Одержимость романами

Кейтлин Бараш, 2022

Лучшая книга 2022 года по версии New York Post и Buzzfeed. Самая ожидаемая новинка по мнению The Millions, Bustle, Book Riot, The Nerd Daily, Goodreads. Что, если безобидное желание узнать больше о бывшей своего парня перерастет в настоящую одержимость? Двадцатичетырехлетняя сотрудница книжного магазина в Нью-Йорке Наоми Акерман отчаянно пытается написать свой первый роман, но никак не может найти идеальный сюжет. Когда после череды неудачных свиданий она встречает Калеба – обаятельного и умного парня с валлийским акцентом, то понимает: вот она – подходящая тема. Любовь. Но внезапно в этой истории появляется незапланированный персонаж – Розмари, бывшая девушка Калеба… Оказывается, та тоже живет в Нью-Йорке, работает с книгами и подозрительно похожа на саму Наоми. И это не считая того, что они обе влюбились в одного и того же парня. Может быть, у девушек есть еще что-то общее? Сгорая от любопытства и тревоги, Наоми начинает следить за Розмари. Она решила поставить эксперимент над своим парнем и его бывшей, только в какой-то момент теряет контроль над всем происходящим… «Стиль Кейтлин Бараш переполнен юмором, состраданием, интригой и хаосом идентичностей. Он переполнен самой жизнью». – Джонатан С. Фоер, автор мирового бестселлера «Жутко громко и запредельно близко» «Если вы когда-нибудь испытывали искушение следить за бывшим в социальных сетях, а затем оказывались в кроличьей норе из-за его постов из отпуска трехлетней давности, то этот дебютный роман о 24-хлетней жительнице Нью-Йорка по имени Наоми, которая становится одержимой бывшей девушкой своего парня, точно для вас!» – Vogue «У Бараш есть талант балансировать между дискомфортом и сочувствием, отталкивая читателя и притягивая его обратно… Герои эмоционально привлекательны, маня вас отвлечься от неизбежной катастрофы». – Associated Press «Ух, если вы ищете отличную книгу, которой станете мгновенно одержимы, то “Одержимость романами” попадает в самую точку – как названием, так и сюжетом… Я не мог отложить эту книгу. Это превратилось в судорожное перелистывание страниц по дороге на работу (и обратно), и больше такого не будет… Это было так горячо». – New York Post «“Одержимость романами” до сих пор занимает место лучшей книги года в моем сердце. Это острый, вдумчивый взгляд на природу любопытства, одержимости и самовредительства, и он обязательно заинтригует вас с самой первой главы». – Фарра Пенн, BuzzFeed

Глава третья

На субботнюю вечеринку Даниэль по случаю Хэллоуина я прихожу, одетая, как один из моих любимых книжных персонажей — Плакса Миртл^[10]: с косичками, галстуком, гольфами и, конечно, сиденьем для унитаза вокруг шеи — купила за пятнадцать долларов на «Амазоне», — оно оказалось тяжелее, чем я думала. Из Калеба, с его бледными валлийскими чертами и длинными темными волосами, получился великолепный вампир. На Даниэль — корона и белое платье в пол, подол залит искусственной кровью. Она держится за рукоять пластикового меча.

— Леди Макбет! — здороваюсь я. — Отличный образ.

— А ты превзошла себя, моя дорогая. Это, пожалуй, даже круче, чем Реджина Джордж^[11] после столкновения с автобусом.

— О-о-о, когда это было? — интересуется Калеб. — Фото в студию!

— На последнем курсе. — Я показываю ему снимок: на мне блондинистый парик и самодельный головной убор из проволоки и картона. В тот Хэллоуин мы с Даниэль перебегали из домика для лакросса в братство Сигма Чи, потом к мужскому хору, и меня везде радостно приветствовала куча незнакомых людей, хотя мы вместе жили и учились годами. Такое признание воодушевляло.

— Потрясающая задумка, — говорит Калеб, рассматривая фотографию.

Я делаю реверанс.

Даниэль протягивает нам красные стаканчики с чем-то темным.

— Из котла ведьмы, — сообщает она, играя бровями. — Мой сосед три часа готовил, я не шучу.

Мы делаем по глотку.

— А вкусно, — отмечаю я.

— Нам нужно общаться тут со всеми? — спрашивает Калеб.

— Точно нет, — отвечает Даниэль.

После того как уже третий человек хватается за мое сиденье с воплем: «Стоны, Миртл, где твои стоны?» — Калеб утаскивает меня в укромный уголок.

— Спасибо за спасение. У тебя клыки отваливаются.

Он снимает их:

— Говорить в них невозможно.

— Ах ты хитрюга, хочешь смешаться с толпой в поисках невинных и беззащитных жертв?

— Ха-ха, — говорит он с серьезным лицом. — Кстати, я хотел обсудить твой день рождения. Хочешь, устроим что-нибудь на двоих? Например, после работы в понедельник?

В груди теплеет.

— Это так мило.

Я надеялась, он что-то предложит, в конце концов, это первый день рождения, когда у меня есть парень.

— Отлично, чего бы тебе хотелось?

Мои надежды слегка тают. Неужели он не может сам угадать?

Или же необходимость угодить мне, сделать правильный выбор — знак его любви?

Предлагаю мексиканскую кухню, нашу любимую.

— Прекрасно, я закажу столик там, где мы еще не были. Согласна?

Скорее всего, он подготовит цветы, шампанское или открытку, как я сама часто делаю для друзей, но по-настоящему мне нужна только открытка. Нечто, что можно хранить, а не использовать, нечто, что навечно останется доказательством любви. Я положу ее в ящик и буду доставать, когда мне потребуется напоминание реальности его чувств.

Я киваю и дежурно улыбаюсь. Он целует меня.

— Я в туалет, — говорю я. — Скоро вернусь.

Чтобы запереть дверь, требуется аккуратно покрутить ручку. Я сажусь на унитаз и просматриваю историю, которую Розмари выложила три часа назад, надеясь разглядеть ее костюм. Но вместо себя она разместила короткое видео с парнем в костюме Трусливого Льва из «Волшебника из страны Оз» и одной из своих блондинистых подружек, одетой как Дороти. Лев обматывает длинный хвост сливочного цвета вокруг руки Дороти, и за кадром слышится смех Розмари. Наверное, она третья лишняя на этом свидании. Кто-то барабанит в дверь.

— Извини, но ты там засела, а я уже не могу терпеть…

— Иду! — спустив воду, отпираю дверь, впуская в ванную покрытого потом Пикачу.

Где-то в час ночи, хотя до моего дня рождения еще целые сутки, Даниэль вытаскивает меня в центр комнаты и организует громкое, нестройное исполнение песни «С днем рождения тебя», куда добавляется строчка «ты смердишь, как обезьянка». Какой-то тип выкрикивает из толпы: «Вообще-то она смердит, как туалет!»

— Как остроумно, — кричу в ответ, опрокидывая шот текилы.

Где-то через полчаса мы с Калебом покидаем вечеринку в самом ее разгаре и по дороге к метро проходим мимо доски у бара, где мелом написано: «Наше пиво холоднее, чем сердце твоей бывшей», и стрела указывает на вход.

— Смешно. — Я пихаю его в бок. — Знакомо?

Он продолжает смотреть прямо:

— Не особо. Я видел такую надпись и раньше. Неоригинально.

Не особо смешно или не особо знакомо? Я тут же жалею о том, что вызвала призрак Розмари в его мыслях. Это было недальновидно. Я обратила его внимание на надпись, только чтобы расшифровать эмоцию, которая пробежит по его лицу, но это бесстрастное выражение не поведало мне ровным счетом ничего.

* * *

Следующим вечером в мою дверь звонит курьер с бутылкой шампанского.

— Ну ты и жук, — радостно улыбаюсь Калебу.

Он бледнеет:

— Прости, это не от меня.

— А, — я удерживаю на лице улыбку, — ничего страшного!

Шампанское прислали родители. Приятный жест, но я чувствую разочарование.

Очевидно, желая загладить свой промах, за пару минут до полуночи Калеб с преувеличенным воодушевлением открывает бутылку и разливает содержимое в чашки. (Неужели у кого-то из моих ровесников правда есть бокалы под шампанское?)

— Счастья и благополучия, — желает он. Это звучит так заезженно, что я смеюсь и тут же прощаю его, пока мы чокаемся.

Позже, в постели, когда его дыхание становится глубоким и ритмичным, я проверяю в телефоне уведомления из «Фейсбука». За семестр учебы в Австралии я подружилась с разными людьми — из Перта, Брисбена, Мельбурна, а еще из Эквадора, Франции, Сингапура, Испании и Нидерландов. По всему миру люди просыпаются в других часовых поясах и шлют мне поздравления.

Я все еще слишком возбуждена, чтобы уснуть, и тут на экране высвечивается сообщение от Луны. «С днем рождения!! Ты наверняка не спишь, отмечая, но для меня большая честь, что завтрашний день (или правильнее сказать, сегодня?) я проведу с тобой, попивая вино, которое было отложено под презентацию книги… но какая разница!»

Презентация книги! Старые привычки не умирают: тут же открываю календарь в «Гугл-документах» — и да, вот оно, «Единственный в своем стаде», автор Сара Хилл.

Это автор Розмари. Именно ее она упоминала тогда в уборной бара. Ну конечно.

Нечаянный подарок на день рождения — сегодня мы сможем снова поговорить, на этот раз без интриг и чужого вмешательств. Совпадение или судьба?

Утром Калеб приносит мне кофе в постель.

— На овсяном молоке. Как ты любишь.

Я с благодарностью обхватываю кружку, морщась от головной боли: спасибо шампанскому. Через полчаса мне надо быть в книжном. Я приеду вовремя, только если поезда придут по расписанию, что случается редко. Быстро надеваю праздничный наряд — обдуман несколько дней назад — черный свитер с V-образным вырезом, черная джинсовая мини-юбка, колготки и красные ботильоны до колена на небольшом каблуке. Мое отражение в зеркале в полный рост выглядит прекрасно, и я рада, что Розмари наверняка подумает так же, когда меня увидит.

— Я пришлю тебе информацию о ресторане, как только сделаю бронь, — сообщает Калеб.

Я выхожу из дома, стараясь не показать разочарования от того, что он делает это в последний момент.

На работе Луна протягивает мне пирожное «Красный бархат» из кафе напротив и зажигает свечку.

— Пирожное от Алекса, но свечка от меня.

Бариста из кафе безответно влюблен в Луну и постоянно дарит ей сладости.

— Я в шоке, что его до сих пор не уволили. Это же, по сути, воровство?

— Ну а я в шоке, что он до сих пор не понял, что я лесбиянка. Я же прямо при нем заигрываю с его напарницей.

Рассмеявшись, перевожу взгляд на горящую свечу.

— Знаю, ты мечтаешь о многом, — продолжает Луна. — Но будь внимательна, загадывая желания. Не прогадай.

— Ух, ты такая заботливая. — Я набираю воздуха, мой рот округляется. В каком порядке идут мои желания? На лице Луны написано нетерпение, а у кассы уже собралась очередь из покупателей, поэтому я просто дую на свечку, не думая ни о чем. Будь что будет. Луна аплодирует, несколько покупателей тоже. Я начинаю быстро пробивать товары.

Когда в магазине становится посвободнее, мы с Луной делим между собой задачи для сегодняшнего мероприятия. Книга официально выходит во вторник, но нам разрешили начать продажи на день раньше.

— Вся команда будет здесь сегодня, — говорит Луна. — Редактор, пиарщик и так далее. Надеюсь, они не собираются контролировать каждую мелочь.

Сжав свой экземпляр «Единственного в своем стаде», который я позже аккуратно положу обратно поверх стопки таких же, замечаю, что мои пальцы оставили влажные следы на обложке. Вытираю руки о бедра и борюсь с желанием рассказать обо всем Луне, которая балансирует между званием настоящей подруги и приятной коллеги: я не знаю, сочтет ли она мой интерес к Розмари тревожным, забавным или оправданным. Мы уже делились своими страхами и тайнами, но только в рабочие часы и всегда во время скучных рабочих задач — расставляя таблички, подметая пол, собирая и прокалывая стопки чеков, выбирая подходящий плейлист для мотивации покупателей.

Открываю страницу с благодарностями, надеясь на потрясение: наконец, я хотела бы поблагодарить моего несравненного редактора, Розмари Пирс, без участия которой эта книга не оказалась бы в ваших руках.

Жаль, у меня нет времени подготовиться к появлению Розмари; сегодня у меня будет короткий промежуток времени, чтобы запомниться ей. Калеб только что прислал адрес премиального мексиканского ресторана в Бушвике, где мы еще не были. «В обзоре «Таймс» обещали гуакамоле из манго», — написал он.

А я обожаю гуакамоле из манго.

— Ты же знаешь, что этот ресторан держат белые ребята из Флориды? — Луна задирает бровь, когда я говорю ей, куда мы идем. — Умоляю, ни в коем случае не изображай из себя Книгочея и не пытайся сделать заказ на испанском.

— Я никогда так не делаю.

Другой наш напарник, с которым я редко пересекаюсь, — он работает с Луной в мои выходные, — пообещал подменить меня на несколько часов в конце смены, чтобы я могла уйти пораньше. Луне он не нравится — вернее, она его терпеть не может, — так что мы неласково прозвали его Книгочеем. Любимые авторы Книгочея — Чарльз Буковски, Дэвид Фостер Уоллес, Мишель Уэльбек и Джонатан Франзен. Порой Книгочей начинает ни с того ни с сего болтать с Луной на испанском, чтобы «освежить» язык перед своими постоянными поездками в Канкун^[12]. («Ошибочные тарифы — это реально дешево», — любит повторять он.)

Отец Луны — мексиканец, а мама — еврейка. Она свободно говорит на иврите, испанском и английском, это на два языка больше, чем я, и в четырнадцать лет отпраздновала удивительный гибрид бар-мицвы и кинсеаньеры^[13]. «Бедные белые постоянно в замешательстве, — сказала она мне будничным тоном неделю или две спустя после нашего знакомства. — Без обид».

Я помню, как залилась краской и громко выпалила: «Нет-нет, ничего страшного, я не обиделась!» — смутив нас обеих.

Покупатели часто спрашивают у Луны, откуда она родом, чего нельзя сказать обо мне. Привилегия белого человека во всей красе.

— Понимаю, Наоми, день рождения и все такое, но я никогда не прощу тебе эти дополнительные часы с Книгочеем, — заявила Луна несколько минут спустя, вынося из кладовой пластиковые стулья.

— Я знаю, прости, надеюсь, такого больше не повторится!

Покупатель подходит к кассе, и Луна укоризненно наставляет на меня палец, прежде чем обслужить клиента. Я достаю из кладовой два микрофона и кладку стопку экземпляров «Единственного в своем стаде» напротив входной двери, так, чтобы она сразу бросалась в глаза. Устанавливаю раскладной столик и ведерко со льдом, куда ставлю бутылки пива и белое вино. Пока я расставляю стаканчики и бутылки красного на столе, в заднем кармане юбки начинает вибрировать телефон. Пропущенный вызов от бабушки.

В свой законный пятнадцатиминутный перерыв перезваниваю ей из кладовки.

— С днем рождения, дорогая.

— Бабуля, привет! Спасибо. Ты все-таки установила определитель номера или просто надеялась, что это я?

Она смеется:

— Приходится все-таки соответствовать двадцать первому веку. Твой отец настроил мне аккаунт на «Нетфликсе». Я теперь смотрю запоем — так же говорится? — «Корону»^[14].

Бабушка, единственная оставшаяся у меня, переехала из квартиры, где когда-то жила с дедушкой, в центр для престарелых после небольшой аварии четыре года назад. Ей пришлось носить скобы на шее несколько месяцев, но в остальном ничего не изменилось. Она все так же стара, у нее все болит, и она с трудом ходит. Испуганный отец объяснил ей, что за ней нужен присмотр. Проживание в центре стоит семьдесят тысяч в год, включая питание, кинопоказы, вечера настольных игр, небольшой бассейн для терапевтических целей и помощь в душе.

— Именно так и говорится, — отвечаю я. — Добро пожаловать в главную черную дыру всех времен и народов.

— Не отвлекайся слишком сильно. Помнишь, что говорил твой преподаватель? Первый роман в двадцать семь.

— Никакого давления, ага, — бормочу я. Предсказание — или требование — моего преподавателя было озвучено во время барбекю для выпускников кафедры английского. Горы отбрасывали тень на траву, и все сгрудились вместе, укрываясь от солнца. Я перебрала шампанского, но помню, что, пока втыкала сельдерей в хумус, ко мне подошел мой преподаватель со словами: «В ближайшие пять лет выйдет твой первый роман». Я хохотнула от неожиданности и чокнулась с ним бокалом. Хотя мне отказали во всех магистратурах, куда я подавалась, он продолжал верить в меня.

— Сделай это не для меня, дорогая, а для себя самой, — рассмеялась бабушка и добавила: — Но я была бы не прочь прочитать его до того, как сердце откажет.

— Хватит, — с нажимом сказала я. — Никаких разговоров о смерти. Это моя единственная просьба.

— На правах именинницы, значит? Умно.

Луна трижды стучит в дверь.

— Прости, что прерываю, — в ее голосе слышится нотка паники, — но тут часть гостей приехали раньше.

— Бабуля, мне пора, я на работе. — Понизив голос, бормочу сентиментальное прощание. Нужно смотреть правде в лицо: единственный человек, который действительно понимает меня, стареет и слабеет с каждым часом. — Я правда ценю твою поддержку и веру в меня. Я скоро позвоню еще, хорошо? Люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, — отвечает она, и я кладу трубку.

— Они приехали на час раньше, — шепчет Луна, когда я выхожу к ней. — Писательницу буквально трясет от нервов.

— Все нормально. — Беру бокал белого, бутылочку воды и подхожу к девушке. — Мы очень рады видеть вас здесь, Сара, — бодро начинаю я. — Подготовка еще в процессе, но вот, пожалуйста, выпейте пока вина.

Сара Хилл с благодарностью берет бокал и бредет к группе людей, которые приехали вместе с ней. О ее романе недавно громко заговорили: одна знаменитость выбрала «Единственного в своем стаде» в качестве книги ноября для своего книжного клуба в «Инстаграме». На мой взгляд, Сара не похожа на девушку со скотоводческой фермы в Вайоминге — у нее ноги от ушей и роскошные светлые кудри, а одета она в розовый кожаный костюм с глубоким вырезом.

— Надеюсь, это не настоящая кожа? — шепчу Луне. — Серьезно? Или это ирония?

— Понятия не имею. Спроси, можно ли потрогать.

Рассмеявшись, мы расходимся закончить дела.

Когда приезжают остальные члены команды Сары, я замечаю Розмари у микрофона и едва не роняю из рук стопку книг. Аккуратно кладу их на столик и заправляю волосы за уши, выжидая подходящий момент.

Раскладной столик и вино — стоят рядом с кассой в расчете на то, что гостям станет неудобно за бесплатную выпивку и они купят книгу — в конце концов манят Розмари к себе. Она выбирает красное, не белое, — рискованно, особенно если придется протискиваться через плотную толпу.

Я подкрадываюсь к ней, как кошка:

— Смелый выбор.

Она удивленно поворачивается.

Мы стоим лицом к лицу, и я стараюсь выглядеть хладнокровно, как будто эта ремарка могла предназначаться кому угодно. Не буду напоминать ей о нашем знакомстве, пусть Розмари сделает это первой.

— Не успела накрасить губы, так что остается только красное вино, — она игриво причмокивает, — так что особой смелости не требуется.

Я против воли рассмеялась.

— Постой-ка, я тебя знаю, — говорит она. — Виделись в баре.

Наконец-то.

— Ой, точно! Я тоже тебя вспомнила. И для чистоты: это был туалет в баре.

Розмари улыбается:

— Наоми из книжного. Ну конечно. Логично.

— Она самая, — кончики пальцев покалывает. — Эта презентация точно не уловка, чтобы увидеться со мной снова? — Я уже как-то использовала вариацию этой фразы, флиртуя с мужчинами.

Розмари подыгрывает:

— Обычно я не поддерживаю знакомства в туалете бара, но в этот раз меня так и подмывало узнать, что будет дальше.

— А я-то думала, что напугала тебя. Для меня это точно было неловко.

— В следующий раз старайся лучше.

Мне нравится ее ироничность.

— Значит, ты приложила руку к созданию этого шедевра?

Розмари оглядывается на автора, затем снова переводит взгляд на меня и кивает:

— Скажу честно, я рада, что все закончилось. Первоначальный набросок был в разы лучше. Я направляла ее все время, но итоговый вариант вышел не очень. — Она со вздохом раскачивается на пятках. — Зато теперь я смогу заняться книгами, которые мне нравятся. Но, пожалуйста, продай сегодня сотню экземпляров, ладно?

Луна прерывает наш разговор:

— Начинаем через пять минут, так что пейте вино, общайтесь и покупайте книгу Сары!

Кое-кто послушно подходит к кассе. Розмари проверяет телефон, пока я сканирую штрихкоды, украдкой бросая на нее взгляд. У меня осталась пара минут, а потом меня ждет ужин с Калебом. Каким-то чудом Розмари сама возобновляет беседу.

— Честно говоря, я чаще бываю в «Гринлайт» и «МакНэлли Джексон». В этом книжном какая-то своя атмосфера, не могу описать. Мне нравится, как здесь просторно и минималистично. Тебе нравится здесь работать?

Не могу определить, что стоит за этим вопросом — подлинный интерес, снисхождение, скептицизм, — поэтому выбираю заготовленный ответ.

— Я постоянно встречаю новых людей, разговариваю о книгах, а когда никого нет, могу почитать, — отвечаю радостно. — Так что да, мне нравится.

Питер, управляющий магазином, нанял меня пару месяцев спустя после моего выпуска. (Все другие вакансии, на которые я подавалась, испарились: в ответ либо молчание, либо отказ.) Я думала поработать здесь с полгода, но вот прошло уже два года, а я все еще тут. Здесь комфортно и приятно, это место закрывает какую-то мою внутреннюю потребность. Мне нравится четкий график работы. Никто не шлет мне писем во внерабочее время, мне нравится общество Луны и философские разговоры с покупателями, а в конце дня у меня остается энергия, чтобы писать. Я часто повторяю: «Извините, у нас нет уборной для посетителей», подсказываю дорогу до ближайшей станции метро или разбираю монеты в ладонях туристов, когда они не могут отличить пятицентовик от четвертака, поэтому посетители могут подумать, будто торговать в книжном — то же самое, что продавать одежду, может, они даже глумятся за моей спиной, что я с тем же успехом могла бы работать в «Урбан Аутфитерс», складывая вещи, разбросанные на полу примерочной, но как же они ошибаются. Мы, торговцы в книжном, двигаем издательский бизнес вперед.

Признаюсь честно, я часто представляю, что скажут в других книжных о моем романе, когда он окажется на полке рядом с другими. Кому они будут рекомендовать его, часто ли?

Я не говорю об этом Розмари. Мы еще недостаточно близки.

Но, возможно, скоро станем.

— Иногда я фантазирую, как переезжаю за границу и работаю в книжном, — продолжает Розмари. — Планирую мероприятия, приглашаю авторов, которые мне нравятся. Гуляю по чудесным узким европейским улочкам после работы. Италия первая в моем списке. Ты читала «Неаполитанский квартет» Элены Ферранте?

Отвечаю, что мне понравился весь цикл, но особенно третья книга.

— Еще одна моя мечта: я перееду туда, выучу итальянский и прочту их в оригинале, — говорит она.

— У меня так с Хавьером Мариасом, хотела бы прочесть его на испанском. А вообще про Неаполь я ничего не знаю, но в Мадриде, Париже и на Санторини есть отличные англоязычные книжные магазины. Ты могла бы ездить в Италию на выходные! Правда, переехать в Австралию или Великобританию было бы проще.

— Точно не в Великобританию.

Я жду откровений, но Розмари говорит лишь:

— Я слышала про магазин «Шекспир и компания» в Париже! Но в остальные, боюсь, загляну уже в следующей жизни.

— Реинкарнация сейчас в тренде.

Мой телефон вибрирует. Отвернувшись от Розмари, я проверяю сообщение.

«Еду», — пишет Калеб.

Луна у микрофона просит всех занять свои места. Толпа затихает. Мне не хватает времени. В тишине мое лицо начинает гореть — да скажи уже! — и я выпаливаю:

— Нам надо как-нибудь выпить кофе.

Розмари улыбается так, будто услышала что-то неожиданно приятное.

— Вообще-то я хотела предложить то же самое.

Мне не хватает воздуха, пока мы обмениваемся номерами. Если мой телефон завибрирует, а Калеб увидит имя отправителя, это все разрушит. Едва ли он решит, будто это совпадение. Так что я записываю ее под именем «Мэри».

А теперь вперед, в холодную ночь.

Мне двадцать пять, и меня ждет мой парень.

* * *

На входе ресторан не разочаровывает. Приглушенный теплый свет. С потолка свисают растения в горшках и кактусы. Три стены разрисованы изображениями рыночных площадей. Калеб сжимает под столом мою правую руку, пока мы заказываем гуакамоле из манго и «Маргариту» на мескале с гибискусом.

— Как работа? Луна тебя поздравила?

— Еще как! — Мой голос звучит пронзительно. Хочется рассказать о самом важном моменте дня, но нельзя. — Съели пирожные и выпили вина за кассой перед мероприятием.

— Звучит отлично.

Калеб по-прежнему сжимает мою руку. Слишком приятно, слишком хорошо. Я выдергиваю ладонь и кладу ее на меню. А затем в корзинку с чипсами из тортильи. Что, если Розмари — она же «Мэри» — решит написать мне сегодня?

Официант приносит наши «Маргариты», принимает заказ на закуски и уходит. Мои губы прикасаются к соленому ободку, а Калеб протягивает мне коричневый бумажный пакет. Он нервно облизывает губы, как змея. Нервничает — я только недавно начала замечать этот жест.

— Я спрятал твой второй подарок под кроватью. Ты никогда там не убираешься, так что я знал, что ты его не найдешь, — дразнит он меня. — Но этот мне хотелось подарить тебе сейчас.

Разрываю подарочную упаковку и смотрю на подарок, который дарят каждому, кто считает себя настоящим писателем: записная книжка, мягкая, с белыми страницами.

Она прекрасна. Сиреневая, с моими инициалами на сатиновой обложке: Н. А. Э. Наоми Амелия Экерман. Провожу рукой по обложке и переворачиваю страницу.

Стараниями любящей семьи и заботливых друзей у меня скопился десяток записных книжек. И все же никому из них раньше не приходило в голову сделать подарок более личным. Калеб первый.

Я запускаю руку в бумажный пакет в поисках открытки. Пусто. Открытки нет — разве что она приложена ко второму подарку, тому, что спрятан под моей кроватью.

Да кому нужна открытка? Что со мной такое?

— Спасибо огромное! Идеальный подарок. — Я тянусь через стол, и наши губы (мои — шершавые и обветренные, его — мягкие) соприкасаются. — Мне очень нравится.

— Я рад! Надеюсь, второй тебе тоже придется по душе. — Калеб выразительно подмигивает. — Он не очень подходит для дарения на публике.

Подарком оказывается вибратор размером с палец — 11 режимов вибрации и скорости. Это игриво, сексуально и необычно. Я смеюсь, пока он отчаянно пульсирует в моей ладони.

— Впечатляет! Мой новый компаньон.

— Именно. Не вместо, а вместе. Скоро поиграем с ним. — Калеб улыбается и исчезает в ванной, чтобы почистить зубы.

Пока электрическая зубная щетка жужжит за дверью, я следую своему новому ежевечернему ритуалу, просматривая соцсети Розмари. В историях в «Инстаграме» она выложила несколько видео с Сарой Хилл, отметив ее, так что я перехожу в профиль Сары и просматриваю ее истории. Нахожу фотографию, сделанную до начала мероприятия. На переднем плане Сара улыбается, подняв бокал, а на заднем плане я замечаю отблеск серебряного кольца в носу Розмари в море тел, занятых болтовней. Розмари то ли говорит, то ли собирается заговорить, ее губы приоткрыты — заметен острый кончик зуба, — и от затылка до пяток пробегает дрожь. Видеть нас вместе жутко, но захватывающе — не могу отвести от нас взгляд и думаю: «Вот и мы».

Но с каких это пор в моей голове Розмари и я слились воедино?

Жужжание умолкает, дверь ванной открывается, и я прячу телефон. Калеб ложится в постель рядом, прижимая вибратор к моему бедру. Пока он экспериментирует с пятью вариантами скорости и ритма, я закрываю глаза и представляю, как Розмари обхватывает ногами Калеба, а он входит в нее медленно и глубоко, прижимаясь губами к ее ключице. Это моя новая фантазия, когда я ублажаю себя.

Теперь же, представляя это в деталях — звуки, запахи, — я быстро и неожиданно кончаю. Тяну Калеба за бедра, побуждая немедленно войти в меня. Теперь я обхватываю его спину ногами и подставляю ключицы для поцелуев.

— С днем рождения! — позже говорит Калеб, взъерошив мои кудри, затем переворачивается на живот и засыпает.

* * *

Во вторник утром просыпаюсь раньше, чем обычно, горя желанием узнать еще больше о ней. О них. Теперь у меня есть номер Розмари — раздобыт честным путем. Она не удивится, если я ей напишу.

Привет, Розмари, было здорово встретиться вчера на презентации. Идея выпить кофе все еще в силе, так что пиши, когда тебе удобно!

Один восклицательный знак добавляет тепла и энтузиазма, но при этом оставляет все в рамках дозволенного.

Розмари отвечает мне около полудня. Перерыв на обед. Представляю, как она подносит ко рту вилку с листом салата — ромэн, кейл или рукола, — покрытым бальзамическим уксусом, перебирая список дел и проверяя календарь.

Бросаю взгляд на покупателей, сидя за кассой, и открываю сообщение.

Наоми! Хорошо, что ты написала. Да, давай — как насчет воскресенья в районе трех?

Отлично, до встречи.

* * *

Когда я переступаю порог «Бруклин Роустинг» (ее выбор) в Дамбо в воскресенье ровно в три часа, там яблоку негде упасть. Склонившиеся над ноутбуками посетители заняли все диваны и практически каждый стул за каждым столом. У одной из стен этого помещения в стиле лофт нахожу два барных стула у стойки. Нам с Розмари придется сесть вполоборота друг к другу, как на свидании: наши колени и бедра будут периодически соприкасаться.

Заказываю холодный масала-кофе и жду. Розмари врывается в кафе — шарф сбился набок, щеки порозовели от мороза — и извиняется за опоздание.

— Можешь, пожалуйста, подержать оборону, пока я возьму себе кофе?

Отвечаю: «Да, конечно» — и наблюдаю за тем, как она общается с бариста. Он смеется над какой-то ее фразой — мне не слышно, — а когда Розмари возвращается, я спрашиваю, что она заказала.

— Масала-кофе. Люблю сладкое, но порция эспрессо позволяет пребывать в иллюзии, будто все дело в кофеине.

С притворным удивлением указываю на собственную чашку:

— И у меня!

Вспомнит ли Розмари наш первый разговор, поймет ли, что мы уже встречались?

— Великие умы мыслят одинаково, — говорит Розмари: значит, не помнит. Возможно, это и к лучшему. Не хочу, чтобы ее насторожили совпадения.

— Как твои выходные? — начинаю разговор с безобидной темы. — По субботам на работе сумасшедший дом. Не успеем мы открыться, как в дверь ломятся взъерошенные родители, скупая тонны игрушек и книжек с картинками, а потом просят все это красиво упаковать к марафону детских праздничных вечеринок.

— Звучит ужасно, — вздыхает она, а затем переводит разговор на себя. — Эти выходные выдались спокойными, но впереди напряженная неделя. Я недавно приобрела права на книгу, за которой давно охотилась — пришлось обойти десяток других редакторов в борьбе за нее, — но пару дней назад автор устроила мне сюрприз.

Розмари делает паузу, чтобы отпить масала-кофе, и я напряженно размышляю, в чем мог заключаться этот сюрприз. Вижу, как она сглатывает.

— Один из героев романа списан с реального человека, и теперь писательница хочет изменить некоторые детали, чтобы его не узнали. — Розмари смотрит мне прямо в глаза, и я не отвожу взгляда, стараясь не запаниковать. — Она хотела внести правки до публикации книги, но так получилось, что все хвалили ее именно за описание этого героя, так что она все тянула и тянула, роя себе яму, и вот теперь она в отчаянии…

Я выравниваю дыхание.

–…а я стараюсь натаскать ее на ответы, потому что каждую писательницу, с которой мне доводилось работать, всегда спрашивают, насколько автобиографична ее книга. Честно говоря, это просто кошмар, мужчин почти никогда такое не спрашивают.

— Ты совершенно права, это просто ужас. — В моем голосе слышатся истеричные нотки. — Что ты будешь делать?

Памятуя о том, как Розмари тихо и внимательно выслушивала друзей в том баре в Гованусе, ставлю на то, что она дает взвешенные советы: «Объясни еще раз, что случилось», «Ты уверена?», «Не беспокойся», «Мы все исправим». Она наверняка терпелива и добра, но в то же время непоколебима, с нужной долей профессиональной стойкости.

— Я попросила ее внести правки, но если книга от этого потеряет свою мощь, то ей придется связаться с этим человеком и найти мирное решение. Тогда она сможет опубликовать оригинал книги, — вздыхает Розмари. — По большей части я пытаюсь сделать так, чтобы не пришлось привлекать юристов.

— Звучит очень муторно, — говорю я, потому что это и правда так. — Даже представить себе не могу.

— Знаю. Надеюсь, до этого не дойдет. — Она непринужденным движением собирает волосы в идеальный хвост. — Все, прекращаю жаловаться на работу. Честно. А у тебя есть что-то интересное на горизонте?

Резкая смена темы, но я готова.

— Ничего особенного. В основном буду тешить мужское самолюбие. У моего парня на работе в разгаре важный проект, и он в отвратительном настроении. Так что стоит ему переступить порог, как я протягиваю ему пиво и понимающе киваю каждые несколько минут.

Розмари фыркает:

— Боже, как знакомо. Чем он занимается?

— Он инженер. — Технарь, но не слишком близко к правде. Здесь я подготовилась. — Но, честно говоря, я не особо понимаю, чем он занимается, мы не обсуждаем его работу. Только сложности или какие-то достижения.

— Отлично тебя понимаю. Мой бывший занимался моделированием катастроф. — Пауза. — Мне казалось, он и сам всегда настороже.

Теперь он с нами, в этой комнате. Мы обе представляем одно и то же лицо: Калеб. В горле бурлит странная смесь радости, вины и нежности — по отношению к нему, но почему-то и к ней. Я выбираю вину, позволяю себе ее прочувствовать — разве не это самая правильная реакция?

— Наверное, противоположности притягиваются, — добавляет Розмари.

Я иду напролом в попытке собрать как можно больше данных. Информация — мое оружие и броня.

— И как вышло в твоем случае с противоположностями?

— Ну, я же сказала: бывший парень. Вот и ответ. — Розмари дергает туда-сюда молнию на кошельке, и на ее большом пальце остается вмятина.

Замечаю это — один из нервных жестов. Я тоже предпочитаю мять что-то в руках, когда волнуюсь.

— Но расстались мы не поэтому, — продолжает она. — Сначала все шло хорошо: знаешь это взаимное уважение, когда твой партнер хорош в чем-то, о чем ты и представления не имеешь? Я смотрела на него буквально с восхищением. — Розмари уставилась куда-то за мое левое плечо. — И когда-то он относился ко мне так же.

Калеб часто смотрит на меня с ласковой улыбкой или веселым изумлением. Как будто я интригую его. Это тоже своего рода восхищение?

Розмари делает еще глоток:

— А чем ты занимаешь, когда не продаешь книги?

Она угадала, что это не мое основное занятие.

— Я писатель. — Мои щеки краснеют, но почему? Наверное, дерзко говорить об этом бывшей своего парня, которая работает с состоявшимися писателями на ежедневной основе. — Будущий, — уточняю.

Мы не смотрим друг другу в глаза, но я чувствую, как она оценивает меня. Можно ли распознать чей-то талант просто по внешности, по ощущениям?

— Это здорово! Так ты хочешь узнать, как попасть в издательство?

— О нет, ты решила, я поэтому хочу с тобой общаться? Из-за твоей работы? — Не буду ее разубеждать. Это одно из самых безобидных предположений.

Розмари приподнимает бровь:

— Итак, ты ищешь работу?

— Меня пока все устраивает. Но наверняка в дальнейшем я захочу перемен. Издательство — неплохой вариант.

— «Устраивает» не равно «я счастлива».

Это верно — и мудро.

— А еще я пишу роман, — добавляю я и смотрю на ее лицо в поисках подсказки. — Правда, пока я в самом начале.

— Здорово. — Она улыбается, но ее улыбка не затрагивает глаз. — Как знать, возможно, твоя книга однажды окажется на моем столе.

Эта мысль одновременно волнует и пугает, поэтому я резко меняю тему.

— Расскажи, чем ты занималась раньше. Мне интересно, как люди строят карьеру. Порой мне кажется, что я очень отстала от ровесников.

— Отстала? — Она усмехается. — Сколько тебе лет?

— Двадцать пять, — раскрываю личные подробности. — Когда мы виделись в последний раз, у меня как раз был день рождения.

— О, ты еще молода, торопиться некуда. И с прошедшим! Тебе стоило упомянуть об этом.

— Как-то неловко говорить об этом ни с того ни с сего.

— Твоя правда. Как отпраздновала?

Твой бывший пригласил меня на ужин.

Я наконец-то могу дать ему новое имя.

— Пировали в мексиканском ресторане с моим парнем, Лакланом.

Это имя пришло мне на ум за долю секунды: когда я была в Мельбурне, то знала не менее четырех Лакланов. Если Розмари подумает, что я встречаюсь с австралийцем, то у нас как будто будет кое-что общее: опыт отношений с парнями с акцентом стран Содружества наций и легкими, но заметными культурными различиями.

— Прекрасный выбор кухни, — говорит Розмари, поставив кофе на стол. — Так вот, возвращаясь к твоему вопросу, меньше двух лет назад я работала личной помощницей, и у меня заняло целую вечность, чтобы пробиться: я семь месяцев провела без работы, и это было ужасно. У меня тогда были отношения на расстоянии, так что меня часто подмывало все бросить и переехать туда…

— Откуда был твой бывший? — перебиваю ее, не в силах сдержаться: адреналин зашкаливает.

— Из Уэльса, но в то время учился в магистратуре в Лондоне.

— Местный акцент такой сексуальный, — очень громко заявляю я.

— Полностью согласна! Значит, ты бывала в Лондоне?

Мне было десять, когда бабушка взяла меня с собой в Лондон: слишком рано, чтобы понимать, какой акцент звучит сексуально. Это была моя первая поездка за границу, только что вышла пятая книга про Гарри Поттера, и на каждом автобусе города красовалась надпись «Гип-гип, Гарри», так что большую часть путешествия я провела за книгой, пока мы отстаивали длинные очереди в Вестминстерское аббатство, Букингемский дворец и Тауэр. На все остальное я обращала мало внимания и теперь жалею об этом.

Рассказываю Розмари про бабушку, автобусы, смену караула.

— Я бы хотела побывать там во взрослом возрасте, — добавляю я. — Пройтись по пабам.

— Какие милые воспоминания, судя по всему, у тебя мировая бабушка. — Она снова делает глоток. — В следующий раз тебе обязательно надо посмотреть не только Лондон. Конечно, я предвзята, но рекомендую Уэльс и Шотландию. Там так красиво.

Стук сердца отдается в животе и горле. Розмари так свободно говорит о родине Калеба. Это потому, что она пережила их разрыв и не испытывает ни горечи, ни сожалений? Или все как раз наоборот?

— Ты бывала в Австралии? Я училась там, и Лаклан оттуда. Для меня это самый сексуальный акцент.

— Еще нет, это так далеко, но однажды надеюсь съездить. Что привело его сюда?

— Работа и девушка, — такая прямота предназначена привлечь и удержать ее внимание.

— Как обычно, — смеется она. — Я так понимаю, эта девушка — ты?

— Нет, другая, — импровизирую я. — Это было до того, как мы познакомились.

Повисает долгая тишина, и я откашливаюсь.

— Кстати, я рада, что мы сейчас здесь. С тех пор как я вернулась домой, то общалась только со старыми друзьями, не желая расширять круг знакомств.

Я не могу быть просто отчаянной искательницей работы, или странненькой девушкой, которая заводит знакомства в уборной бара, или, боже упаси, писателем, беззастенчиво пытающимся добиться продажи своей книги. Я должна быть спокойной, приветливой, интересной и открытой для дружбы, которая проистекает из совершенно естественного стремления к саморазвитию и переменам. Однако, кроме того, я сказала правду. Здорово пообщаться с кем-то новым. (Без учета контекста.)

— Я тоже местная. — Ее голос смягчается. — Так что я тебя понимаю. Где ты выросла? Чем занимаются твои родители?

— Верхний Вест-Сайд, хотя сейчас я живу в Виллидже. Папа преподает в Нью-Йоркском университете, а мама пишет и исполняет песни.

По этому описанию мы верхний средний класс, богема, открытые люди. Я не упоминаю о том, что составляет основную часть нашего дохода, потому что это меня смущает, но, поскольку большинство людей любопытны и подозрительны — и задают логичные вопросы вроде «как это продавец в книжном может позволить себе однокомнатную квартиру в Виллидже?» — скрывать объяснения становится сложно.

— О, я училась в Нью-Йоркском университете! — восклицает Розмари. — До сих пор выплачиваю кредит за учебу. А что преподает твой отец?

Да уж. Как я могла забыть?

Мой отец преподает литературу, так что она вполне могла посещать его семинары. Лицо пылает жаром, когда мы снова оказываемся на опасной территории.

— Он преподает на математическом. Честно говоря, не знаю, что именно. Математика никогда не была моей сильной стороной.

— Держу пари, твой отец в восторге от того, что ты теперь встречаешься с математиком. — С противным хлюпаньем ее соломинка втягивает воздух. — Мои родители были рады, что Калеб изучал что-то прикладное. Когда я выбрала английский в качестве основной специализации, дома разразилась гроза. Конечно, мои родители любят читать и все такое, они годами работали учителями в государственных школах, но они, видимо, надеялись, что я выберу финансы, или юриспруденцию, или что-то в этом роде…

Я перестаю слушать. Она назвала его по имени. Впервые. Чтобы успокоиться, с силой прижимаюсь каждым позвонком к спинке стула. Вдруг Розмари использует этот разговор как предлог, чтобы снова сблизиться с Калебом? Меня охватывает дурное предчувствие, и к горлу подкатывает тошнота. Теперь некоторые события могут оказаться вне моего контроля.

Я возвращаюсь в реальность.

— Прости, знаю, что это невежливо. — Розмари берет телефон в руки. — Но мне нужно ответить на сообщение.

— Конечно, — указываю в сторону туалета. — Сейчас вернусь.

Сердце бешено колотится, когда я запираюсь в кабинке и немедленно меняю свои настройки конфиденциальности в «Инстаграме», «Фейсбуке» и «Твиттере». Я раскрыла слишком много информации. Теперь всем желающим подписаться на меня придется присылать запрос. В качестве фотографии профиля во всех соцсетях стоит мой снимок крупным планом на Великой океанской дороге в Австралии, меня обдувает ветер, и я улыбаюсь. Я не меняла ее уже несколько лет; мне нравится на нее смотреть.

На последней опубликованной фотографии я стою в просторном зале Музея Уитни рядом с вереницей синих чемоданов в качестве экспонатов. Мы с Калебом ходили туда пару недель назад, и, когда я попросила его сфотографировать меня, он пошутил — слишком снисходительно, на мой взгляд, — на тему того, как часто я использую «Инстаграм». Я ничего не ответила, но теперь жалею об этом, надо было защитить себя: «Всего один снимок, я редко прошу об этом, я не такая, неужели ты до сих пор не понял?»

Фото я подписала так: «Позирую со всем своим эмоциональным багажом». В итоге пост получил сто двадцать лайков, личный рекорд. Наверняка подписчики сочли меня остроумной и ироничной.

Если Розмари когда-нибудь спросит, я отвечу, что не пользуюсь соцсетями. «Это помогает мне писать, — скажу я, — ни на что не отвлекаясь».

Калеб вообще не пользуется ими. Последний пост на «Фейсбук» он выложил более двух лет назад, а фотография, которую он использовал в «Тиндере», была снята примерно тогда же. (Несколько месяцев назад, когда я тщательно изучала его архивы десятилетней давности, то с радостью обнаружила, что восемнадцатилетний Калеб сильно смахивал на тех парней, которые никогда не интересовались восемнадцатилетней Наоми. Получите и распишитесь, старшеклассники.)

Если Розмари станет искать его, нас, она ничего не найдет. Только я решаю, как наши отношения будут отражены в онлайне, а теперь мой профиль закрыт, заперт. Наш единственный общий снимок с Калебом в соцсетях — селфи, сделанное этим летом на Кони-Айленде. Крупным планом — наши загорелые лица, а сзади — море. Подпись: «Мой парень впервые на Кони-Айленде!» — и флаги наших стран. Я хотела, чтобы люди знали — ладно, признаюсь, главным образом, чтобы знал джазовый барабанщик, — что у меня есть парень, красивый и довольно необычный валлиец.

Возможно, это к лучшему, что Калеб не интересуется социальными сетями. Будь у него «Инстаграм», он бы послужил еще одним инструментом навязчивого измерения температуры наших отношений, и я бы тратила драгоценное время, беспокоясь о том, как часто он публикует фото со мной и сколько лайков они набирают. Я должна быть благодарна, что не смогу что-то напридумывать или не так понять.

Если бы Калеб знал, как много времени я трачу, настраивая контраст, резкость, насыщенность, тени, экспериментируя с фильтрами «Гинэм», «Ларк», «Райз» или «Валенсия» и продумывая подписи с выверенным балансом между искренностью и иронией, боюсь, он бы стал уважать меня меньше. Соцсети делают меня другой — хорошо это или плохо.

Когда я возвращаюсь из уборной, Розмари что-то печатает с глуповатой улыбкой на лице. Я смотрю на ее зубы, пока ей не становится неловко, и ее губы смыкаются, будто кто-то задернул занавес. Кому она так улыбается?

— У меня сегодня ужин в Парк-Слоуп, так что, боюсь, через пять минут мне пора.

— Свидание? — интересуюсь я.

— Нет. Извини, не хочу, чтобы ты чувствовала себя так, будто я тебя продинамила, просто мы уже давно договорились о встрече с университетскими друзьями. Я правда не думала, что мы так заболтаемся!

Чувствую себя польщенной оттого, что я превзошла ее ожидания, но тут же вспоминаю, кто мы вообще-то друг другу.

— Встречи с друзьями — единственный вид свиданий, на которые я сейчас хожу, — добавляет она немного печально.

Я тут же изображаю сочувствие:

— Ой, прости, я не хотела…

— Все в порядке, я просто драматизирую. Долгая история, но суть в том, что после нескольких лет отношений на расстоянии Калеб переехал в Нью-Йорк, но он все время скучал по родине. И я начала уставать от этого угрюмого выражения, которое не сходило месяцами с его лица. Так что я порвала с ним. Я не хотела, думала, что это встряхнет его и он будет бороться за нас. — Розмари тараторит, как будто ей не терпится выговориться перед кем-то новым. Друзьям-то, наверное, уже тошно слушать про Калеба. — Но он не стал. Просто исчез из моей жизни. Я думала, Калеб вернется в Британию, но он остался. Видимо, не исключает возможности возобновить отношения.

Меня так и подмывает ответить: «Будь Калеб американцем, будь его акцент обыкновенным, а не таким, что слюнки текут, ты бы заинтересовалась им?»

— Мне кажется, наши пути еще пересекутся, — говорит она и смотрит прямо на меня, как будто ждет, что я подтвержу или опровергну ее заявление.

Вместо этого я изображаю шок.

— Ты серьезно рассказала такое и тут же уходишь? У меня столько вопросов!

Как и когда ваши пути пересекутся снова? Почему ты так в этом уверена?

Розмари берет сумку, выбрасывает стаканчик в мусорное ведро и спрыгивает со стула.

— Да ничего особо интересного, — говорит она со смущенной улыбкой. — У каждого из нас свои маленькие драмы.

— Клиффхэнгер!^[15] — кричу ей вслед. Несколько человек отрывают головы от своих ноутбуков и смотрят на меня.

Дверь за ней захлопывается, и я отправляю отцу пару сообщений.

Вопрос: сегодня в книжном я встретила девушку, которая, возможно, посещала твои семинары. Розмари Пирс, знаешь такую?

Три минуты спустя мой телефон вибрирует.

Я ее помню! Ходила на литературу XIX века. Блестящий ум. Как тесен мир. Она купила что-нибудь интересное?

Я тычу в клавиатуру указательным пальцем

Нет, только открытку с соболезнованиями.

Насупившись, задаюсь вопросом, употреблял ли хоть кто-то когда-то слово «блестящий» по отношению ко мне.

«Ох», — все, что отвечает отец.

Удаляю сообщения и пишу Калебу: «Ты дома?»

Мне вдруг срочно хочется его увидеть. Выхожу из кафе, спешу в сторону вокзала и жду шесть минут до прибытия поезда. На Девяносто шестой улице я пересяду и поеду на север к Калебу. Мы редко проводим время в его квартире, в основном из-за моего дорогого и жадного до внимания Ромео и отсутствия соседей. Соквартирант Калеба (его термин) — программист. Видела я его всего однажды, но слышала часто. Он готовит и спит когда попало и, похоже, слушает только два музыкальных жанра: Моцарта и «Металлику».

«Я в метро, еду к Вашингтон-Хайтс, — добавляю я. — Было бы здорово сменить обстановку и посидеть у тебя!»

Калеб не отвечает сразу, но я продолжаю ехать дальше — устрою ему сюрприз, если потребуется.

Cнова открываю «Инстаграм», быстро пролистывая людей, места и вещи и ставя маленькие красные сердечки, когда мне нравится увиденное. Провожу пальцами по видео, играет музыка, и мой желудок сжимается, когда я слышу джазовую смесь контрабаса, фортепиано, саксофона и ударных.

«Ублюдок», — вырывается вслух. Мой сосед, высокий мужчина в кожаной куртке, кидает на меня встревоженный взгляд и отодвигается.

Начинаю просматривать видео, вспоминая прискорбную правду о великом таланте Адама.

* * *

Две опубликованные мной истории об Адаме были ложью.

В них он отвергал меня, потому что любовь была такой сильной и неожиданной, что он испугался этих чувств, будучи не готовым к встрече с ними. И потому сбежал.

С тех пор я считаю, что все, кто испытывает ко мне чувства, просто ошибаются, принимая меня за кого-то другого.

Место действия — лазурное море, экзотические птицы, много солнца, гамаки в укромных уголках на роскошном круизном корабле на Галапагосских островах — само по себе располагало к романтике, но мне было шестнадцать, я была с семьей, и это все портило. Адам только что получил степень магистра в престижной консерватории в родном Бостоне, а я была старшеклассницей. Он был невыносимо великолепен — элегантный, ухоженный, будто диснеевский принц, и мое подростковое сердце не выдержало. Круиз длился шесть дней, и Адам держался сам по себе, но я взяла за правило попадаться ему на глаза, где бы он ни был, флиртуя с барменом и заказывая безалкогольный мохито. В последний день нас высадили на одном из островов. Родители и Ноа выбрали поход, а я — пляж, потому что Адам выбрал именно пляж. Он расположился на песчаном склоне, надел пару гигантских наушников, закрыл глаза и начал барабанить в воздухе. Сейчас или никогда.

Уклоняясь от его широко раскинутых рук, я пристроилась рядом и спросила:

— Что ты слушаешь?

Вздрогнув, он открыл глаза.

— Прости! — сказала я. — Не хотела тебя напугать.

Он засмеялся и сказал: «Ты меня не пугаешь», а затем кинул айпод в мою сторону. Брайан Блейд Феллоушип, «Ред Ривер Ревел». Я ничего не знала о джазе, поэтому показала на его наушники и спросила, можно ли послушать. Он сам надел их на мою голову, пальцы коснулись меня мягко, но уверенно. По моему телу пробежала дрожь, заиграла музыка, песня закончилась, я прошептала, что это потрясающе, и вернула наушники. Мы разговорились. Адам был в круизе один — до этого несколько недель гастролировал со своей группой по Чили, Аргентине, Перу и Эквадору и выделил немного времени на путешествие перед вылетом домой. Он всегда хотел увидеть Одинокого Джорджа, самую известную в мире черепаху. (Только много позже я поняла, как нам повезло застать его живым.)

Я сказала Адаму, что пишу и даже публикуюсь — технически это действительно было так, ведь я победила в детском конкурсе от журнала «Райтерс Дайджест», — и он спросил, сколько мне лет, и я ответила.

— Шестнадцать, — медленно выдохнул он, как будто в этом слове было как минимум четыре слога. — Черт.

(До сих пор задаюсь вопросом, к чему относилось это «черт»: был ли он впечатлен, что у меня уже есть публикации, или разочарован тем, что со мной не получится переспать?)

Несколько долгих секунд Адам смотрел на меня пристально и с непривычным для меня интересом. Мы сидели на пляже в окружении лающих морских львов. Мои волосы были мокрыми и тусклыми от воды, но щеки, должно быть, раскраснелись, а глаза были ясными и сияющими. Но ярче всего я помню звуки, чувства, сам факт того, что на меня впервые так посмотрели.

После круиза я отправила ему запрос на дружбу в «Фейсбуке».

Адам принял его, и я прислала ему свой никнейм в мессенджере «АОЛ»^[16]. Пару часов спустя он написал мне:

РедРиверРевел: Привет, Наоми. Что означает твой ник?

ЗовитеМеняФруФру: Это шутка. Несчастная лошадь из «Анны Карениной» и первая строчка «Моби Дика».

РедРиверРевел: Ого, как литературно. Как жизнь на суше?

ЗовитеМеняФруФру: Не очень. Школа достала, скучаю по Галапагосам, это была фантастика.

РедРиверРевел: Я тоже скучаю по ним. Поездка туда была апогеем моей давней мечты.

ЗовитеМеняФруФру: Давай тогда вернемся туда

РедРиверРевел: Я только за!

ЗовитеМеняФруФру: Знаешь, что могло бы сделать эту поездку еще лучше?

РедРиверРевел: Что же?

ЗовитеМеняФруФру: Наш роман

Я никогда даже не целовалась. «Роман» может означать и поцелуй, и секс, и нечто между. Я ждала, как он это истолкует, экспериментируя с помощью тщательно подобранных слов. В то время мне казалось, что только самые отчаянные, самые напористые девушки в школе встречались с самыми привлекательными парнями. У меня даже близко не было такой репутации: я была одной из тех прилежных девочек, которых никто не целовал. Но теперь я хотела быть кем-то большим, кем-то другим — зрелой, соблазнительной, взрослой. В прочитанных мной романах флирт всегда начинался с нескольких наводящих вопросов.

РедРиверРевел печатает… появилось, пропало, снова появилось.

РедРиверРевел: Это недопустимо, и ты сама это знаешь

Я подняла ставки.

ЗовитеМеняФруФру: Секс — это недопустимо?

РедРиверРевел: Да. Я на 11 лет старше.

ЗовитеМеняФруФру: Бывает и хуже

РедРиверРевел: Веди себя прилично

ЗовитеМеняФруФру: А ты заставь меня

РедРиверРевел вышел из чата.

Но на этом история не закончилась.

РедРиверРевел: Как школа? Ты вела себя хорошо?

ЗовитеМеняФруФру: Никогда:)

РедРиверРевел: Тогда я должен перекинуть тебя через колено и преподать тебе урок

ЗовитеМеняФруФру: Оооо давай же

РедРиверРевел: Я же велел тебе вести себя прилично

ЗовитеМеняФруФру: Преподай мне урок, а то вдруг кто-то еще перекинет меня через колено

РедРиверРевел печатает… появилось, пропало.

Молчание, которое длилось часами, иногда днями, а затем…

РедРиверРевел: Я не буду отвечать, когда ты так плохо себя ведешь. Будь хорошей девочкой.

ЗовитеМеняФруФру: Ладно, но скажи мне правду. Ты фантазируешь обо мне?

РедРиверРевел: Я не буду отвечать на этот вопрос.

РедРиверРевел: Но если б не разница в возрасте, я бы позвал тебя на свидание

Нежность последнего предложения поразила меня. Я не ожидала этого, не предполагала такой возможности, и так шли месяцы — мы отправляли друг другу ссылки на ледяные отели, отели на деревьях и отели под водой, обещая друг другу отправиться туда вместе; мы говорили о наших семьях, о нашем будущем и наших мечтах. Моя мечта казалась далекой, а его уже осуществилась. Вскоре мы начали созваниваться.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

10

Плакса Миртл — персонаж книг и фильмов о Гарри Поттере.

11

Реджина Джордж — персонаж фильма «Дрянные девчонки» (2004), по сюжету девушка попадает под школьный автобус и вынуждена носить скобы.

12

Канкун — город в Мексике на берегу Карибского моря, популярный среди туристов из-за своих пляжей.

13

Кинсеаньера — в странах Латинской Америки праздник совершеннолетия девочек, отмечающийся в день пятнадцатилетия.

14

«Корона» — популярный сериал об английской королевской семье Виндзоров.

15

Клиффхэнгер — художественный прием в создании сюжетной линии, где герой сталкивается с трудным выбором или последствиями чьих-либо поступков, и развязка остается открытой до возобновления повествования.

16

«АОЛ» — мессенджер для мгновенного обмена сообщениями.