Глава 2
Одиннадцатый милостью всех Богов Диктатор Ах-Айора, Солнце Нации, Железный Всепобеждающий Полководец, Маршал Могучей Республики, Залог Освобождения Человечества, Блистательнейший Владыка, Прозревающий Пути Грядущего, и прочая, и прочая, изволил предаваться хандре. Он возлежал на подушках, полуприкрыв глаза и сцепив вялые пальцы на обнаженном животе. Над головой диктатора заливались соловьи. Декоративные пальмы раскидывали листья, укрывая от солнца. Где-то рядом журчал ручей, нить которого протянулась по поющим камням Эйго. А в огромной чаше декоративного пруда плавали рыбы.
Молча.
И за это диктатор был им премного благодарен, ибо возлюбленные одару, которым ныне было дозволено находиться подле, щебетали, напрочь заглушая и соловьев, и поющие камни, и друг друга.
— Да кому это интересно! — воскликнула благоухающая драгоценными маслами Заххара. И потянулась, прижалась к боку пышной грудью.
— Всем интересно, — слегка растягивая гласные, пропела смуглокожая Эрра. — Данечка, ты же слушаешь?
— Конечно, — солгал диктатор, не дав себе труда пошевелиться.
— Да вы его уморите своей болтовней, — одару Некко отличал воистину чудовищный рост, могучее телосложение и тихий, незлобивый нрав, который Данияр Седьмой ценил едва ли не больше, чем все прочие, тоже весьма впечатляющие достоинства. — Не видите, он отдохнуть прилег. А какой отдых, когда вы не замолкаете.
— И вправду, какой отдых… — пальчики Эрры скользнули по его груди.
А с другой стороны навстречу им потянулись теплые руки Заххары, и Данияр Седьмой вздохнул. Мысленно. Желания совершать очередной подвиг на шелковых простынях не было никакого.
Но попробуй не соверши.
Мигом слухи поползут по гарему. И главное, обидятся же. Потом поди-ка докажи, что настроения не было, что хандра и вообще жизнь кажется напрочь смысла лишенной, а не новая наложница тому виной. И плевать, что новых наложниц в гарем уже с полгода не брали. Со старыми бы разобраться…
И с бюджетом.
Залия потребовала опаловый гарнитур, а стало быть, придется и остальным что-то выделить. У Мухры опять кожа темнеет, и нужны белые глины с Иххар. А кроткая Мико, потупив глаза и заикаясь от страха, умоляет выделить ее отцу угодья по левую сторону Ниррхи. Дядюшке Ойеры, которую он принял, слабости поддавшись, нужна лицензия на поставку зеленых вин…
А ведь есть еще и другие.
— Что такое? — поинтересовалась Заххара, и в медовом голосе ее проскользнули нотки недовольства.
— Ничего, дорогая, — Данияр Седьмой приник к губам, от которых пахло розой и сандалом, и постарался проявить должную страсть.
Сад наполнился звуками, на которые поющие камни отзывались возмущенным дребезжанием. И на некоторое время хандра отступила.
Правда, на недолгое.
Чуть позже, уже не в саду, но на Совете, возлежа на подушках и разглядывая премудрых старцев, которые давно уже не были премудрыми, да и до старцев, говоря по правде, слегка не дотягивали, Данияр Седьмой слушал, как герольд зачитывает полное его титулование, и думал, до чего же все это надоело.
Гарем.
Совет.
Жизнь эта вялая. Вот отец его подавил два восстания и завоевал племена халдаев. Правда, непонятно зачем, ибо были они дики и бестолковы, а земли, ими заселенные, представляли собой голые камни. Там даже лишайник рос нехотя. Теперь приходилось ежемесячно отчислять полмиллиона кредитов на поддержку голодающих, помощь сиротам и сохранение культурного наследия.
Дед… тот южных ахейцев с большего вырезал, а оставшиеся переселились в центральные области, чтобы спустя годы заявлять о бесчинствах прошлого и требовать компенсаций. И попробуй откажи, мигом полетит по сети вой угнетенных. И ладно бы летел, пусть себе бы выли, но следом взвоют дипломаты.
Комиссии сунутся, выясняя, кто кого и когда угнетал…
Может, и вправду казнить? Хоть кого-нибудь — в поддержание славы предков. Мысль показалась вдруг живой и вполне здравой. Но Данияр вынужден был отказаться: не поймут. Современный мир требовал иной, политически открытой диктатуры, дружелюбной и понятной обывателю.
Так ему сказали.
Он поманил главу службы безопасности и поинтересовался:
— Что у нас там?..
— Где? — Миршар был человеком крепким, внушительным. Всем видом своим он демонстрировал, что власть прочна, а покой и здоровье великого диктатора находятся в надежных руках.
Это тоже утомляло.
— Везде, — со вздохом Данияр приподнялся с подушек. Подумалось, что давненько он не заглядывал на тренировочную площадку. И мышцы ослабли. И даже, стыдно сказать, наметилось мягкое брюшко.
— Мир и покой! — радостно отрапортовал Миршар. И поддержания образа ради ударил латным кулаком по груди. Грудь была благоразумно прикрыта доспехом, а потому звук вышел громким, заставив диктатора поморщиться.
— Везде мир и покой?
— Так точно!
— А заговоры? — Данияр брюшко погладил, было оно пока небольшим, весьма уютным с виду. И наложницам нравилось.
— Никак нет!
— Совсем нет?
Золоченые рога шлема Миршара переливались на солнце. Грозно топорщились шипы на наплечниках. И чеканный пустынный змей на кирасе застыл с раззявленной пастью, то ли грозясь кому, то ли просто зевая.
— Надо? — осторожно поинтересовался Миршар. — Организуем…
Правда, сказано это было без особой уверенности. И Данияр махнул рукой. Организовать — это не то, совсем не то… да еще и попробуй найди нормального организатора, чтобы не совсем идиот, но без инициативы. Все больше как-то наоборот попадаются, без мозгов, зато с инициативой.
Он указал на белую кошму и велел:
— Садись. Тоскливо мне, друг мой.
Миршар испустил тяжкий вздох. На кошму он присаживался осторожно, ибо традиционный доспех столь же традиционно и весил изрядно.
— Шлем хоть сними, — попросил диктатор.
— Сам знаешь, не положено… — Миршар принял фарфоровую чашку, которую поднес к лицу. Вытянув губы трубочкой, подул.
Попытался зачерпнуть горсть засахаренных орешков, но пиала треснула.
— Извини.
— Да ничего… Тоска.
— Понимаю.
— И бунтовать никого не тянет?
— Степняки и те попритихли. Растят верблюдов и медуз, продают, да и туристы опять же… Знают, что если бунт, турист не пойдет, — Миршар осторожно сделал глоток.
— А в городах?
— То же самое… вон в Исхалле новую гостиницу открыли. Набияр зовет на источники, двести миллионов в год принять готов, и очередь уже расписана…
— Может, хоть храмы…
— Молчат, — виновато развел руками Миршар. — После того, как ваш батюшка изволил вырезать весь клан Кровавой Луны, объявив себя потомком и единственным жрецом Богини…
Он замолчал, позволяя додумать остальное.
Стало тихо.
Благолепно.
Тошно.
И в последней надежде на чудо Данияр шепотом спросил:
— А братья мои?
— Даршар изволит путешествовать. Отправился на окраинные миры нести свет цивилизации. Фархар медициной занялся. Весьма вам благодарен, что приняли трон. Хороший врач, говорят, один из лучших в нашем рукаве.
Вот так… а ведь и у Данияра задатки имелись.
— Учхарр торговые дела ведет, но вы сами знаете.
Данияр знал.
Братец почти не вылезал из центральных миров, умудрившись и жениться по тамошнему нелепому обычаю, закрыв себе путь и к трону, и к нормальной жизни. Впрочем, торговое сальдо год от года становилось все более и более положительным, а брат — довольным. И, глядя на ухмыляющуюся его рожу, Данияр ощущал себя обманутым.
Он не виноват, что родился старшим.
И что матушка его, ревниво оберегая статус первой одару, не допускала и мысли, что сын не примет отцовский меч… Принял.
Порадовал.
А теперь-то что?
— И народ тоже? — Данияр откинулся на подушки.
Сегодня же он отправится на тренировочную площадку. Вечером. Или, на крайний случай, завтра утром… может, к обеду лучше? Или все-таки вечером? Вечером всяко прохладней. Или поединки устроить? Велеть, чтоб поставили лавки, наложницам понравится, они давно зрелищ требуют, пусть посмотрят, как Данияр всех побеждает.
И сразу стало тоскливо.
А ведь и вправду победит, ибо иначе невозможно. И отец его оттого перестал брать меч в руки, что не с кем его скрестить было. И сам Данияр…
— Народ счастливо ропщет под вашей стопой, — заявил Миршар, у которого вышло-таки справиться с чаем.
— Сам-то понял, что сказал?
— Правду. У нас ведь диктатура, — Миршар попытался прилечь, опираясь на локоть, но шипы пробили кошму, а следом и толстые перины. — Для поддержания имиджа народ обязан роптать. А уж как он там ропщет — это уже детали.
— Вот и что мне делать? — Данияр давно не чувствовал себя таким несчастным. — Может… соседей завоевать?
— Каких?
Оно и вправду. Мирок этот, предкам его казавшийся огромным, ныне всецело пребывал во власти Данияра. И это несказанно злило.
— Не знаю! Кадорра? До них всего-то два цикла по струне…
— Не-а, — Миршар покачал головой. — Своих звездолетов нет, а на переброску понадобится не одна сотня. Строить дорого. Брать в лизинг тоже прилично выйдет… на свой бюджет не потянем даже с нынешним профицитом. А кредиты на захватнические войны дают неохотно. Противоречит принципам содружества.
Он замолчал, позволяя Властителю дум и Сотрясателю неба смириться с мыслью, что сотрясать придется исключительно местное небо.
Вернув пустую чашку на блюдце, Миршар очень осторожно сказал:
— Ты бы это… к брату наведался, что ли? Он давно звал. Да и по центральным мирам прогулялся бы…
— Я бы и прогулялся, — Данияр скривился и сел, покосившись на человека, который был подле него с детства и давно уже доказал свою верность хотя бы тем, что искренне разделял тоску по иным, прошлым временам, когда и диктатура была кровавей, и народ неблагодарней. — Да только сам знаешь, второй год согласовать визит не могут… протоколы у них не сходятся. И финансирования не хватает.
— Так… — железные пальцы скребанули по железному же боку. — А ты не через протоколы. Ты инкогнито. Возьми с собой одару, имя другое…
Данияр подался вперед.
— Тут через пару недель «Принцесса Аула» прибывает. Приличный лайнер. У меня брат в прошлом году на круиз ходил. Очень ему понравилось. Потом они идут на Звенящие гейзеры Эххы, к водным полям Миртари…
Прикрыв глаза Данияр понял, что он почти счастлив.
— Заповедники Огры, где разводят драконов… там много чего. Если хочешь, скину программу.
— Скинь, — губы диктатора расплылись в улыбке.
Он наконец-то выберется из дворца.
Из золотого, мать его, дворца, признанного культурным наследием и восемнадцатым чудом света. И разве это не чудо?
— Бестолочь ты, — почти любя сказал Миршар. — Мог бы и сам подумать.
— Мог бы, — Данияр осторожно похлопал друга по колючему предплечью. — А давай я указ издам? Чтоб тебе эти железяки не таскать?
Сейчас ему неистово хотелось творить добро. Но Миршар покачал головой:
— Не стоит. Гвардия должна устрашать, а то туристы не поймут…