Испокон веков

Карина Мингалёва

Каждое произведение здесь – это небольшая история. И каждая история – это маленькая крупица огромного мира. В этом мире всё старинное, интересное и загадочное.Истории, где через маленькую замочную скважину можно увидеть огромные тайны.Эти стихи – для мечтателей, открывателей, любителей послушать древние сказки и легенды у костра.

Испокон веков

Осень

Кукушка кричала вслед да каркали вороны

За плечами прожитых дней на все стороны.

Распустила из листьев свои же локоны

В пламени осень…

Заметается ветер, покружит да влюбится

В ту, из-за которой листья жёлтые кружатся;

В ту, что зимой леденеет и просто рушится

Среди сосен…

Напророчила солнце

Напророчила как-то солнце цветом неспелой вишни.

Она знает, что в этой жизни никто не бывает лишним.

Июль смеётся над ней, целуя порывами ветра,

И бежит от неё, крича: «Эй, догоняй меня, ведьма».

А ей неинтересен Июль своими глупыми прятками —

Манит травами лес, напитанный старыми сказками.

В сердце вонзился еловой иглой. Безумно колется,

Будто на травах плясала с бубенцами и кольцами.

И если брать силы от леса, то только ведь смолоду.

В старости лишь настойки да украшенья из олова.

Уже знает цену своим словам — на ошибках учится,

Где любая фраза пророчеством в один миг озвучится.

Её винят в том, что на княжий двор наводит горе-беду.

Её кличут дикой, но коль что случилось, так к ней идут.

Клод Моне. Прогулка. Дама с зонтиком. 1875

Медведица

«У тебя ли мне просить совета, милая?

Ночь, что бледнее снега да прозрачней инея,

Знать бы, что мне вороны те в спину каркали,

Унося венок мой с рук его в это зарево».

За воротами зелень простиралась змеями,

Бубенцы, звеня, упали на землю звёздами.

Тяжкой поступью к ней навстречу медведица

Прямо к нашей заросшей травой околице.

А дышать труднее, аки камни кладут на грудь,

Когда смотришь прямо в глаза, а в глазах тех — грусть.

И молвила Ночь рёвом медведицы, не тая:

«Ты не бойся, родная, но он не твоя судьба».

Там, где корчится береста, не цветут сады,

Не растёт трава в душе и не растут цветы.

«Ты, как дар, мои слова к сердцу своему прими.

Горечь твоя пройдёт, как только прилетят грачи».

Слёзы ветер уносит с щёк, и те оседают росой.

«Ночь, хочешь сказать, что счастье моё будет весной?»

Медведицей поклонилась Ночь, оставив шалфей:

«Приложи его к сердцу, и будет не так больней».

Вмиг на пути медведица, и сейчас тут так глупо вспомнилось,

Что в избе, коль не прибрано, не видать никому пророчество.

Орлица

Я гадала на каплях солнца, чтоб он помучился,

Если в ближайшую седмицу со мной не обручится.

Я брала, как бабка учила, чабрец и лютики:

Зов мой станет слаще в разы для него любой музыки.

Я носила только на шее своей жемчужины.

Сделаю так, чтобы был он лишь мне верным суженым.

Ветер играет с листвой, манит нашими гуслями,

Шепчет мне: «Милая, ты не играй с его чувствами».

Травник прошёл, а он смотрит всё на меня искоса,

Лишний шаг в мою сторону не сделает за изгородь.

Душа бьётся, комом слёзы к горлу подкатывают.

Привороты на него не действуют, не срабатывают.

А он опять собирается в лес, поохотиться,

Но сердце моё в его сетях давно уже водится.

Липовый мёд, цветки розмарина, другие травы,

Чтоб душу ро́дную исцелить — нет такого отвара.

Жемчужины с шеи вмиг на пол осыпались перьями

И выросли крылья дивными, быстрыми, крепкими,

Лучше брони, не пробить ни мечами, ни стрелами.

Обернулась орлицей, взмыла в небо над избами.

И верным другом стала ему в жизни, вечным спутником,

Охраняла его путь через войны и сумерки,

Гадала на каплях солнца, чтоб враги его мучились.

Была для них его ручным и крылатым чудищем.

Прослужила ему до конца его жизни, став мудрей.

Защищала его детей, а когда те взрослели — и их детей.

Ламия

Ты под рёбра залезь, только боль мне не причини.

Смерти неважно, кому голову с плеч сносить.

Она чертит круг на моей руке и говорит:

«Рыцарь мой, это нас сохранит».

И вдруг вспоминаю, что это сезон охоты,

Как мы гнались за ней, будто за звонкой славой.

Я хватаю ведьму за эти чёртовы косы,

Пока не напоила отравой.

С укором смотрят глаза, разрывая на части.

Слышу, что Псы Короля всё ближе и ближе:

«Рыцарь мой, если я умру в их проклятой пасти,

То лишь с тобой и в одной могиле».

Здесь брезжит рассвет, он тянет руки к моим плечам.

Она давит в вену мою, а саму знобит:

«Я твоя госпожа — одновременно твой палач.

Ты меня обязательно защити».

Ламия пускает мне кровь и силу мою жрёт.

Не шелохнуться, но упрямо гляжу на меч,

Чуть слышно эхо мои мысли ей передаёт:

«Вот бы голову твари отсечь».

Ты под рёбра залезь, только их мне не раздроби,

Прорастая цветком прямо из моей груди.

Она смотрит томно, покуда мелькают огни:

«Рыцарь мой, сдохни, но сохрани».

Насквозь

Солнечный луч протыкает насквозь,

Словно само копьё.

Нечем дышать, бой окончен в мороз.

Жив я или же мёртв?

Нужно вставать, но вино до краёв,

Или же это вина?

Нельзя оставаться среди снегов:

Может начаться буран.

Боль так сильна, но шагаю я сам.

Нужно помочь другим.

Иду по своим и чужим следам:

Эти следы в крови.

Мне застилает глаза пеленой

Нежная дымка сна.

Шепчу, как молитву, что я живой…

А живой ли? — решит весна.

Карел де Фогелар. Гвоздики в урне

Охотники короля

Началась охота. Они напали на прозрачный след.

Стрелы врываются в пустоту, и читает стихи поэт.

А бубны стучат о камни, создавая скрипучий звук.

У охотников золото в сундуках, а ещё сотни слуг.

В эту самую тёмную ночь станут жечь все костры.

Станешь бежать по полям, знай: за полями только обрыв.

Ну же, милая девушка, прыгни через жаркий огонь,

Возьми да протяни же охотнику своему ладонь.

А червонное золото нынче сейчас на зуб.

Пастор читает приговор, совершая над всеми суд.

У охотников тех чернее, чем сама ночь, глаза,

На огромных щитах их острый меч обвивает лоза.

Они открыли охоту, а значит, к утру будет пир.

Слуга, открывая бутыль, предлагает кому-то: «Сир?»

Охотники и гончие Короля — одно и то же лицо.

Если постучались в дверь, считайте, не повезло.

Началась охота. Они напали на прозрачный след.

Стрелы врываются в пустоту, и читает стихи поэт.

Так заведено на земле у них уж испокон веков, —

Конец ознакомительного фрагмента.