Приключения Пиноккио. История деревянной куклы

Карло Коллоди

Новый адаптированный перевод Алексея Козлова знаменитого сатирического романа-памфлета Карло Коллоди (Карло Лоренцини) «Приключения Пиноккио. История Деревянной Куклы» (1880). Книга, по праву ставшая любимым детским чтением, на деле представляет из себя сплав политических, художественных, театральных, эзотерических, моральных представлений своей эпохи и одновременно является продолжением традиций античного плутовского романа.

V

Пиноккио голоден и ищет яйцо, чтобы сделать себе омлет, но в самый прекрасный момент омлет убегает в окно.

Тем временем наступила ночь, и Пиноккио, вспомнив, что ничего не ел, почувствовал унылое не то бурчание, не то бормотание в животе, очень напоминавшее аппетит.

Но аппетит у мальчишек разгорается жутко скоро, и через несколько минут аппетит Пиноккио превратился в голод, а голод, за секунду стал волчьей алчбой, и такой, что хоть режь его ножом, а он должен быть удовлетворён.

Бедный Пиноккио, схватившись за живот, сразу же помчался к очагу, где кипел горшок, и стал снимать с горшка крышку, чтобы увидеть, что внутри, но горшок, как мы уже знаем, был просто нарисован на стене. Представьте себе, как он лоханулся. Его нос, который был уже и так ужас каким длинным, стал ещё длиннее, по крайней мере, на целых четыре пальца.

Затем он побежал по комнате и стал рыться во всех ящиках и во всех складских помещениях в поисках хлеба, может быть, удасться найти булку, калач, кусок сухого хлеба, кростерелло, кости, оставшейся от трапезы собаки, поленты муффиты, рыбные кости на кухне, вишневую косточку, короче говоря, всё, что угодно из того, что можно жевать, но он так и ничего не нашёл, совсем ничего, ничего-ничего.

И между тем голод рос, и он всегда расттёт, когда рыщешь вокруг, чем перекусить, и бедный Пиноккио не нашёл никакого избавления от него, кроме как зевать и зевать так долго, что иногда рот у него доходил до ушей. Зевнув, он плюнул, и почувствовал, что живот у него втянут, так что смотреть страшно.

Тогда, плача и отчаявшись, он говорит:

— Говорящий сверчок был прав! С моей стороны как некрасиво было огорчить моего деда и сбежать из дома… Если бы мой Святой Отец был дома сейчас, я бы тут не подыхал от зевоты! О! какая ужасная болезнь — эта голодуха!

Тут он увидел в мусорной куче что-то круглое и белое, похожее на куриное яйцо. Один прыжок и бросок на него — одно очко! Это было действительно яйцо.

Радость марионетки невозможно описать: мне надо научиться изображать такое. Не веря своим глазам и полагая, что это сон, он вращал это яйцо в руках, касался его руками нежно, целовал и ласкал.

— А теперь как мне его испечь? Я хочу сделать омлет?… Но как? Нет, лучше испечь его на тарелке!… Или оно было бы более ароматным, если бы я обжарил его на сковороде? А может, сделать его всмятку? А что, если я приготовлю его с выпивоном? Нет, самое худшее-приготовить его на тарелке или в кастрюле! Я слишком хочу его сожрать!

Сказав это, он поставила кастрюлю на котел, полный горящих углей, плеснув в кастрюлю вместо масла немного воды: и когда вода начала закипать бац!… он разбил скорлупу и опрокинул яйцо на сковородку.

Но вместо белка и желтка из яйца выбежал веселый, пушистый, вежливый до омерзения и донельзя разговорчивый цыпленок, который, делая красивый реверанс, сказал:

— Большое спасибо, господин Пиноккио, что вы помогли мне выбраться из сего яйца и избавили меня от необходимости самому ломать оболочку! До свидания, будьте здоровы, тьма поцелуйчиков, чмоки-чмоки, и много приветствий вашему дому, чадам и домочадцам! Привет семье, короче!

Сказав это, он расправил крылья и, просунувшись окно, которое было открыто, улетел, оставив Пиноккио одного, а Пиноккио, как истукан, стоял у окна, провожая его взглядом, пока глаза могли его видеть. Бедная марионетка стояла там, как зачарованная, с вытаращенными глазами, с открытым ртом и с яичной скорлупой в руке. От такого удара судьбы Пиноккио стал плакать, визжать, стучать ногами по земле от отчаяния и, плача, говорил: — Чёрт возьми, а ведь говорящий Сверчок был абсолютно прав! Если бы я не сбежал из дома и если бы мой Святой Папаша был здесь, я бы сейчас не голодал. Эх! Какая ужасная напасть — голод!…

И поскольку он не мог угомонить страшные страдания своего деревянного тела, и оттого, что желудок ворчал всё больше и больше, а он не знал, что сделать, он подумал, что надо срочно убиратьс я из дому и бежать сломя голову в соседнюю деревню, в надежде найти там какого-нибудь прикольного, милосердного чудика, который паче чаяния даст его немного хлеба.