Разгадка

Калья Рид, 2014

Полгода назад я была счастлива. Обычная девушка с обычной судьбой, Наоми Кэррадайн. Что-то важное случилось после. Месяц назад я оказалась в психбольнице. Вчера ко мне приходил Лахлан. Он поцеловал меня и сказал, что я теряю рассудок. А несколько часов спустя я вспомнила о Максе. Его голос звучал в моей голове, он повторял, что я вовсе не сумасшедшая и мне нужна помощь. Пару минут назад я решила сбежать из реальности – лишь бы разгадать, что со мной случилось в прошлом. Я не больна. Я знаю, что мои смутные воспоминания – правда. И я знаю, как их вернуть. Скажи, любовь моя… ты мне веришь?

8. Личность

Десять лет назад

Сегодня мой отец ругался из-за фейерверка.

Когда мы ужинали, он стукнул рукой по столу и рявкнул:

— Этот чертов мальчишка Холстед пускал ракеты, бенгальские огни, фейерверки, и бог знает что еще, до четырех утра! Эх, зря я не вызвал полицию!

Эти огни были прекрасны. Но я бы никогда не сказала это вслух. Я целый час тихо сидела и смотрела, как мой отец кипятится, и лишь потом набралась смелости и попросила разрешения выйти из-за стола.

Я пошла в свою комнату, выключила свет и уставилась в окно. Я пыталась лучше рассмотреть дом наших соседей. Которых по идее должна была ненавидеть.

Холстеды переехали в дом по соседству четыре года назад. И в течение последних четырех лет мой отец разглагольствовал о них при первом удобном случае.

— Чертова семейка эти Холстеды. А ведь я мог купить землю, на которой стоит их дом…

И так далее в том же духе. Это всегда начиналось как ворчание, но с каждой минутой голос отца становился все громче, все сильнее. Глаза метали громы и молнии.

Я пугалась, не понимая его ненависти. Лично мне соседи казались нормальными. Я лишь раз видела мистера Холстеда, и то, спрятавшись за няню, когда та разговаривала с ним и их садовником. Мистер Холстед был крупный мужчина, ростом едва ли не до неба. Он носил шляпу, которая закрывала его голову, но я видела его глаза.

Они были добрыми. Он улыбнулся мне. Сказал, что я могу называть его Джереми. Я слишком нервничала, чтобы ответить.

Тогда же я впервые увидела Лахлана. Прямо за отцовской спиной он играл с друзьями в домике на дереве. Они дурачились. Лазили по ветвям, качались на них. Я со смесью зависти и страха наблюдала за тем, как Лахлан идет по крепкому суку.

Я знала, что должна следовать правилам. Знала, что не должна любить Холстедов, потому что их не любил мой отец. Но у меня это плохо получалось.

В прошлом году, четвертого июля, Холстеды устроили фейерверк. Его треск разбудил меня. Напугал. Но когда я подбежала к окну и увидела красивые краски и яркие огни, я не смогла стереть с лица улыбку. Хотя наши дома разделяло большое поле, клянусь, я слышала веселые крики, доносившиеся из дома соседей.

На следующий день я рассказала маме, что видела фейерверк. Она кивнула мне и перевернула страницу журнала.

— Я рада, Наоми.

— Вот если бы мой день рожденья был четвертого июля, — вздохнула я. — Тогда этот фейерверк был бы и для меня. Это был бы День Наоми. Национальный праздник.

Моя честность удостоилась ее косого взгляда. Мать поджала накрашенные губы.

— Не говори глупостей. Твой день рожденья — это твой день рожденья.

Я поняла: она была права. Мой день рождения 19 июля.

Никакой не национальный праздник. Не День Наоми.

Просто мой день рождения. Мой девятый день рождения обошелся без фейерверков.

Но десять лет — это уже что-то! Вместо подарков и праздничного торта со свечами единственное, чего мне хотелось, — это ярких огоньков в темном небе. Хотелось увидеть, как они озаряют его, как все вокруг становится ярким и сверкающим. Хотелось услышать больше веселых криков, сделать вид, будто все они предназначаются мне.

Сегодня вечером мне хотелось быть такой же яркой и шумной, как те фейерверки. Быть живой. Сделать что-то такое, о чем я думала последние несколько месяцев.

Конец ознакомительного фрагмента.