкирскую руку папа Вокенаар в надежде, что русский жених, столкнувшись с голландской бюрократией, капитулирует сам; папа Вокенаар, прекрасно разбирающийся в финансовых тонкостях, даже не догадывался, каким мощным источником жизненной энергии является желание свалить из родной страны), брак был зарегистрирован, и Андрей Вокенаар (к большому неудовольствию тестя он взял фамилию жены) отбыл по месту жительства супруги. Перед отъездом он разослал приглашения на небольшую прощальную вечеринку. Народ откликнулся вяло, пришли Ксения, Маринка Кожевникова, Влад Бубенников (он тогда еще не был королем русского креатива, а всего лишь работал дизайнером в маленькой рекламной фирме) и я.

— Ребята, — расчувствовался после пятой рюмки Андрей, — это реальный шанс. Нельзя было его упускать. Всех жду в гости… Всех!

— А где ты там жить будешь? — поинтересовалась любопытная Маринка.

— У тестя, паразита, дом свой, — похвастался новоиспеченный муж.

— И он, в смысле, тесть паразит, горит желанием приютить в своем доме всех твоих друзей? — не поверила Маринка.

Мистер Вокенаар смутился.

— Не знаю, — честно ответил он.

— На что жить там собираешься? — задал вопрос Влад Бубенников, уже тогда сформулировавший для себя нехитрую жизненную философию — «деньги — это свобода».

— Пока на пособие, — признался Андрей, — а потом, как язык подучу, найду что-нибудь.

— Может, тесть посодействует, — добавил он после некоторой паузы, причем в голосе его явственно звучало сомнение.

Чтобы заглушить это сомнение, банкирский зять сильно напился, так что в аэропорт нам пришлось везти почти бездыханное тело, которое перед посадкой пришлось приводить в чувство сначала в мужском туалете, где Влад Бубенников просто сунул голову мистера Горошко-Вокенаара под холодную воду, а потом в кафетерии, где в слегка пришедшего в себя мистера было насильно влито пол-литра кофе.

В первые две недели мы получали от него письма каждый день, потом он стал писать реже, потом вообще пропал. Не писал и не отвечал на звонки и смс.

— Не иначе, как выбился в люди и забыл старых друзей, — резюмировал Влад Бубенников во время одной из наших традиционных «пивных» посиделок.

Сам Влад к тому моменту уже был на полпути к славе, потому сказал он это без обидок, просто констатировал факт.

По странной случайности через два дня мне позвонил Андрей и, как ни в чем ни бывало, сообщил, что он развелся, вернулся в Москву и, если я не возражаю, хотел бы встретиться.

Мы пересеклись в маленьком кафе в центре Москвы. Пожив в Голландии и став по паспорту Вокенааром, Андрей почти не изменился, разве что отпустил куцую бороденку.

— Что будешь пить? — сурово спросил он.

Я от выпивки отказалась.

— А я выпью, — с легким надрывом сказал он и заказал сразу двести пятьдесят коньяка.

Выпив примерно половину золотистого напитка, он зажевал все это ломтиком лимона. Я пила чай и терпеливо ждала.

— Эх, Ирочка, — начал свой рассказ слегка окосевший Андрюха, — правду говорят, хорошо там, где нас нет…