Серебреник. Исторический роман в трех частях

Исмаил Акаев

Это не обычный роман, скорее публицистическое повествование о любви, долге и чести. Если вы хотите узнать другую правду о чеченской войне и при этом прочувствовать всю её боль – эта книга для вас. Трагичная и трогательная история о школьном учителе… Об отце и сыне… «На глазах кровоточит рассвет. Небо трупы купает, и рыдает земля. Вижу: птицы и звери – всё горит под огнем. Как же больно – мне спину режет стон. Что мне делать?Изменить ничего невозможно…»

Грех Любви

Прелюбодеяние карается

силой запрета…

I

Прошла неделя. От ребят, как говорится, ни слуху ни духу. В томительном ожидании звонка прошло и второе воскресенье. Наконец, Юрий позвонил Галине и сообщил, что на этой неделе в субботу они придут с Ибрагимом в парк на то же место, где они встретились в первый раз. Девушка была от счастья на седьмом небе и, казалось, искала ступеньки на «восьмое». Она не стала звонить Ольге, а побежала к ней с радостной вестью. Галина позвонила в квартиру, но дверь никто не открывал. Ей не терпелось, и она вновь и вновь нажимала на кнопку звонка. Вдруг она услышала шум поднимающегося лифта и подумала, что это, возможно, Ольга возвращается домой. И она не ошиблась. Из лифта вышла Ольга с мамой. Галина, словно не замечая Веру Степановну, бросилась обнимать и целовать подругу. Ольга сразу же догадалась, в чем причина ее визита и ликования. Ее мать молча стояла, удивленно глядя на подруг. Потом, не выдержав, сказала:

— Ой, глядите у меня! Возьму ремень отца и выпорю обеих.

Несмотря на суровое выражение ее лица, девочки не переставали смеяться.

Свидание состоялось в субботу, как и условились. Ребята пришли с цветами, и подруги пришли в восторг от такого внимания. Гладко выбритые лица молодых людей, выглаженная парадная форма, до блеска начищенные ботинки и их бравая выправка все больше и больше восхищали девушек. Они мило им улыбались, как будто знали друг друга вечность. Решили посидеть в кафе. Поели мороженого, выпили бутылку шампанского. После этого погуляли в парке и, как часто бывает у людей, к которым неумолимо приближается чувство влюбленности, говорили друг с другом обо всем и ни о чем одновременно. Приятное общение продолжалось до самого вечера. Такие ни к чему не обязывающие встречи происходили еще несколько раз.

Ибрагим с Юрой, обсуждая очередное свидание, пришли к единому выводу, что прогулки вчетвером менее романтичны, чем прогулки по двое. Поэтому встретившись в очередной раз, они пошли гулять парами. Ибрагим с Ольгой решили посидеть на скамейке в тихом месте. Молодости свойственно торопиться в своих чувствах — молодым представлялись свои чувства кристально чистыми, забывая порочность в безудержности. В Ибрагиме боролись две грани: грань его воспитания и грань слепой страсти к этой милой девушке. Голос разума настойчиво звучал в голове: «Остановись, беги, уходи, одумайся, не прикасайся к ней, не греши, не открывай врата ада…». Но сила слепой плоти влекла к ней, манила, разрушая его изнутри. Чувствительная Ольга, замечала в нем странности, которые она относила к некой робости ее возлюбленного. Сама была неменьше испугана своих девичьих порывов к нему, воспитанная в строгих моральных требованиях в своей семье. Гармония плоти и разума молодых, разбивалась на волнах безумства молодости. Страсть стремительно несла их к безрассудству и неосознанным действиям…

Трудно сопротивляться магнетизму запретного плода. Дьявол-искуситель пожирал, еще неокрепшие души молодых, завлекая в свои сети, где мораль целомудрия и благонравия уступала силе безумства — посредством вкушения запретного. Поистине, сладость греха проходит, но остается наказание за него. Задушевные беседы о прошлом и настоящем, рассказы о просмотренных фильмах, прочитанных книгах не могли удовлетворить пробуждающийся любовный голод влюбленных. Их захватил вихрь желаний, который неумолимо требовал выхода наружу. Сначала робко, затем все крепче и настойчивее Ибрагим сжимал руку Ольги, потом обнял ее за плечи и притянул к себе. Она положила голову на его плечо и посмотрела ему глаза. Они звали, ласкали, в них была нежность и любовь. Губы потянулись к губам и слились в нежном поцелуе. Впервые в жизни губы Ибрагима коснулись девичьих губ, воспламеняя жаром незнакомых ощущений все его тело. Он жадно глотал ее горячее дыхание. Первый поцелуй пьянил, обжигал и сводил с ума. Она содрогалась от пылких прикосновений губ Ибрагима. Он был так нежен с ней, с этой милой, хрупкой девушкой, которая разбудила в нем неведомые доселе чувства.

Сила любви — это божественная способность понимать, чувствовать друг друга без слов. Любовь всегда озаряется светом слез, страстей, надежд, эгоизма и обид. Любовь пронизывает влюбленных от костей до мозга, от пят до кончиков волос. Влюбленные витают над бездной, отдают все и, ничего не требуя, умоляют друг друга быть, не исчезать, не оставлять, не покидать. И каждый, кто испытывал эти чувства, тонет в них, отдает свою душу, свои слезы, свое сердце. Любовь и смерть несовместимы. И только она, всепобеждающая любовь, заставляет говорить саму смерть языком любви, и только такая любовь называется человеческой. И лишь человек, одаренный божественным даром, способен на высокую любовь. С любовью ко всему сущему может относиться человек только доброй души.

Отношения Ибрагима и Ольги становились все крепче с каждым днем. Они встречались при каждом удобном случае и использовали для встреч все имеющееся у них свободное время. Несмотря на разный родной язык, разное вероисповедание и разный социальный статус, Ольга и Ибрагим безудержно любили друг друга. Занятые своими чувствами, они почти ничего не замечали вокруг себя; не замечали, что тучи вокруг них начали потихоньку сгущаться, что они становились объектом для сплетен и пересуд.

Гром разразился после того, как Ибрагим побывал у Ольги дома. Ее отец с матерью уехали в отпуск на юг, на Кавказ. Она осталась одна. Ольга не сразу смогла решиться пригласить Ибрагима к себе домой — боялась переступить черту, отличающую благородную девушку от легкомысленной женщины, хотя и безумно любила его. Но страсть взяла верх.

С утра она закупила все необходимые продукты. Приготовила хороший обед. Сервировала стол. Ее старания не остались незамеченными и неоцененными Ибрагимом. Блюда ему понравились, особенно яблочный пирог. Звучала тихая, нежная музыка. Они сидели на диване, наслаждаясь музыкой и обществом друг друга. Ибрагим потянулся к Ольге, и тут ее руки обвили его шею, а его руки сжались у нее за спиной. Их губы встретились. Ее губы, живые, теплые и такие желанные, ответили на его поцелуй. Она обвила его руками так, словно больше никогда в жизни не отпустит…

Ибрагиму казалось, что она — воск в его руках, и в ней сплетены все его желания. Изнурительная внутренняя борьба, тщетное старание сохранить душу в чистоте и силой воли подавить желание, оказались напрасными. Время уже не отсчитывало секунды, оно захлестнуло его. Оно потеряло смысл. Он ощущал ее, но не как отдельное от него существо, а как нечто единое и целое с ним. Никогда уже ему не забыть встречного порыва этих губ, всех сокровенных складок этого тела, словно изваянного скульптором.

Он познал, что значит быть мужчиной и что значит обладать любимой. Она же чувствовала себя неизмеримо счастливой и ни о чем не жалела. Впервые в жизни она испытала минуты такого полного неизмеримого счастья, которое она только что получила с ним, со своим любимым. Она готова была отдать своему Ибрагиму все, всю себя без остатка, не требуя ничего взамен и не претендуя ни на что. Такова сила любви.

Счастье — как сон, счастье — как молния. Время обладания им быстротечно. Время разлуки неотвратимо. И уже боль в глазах влюбленных. Она проводила его до дверей. Он обнял ее и сказал: «Ты самое нежное и прекрасное создание, к которому я когда-либо прикасался. Ты моя нежность».

II

В тот же день, когда родители Ольги вернулись из отпуска, сердобольные соседки рассказали матери Ольги о ее свиданиях с каким-то кавказцем. Вера Степановна, зная характер своей дочери, втайне от нее узнала о нем все. Дальнейшие расследования привели ее к выводу, что дело может зайти слишком далеко, и она решила поделиться с мужем. Отец Ольги нашел самым легким выходом из этой ситуации отправить Ибрагима подальше от Хабаровска. Заместитель командира по политической части подполковник Тарасов Николай Петрович слыл среди сослуживцев, как офицеров, так и солдат, человеком жестким, требовательным к себе и к подчиненным. Но дочерью своей дорожил больше всего, больше, чем партийным билетом, и готов был сделать все ради ее счастья и благополучия. Но иной раз слепая ревность к своим родным и близким, чрезмерная любовь к своим детям портят им всю жизнь. Тарасов лично знал Тасуева Ибрагима как лучшего из своих солдат, но даже представить себе не мог, что этот чеченец может понравиться его дочери. Его дочь, его Оленька, влюбилась в какого-то бесперспективного кавказца, у которого к тому же предки были депортированы за пособничество гитлеровской Германии. Этого он не мог допустить.

И через две недели старший сержант Тасуев Ибрагим был в приказном порядке включен в список добровольцев, готовившихся к отправке в Афганистан. Об этом Ибрагим узнал буквально за пару часов до отправки, что лишило его возможности попрощаться с Ольгой.

Поведав Юре о своей беде, Ибрагим попросил его попрощаться за него с Ольгой и передать ей, что он обязательно вернется к ней или за ней. Юра с сожалением посмотрел на него:

— Я не смогу выполнить твою просьбу, так как тоже еду с тобой. Но не переживай. Мы это поручим сержанту Сереге Крушинскому из Москвы, и он это сделает любой ценой. Так что готовь свое послание.

Ибрагим снял висевший у него на шее талисман — серебряную монету. Это был царский серебреник. Он разрубил ее пополам, и получилось два полумесяца. Первую половинку он повесил себе на шею, а на второй проделал дырочку, надел ее на тоненькую веревочку и положил в конверт с письмом, которое передал с благодарностью за услугу Сергей Крушинский. Талисман был подарен ему матерью в день отправки в армию. Она хранила его с юных лет, пронесла даже через высылку в Казахстан. Хеде, матери Ибрагима, эта монета досталась в свою очередь от ее матери. Бабушка Ибрагима, мать Хеды, не раз закладывала ее за банку молока на чужбине. Но каждый раз при первой же возможности выкупала.

Юра с Ибрагимом отбыли в Афганистан. Ольга после получения письма с талисманом долго страдала и плакала, несмотря на утешения родителей. Они ей часто повторяли, что если бы Ибрагим ее по-настоящему любил, то никогда бы не отправился добровольцем в пекло войны.

Ольга так и не узнала, что разлучили их ее мать и отец. Она надеялась и ждала его, перечитывая письмо, написанное им перед отправкой в Афганистан. Она многое не могла понять. Но верила, верила и любила. Где-то в какой-то книге она вычитала, что древние греки считали, что безумная любовь — грех перед Богами, что Боги начинают ревновать и разлучать влюбленных. Ольга была склонна винить себя в этой разлуке, так как считала, что безумно любит Ибрагима.

Со временем она стала замечать, что в ее организме начали происходить процессы, которые говорили о том, что у нее будет ребенок. Она твердо решила сохранить его. Ольга была полна решимости защитить, сберечь своего ребенка, их с Ибрагимом сына. Она была почему-то уверена, что у них непременно родится сын. Сын, которого так хотела она от Ибрагима. Как бы ни повернулась судьба в будущем, она теперь знала, для чего и кого будет жить. Непременно ее сын станет врачом или учителем, как мечтал Ибрагим — стать учителем. Она верила, что все будет хорошо. Обязательно вернется ее Ибрагим, отец ее сына. В этом она была уверена твердо.

Ольга сидела на диване и читала книгу, подаренную Ибрагимом, «Кавказские поэмы» М. Ю. Лермонтова. Она читала поэму «Измаил-Бей»:

И дики тех ущелий племена,

Им бог — свобода, их закон — война,

Они растут среди разбоев тайных,

Жестоких дел и дел необычайных

Там в колыбели песни матерей

Пугают русским именем детей;

Там поразить врага не преступленье;

Верна там дружба, но вернее мщенье;

Там за добро-добро, и кровь — за кровь,

И ненависть безмерна, как любовь.

Темны преданья их. Старик — чеченец,

Хребтов Казбека бедный уроженец,

Когда меня чрез горы провожал,

Про старину мне повесть рассказал…

Глаза Ольги наполнились слезами, и вдруг она зарыдала от обиды, от несправедливости. «Ну почему, за что меня разлучила судьба с моим милым?» — причитала она.

У Ольги была фотография Ибрагима, на которой он был запечатлен во время принятия присяги — с автоматом в руках, на фоне знамени части. Она хранила ее в книге, подаренной Ибрагимом. Не выпуская из рук фотографию и время от времени поглядывая на нее, она продолжала читать, и слезы капали на ее страницы. Особенно ей понравился один отрывок из этой поэмы, и она решила переписать его в свой дневник, в котором она изредка делала важные для себя записи:

Мой милый, смелее

Вверяйся ты року,

Молись востоку,

Будь верен пророку,

Любви будь вернее!

Всегда награжден,

Кто любит до гроба,

Ни зависть, ни злоба

Ему не закон;

Пускай его смерть и погубит;

Один не погибнет, кто любит!

Любви изменивший

Изменой кровавой

Врага не сразивши,

Погибнет без славы;

Дожди его ран не обмоют.

И звери костей не зароют!

III

Неприветливая страна Афганистан. Да и кто станет встречать-привечать тебя, если ты пришел на эту землю сеять раздор и смерть. Ибрагим вспомнил свой спор с Саидом и понял, что тот был прав. Разговоры об интернациональном долге, о помощи афганцам по их просьбе были рассчитаны на обывателя. Это стало очевидным уже через несколько дней после прибытия в Афганистан. Ковровые бомбежки городов и сел, убийство мирных жителей не имели ничего общего с пропагандируемой благородной миссией советского солдата. Средневековые города и села, жалкий быт, дикая природа — всё это было родным для афганцев и чуждым для советских воинов. Этим и объяснялось то, кажущееся невероятным на первый взгляд, почему все мирные днем афганцы ночью брали в руки оружие и шли на борьбу с врагом. Конечно, были и те, кто приветствовал и поддерживал Советскую Армию, но таких было значительно меньше.

Смутное, еще не до конца осознанное чувство неправедности творимого им, не помешало Ибрагиму показать себя настоящим солдатом. Он смело шел навстречу опасности, легко переносил все тяготы военной службы на войне. Ему, кавказцу, легче, чем другим, давались многодневные горные переходы, легче переносилась жара.

В тяжелом бою под Кандагаром отделение, которым командовал Ибрагим, отличилось. В течение шести часов, не потеряв ни одного человека, они удерживали занимаемую высоту. За мужество, проявленное в этом бою, Ибрагим был награжден орденом, а также краткосрочным отпуском на восемь дней. Это была высокая награда. Ибрагим от отпуска отказался, так как в это время был ранен его лучший армейский и боевой друг Крутов Юрий, который служил в том же батальоне, где и Ибрагим, но только в разведроте. Его взвод попал в засаду, Юрий был ранен в грудь — пуля прошла навылет через спину, задев левое легкое. Потеряв много крови, он чудом остался в живых. Боевые товарищи вынесли его из засады. После ранения Крутова Ибрагим был переведен на его место заместителем командира разведвзвода.

За тот год с лишним, что Ибрагим провел в Афганистане, произошло много всего. Была боль утраты, когда гибли боевые товарищи, была радость приобретения новых друзей, была кровь и смерть. Всего этого было более чем достаточно. Казалось, что этот ад не кончится никогда. Ибрагим писал домой письма и получал ответы. Но, ни на одно письмо, отправленное им Ольге, ответа не было, отчего он серьезно переживал. Также не было ответа и на письма, которые он отправлял в свою учебную часть своим друзьям, которые остались там. Ибрагим не понимал, что происходит. На письма Крутова к Галине также не пришло ни одного ответа. Юра в разговорах на эту тему пытался успокоить Ибрагима, объясняя ему, что замполит части Тарасов, очевидно, хорошо постарался изолировать свою дочь от нежелательного общения с чеченцем. Они решили разобраться во всем этом на «гражданке». После ранения и лечения Крутов был сразу же демобилизован по состоянию здоровья.

После небольшого ранения в бою Ибрагим получил очередную награду — медаль «За отвагу». Пролежав в госпитале месяц, он был выписан. Вскоре подошел конец срока службы, и Ибрагим был демобилизован в звании старшины. С военного аэродрома под Кабулом он летел до Москвы с офицерами, сержантами, рядовыми и ранеными. Военно-транспортный самолет летел тяжело, словно нес на себе груз смерти.

Люди на борту были мрачны, словно они оставили на чужой земле что-то главное, важное для них, может быть, частицу человеческой доброты, а может быть, и всю человечность, оставив себе только злобу и черствость. Каждый из них думал о том, как он встретится с близкими и родными, что будет рассказывать им. Они так долго ждали этого часа, чтобы покинуть чужую землю, где они сеяли только смерть и злобу. А возможно, кому-то из них, из офицеров, придется по долгу службы вернуться назад, чтобы потерять там и саму жизнь. Они летели на свою родину опустошенные, хотя им перед отправкой домой, на плацу, было сказано, что они с честью и достоинством выполнили свой интернациональный долг и что их Родина СССР никогда не останется в долгу перед своими героями, воинами, отдавшими святой долг. Тогда все они испытывали чувство гордости. Но как только их самолет взлетел в небо, и рядом с их бортом показались сопровождающие истребители-штурмовики, люди вдруг перестали смотреть друг другу в глаза. Они почти все опустили головы и о чем-то задумались. Некоторые офицеры достали из поклажи водку и закуску и пытались, шутя развеять атмосферу отчужденности, разогреть стальную холодность. Но все оставались замкнутыми.