Кай. История любви

Кай Амов

По радио передают штормовое предупреждение и ледяной дождь.Наверное, вечером все деревья, провода, заборы покроются льдом. Все покроется льдом! Если так, то я обязательно прогуляюсь перед сном и почувствую себя Каем в плену Снежной Королевы…С потолка свисали огромные глыбы льда, похожие на айсберги. Нет, это был не потолок, это было небо, а может быть, предел вселенной. Лед был повсюду, почти зеркальный, идеально гладкий. И он был живой. Все вокруг было живым. Миллиарды глаз.

© Кай Амов, 2019

ISBN 978-5-4496-1742-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Всегда завожу будильник на семь.

Иногда я мечтал проснуться совершенно другим…

Человеком.

Шел ноябрь осени две тысячи двенадцатого года. Все ждали конца света в декабре. Я тоже начал ждать, после того как японская принцесса Kaoru Nakamara заявила CNN о своем тесном общении с лидерами высокоразвитой цивилизации, обитающей в недрах нашей планеты. От них ей стало известно, что календарь индейцев Майя отнюдь не случайно заканчивается двадцать первого декабря. «Сейчас самое время подумать о душе», — ляпнула она, и я поверил ей. Глупо, не правда ли?!

Я люблю осень, когда легкий мороз схватывает землю, и мертвая трава хрустит под ногами как снег; когда можно скрыться под теплой шапкой в холодной электричке или держать сигарету в перчатках. Или пить горячий кофе, одному, из окна своей квартиры глядя на бесконечные фуры, рычащие у железнодорожного переезда.

Третьего ноября я проснулся совершенно разбитым, накануне я изрядно хапанул. Кто придумал эти коктейли? Эти чертовы дешевые коктейли! Медленно сажусь на кровати. Моя голова кажется мне пустой и тяжелой.

Я включил чайник, и вышел в подъезд выкурить сигарету, мои любимые Честер. Кто-то хочет бросить курить, лично я нет. «Опять куришь в подъезде, сколько раз я тебе говорила, весь твой дым в моей квартире» — накричала соседка. Я извинился в который раз. Почти уверен, ее будильник разрывает глотку в унисон с моим, чтобы эта несчастливая женщина могла подпитать энергией моей молодости свое дышащее на ладан пристанище для души. Она не честно получает удовольствие каждое утро, всегда хотел положить конец этому.

Я сел напротив зеркала в чем мать родила, чтобы натянуть носки. Ни у кого нет столько боксеров, сколько есть у меня. Наверное их целая тысяча, а может и две. Такое дрянное хобби, видите ли. В то утро я искал те, к которых возбуждаюсь, сказывалось полнолуние. Перерыл два мешка, но они словно сквозь землю провалились. Напялил черные, это моя стихия. Зеркало… Не то что бы я нарцисс или педик, нет, ни капельки, но иногда мне нравится мое тело, оно стройное и жилистое. И лицо тоже нравится, широкие скулы в особенности. Я трогал кожу, будто втираю в нее крем для загара, она была такой же гладкой как казалась. И бледной, будто мне остались считанные секунды. Мама говорит это потому что много пью. А какая ей теперь разница, после всего что было. Ничего, кроме ничего не было. Глаза..синие, почти как круги под ними. Жутко смотреть самому себе в глаза, кто-нибудь со мной согласится? Ощущение что там в отражении кто-то… кого ты меньше всего хотел бы увидеть, и он всегда молчит, словно ему язык отрезали. Оно то может и лучше, и все таки уж лучше бы он кричал, так по крайней мере я бы владел ситуацией. Боюсь своего взгляда. Боюсь что это не я.

Когда мне было девять, мать перевела меня из начальной школы в общеобразовательную. Так я попал в четвертый класс. Одноклассники невзлюбили меня, и здесь мне повезло. Знаете, бывает так, не нравится человек и все, просто за то что он вот такое дерьмо существует. Мне здорово доставалось. У доски я не мог выдавить из себя ни слова. Все надо мной смеялись. Кроме нее… Почему она тоже не смеялась, до сих пор не могу понять этого. В школе я еще как-то был защищен учителями, а вот звонок с уроков мне снился в кошмарах. Я знал что у выхода меня встретят и проводят, до самого дома, и ни одна тварь в наших задрищенских выселках в округе не замолвит за меня ни слова. Мне просто оставалось надеяться что все закончится быстро, но чаще всего отморозки растягивали удовольствие, а мне хотелось плакать, хотя плаксой я отродясь не был. Что за хрень, черт возьми. Разве я мог себе позволить плакать? Каюсь, еще как мог. Плакал я дома, а вместо утешения получал по шее от отчима. В пятый класс я не пошел, только не спрашивайте почему, ладно!?«Твое дело, мне некогда с тобой возиться» — прокомментировала моя мама. Мама..Так вот, ненавижу когда страшно.

Жил я в маленьком поселке городского типа в одно-подъездном доме на четыре квартиры. Этому дому больше чем моей прабабушке. В сорок третьем немцы завели в него русских и сожгли заживо. Наверное действительно нельзя жить в подобных местах. На самом деле, никто из жильцов этого так и не обрел ничего кроме проблем. Моими соседями были богом забытые старики и пьяницы. Впрочем, и меня все считали пьяницей… А я никогда не скрывал что люблю выпить, и не стеснялся этого. Хотя, пожалуй, я выглядел лучше тех, кто не курил и не пил. Намного лучше.

Жил я один, так уж вышло. Я знал, нужно было начать жизнь с чистого листа, чтобы хотя бы попытаться забыть ее. И я нашел этот лист в свежем выпуске журнала «Работа и зарплата». Все просто, позвонил, записался на собеседование.

Я не чувствовал тела почти сутки. Что может быть страшнее перемен, когда ничего кроме этого у тебя нет, и ты не видишь смысла даже в последней единственной возможности выжить. Новая должность с хорошей зарплатой. Тридцать тысяч! Для меня это огромные деньги. график что надо, два дня работы, два выходных от отпуска до отпуска, с возможностью подработок при необходимости. Почти девять лет я подметал территорию продуктового рынка ежемесячно получая чуть больше прожиточного минимума. И меня это устраивало, да, до поры до времени, кроме тупых взглядов, нужно отметить, говорящих что я ничтожество.

Конец ознакомительного фрагмента.