P.S. Никто не узнает, Профессор

Каролина Дэй, 2023

Я застала его за преступлением, а сейчас он мой преподаватель, которого я ненавижу. Одним словом, я могу разрушить его карьеру, а он пытается всеми силами выкинуть меня из колледжа. Беспринципный. Наглый. И чертовски привлекательный. Но кто победит? Его упертость? Моя гордость? Или наша любовь…

Глава 8

Судьба охотно толкала меня в пропасть, на самое дно, откуда не было выхода. А я каждый раз выбиралась из неё, как скалолаз. Карабкалась по стенке, опираясь на едва выступающие камни, вставала на ноги, удерживая равновесие ослабленного тела. Стоя на выступе, пыталась взглянуть вперед и увидеть будущее. Счастливое и беззаботное. Однако вместо него перед глазами расплывался лишь смог.

Я видела его всегда. Когда поссорилась с родителями на своё восемнадцатилетние, когда сошла с катушек с незнакомым человеком в Вегасе. Когда узнала о беременности.

И когда мне сделали аборт…

Я понимаю родителей; им не хочется воспитывать ещё одного младенца. Лучше уделить внимание младшей дочери, а о старшей забыть, как об ошибке.

Но что мне остается?

Не посещать занятия? Тогда меня исключат. Попросить другого преподавателя? Пыталась. Мне сказали, что мистер Мастерпис не берет новичков. Свою группу он набрал.

Мне стыдно появляться в университете, стыдно встречаться взглядом с профессором. Он наверняка притворится, что между нами ничего не произошло, но это не значит, что он забыл об нашем разговоре. Вспомните, он дал мне задание в виде доклада после беседы в первый учебный день. Он ничего не забыл. Так что предвзятость никуда не уйдет. Он будет с новой силой прессовать меня, вставлять палки в колёса. Черт!

Молодец, Микелла. Ты наорала на преподавателя, оскорбила его, а сейчас боишься выходить из комнаты. Как самый настоящий трус. Ты столько лет была послушной и следовала советам родителей. Каким бы гадом не был профессор Миллер, ссориться с преподавателями нельзя. Пора принимать собственные решения и решать проблемы мирным путем, без ссор и скандалов.

Одного вполне хватило…

— Вставай, страдалица! — Моника заходит в комнату и резко открывает шторы. Свет пронзает взгляд, заставляет зажмуриться с непривычки. — Ты сегодня такое пропустила! Нам показывали модель первой кинопленки в натуральную величину! Это так классно! Эй! Ты даже не улыбнулась!

Чему мне улыбаться? Какой-то древней штуке на колесике? Или тому, что у соседки плохое настроение? Я который день не могу настроиться, пропускаю лекции мистера Миллера, а она…

— Слушай, — Моника садится на край кровати и глядит на меня пронзительными серыми глазами. — Я понимаю, ты не хочешь делиться, но пора выбираться из своей скорлупы. Если ты не будешь ходить на занятия, ректор тут же выкинет тебя. Ты и так пропустила три дня.

— Знаю, но…

— Что «но»? Хочешь проспать свои труды годовалой давности? Ты с той вечеринки как не своя. Еще сбежала. Я вообще не заметила, как ты ушла.

Наверное, потому что я ускользнула тихо, пока профессор рассказывал мою историю. А я переваривала ее в голове. Каждое слово. Оно сопровождалось ужасными картинками, о которых я, казалось, забыла. Я хотела позвонить доктору Диппенс, чувствуя упадок сил, но передумала. Пройдет. Все пройдет.

— Я же говорила, что не люблю вечеринки.

— Не бывает такого, Мики! Просто ты неправильно веселилась. В следующий раз я покажу тебе настоящую вечеринку, а не это сборище недобратства.

Ее аккуратный нос морщится при напоминании о «ДельтаМикс». Интересно, что она не поделила с ребятами? С одним из них охотно обжималась на вечеринке, пока мы играли в правду или действие. Но в это время я замечала, как ее полутрезвый взгляд касался Тома.

— Может, не над…

— Надо-надо. Хоть из своей скорлупы выйдешь. Но только через две недели, я обещала съездить к матери на этих выходных. Она опять собралась замуж, — девушка закатывает глаза. — Этот новый хахаль совсем ее не…

Грудь резко сдавливает. Пронзает тысячами игл. Больно слушать, что кто-то едет к родителям, сидит за ужином, кто делится теплом, которого мне не хватает. Я не могу позволить себе такой роскоши, точнее, мне не позволяют.

Но я должна научиться жить самостоятельно, справляться с трудностями. Я все смогу.

— Кстати, смотри! — Моника достает телефон и протягивает мне. — Рамильда Псаровски выложила пост о вечеринке.

В этом самом посте фотография профессора Миллера, сидящего в ярко-желтом кресле, на фоне красных стаканов из-под крепких напитков. Без тени улыбки. Взгляд серьезен, как на парах. Рукава голубой рубашки закатаны до локтей, открывая смуглые рельефные предплечья. Ребята размыты на фоне профессора. Либо камера так сняла, либо Псаровски постаралась.

«Наш любимый Доминик готов тусить с крутыми студентками! Давайте поддержим самого красивого преподавателя в Уилок Браун своими лайками! P.S. зацените руки нашего красавца! Это чума, девчонки!» — гласил пост.

Следующая фотография в карусели явно была взята с личного профиля профессора. Ибо он не обнимался ни с какими блондинками и не носил майку «Моя жена лучше всех». Значит, это жена.

Но в машине была брюнетка…

— Стерва! Даже не подумала, что профессору может прилететь! Кто будет преподавать ей, если не он? — возмущается соседка, прервав мой мыслительный процесс.

— Интересно, если он уйдёт, она тоже?

— Скорее всего. Но я ее понимаю. Профессор действительно красивый. Такими только рождаются, даже пластика не поможет, — восхищенно потягивает Моника, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности. От лишнего упоминания профессора Миллера неприятно колит в груди. — Если бы правила колледжа позволяли, я бы с ним замутила раньше, чем Рамильда Псаровки нанесла красную помаду на свои вареники.

Не сомневаюсь. И его не остановили бы статусы и возможный скандал. Вспомнить хотя бы ту брюнетку на парковке.

— Знаешь, — продолжает Моника. — Меня привлекает в нем даже не внешность, а характер. Он правильный, честный. Он настоящий мужчина.

И при этом угрожает своей студентке раскрыть рот о своем прошлом.

Почему-то после слов соседки мне хочется пойти в туалет и обняться с фарфоровым другом красоты абсолютно фальшивых слов. Всем только кажется, что он правильный и честный, однако никто не замечает его истинную сущность. Наглость, беспринципность, угрозу, поступающую от него. Именно эти эмоции я уловила от него в первую встречу, на первом занятии и после вечеринки, сидя под дубом. Хорошо, что я сдержалась и не заплакала, расслабилась только в комнате, когда хлопнула за собой дверь.

Он не должен видеть мою уязвимость, и без того знает слабые места.

— Так что, завтра идешь на занятия?

Выбор невелик. Моника права. Либо меня исключат, либо я извинюсь перед профессором Миллером и буду дальше спокойно учиться.

Наверное.

***

— Что хотел показать режиссёр этим кадром?

— Трудность выбора, — выкрикивает Псаровски, оглушая меня. Черт возьми, нельзя же так громко. Однако пронзительный крик девушки заставляет выползти из размышлений.

— Какого выбора?

— Между страхом и любовью. Персонаж боится совершить подвиг ради любимой из-за фобии, но не может допустить, чтобы она умерла.

— Но совершит ли он подвиг ради неё? — спрашивает блондинистый парень, сидящий рядом с Рамильдой.

— Конечно! Он же ее любит!

— В некоторых случаях страх сильнее любви, мисс Псаровски, — добавляет профессор.

— Любовь побеждает все.

— Ты судишь слишком романтично, — перебивает парень. — В жизни так не бывает.

— Но это кино, а не жизнь. А ещё…

Дискуссия продолжается без меня. Сегодня семинар, аудитория не поточная в виде амфитеатра, как обычно, а маленькая. Нас четырнадцать человек, мы поделены на три группы. Или на четыре? Не помню. Моника попала в третью группу, а я во вторую. И на мое «счастье» я сижу в одной группе с Рамильдой Псаровски.

Я не хотела выходить из своей конуры, тянула до последнего. Наверное, если бы Моника не дала пинок, то вряд ли бы я явилась в университет. Но умом понимала, что у меня нет выбора.

Никогда не будет.

Вздрагиваю со звонком в коридоре. Закрываю тетрадь после полутора часов постоянного писания. Хоть я и вздрагивала каждый раз, когда профессор глядел на меня, боялась, что вместо лекции он начнет рассказывать о моей личной жизни. Как на вечеринке у ДельтаМикс. Но я ошиблась. Внимание ко мне было ровно таким же, как и к другим студентам, и меня это настораживает до сих пор.

Жду, когда другие студенты покинут аудиторию, прежде чем я подойду к профессору Миллеру, постараюсь искренне взглянуть в его глаза, и произнесу:

— Я бы хотела сказать…

— Прости меня, — перебивает бархатный голос.

Что?