Приключения Они

Кае де Клиари, 2020

Что делать девушке, у которой с рождения на голове растут козьи рожки? Как быть принцессе, если она на четверть коза? Коза – квартеронка? А если ей к тому же передалась мамина способность влипать в истории? Ну, конечно же, влипнуть! И не просто влипнуть, а заставить при этом вздрогнуть целые миры, а всю родню, которая включает коз, людей и драконов, побегать за собой по измерениям и от души поволноваться.//Это сиквел «Колдовского замка». Здесь читатели, которые одолели все семь частей приключений Анджелики и её друзей, встретятся с новыми персонажами. Надеюсь, они понравятся всем, кому небезынтересно читать истории с неожиданными поворотами и смешением стилей, и доставят не меньше удовольствия чем прежние, . Старые герои тоже ведь никуда не делись, и кое-кто из них появится на этих страницах. Так что, всем кому интересно – приятного чтения! Прошу помнить, что «Они» здесь, это имя собственное, с ударением на первый слог, поэтому большая «О» в имени героини выделена жирным шрифтом.

Глава 22.

Андрей левой рукой обнял девушку за плечи и притянул к себе. Красавица прижалась к нему обнажённой грудью и предано взглянула снизу вверх, почему-то напомнив маленького щенка. Другая рука юноши обнимала девушку прильнувшую справа и машинально гладила её по груди, поигрывая сосками. Ему показалось, что он услышал справа мурлыканье? Неудивительно, если это действительно так — девушка справа напоминала кошечку с умильно-хитреньким выражением мордочки.

Ещё две девушки сидели у его ног, то, касаясь, губками коленей, то щекотали и нежно гладили розовыми пальчиками икры, ступни и голени. Ещё две красотки стояли с опахалами и время от времени взмахивали ими, чтобы уменьшить зной, но не досаждать излишне резкими колебаниями воздуха.

Ещё две, обнажённые, как и все остальные, стояли по обеим сторонам трона с мечами, напоминавшими серпы, и внимательно оглядывали толпу придворных и гостей. Позади них расположились ещё четыре девушки, нагие и прекрасные, с луками в руках, но Андрей их сейчас не видел.

Когда год назад главный архитектор спросил его, какие украшения повелитель предпочитает для тронного зала и прочих покоев дворца, он ответил, что нет ничего лучше женской красоты, и чем она живее, тем прекраснее, а потому он не хочет видеть ни золотых, ни серебряных завитушек, но желает постоянно находиться среди юных девушек, чтобы наслаждаться их совершенством.

Это мудрое изречение было немедленно записано и подхвачено всеми влиятельными людьми государства. Женскую красоту тут же объявили национальным достоянием, и принялись её искать и собирать. В результате новенький царский дворец был отделан с изяществом, но очень скромно, зато вскоре наполнился красавицами всех видов и мастей. Красивая дорогая одежда и украшения были также отринуты, зато девушки открыто демонстрировали великолепие своих обнажённых тел, и это теперь считалось одной из высших добродетелей.

Вслед за прелестницами, украшавшими царский дворец, за свою красоту взялись придворные дамы, а за ними вся знать и богачи государства. Те из них, кто был молод и красив от природы, пользовались всеобщим успехом и преклонением. Все остальные по мере сил и возможностей из кожи вон лезли ради омоложения и совершенствования лица и тела, применяя самые немыслимые средства, вплоть до магии и алхимии.

Между тем, одежда с женщин начала исчезать, свелась к минимуму и даже стала считаться неприличной. Бедняжки готовы были терпеть холод и солнечные ожоги, лишь бы соответствовать требованиям красоты и приличия принятым в обществе.

Андрей уже жалел о том, что сказал тогда архитектору, он пошутил, а вышло всё, ой, как серьёзно! Ведь вслед за эстетическими изменениями пошли более глубокие, этические и даже политические.

Чему служит женская красота? Любви, конечно! Любовь немедленно была возведена в абсолют, обожествлена и канонизирована. Богиня любви местного полузабытого пантеона была признана верховным божеством, потеснив всех остальных со всеми их трезубцами и молниями. Появилось множество новых храмов, посвящённых различным видам любви, её подвижникам, проповедникам и великомученикам, которыми чаще всего являлись застигнутые мужьями любовники. Возникли новые учения, толкования и даже научные дисциплины, посвящённые любви, а так-как это требовало серьёзного осмысления, был заложен ряд НИИ, отдельных лабораторий, банков информации и даже университетов, посвящённых глубокому изучению истоков любви и всевозможных её проявлений.

Занятия любовью поощрялись и пропагандировались, как внутри семей, так и вне их. Любовь была объявлена свободной, и правилом хорошего тона стало иметь любовницу для мужа и любовника для жены, причём, открыто и без ограничений. По принципу подмены качества количеством, когда не хватает фантазии, те, кто побогаче принялись заводить себе по несколько любовниц/любовников сразу. Для тех же, кто не мог позволить себе такую роскошь, на каждом шагу открывались бордели, в которых работали, как девушки, так и юноши. Труд этот был объявлен почётным. Искусство любви начинали преподавать уже в старших классах школ, и царю Андрею пришлось вмешаться, чтобы та же участь не постигла младшие классы и детские сады.

Как естественный результат любви рождённой красотою, следующим шагом охвативших страну перемен стали дети. Прежде всего, их стало принято считать общими, даже в том случае, когда в отцовстве никто не сомневался. Впрочем, при новых порядках это условие было разумным. Затем было объявлено, что детям теперь принадлежит самое лучшее. Знать и богачи под пение и смех радостно покидали свои дворцы и селились в палатках, поставленных в полях и лугах, чтобы в освобождённых роскошных покоях устроить ясли, сады, школы, детские клубы, гимнасии и учреждения для развлечения. Детям полагалось бесплатное питание до достижения совершеннолетия. Детей защищало множество законов, среди которых едва ли не большинство были абсурдными, бессмысленными или просто странными.

Теперь родители не смели поднять на своих чад руку, даже если речь шла о спасении последних от неминуемой гибели. Учителя, в свою очередь и мысли не допускали о том, чтобы сделать замечание касательно отвратительной успеваемости или безобразного, либо идиотичного поведения своих учеников, опасаясь тяжёлых репрессий со стороны власти заботящейся о благополучии последних. За любое подобное действие провинившегося ждала суровая кара. Покушение на жизнь и здоровье, (в том числе душевное), милых деток было приравнено к государственной измене.

А что сильнее калечит неокрепшую детскую душу, как ни чрезмерно раннее приобщение к «взрослой» жизни? Ясно, что такое недопустимо, а значит, ребёнка требуется всячески оградить от пагубного воздействия.

Едва сие новое поветрие дохнуло над царством, где правил Андрей, как на уровне министерств были приняты решения о запрете показа детям того, что относилось к «разврату и порнографии». И не беда, что никто не мог наверняка сказать, что такое разврат и что представляет из себя порнография. Главное, чтобы закон «держал и не пущал»!

Прежде всего, запретили всяческое изображение обнажённой женской натуры, дабы не раздражать воображение мальчиков и не подавать плохой пример девочкам. Само собой разумеется, что вчерашних поборников красоты обязали носить сначала глухую закрытую одежду, затем издали запрет на женские брюки, (они ведь выдают страшную тайну, что у женщин имеются ноги, между которыми… Цензура! Цензура!!!), а юбки предписывалось делать длиной до самой земли, чтобы заодно наводить чистоту на тротуарах.

Следующему запрету подверглись волосы — их требовалось убирать под платок и/или чепец. Потом решили, что открытые лица, это и есть порнография. В ход пошли вуали всех мастей, которые становились всё гуще и гуще, превратились в паранджи, но и этого тоже оказалось недостаточно. Тогда на женщин надели печные заслонки, а чтобы женщины могли видеть куда идти, заслонки снабдили перископами. Руки тоже оказались под запретом, особенно изящные и красивые. Чтобы скрыть эту порнографию сперва применялись перчатки, но они тоже были признаны развратными, а потому их заменили широкими негнущимися рукавицами, напоминающими клешни, полностью скрывающими величину и форму этой части тела. Несмотря на то, что ног, скрытых юбками выполненными в форме чугунных фартуков от трамваев и скребков бульдозеров, всё равно не было видно, их тоже решили скрыть на всякий случай. (А вдруг кто-то увидит оставленные на песке, земле или где-то ещё, следы, и поймёт, что они принадлежат… Порнография! Порнография!!!) Чтобы этого не было, разработали специальную обувь для женщин — помесь лаптей и валенок, доходящих до бёдер. Теперь следы, которые оставляли дамы не могли послужить пагубному развращению детей, да и взрослых тоже.

По улицам двигались странные существа, напоминающие ожившие кучи серых тряпок, с чугунными лицами и перископами торчавшими на макушке. Они ползли медленно, с трудом переставляя ноги, а когда хотели что-то взять или просто схватиться за перила, то протягивали страшные клешни без пальцев, от которых хотелось бежать, схватившись за голову! Последним штрихом было введение для женщин преобразователей голоса, превращавших человеческие звуки в рёв простывшего трактора.

В то же самое время бордели закрылись. Тот аргумент, что никто и никогда не пускал туда детей, потонул в море возмущённых воплей о необходимости выжечь гнёзда разврата! В бывших храмах посвящённых Богине любви пели анафему любви и красоте, как источникам всех бедствий, представляющих чудовищную опасность для детей. В школах и вузах больше не преподавали искусство любви, а стали опровергать её существование вообще и распространять информацию о том, что родители извлекают детей из капустных кочанов, купленных на рынке.

Разврат был побеждён, порнография уничтожена. Правда имелись и побочные явления реформ проводимых в государстве.

Так, ещё в период прославления обнажённой красоты по стране прокатилась волна самоубийств среди женских портных и ювелиров. Но впоследствии эта беда себя изжила. Оставшиеся в живых портные азартно принялись шить для женщин дерюгу, а ювелиры освоили производство лицевых заслонок, перископов и преобразователей голоса.

Когда детей признавали общими, то некоторая часть отцов попыталась поднять восстание, но оно было подавлено силами армии и полиции с применением танков и боевых вертолётов. Мятежники были частично уничтожены, а те, кто попал в плен, осуждены, как государственные преступники и приговорены к казни, либо отправлены в лагеря на поселения без права переписки. Дети, отказавшиеся отречься от отцов, в свою очередь были признаны умственно отсталыми и заключены в соответствующие медицинские учреждения.

Пришлось позатыкать рты разным поборникам «здравого смысла», которые выступали то против культа Богини любви, то против преобразования в бордели кружков кройки и шитья или спортивных секций, то против преподавания в школах эротики, как предмета. Тюрьмы и лагеря пополнились ещё раз.

Но вскоре государственные застенки приняли новых узников. На сей раз ими были родители и учителя, провинившиеся перед детьми. Трёпка за украденные сигареты, внушение за несделанные уроки, за невымытую посуду и неприбранную комнату, отправляли родителей за решётку, где они встречались с учителями, поставившими двойку за диктант, в котором в трёх строчках текста насчитывалось до тридцати ошибок, или просто назвавших юного идиота идиотом. На этом фоне деяния самих учеников, давно уже сидевших задрав ноги на парту, оставались незамеченными.

Итак, реформы победили. Победили, несмотря на то, что женщины, закрыв за собой двери, сбрасывали ненавистные заслонки, лапти и перископы. Победили, несмотря на то, что бордели на самом деле никуда не исчезли, а просто повесили обратно таблички с надписями, говорящими о том, что здесь де спортивная секция, кружок кройки и шитья или что-то в этом роде. А чтобы их не разоблачили сразу же, они заручились поддержкой уголовников и полиции, платя дань и тем, и другим. Правда, теперь, лишившись государственного и прежде всего медицинского контроля, они действительно превратились в гнёзда разврата и рассадники болезней.

Реформы победили, несмотря на то, что любящие дети продолжали называть своих отцов — «папа», а те из них, которые родились с мозгом в голове, объективно принимали во внимание критику родителей и учителей, и продолжали учиться.

Реформы победили, и главным их результатом были тюрьмы, буквально набитые заключёнными. Туда сейчас во множестве поступали те, кто ещё тайком отправлял культ Богини любви и отказывался признавать, что детей находят в капусте. Они садились рядом со вчерашними поборниками «здравого смысла», клеймившими недавно и вышеозначенную Богиню и всё что связано с любовью и красотой. То, что сегодня политика государства полностью совпадала с их убеждениями, значения не имело, так-как закон не имел обратного действия, а на момент их осуждения расклад был таков, что карались преступления против любви. Короче — виновен или не виновен, сел, значит досиживай!

На этой почве пышным цветом расцвели органы защиты закона. Были отстроены настоящие дворцы, по которым толпами ходили люди в мундирах увешенных орденами за поимку преступных отцов или женщин не пожелавших носить на лицах заслонки. Там же можно было встретить судей, головы которых непросто было разглядеть среди складок мантий, хоть сами они частенько едва помещались под этими чёрными мешками от полноты судейского рвения.

И в каждом таком дворце была установлена статуя — женщина в глухой предписанной законом одежде, с заслонкой на лице, но без перископа, так-как от рождения она была слепая. В клешнях, заменявших этой калеке руки, были зажаты символы правосудия — крысоловка и мясорубка!

………………………………………………………………………

Царь Андрей грустил. Нормальный человек не может взирать на безумие творящееся у него на глазах. Сперва, он вмешивался на каждом шагу в нелепости, творящиеся в государстве, где он стал царём, едва попав в этот мир. Останавливал безумства, исправлял железной рукой нелепости и глупости, кого-то спасал, кого-то карал за превышение полномочий и за откровенные преступления прикрывавшиеся политическими принципами. Но затем он понял, что просто не успевает.

Подхватив его идею и ничего из нее, не поняв, но тут же вывернув всё наизнанку, люди царства-государства начали творить такое!.. При этом, его, повелителя, надёжу государя и отца народа, прославляли за мудрость, приписывая ему все «достижения», которые наворотили сами.

В конце концов, он устал исправлять всю эту глупость и заперся во дворце, где были приняты порядки начала его царствования. Здесь сбылись все его мечты, начавшиеся ещё в подростковом возрасте. Он был по уши в девушках, смотревших на него с восхищением! После долгих, (как ему казалось), лет без любви, у него её было столько, сколько он хотел, сколько мог осилить и даже ещё больше.

Но это всё было не то. Девушки были прелестны, а их чувства к нему вовсе не были исключительным раболепством наложниц по отношению к повелителю. Он был молод и силён, а ещё ласков и предупредителен с ними, не признавал ни грубости, ни насилия и никогда не требовал чего-либо унижающего или причиняющего боль. В общем, он купался в наслаждении и дарил его тем, с кем делил ложе любви, но… Но среди них не было Они!

Андрей не чувствовал себя изменником. Да, теперь у него была связь со многими девушками, но между ним и Они не было никаких взаимных обязательств, а значит, и изменять было нечему. Собственно, чувство, которое он испытывал к этой девушке с золотыми глазами и рожками на голове, только начиналось, и вовсе не факт, что у него было бы продолжение. Практика показывала, что, скорее всего Они повыпендривалась бы перед ним и исчезла бы, как это делали другие, а может быть закрутила бы с Елизаром. Андрей не единожды видел, как девушки, с негодованием фыркавшие от сальных шуточек второго пилота, в скором времени с восторгом бежали к нему и терпели любое обращение, даже когда он о них откровенно вытирал ноги.

Так что они с Они не обязаны были соблюдать друг другу верность, но всё же… Андрею крайне неприятно было думать, что Они может быть с кем-то другим. Он скучал по ней. Проводя время с какой-нибудь из своих девушек, или с несколькими сразу, он часто представлял рядом её, Они. И мечтал…

Мечтал о том, как было бы здорово, если бы она была здесь, с ним, если бы она блистала среди дворцовых красавиц, как бриллиант среди жемчуга! А если бы она потребовала быть единственной в его жизни, то он немедленно исполнил бы это её желание, ведь, несмотря на всё хорошее отношение к своим наложницам, ни одну из них он не любил…

— Ваше величество!

Подошедший сановник раболепно согнул спину, между тем, как справа и слева послышался звук натягиваемых луков. (Согласно какой-то местной традиции дворцовая стража здесь была вооружена средневековым оружием, хотя технический уровень мира в котором находилось царство, был ничуть не ниже того, откуда Андрей был родом.)

— Что вам, министр? — спросил повелитель, отпуская девушек и выпрямляясь на троне.

— Ваше величество! — повторил придворный. — К вам парламентская делегация. Прикажете принять?

— Пускай войдут! — разрешил царь Андрей, а сам вдруг почувствовал себя неловко.

Ему почему-то вдруг стало не по себе, от того что эти снобы увидят его девочек обнажёнными. Сами девчонки привыкли гордиться своей красотой, и не прятать её за фиговыми листьями. И всё же Андрею захотелось, чтобы сейчас они были одеты. Может отправить их во внутренние покои?

Но было поздно что-либо менять — парламентская делегация уже входила в тронный за, как таран, разрезая собой толпу придворных. Они подошли почему-то все одетые в чёрное, и, приблизившись к подножию трона, остановились. Лица суровые, решительные, видимо случилось что-то серьёзное.

— Ваше величество! — начал глава делегации, сухой длинный старик с неулыбчивым постным лицом. — От имени парламента и народа мы имеем честь объявить вам, что ваша власть низложена, а сами вы будете арестованы и преданы суду, как источник разврата, подрывающий основы общественной морали и самой государственности.

Вот так! А ведь это они год назад слёзно просили его принять власть и утверждали, что любые решения «Его величества» будут считаться священными. В верности клялись… Ещё бы им тогда было не клясться! Страну раздирала гражданская война, тиран, сидевший вот на этом самом троне, принимал замечательные решения, вроде уничтожения части «лишних ртов» среди населения или разорения собственных земель на пути наступления неприятеля, чтобы сделать эти земли непривлекательными для завоевания.

Когда Андрей переместился в этот мир, то нечаянно застал тирана на охоте. Тот воспринял фигуру, закутанную в странный плащ, как убийцу, покушающегося на его особу, и отдал приказ охране стрелять. Андрей, не остывший ещё после боёв с фашистами, ответил очередью из трофейного автомата, и царский трон оказался свободен. Почему парламент и Двор пригласили занять этот трон именно его — убийцу предыдущего государя, он так и не смог понять ни тогда, ни после.

Сейчас он мог отдать приказ, и девочки перестреляли бы этих парламентариев, как куропаток. Но он встал, приказал своей охране и наложницам удалиться, после чего, не говоря парламентской делегации ни слова, повернулся к ним спиной и шагнул прочь из мира, в котором только что царствовал…