Мы все из глины

Катерина Раюшкина

Молодому архитектору Ивану Андрееву поступает предложение о работе, от которого нельзя отказаться. Он окунается с головой в строительство сверхсекретной лаборатории, где под руководством профессора Зябликова будут проводиться эксперименты по выявлению неординарных способностей у советских граждан. Иван остаётся работать с ним и после завершения строительства лаборатории, продолжая загадочные опыты. Спустя годы Ивану предстоит выяснить, куда же исчезли все, кто принимал участие в эксперименте?

Глава 4

По серпантину УАЗ заехал на самый крутой холм и остановился. Металлические двери открылись. Парни жестом показали Андрееву выйти. Он ползком выбрался из душного салона и с трудом разогнул онемевшую спину. Кругом, как гребни морских волн, вздымались холмы. Солнце багровело. Андрееву показалось, что он уже стоял здесь раньше, и, как только стемнеет, сюда стечется народ, а жрец приступит к ритуалу. Все было знакомо и не знакомо одновременно. Андреев замер, пытаясь осознать ощущения и накатывавшие приливами предчувствия. Но как только он пытался поймать их, они вновь отступали. Парни с двух сторон подтолкнули Андреева, и он засеменил в сторону пятиэтажного здания в форме бублика.

— Здесь будешь исправляться, — указали на дом провожатые.

— Сколько я здесь пробуду?

— Столько, сколько надо. Твой наставник решит, — сухо ответили парни, перебивая друг друга. — Ты лучше помалкивай, мы не любим назойливых.

— Когда привезут мои вещи?

— Вещи тебе не понадобятся.

Андреев хотел что-то ответить, но сдержался, увидев, как парни нахмурились. На пороге их уже ждала дородная женщина лет сорока, одетая в длинную дешевую цветастую юбку и такую же блузку. На талии висела внушительная связка ключей. Светло-русые волосы были собраны в пучок.

Андреев обратил внимание на ее тонкие запястья и длинную шею. Они казались по отношению к ее аппетитной фигуре непропорциональными и неестественными.

— Добрый день! Меня зовут Василиса Страхова.

— Иван Андреев, — вежливо сказал он.

— Я знаю, — пропела Василиса. — Проходите!

Парни, выполнив свою работу, заметно повеселели и без оглядки направились к машине. Андреев смотрел то на них, то на дубовую дверь, которую с трудом открывала Василиса. Такой момент для побега!

— Проходите, — повторила Василиса. — Бежать вам все равно некуда. Были такие смельчаки — потом возвращались, — она засмеялась, прикрыв сухие губы рукой.

Ее слова не произвели устрашающего действия, а наоборот, выглядели шуткой. Андреев был уверен, что бежать непременно надо, и это возможно. Но сделает он это позже, а не сейчас, когда для борьбы у него совсем нет сил. И он прошел внутрь. Василиса, проследовав за ним, закрыла дверь.

Андреев попал в просторный, почти пустой зал. Там было сумрачно и прохладно. На окнах были пожившие коричневые жаккардовые портьеры, об их долгой борьбе с солнечными лучами свидетельствовали желтые пятна.

На противоположной стороне от двери, согнувшись над низким письменным столом, сидела пожилая дама, которая что-то писала каллиграфическим пером. Увидев гостя, она остановилась и важно поднесла к раскосым глазам толстые линзы, болтавшиеся на резинке, как экстравагантное ожерелье.

— Еще один? — обратилась она к Василисе, пристально рассматривая Андреева.

— Да, Эмма Эммануиловна. Заведите на него историю. Иван Андреев, — по слогам произнесла Василиса. — Отсутствие сознательности.

Дама склонилась над серым бумажным листом и стала водить по нему такого же цвета рукой. После чего снова поднесла к глазам очки и, тяжело вздохнув, оценила проделанную работу.

— Тьфу! Снова ошибка, — пожаловалась она. — Все прибывают и прибывают — устала записывать. Ладно, перепишу. Идите!

Василиса почтительно поклонилась. Они прошли в душный коридор, где было такое же тусклое освещение.

— Может, расскажете что-нибудь? — рассердился Андреев.

— Этим сейчас и займусь, — спокойно ответила Василиса.

Коридор условно соединял два крыла. Каждый прибывший должен был пройти круг. В правом крыле находились недавно прибывшие, на пятый этаж помещали совсем новеньких. В левом жили приближавшиеся к исправлению. Самые просветленные, те, кто вскоре должен был покинуть эти стены, занимали левый этаж, поближе к Эмме Эммануиловне и входной двери. Все было устроено так, чтобы жители разных этажей никогда не пересекались.

Василиса вела Андреева наверх по крутой лестнице. Этажи отделялись друг от друга металлическими дверями, которые Василиса ловко, почти беззвучно открывала. От нависавших стен и душных лестничных пролетов у Андреева кружилась голова. Перед глазами в хаотичном порядке, как выпавшие из колоды карты, мелькали картинки. Он видел, как Эллочка смеялась над ним. Просов вместе с Буйным укладывал глину в телегу. Витька подгонял их и, как рабовладелец, стегал по голым окровавленным спинам длинным кожаным кнутом. Каждый удар сопровождался аплодисментами зрителей. Дождев и Зябликов радостно гоготали. Братья заразительно свистели, хватаясь от смеха за животы.

Наваждение так же внезапно прошло, как и началось. Тишина прервалась громким стуком. На последнем этаже, схватившись за дверную решетку, кричал и просил помощи босой, очень худой мужчина с густой разросшейся бородой и длинными скомканными волосами. Казалось, он был еще молод, но в глазах читалась непосильная усталость от жизни.

— Я все понял! Разве вы этого не видите? Я уже должен быть на первом этаже! Отведите меня туда немедленно! Помогите же мне! — захлебываясь слюной, скулил он.

— Жди здесь, — приказала Василиса Андрееву на несколько ступеней ниже от двери.

Она поднялась к бунтарю. Сначала он угрожал покончить с собой, потом упал перед ней на колени и зарыдал, вытирая лицо прохудившейся черной футболкой.

— Иди в свою комнату, Коленька, и подумай, исправился ты или нет. Сегодня к тебе зайдет твой наставник, вот и поговоришь с ним, чтобы Эмма Эммануиловна внесла подробности в твою историю.

— Не хочу! Не хочу! Я ни в чем не виноват! — как ребенок, канючил Коленька.

— Конечно, не виноват. Мы делаем тебя лучше, помогаем тебе стать достойным гражданином достойного общества. Не подведи нас и в первую очередь себя.

Коленька постоял подумал и молча побрел в глубь коридора. Андреев пытался разглядеть, куда тот зайдет. Но так ничего не увидел, оттуда доносились лишь Коленькины жалкие всхлипы.

— Давай поднимайся, — махнула ему Василиса.

— Сколько этот парень находится здесь?

Василиса и не подумала отвечать. Она вела Андреева по белому коридору. Стояла мертвящая тишина.

— Вы же обещали мне все рассказать, — вспомнил Андреев.

— Нечего рассказывать. Жить теперь будете, как скажет ваш наставник. Это главное, что вам надо запомнить.

Когда Андреев заходил в свою комнату, он успел рассмотреть металлическую кровать советских времен и стоящий рядом с ней табурет. Дверь захлопнулась, и комната погрузилась в непроглядный мрак — ни одного окна, ни одного лучика света. Хуже больничной палаты, хуже тюрьмы… Андреев плюхнулся на прохладный матрац и закрыл глаза. Перед глазами с высоты птичьего полета замелькали глиняные домики.

* * *

Витька и Буйный сидели возле своего дома. Парень мял в руках теплую глину. Буйный, прислонившись спиной к стене, смотрел куда-то вдаль.

— Смотри! — возбудился Буйный. — Сколько их!

От удивления Витька приоткрыл рот. Там, вдалеке, плотной длинной лентой тянулась толпа. Она шла будто извне. Витька и Буйный знали, что за пределами глиняных лачуг простиралась пустыня — никакой жизни там не было. Откуда они шли, было непонятно. Толпа уверенно держала курс на глиняную землю.

— Витька, я же тебе говорил, помнишь, что сюда будут приходить? И что нам делать? Раньше жрец решал эти вопросы. А сейчас что?

— Не знаю, — безразлично ответил парень. — Тебе не все ли равно?

— Нет, Витька, не все равно! Ты не понимаешь, что впереди страшные времена?!

— Для меня они давно ужасные.

— Я тебе вот что скажу. Когда эти люди придут сюда, мы все разведаем, но ты с ними не васькайся.

— Хорошо. Как скажешь, — интонация Витьки не изменилась, он продолжил мять глину и думал о чем-то своем.

Андреев, как раньше, невидимый, наблюдал за ними. Ему хотелось пообщаться — так одиноко ему было. Впервые он захотел остаться с ними, а не сидеть в каменном мешке, в который его непонятно для чего засунули.

Когда толпа подтянулась ближе, Буйный пошел им навстречу. Витька вслед за ним также привстал, выронив слепленного неуклюжего человечка. Народ наступал, как многотысячная армия. Витька оторопел, давно он не видел такого количества людей, его кожа покрылась мелкими частыми мурашками. Буйный приближался к толпе. Ее возглавлял смуглый худощавый мужчина, похожий на фонарный столб. Седоватая борода спускалась до колен. Ковылял он медленно, опустив плешивую голову на грудь.

— Зачем пришли? — не церемонясь спросил Буйный.

— Нам сказали вернуться сюда, мы и вернулись, — ответил старик, не подняв взгляда.

— Откуда вы?

— Мы из плодородного края. У нас было все. Но нас оттуда изгнали. Нам пришлось идти сюда, в начальную точку нашего пути.

— Кто изгнал?

— Мы толком не знаем. Внезапно ворвалась толпа. Разрушали наши дома, убивали. Жить стало невыносимо. А хочется! Они нас запугали и приказали отправиться сюда.

— Почему не отстояли свою землю?

— Насилием ничего не решишь. Мы давно не творим таких глупостей. Мы вообще стараемся не думать, а просто жить в гармонии с собой и окружающим миром.

— Здесь места всем не хватит, — Буйный обвел рукой скудную глиняную землю.

— Ничего. Не страшно. В тесноте да не в обиде.

Буйный усмехнулся и вернулся к Витьке.

— Слышал, что говорит?

— Мне кажется, они лучше нас, — раздосадовано промямлил Витька и смял своего человечка в бесформенный комок.

— Чем же лучше?

Витька задумался, пытаясь подобрать нужное слово. И в итоге сказал: «светлее».

— Мы в глине ковыряемся каждый день и то чище них, — расхохотался Буйный.

Витька ничего не ответил — ему внезапно стало скучно. Он смотрел на растерянных чумазых людей и завидовал тому, с каким спокойствием они переносили невзгоды. Двигались все, как один, плавно и размеренно. Старик вместе с женщинами и детьми сидел на земле. Мужчины сразу и дружно начали таскать глину. Витька чувствовал в них какую-то невидимую силу и не мог понять ее феномена. В тот момент он хотел быть похожим на них, хотел стать частью их дружного народа.

Помимо Витьки, за пришельцами наблюдали остальные жители глиняной земли. Одни вышли из домов, другие прильнули к оконным проемам. И не было ни одного человека, который не смотрел бы с любопытством на пришельцев. В эти минуты все почувствовали облегчение от своих тягостных мыслей — головная боль унялась. Каждый желал, чтобы это тянулось как можно дольше, а лучше — вечно. Люди, как актеры в поставленной неизвестно кем мизансцене, застыли на своих местах, словно перед каким-то важным драматическим поворотом.

Был там и Просов. Он шел спокойной вальяжной походкой. Лицо прорезала тонкая легкая улыбка. На нем был новый коричневый твидовый костюм, ботинки сверкали даже при тусклом свете. Он был похож на грубо вырезанную коллажную картинку. Но никто его не замечал. Он ведь сам решал, кому его видеть, а кому — нет. Просов с театральной элегантностью освободил правую руку от перчатки и протянул ее Буйному для приветствия. Тот от неожиданности вздрогнул и бегло, как преступник, скользнул по нему взглядом. Витька в очередной раз выронил комок глины и уставился на хорошо одетого господина.

— Здравствуйте, товарищи, — сладко промурлыкал Просов.

— Здравствуйте, — робко ответил Буйный.

— Я вас видел. Вы говорили с тем дядей, который мне этот дом подарил. Это ваш друг? — без стеснения спросил Витька.

— Мой друг, — глаза Просова заблестели. — А вы, молодой человек, очень любопытны. Но это и не плохо, а наоборот, очень даже похвально.

Витька расправил спину. Но этот напыщенный тип ему не нравился. В голове не укладывалось, как человек, подаривший ему дом, мог дружить с таким франтом. Буйный, наоборот, хотел снискать расположение этого богатого господина. Полезно было бы зазнакомиться с таким. Он мимолетно представил себя в таком же дорогом костюме, сытым и гордым. Жизнь, о которой он раньше и мечтать не мог, вдруг показалась ему достижимой.

«Действуй! Вперед!» — скомандовал он себе, как спортсмен перед серьезным соревнованием.

— И давно вы знакомы? — Витька опередил Буйного.

— Давно. Но это не имеет никакого значения.

— Не обращайте внимания на дурака. Меня зовут Буйный. А он — Витька, — Буйный еще раз протянул Просову руку для приветствия.

— Родион, — холодно ответил Просов и руки не подал. — У меня мало времени. Я к вам по делу. Вы, наверное, заметили, что стало твориться что-то неладное. У меня есть полномочия, чтобы контролировать все земли. Правда, забот прибавилось, все не успеваю. Нужны работники.

Буйный сладко улыбнулся. Перед глазами встали картины будущей сытой вальяжной жизни. Он понял, к чему клонит Просов, и уже хотел было выкрикнуть «Я согласен!», но побоялся так спешить.

— Так вот, мне нужны люди, которые будут следить за всем на своем участке и докладывать мне абсолютно обо всем, что увидят и узнают. Мне нужны люди, которым я смогу доверять как себе. Будете на меня работать? За это я гарантирую продвижение по службе и улучшение жилищных условий.

— Я согласен! — с облегчением выдохнул Буйный.

— Почему именно мы? — насторожился Витька.

Буйный толкнул его локтем в бок.

— Остальных я не знаю, а вас видел рядом с моим дорогим другом Андреевым. Как он мне рассказывал, вы стали хорошими приятелями, — Просов старался скрыть свое раздражение.

— Где он? — у Витьки становилось вопросов все больше.

— Работает, — сухо ответил Просов и демонстративно посмотрел на часы. — Мне пора.

— Я согласен! — испугавшись, что упустит шанс, повторил Буйный.

— Хорошо. А ты, малой?

— Я тоже, — неуверенно ответил Витька.

— Займитесь делом. Скоро увидимся.

Просов ушел, а эти двое смотрели ему вслед, пока он не превратился в черную точку. Андреев наблюдал за ними сверху. Хотел бы он быть тучей, из которой на этого гада Просова пролился бы ядовитый дождь. Но ничего не смог сделать и бессильно наблюдал, ворочаясь на своей холодной койке. Очнулся он в такой же темноте, как и уснул. Сколько времени? Ночь ли, день сейчас — Андреев не знал. Он сидел на кровати, касаясь голыми ступнями бетонного пола и, как слепой, прислушивался. Но тьма была не только беспросветной, но и беззвучной.

Он словно оказался в вакууме, как будто кто-то насильно отправил его в космос, не в пространство вне границ атмосферы, а в его собственный, неизвестный даже ему. «Сенсорная депривация,» — вспомнил Андреев опыты из прошлого в секретном учреждении. Но знание этого определения не помогло унять тревогу.

Чем больше Андреев прислушивался, тем навязчивее ему что-то слышалось. В коридоре скрипнула дверь, кто-то говорил, с потолка упала капля воды. Андреев сомневался. Единственное, что он четко слышал, это свое тяжелое сбивчивое дыхание.

Из-за двери раздались мягкие шаги. Андреев не верил своим ушам, его нервные громкие вздохи заглушали едва уловимый звук. Он затаил дыхание и услышал шорохи, словно кто-то не решался войти.

— Кто там? Входите! — попытался крикнуть Андреев, но его дрожащий голос напомнил стон больного.

Шорохи прекратились. Андреев повалился на койку. Неожиданно лязгнула дверь. На пороге возвышался огромный мужской силуэт.

— Здравствуйте, Иван, — сказал вошедший и закрыл за собой дверь.

— Здравствуйте, — растерялся Андреев. — Кто вы?

— Мои имя, внешность и все прочее не должны иметь для вас никакого значения, — грудным голосом ответил мужчина.

Андреев почувствовал в теле мелкие острые покалывания. Конечности свело. Он чувствовал смесь страха и покорности. Ему стало душно. Со лба крупными каплями стекал пот.

— Что вам от меня надо? Выпустите меня отсюда, — прошептал Андреев.

— Мне от вас ничего не надо. А вот вам от меня надо, иначе бы вы сюда не попали. Думаете, так просто понять, кто вы и собрать вас по крупицам? Вам повезло, что вы встретили меня, — четко, с нажимом произнес мужчина.

Его голос странно убаюкивал. Но от слепоты было страшно. Андреев кинулся к нему и схватил его на ощупь за предплечье. Оно оказалось мощным и твердым. Собеседник явно был настоящим исполином или на крайний случай — атлетом. Мужчина вздрогнул и попятился назад. Андреев закипел от внезапно вспыхнувшей ярости. И он уже наступал на гостя не для того, чтобы его ощупать и идентифицировать, он хотел задушить.

Андреев припер мужчину к стенке и двумя руками схватился за его бычью шею, пытаясь повалить на пол. Андреев сжимал руки все сильнее и сильнее, пока тот бился в конвульсиях. И вдруг они исчезли, наставник больше не сопротивлялся. Андреев разжал руки и начал исступленно хлестать его по щекам. Но тот никак не реагировал.

— Вставай! Вставай! Хватит симулировать! Вставай! — кричал Андреев.

В ответ не раздалось ни звука. Мужчина не шевелился. Теперь он был самым покорным обитателем дома на холме. «Что же я наделал, что же наделал?!» — Андреев схватился за голову и был готов зарыдать, как ребенок в этой звенящей тишине.

Через приоткрытую дверь просачивался электрический свет. Андреев в панике выбежал в пустой коридор. Двери других комнат были заперты. Он пробежался в одну сторону, потом обратно. Никого не было. Ему даже показалось, что во всем огромном доме он совсем один. А человек, которого он убил, мог бы стать ему единственным другом.

— Помогите! — закричал Андреев со всей мочи.

— Чего кричите? — донесся голос из-за спины Андреева.

— Ты откуда взялся?!

Перед Андреевым стоял тот самый понурый жалкий Коленька. Он теребил край черной рваной футболки и влажными собачьими глазами смотрел на Андреева.

— Услышал ваш крик и вышел, — наивно ответил Коленька.

— Как вышел? — удивился Андреев.

— Вот так. Открыл дверь и вышел, — парень посмотрел на него как на больного.

— Не может быть! Все двери заперты.

Андреев истерически задергал ручки. И действительно — все двери были открыты. Из каждой комнаты на него смотрели чьи-то глаза. Он не верил, что все оказалось так просто — он свободно вышел в коридор и свободно говорил с Коленькой.

— Я же вам говорил… Я не вру, — улыбнулся парень.

Андреева бросало то в жар, то в холод. Он сел на пол, упершись в противоположную стену ногами. Тело стало ватным и неподатливым.

— И давно они открыты?

— Всегда, сколько здесь нахожусь. А прибыл я сюда давно, не помню, сколько лет — сбился со счета.

— Оказывается, можно выходить?

— Можно гулять по коридору, но нельзя заходить в чужие комнаты.

— И мы можем так просто стоять и разговаривать?

— Это не приветствуется. Главное, чтобы нас Василиса не увидела вместе, — шепнул Коленька. — Просто вы так орали, я не мог не выйти.

Андреев схватил парня за руку и потащил в свою комнату. Как только дверь открылась, парень замер на пороге. Внутрь он отказался заходить.

На кровати Андреева лежало безжизненное тело мужчины. Багровое одутловатое лицо с черными нависшими бровями, следы пальцев Андреева на бычьей шее. Андреев закрыл ему глаза.

— Что с ним? Ему плохо? — испугался Коленька.

— Все гораздо хуже. Я убил его.

Коленька не проронил ни слова, постоял, посмотрел и быстрыми мелкими шажками утопал. Андреев остался наедине со своей жертвой. Но жалко ему было себя. Он чувствовал себя слабым, доведенным до ручки человеком. Конечно, он не виноват. Его вынудили убить — они сами пускай и отвечают! Он всегда был добрым и отзывчивым человеком, мухи не обидел. Любую мысль даже о теоретическом убийстве всегда отвергал. Как же он мог? Что на него нашло?

Его взгляд суетливо бегал по комнате. Горько ему было — так хотелось, чтобы его кто-то обнял, пусть и незнакомый, чтобы протянули руку помощи и не судили строго. Андреев пошел возвращать Коленьку. Парень сидел на своей кровати, накрывшись с головой простыней.

— Поверь мне, я не хотел, — неубедительно произнес Андреев.

— Плохо, плохо ты поступил, — шептал Коленька из-под простыни. — Уходи!

— Судишь, значит, — поник Андреев. — Не имеешь права! Ты такой же, как я. Здесь прозябаешь, а не на воле радуешься жизни.

— Меня скоро выпустят.

— Как же! Мечтай, — ухмыльнулся Андреев и ушел.

Слезы он больше не сдерживал. Забился в угол своей комнаты и рыдал навзрыд, как в детстве. Гадко было осознавать, что ничего уже не исправить, гадко было жить.

На шум прибежала Василиса. Она с недоумением смотрела на труп и не могла понять, как Андреев мог убить такого здоровяка.

— Андреев, что вы натворили? — как нашкодившему ребенку назидательно сказала Василиса.

— Я не знаю. Вы сами в этом виноваты! — шмыгал носом Андреев.

— Вы лишили жизни одного из наших лучших наставников. С ним у вас был шанс на исправление. Теперь — не знаю. Но вы точно здесь не зря оказались.

Василиса сдернула с кровати Андреева серую простынь и накрыла тело. Затем привела двоих неказистых мужиков. Они долго крутились возле мертвеца, не зная, с какой стороны к нему подступиться. Один за ноги, другой — под мышки, с трудом его подняли. Ноги покойника выскользнули из рук одного. Второй не выдержал резко увеличившейся нагрузки, и труп упал на пол. Еле подняли второй раз. Но покойник снова выскользнул. И обессилившие мужики решили его, как они выразились, «аккуратно доставить волоком».

— Вам есть над чем задуматься, — сказала Василиса Андрееву и ушла.

Он снова остался один в темноте и в полной тишине. Чем больше он пытался что-нибудь услышать, чем тише становилось. Ничего даже не мерещилось в этой густой пустоте.

Андреев впервые подумал о том, что пришло время покончить с этой жизнью, вновь увидеть Эллочку и пойти на служение к Просову. В конце концов, что в этом плохого? Просов наглый и дерзкий, однако Андреев не смог вспомнить о нем ничего дурного. И между прочим, это он давным-давно намекал Андрееву, что он может потерять жену. Однако Андреев искренне не понимал, отмахивался и просил не лезть в его личную жизнь. Просов лишь по-идиотски улыбался: «Как знаешь».

И вот, спустя много лет, Андреев пытался отвлечься от всепоглощающего мрака и отчаяния. С усилием вспоминал последнюю неделю до трагической гибели сотрудников и участников «Третьего глаза». Но вместо этого перед глазами тусклой вспышкой мелькала Эллочка.

Она сидела на лавке под широкой старой липой. Андреев, проходивший мимо с тубусом под мышкой, ее бы и не заметил, если б громкие пронзительные всхлипы Эллочки не перебивали шум ливня. Ее хрупкие плечи вздрагивали, девушку трясло. Прохожим было не до нее. Они поспешно заходили в продуктовый магазин «Лакомка» и также быстренько выходили, пряча головы от дождя под плащами и газетами.

— Что с вами? — Андреев решился подойти к девушке.

— Ничего страшного… Как видите, жива и даже здорова, — всхлипнула она, смахнув с лица дождь и слезы.

Ее лицо сочетало в себе множество контрастов. Кожа белая, почти прозрачная. Брови и ресницы — черные. А волосы — русые с рыжеватым блеском.

— Это очень хорошо, — сказал Андреев, поглядывая в сторону дома. — А почему тогда плачете? Вас кто-то обидел?

— У меня бабушка умерла. Больше никого у меня не осталось.

— Соболезную вам. Бабушка здесь где-то жила?

Девушка отрицательно качнула головой.

— Как же вы здесь оказались?

— Я и сама не знаю. Возвращалась с похорон, потом шла-шла и оказалась здесь. Вы живете где-то здесь неподалеку?

Андреев кивнул.

— С учебы возвращаюсь.

Но девушке, видимо, эти подробности были неинтересны.

— Меня Эллочка зовут.

— Очень приятно. Иван. Вы так и будете здесь сидеть?

— Мне некуда идти. А в общежитие я не хочу. И на медсестру не хочу учиться. У меня голова кружится при виде крови.

— Пойдемте со мной. Хоть накормлю вас.

Эллочка сразу встала и попыталась расправить спину. Длинные ноги, как нитки, путались между собой и с трудом волочили свою хозяйку. Андреев придерживал девушку под руку. В бараке было душно и пахло тушеной капустой.

Андреев приложил палец к губам и жестом попросил Эллочку снять туфли, надеясь, что он с девушкой тихонько прошмыгнет в свою комнату. Не тут-то было. В коридоре моментально возникла, прихрамывая, тетя Валя. Несмотря на инвалидность, эта старуха за всем поспевала, за всеми следила. Стоило кому-то из жильцов воду разлить или крупу рассыпать — тетя Валя тут как тут. Ее недолюбливали, но ругаться боялись. Как посмотрит одним прищуренным глазом, так сразу ясно — с этой каргой лучше не связываться. И все, что желала тетя Валя, выполнялось беспрекословно.

— Матерь Божия, посмотрите, какие вы мокрые! С вас течет! Сколько воды натащили! Кто убирать будет? — тетя Валя не сводила глаз с Эллочки.

Конец ознакомительного фрагмента.