Непреодолимое влечение

Кейт Хьюит, 2015

Бизнесмен Лоренцо Кавелли ложно обвинен в связях с мафией. Накануне ареста он проводит ночь со своей экономкой Эммой. Одна ночь, полная страсти, изменила жизнь Эммы навсегда. Спустя время она узнает, что Лоренцо проведет остаток своей жизни в тюрьме и никогда не узнает о ребенке, которого она носит под сердцем. Но Лоренцо невиновен и выходит из тюрьмы. Смогут ли они с Эммой построить отношения?

Глава 2

Лоренцо не мог уснуть, и это было совсем неудивительно, учитывая все события, произошедшие за последние несколько дней. Он лежал, глядя в потолок, а потом, вздохнув, сел и свесил ноги с кровати. В доме было тихо. Часы показывали два часа ночи, и он задавался вопросом: придут ли они с рассветом или подождут до восьми или девяти утра? В любом случае они не будут слишком долго ждать, Бертрано позаботился об этом.

Он снова тяжело вздохнул при мысли о человеке, которого привык считать своим отцом. Лоренцо вышел из спальни и спустился вниз. Он не стал включать свет, чтобы не нарушить спокойствие и тишину дома. Он мог бы остаться в Риме, но ему была ненавистна мысль, что придется просто сидеть и ждать конца. А он хотел попрощаться с единственным местом, которое мог назвать своим домом. Бертрано сказал им, где его можно найти, и полиция в Палермо уже, скорее всего, предупреждена. У него есть максимум несколько часов.

И за эти несколько часов он хотел просто насладиться тем, что имел. Тем, что дал ему Бертрано Рагусо, хотя он усердно на него работал. По иронии судьбы, человек, который когда-то спас его, теперь его уничтожал.

Лоренцо провел рукой по гладкой поверхности рояля. Он любил музыку, но никогда не находил времени, чтобы научиться играть. А теперь его и вовсе не будет. Он нажал несколько клавиш, звук эхом раздался в тишине комнаты. Лоренцо прошел в гостиную и остановился перед шахматной доской на столике у окна. Мраморные фигурки были расставлены на доске для игры, в которую он уже никогда не сыграет.

Играть в шахматы его научил Бертрано. Они проводили вечера, склонив головы над шахматной доской. Почему человек, который обращался с ним как с сыном, так изменился? Предал его? Может быть, это просто минутная слабость? Но нет. Это не так. Все это длилось долго, возможно, месяцы. Как Лоренцо ничего не заметил? Даже не догадался?

Он посмотрел на аккуратный ряд выстроившихся пешек. Внезапно, в бессильной ярости, он ударил по ним, и они разлетелись по комнате.

Понимание, что он вот-вот все потеряет, сразило его в самое сердце, и, упав на колени, он закрыл лицо руками. Стон вырвался из его груди.

«Бертрано, как ты мог? Я любил тебя. Я считал тебя отцом».

— Лоренцо?

Он напрягся, услышав неуверенный голос Эммы, и, убрав руки от лица, увидел ее, стоящую в дверях гостиной. На ней были шортики и тоненькая футболка, сквозь которую Лоренцо мог видеть очертания ее маленькой груди. Совершенно не к месту он почувствовал острое желание. Как и тогда, в бассейне, когда увидел ее в мокрой одежде.

— Не можете уснуть? — спросила она, заходя в комнату.

— Нет, не могу. — Лоренцо повернулся к камину, где уже лежали приготовленные поленья. — Здесь холодно. — Он потянулся за спичками, чтобы разжечь камин. Он слышал, как позади Эмма собирает разбросанные фигуры.

Когда огонь разгорелся, Лоренцо повернулся к ней. Эмма склонила голову, волосы рассыпались по ее плечам и скрывали ее лицо. Она продолжала поднимать разбросанные фигуры.

— Знаете эту игру?

— Что? — Она удивленно посмотрела на него.

— Играете? — Лоренцо кивнул в сторону шахматной доски.

— Я знаю правила.

— Ну, раз ни один из нас не спит, сыграем?

— Хорошо, — немного помолчав, ответила она и села в кресло напротив Лоренцо.

— Белые начинают, — сказал он, в то время как Эмма, прикусив губу, сосредоточенно изучала доску.

Лоренцо вновь почувствовал, как его охватывает острое желание, и подумал о том, что эти несколько часов будут последними часами наслаждения для него на долгое время.

Наконец она передвинула фигуру и посмотрела на него. На ее губах играла улыбка.

— Почему у меня такое чувство, что вы собираетесь разгромить меня?

— Вы всегда можете жить надеждой, — легко ответил он.

Она засмеялась и покачала головой:

— Это было бы чрезвычайно глупо.

— Возможно. — Ему нравилось смотреть на нее, смотреть, как отблеск огня играет на ее золотистой коже, как от смеха сияют ее глаза.

Ему показалось, что Эмма тоже что-то почувствовала. Ее зрачки расширились, а тело напряглось, прежде чем она сделала очередной ход.

В течение нескольких минут они играли в тишине, и между ними ощущалось явное напряжение. Лоренцо пошевелил ногой и случайно задел лодыжку Эммы. Ее кожа была такой мягкой. Эмма шумно вздохнула, ее пальцы дрожали, когда она передвигала ладью.

— Я в четырех ходах от мата, — сказал он, и она рассмеялась.

— Я знала, что это должно было случиться. — Эмма посмотрела на него с усмешкой, и он поймал ее взгляд, чувствуя силу притяжения между ними.

Никогда раньше он не смотрел на свою экономку с таким желанием. А сегодня он жаждал этих взаимоотношений. Прикасаться к женщине, давать и получать удовольствие…

Сжав зубы, Лоренцо повернулся к доске. Это будет совершенно эгоистичный поступок — заняться любовью с Эммой. Он не должен был вообще ее во все это впутывать. Плохо уже то, что он вообще приехал сюда.

Лоренцо передвинул короля и замер, потому что почувствовал руку Эммы на своей.

— Лоренцо, я хочу, чтобы вы рассказали мне, что случилось.

Он не ответил, просто смотрел на ее пальцы, а затем погладил ее ладонь своей рукой. Она вздрогнула, но не убрала руку.

— Это не имеет значения, — сказал он и снова погладил ее ладонь. — Вы ничем не можете помочь. В любом случае это моя вина. — Доверяя тому, кого он любил. Быть таким наивным и чертовски глупым.

— Вы уверены, что я не могу вам помочь? — мягко спросила Эмма. Она сжала его пальцы, и Лоренцо закрыл глаза. Ее прикосновения были сладкой пыткой. Он подумал, что, если он скажет ей, как она может помочь, она обидится. Как она может заставить его забыть то, что принесет с собой рассвет? Но нет, он не может быть таким эгоистом, даже стоя на пороге своей гибели.

— Боюсь, что нет. Никто не сможет.

Она пристально смотрела на его лицо, а потом поднялась из кресла.

— Тогда, наверное, мне следует уйти.

— Подождите. Не уходите.

Лоренцо чувствовал ее удивление. Она не двигалась ни назад, ни вперед. Он склонил голову.

— Я не хочу оставаться в одиночестве сегодня, — признался он низким голосом.

Эмма сделала шаг вперед и положила руку ему на плечо.

— Вы не один, — просто сказала она.

* * *

Эмма не знала наверняка, что заставило ее остаться. Боль Лоренцо или притяжение, которое ощущалось в воздухе. Возможно, и то и другое. Она хотела утешить его и не могла отрицать то возбуждение, которое охватывало ее, когда Лоренцо смотрел на нее с таким откровенным желанием в глазах. Никто и никогда не смотрел на нее до этого.

Время застыло, пока она стояла так, положив руку ему на плечо. Его кожа была теплой и гладкой, и медленно Лоренцо потянулся и накрыл ее ладонь своею. Интимность этого жеста потрясла ее, и какое-то новое чувство, как спираль, стало раскручиваться внутри ее. Они просто держались за руки, но это было как общение, самое интимное, какое только было в ее жизни.

Наконец Лоренцо убрал руку и обернулся. Эмма чувствовала тепло, которое исходило от него, вдохнула аромат его лосьона после бритья и вновь ощутила желание. Этот мужчина был больше чем просто произведение искусства. Он был живым, настоящим, и он был близко к ней, так что она могла коснуться его. Поцеловать его. И она хотела сделать это очень сильно.

— У вас есть семья? — Его вопрос заставил ее вынырнуть из дымки желания.

— Д-д-да.

— Вы близки? — Его глаза искали ее, желая узнать ответ. — Вы, должно быть, видитесь не часто, живя здесь.

— Я… — Как ответить на этот, казалось бы, простой вопрос. — Я вижусь со своим отцом иногда. Он сейчас в Будапеште.

— А ваша мать?

Почему он задает все эти вопросы? Она не хотела говорить о своей семье и, уж конечно, о своей матери. Но она знала, что должна ответить.

— Нет, я не близка с мамой. Мои родители развелись, когда мне было двенадцать, и я не часто с ней вижусь после этого.

— Это, должно быть, трудно.

Небольшое пожатие плечами — вот и все, что она могла ответить, но Лоренцо кивнул, как будто она сказала что-то важное и значимое.

— А братья и сестры?

— Сестра, Меган. Она живет в Нью-Джерси и выполняет свои материнские обязанности. — То, что Эмма сознательно отказалась включать в свою жизнь. — Мы близки и общаемся по скайпу. — Она покачала головой в замешательстве. — Почему вы об этом спрашиваете?

— Потому что у меня никогда не было своей собственной семьи, и мне интересно. — Он повернулся и стал смотреть на огонь. — Мне интересно, что такое семья? Какой она должна быть?

— Что случилось с вашей семьей?

— Я не знаю. Моя мать бросила меня на произвол судьбы, когда мне было два или три года. Меня поместили в приют при монастыре. Ужасное место. Я бежал оттуда в одиннадцать и несколько лет скитался по улицам.

Он говорил это беспристрастно, без какой-либо жалости, и от этого было еще страшнее.

— Это ужасно. Мне очень жаль. — Эмма никогда бы не подумала, что у этого человека, с его богатством, властью и магнетизмом, было такое прошлое.

— Это было в Палермо?

— Да.

— Это и есть те жестокие воспоминания?

— Да. — Он издал долгий, протяжный стон. — Но давайте не будем говорить об этом сейчас.

— А о чем вы хотите поговорить?

— О чем угодно. — Он сел на ковер перед камином и жестом пригласил ее присоединиться.

Эмма села напротив, скрестив ноги. Она осознавала странность этой ситуации. Оба в пижамах, отблеск огня играет на их коже. А еще легкость и естественность. Было так просто сидеть с Лоренцо у огня, в темноте.

— Чем вы хотите заниматься в жизни, Эмма? — спросил он, подбрасывая еще одно полено в камин. — Я полагаю, вы не хотите всегда быть экономкой?

— По-вашему, это плохо?

— Нет, в этом нет ничего плохого, — слабо улыбнулся он. — Но вы молодая, красивая женщина, и я думаю, вы захотите увидеть множество стран, а не только отдаленные холмы Сицилии.

— Я люблю путешествовать, — призналась она. — Я уже много где побывала.

— Как ребенок дипломатов.

— Да, и с тех пор как я закончила учиться.

— Что вы изучали?

— Я посещала курсы фотографии. А потом взяла рюкзак и отправилась смотреть на мир. С намерением наслаждаться всем тем, что жизнь может предложить, и чтобы никогда не быть ни к чему привязанной.

— Звучит весело. — Он повернулся к ней и приподнял бровь. — Мне кажется, я видел вас с камерой. Вы здесь фотографировали?

— Да…

— Можно мне посмотреть?

Эмма поколебалась. Никто никогда не видел ее фотографий. И если она покажет их Лоренцо, это будет гораздо более интимный момент, чем когда они держались за руки. Как будто она покажет ему часть своей души.

— Хорошо, — сказала она наконец, — я принесу фото.

Она пошла в свою спальню и выбрала самый любимый альбом. Вернувшись, Эмма молча вручила его Лоренцо.

Он тщательно просмотрел каждый снимок, слегка нахмурившись. Эмма ждала его вердикта, она хотела, чтобы он понял и чтобы ему понравилось.

— Это не праздничные фотографии, — сказал он наконец, и она усмехнулась:

— Нет. — Она предпочитала снимать людей, незнакомых или друзей, оказавшихся в какой-то момент в плену своих эмоций, будь это счастье, или печаль, или что-то еще. — Вот эта. — Она указала на снимок Розарии, одной из владелиц магазинов в Тройне. Она сидела на стуле, в задней части своей пекарни, руки на коленях, голова запрокинута, на лице паутинка морщинок, и она от всей души смеется.

— Это огромная радость, — тихо сказал Лоренцо, и Эмма поняла, что он видит то, что она пыталась ухватить.

— Да.

— Я не думаю, что я когда-либо чувствовал что-то подобное. — Он бросил на нее быстрый взгляд. — А вы?

Ответ сорвался с ее губ, прежде чем она успела подумать.

— Нет, — прошептала она. — Не думаю, что я испытывала такое.

Она путешествовала по миру, поднималась в горы, погружалась под воду, совершила миллионы авантюр и удивительных вещей, всегда считала себя счастливым человеком… но радость? Глубокая, неугасимая, настоящая радость? Оставалась соблазнительно неуловимой, и она не понимала этого, пока Лоренцо не задал ей вопрос.

— У вас есть способности, — сказал он, снова глядя на фотографии, — настоящий талант. Не упустите его.

— Я не…

— Я имею в виду, вы должны выставить их. — Он посмотрел на нее, слегка приподняв бровь. — Вы показывали их кому-нибудь?

— Вы первый человек, кто видит их.

Он выразительно посмотрел на нее.

— Спасибо, — сказал он тихо.

Эмма молча кивнула.

В тот момент, когда они посмотрели друг другу в глаза, что-то произошло, и дыхание Эммы стало сбивчивым. Полено в камине развалилось на две части, но никто даже не пошевелился.

Эмма чувствовала желание. Это было что-то за гранью рационального мышления. Она хотела этого мужчину так, как никогда и никого не желала. И когда она увидела огонь в его глазах, поняла, что он чувствует то же самое.

Медленно, осторожно Лоренцо протянул руку и прикоснулся к ее щеке. Эмма задрожала всем телом, каждой клеточкой она чувствовала тепло его ладони, как будто разряд электричества проходил через нее. Лоренцо провел пальцем по ее губам, они разомкнулись, и тихий стон слетел с ее губ. Если он поцелует ее, то она потеряется в нем. А она очень хотела потеряться.

Лоренцо слегка напрягся, и на мгновение Эмма подумала, что он хочет уйти, и тогда все волшебство тотчас же закончится. Но тут он приблизился к ней и страстно поцеловал. Его губы были мягкими и жесткими, горячими и холодными одновременно. Тысячи новых ощущений прошли через нее.

Лоренцо притянул ее к себе, и она почувствовала его пульсирующую плоть, когда прижалась к нему. Эта пульсация глубоко отозвалась в ней, и ее возбуждение стало еще сильнее.

Он целовал ее все неистовее. Эмма подняла руку и пробежалась пальцами по его волосам, а он прижал ее к себе еще крепче.

Наконец Лоренцо прервал поцелуй и, тяжело дыша, произнес:

— Я не собирался этого делать.

— А я хотела, чтобы это случилось, — прошептала она. Она не вынесет, если сейчас все закончится.

Лоренцо все еще крепко прижимал ее к себе, и их сердца гулко стучали в такт.

— Я хочу тебя, Эмма. Мне кажется, я хочу тебя так, как никогда не хотел никого прежде.

От такого заявления трепет пробежал по ее телу.

— Я тоже хочу тебя.

— Но я не могу больше ничего тебе предложить, только эту ночь. Несколько часов максимум.

— Я знаю, — мягко сказала она. — Я не хочу ничего, кроме этой ночи. Мне не нужны никакие отношения. Я хочу сегодня только тебя.

Он откинулся немного назад.

— Если ты уверена…

Она кивнула. Этот вечер был сюрреалистичным от начала и до конца, и ему был просто необходим такой логический финал.

— Я уверена.

— Тогда пойдем со мной. — Лоренцо легко поднялся и, держа ее за руку, помог ей встать. И так, держась за руки, они молча отправились наверх, в его спальню.

Эмма посмотрела на большую двуспальную кровать, заправленную темно-синими простынями, и почувствовала дрожь. Но не от страха, а от ожидания. Она немного нервничала, зная, что предстоящий опыт будет для нее новым. Абсолютно новый опыт, о котором она не хочет говорить ничего Лоренцо.

Лоренцо посмотрел на нее, продолжая держать за руку.

— Передумала? — тихо спросил он. — Я не буду возражать. — Он нервно засмеялся. — Нет, я буду возражать, но я пойму.

— Я не передумала. — Эмма сглотнула и приподняла голову. Она не скажет ему о своей неопытности. Для нее это не имеет никакого значения, но она уж точно не хочет его отпугнуть. — А ты? — с вызовом спросила она, и он мягко рассмеялся.

— Определенно нет. — Он притянул ее к себе. — Иди сюда, Эмма.

И она пошла. Прижалась грудью к его обнаженной груди, и его губы опять прижались к ее губам. В этот самый миг Эмма напрочь забыла обо всем.

Одним рывком Лоренцо снял с нее футболку, и она прижалась к нему обнаженной грудью. Эмма никогда не испытывала подобного, ни когда забиралась на горные вершины, ни когда опускалась в глубины океана. Все ее приключения померкли в свете этой новизны.

Она застонала, когда его руки ласкали ее спину, а затем опустились ниже, к ее ягодицам. Он привлек ее ближе к себе, так что она смогла снова почувствовать его возбуждение. Лоренцо стал покрывать поцелуями ее шею, и прикосновения его губ заставили Эмму задрожать.

Затем он положил ее на кровать и накрыл ее тело своим. Она обвила его за шею руками и выгнулась, желая соединиться с ним. Слиться воедино. Быть так близко к нему, пусть даже на одну ночь. На несколько часов. И она знала, что и Лоренцо жаждет этого. Она отдаст ему себя.

Лоренцо, положив руки ей на бедра, снял ее крохотные шортики и отбросил их в сторону. Ощущение его ласкающих пальцев в самой чувствительной области заставило Эмму всем телом податься ему навстречу. А потом как будто что-то взорвалось внутри ее, и она неожиданно для себя выкрикнула его имя. Лоренцо, ласкающий ее, вдруг убрал руку.

— Ох.

— Это только начало, — пообещал он с мягким смехом, а затем, сбросив с себя пижамные брюки, стал входить в нее, но вдруг остановился.

— Эмма… — начал он. На его лице отразилась вся гамма чувств, и она поняла, что он догадался о ее неопытности. — Ты не…

— Это не имеет значения, — ответила она, выгибаясь вперед и приподнимая бедра. Она уткнулась ему в плечо, и он вошел в нее до конца.

Если она и почувствовала какую-то боль или дискомфорт, то это длилось недолго, поскольку движения Лоренцо доставляли ей намного больше удовольствия.

Эмма издала еще один крик, поднимаясь к вершинам блаженства, и Лоренцо с содроганием тоже достиг пика удовольствия, а затем наступил покой.

Они лежали так несколько секунд, а затем он обнял ее и перевернулся на спину.

— Почему ты не сказала мне, что ты девственница? — спросил он тихо.

Эмма все еще могла чувствовать его внутри себя, и удовольствие, которое заполняло тело, потрясло ее.

— Потому что, как я уже сказала, это не имеет значения.

— Я мог бы все сделать по-другому.

— Мне понравилось то, как ты это сделал.

Он рассмеялся, крепче обнимая ее.

— Спасибо, Эмма, — тихо сказал Лоренцо.

Она приподнялась на локтях, чтобы заглянуть ему в глаза, и увидела в них и печаль и радость. Она ни о чем не жалела, но все-таки ей бы так хотелось избавить его от беспокойства. Она убрала волосы с его лба.

— Мне следует благодарить тебя, — сказала она, и Лоренцо слабо улыбнулся.

За окном забрезжил рассвет.

— Тебе следует поспать.

Эмма неуверенно поднялась с кровати, но Лоренцо удержал ее:

— Стой. Останься до утра.

И она осталась.