Ветер в ивах

Кеннет Грэм, 1908

«Ветер в ивах» – детская повесть, которую с равным удовольствием читают дети и взрослые. Написанная и изданная в начале прошлого века в Англии, она разошлась по всему миру, переведена на множество языков. Читателям полюбились её герои – разумный и добрый Крот, гостеприимный, рассудительный Водяной Крыс, тщеславный Жаб, суровый, надёжный в дружбе Барсук и другие обитатели Речного Берега и неприветливой Дикой Чащи. Их приключения, забавные, а порою опасные, кончаются хорошо лишь потому, что все они готовы прийти друг другу на выручку. Это издание сопровождают прекрасные иллюстрации Роберта Ингпена, созданные для юбилейного издания, приуроченного к столетию первой публикации книги.

2. Большая дорога

Однажды погожим летним утром Крот вдруг сказал:

— Крысик, я бы хотел попросить тебя кое о чём.

Водяной Крыс сидел на берегу и напевал песенку. Он только что сочинил её, додумывал ещё последние строчки и не обращал внимания ни на что — и на Крота тоже. Он на рассвете плавал с весёлой компанией уток. Утки окунали головы в воду, а Крыс подныривал и щекотал их там, где у них был бы подбородок, если б он у них был. Утки выныривали и шумно, сердито хлопали крыльями, потому что высказать всё словами не могли: головы-то оставались в воде. Наконец утки предложили ему отстать и заняться своими делами, а их оставить в покое. Крыс вышел на берег и сочинил песню, которую назвал…

Утиная песенка

Кря-кря-крячут утки

Там, где камыши…

Снизу вверх, снизу вверх

Хвост дер-жи!

Селезни да утки —

Сколько жёлтых лап!

Ну-ка, клювы жёлтые,

Рыбку — ап!

Водоросли сочные,

Плавает плотва —

От такой кладовки

Кругом голова!

Каждый всё, что нравится,

Сделает на бис —

Хвостиком наружу,

Головою вниз!

Где-то в небе синем

Кружатся стрижи…

Снизу вверх, снизу вверх

Хвост дер-жи!

— Ты знаешь, по-моему, эта песенка — не лучшее из твоих стихов, — осторожно заметил Крот. В поэзии он не особо разбирался, но говорил обо всём всегда искренне.

— И утки тоже так думают, — ничуть не смутившись, ответил Крыс. — Они говорят, мол, почему нельзя делать что хочешь, где хочешь и когда хочешь и чтобы посторонние не сидели по берегам, делая замечания и сочиняя стихи. Глупости это всё, вот как они говорят.

— Вот молодцы, всё правильно говорят! — с жаром воскликнул Крот.

— Нет, неправильно! — обиделся Крыс.

— Ну, нет так нет, — согласился Крот. — А я тебя как раз хотел попросить: не могли бы мы навестить мистера Жаба? Я о нём столько слышал и страшно хочу познакомиться.

— Конечно, давай! — Добрый Крыс вскочил на ноги, выбрасывая на сегодня поэзию из головы. — Отвязывай лодку, бери вёсла. Жаба можно навещать в любое время, он всегда весел, всегда рад гостям, всегда опечален, когда ты уходишь.

— Наверно, он добрый, — заметил Крот, садясь на вёсла.

— Он лучше всех, — отвечал, устраиваясь на корме, Крыс. — Простой, дружелюбный, открытый. Не слишком умён, но ведь не всем же и быть гениями. Ну да, он хвастлив и самодоволен, но у него есть и великолепные качества, которые искупают всё.

Они обогнули излучину реки и увидали красивый старый дом благородной архитектуры, сложенный из поблёкшего от времени красного кирпича. К самой воде сбегали ухоженные газоны.

— Вот и Жабсфорд, — сказал Крыс. — Левая протока, там, где написано: «Частная собственность. Не швартоваться!», ведёт к причалу, возле него мы оставим лодку. Справа конюшни, прямо, куда ты смотришь, зал для банкетов — старейший в округе. Жаб очень богат, и это действительно одно из красивейших зданий в наших краях, хотя мы никогда не говорим об этом в его присутствии.

Они свернули в протоку, и Крот, подняв вёсла, вплыл под сень большого причала. Множество отличных лодок было подвязано к выступающим концам поперечин, часть вытащена на берег, но ни одна не спущена на воду. Всё выглядело пустым и заброшенным. Крыс огляделся.

— Понятно, — протянул он. — В лодочки мы больше не играем. Надоело, и бросили. Интересно, чем же он теперь занят? Пойдем-ка выясним.

Они вышли из лодки и по цветущим лужайкам отправились искать хозяина.

Жаб сидел в плетёном кресле в саду и сосредоточенно изучал разложенную на коленях большую карту. При виде друзей он вскочил с громким криком: «Ур-ра! Вот здорово!» — и бросился немедленно жать им лапы, не дожидаясь, пока ему представят Крота.

Подпрыгивая и пританцовывая, он говорил:

— Как здорово, что вы пришли! Крысик, я как раз хотел послать за тобой — и со строжайшим приказом: доставить тебя во что бы то ни стало. Вы мне оба страшно нужны. Есть хотите? Пошли в дом, найдём что-нибудь. Нет, ну до чего здорово, что я вас поймал!

— Посиди одну минуту спокойно, Жабби, — усаживаясь в шезлонг, сказал Крыс.

Крот сел рядом и вежливо сказал что-то насчёт «прекрасного поместья».

— Лучшее на всей реке, — радостно завопил Жаб и, не удержавшись, добавил: — Да и во всём мире, если на то пошло.

Крыс подтолкнул Крота локтем. К несчастью, Жаб заметил его движение и густо покраснел. Наступила неловкая тишина. В конце концов Жаб расхохотался первым:

— Ладно, Крысик, ты же меня знаешь. А дом и в самом деле недурён, правда? Он тебе самому нравится. Теперь послушайте: довольно тратить время впустую. Вы мне должны помочь, я затеваю чрезвычайно важное дело.

— Это ты про греблю? — невинно осведомился Крыс. — У тебя уже неплохо получается, но ты ещё сильно брызгаешь. Побольше терпения, сноровки и…

— Ой, гребля, тьфу! — с отвращением прервал Жаб. — Глупая, ребяческая забава. Я её уже давным-давно бросил. Пустая трата времени, вот что это такое. Мне больно видеть, как вы, с вашим умом и способностями, тратите силы и время на всякий вздор. Нет, я нашёл единственно стоящее занятие и посвящу ему отныне всю жизнь. Могу только пожалеть о потерянных впустую годах, которые потонули в ничтожной суете. Иди со мной, дорогой Крысик, и твой симпатичный друг, если захочет, тоже пусть пойдёт вместе с нами. Не далее, как в конюшне, вы всё увидите!

Он повёл их к конюшне, и Крыс хотя и шёл за ним, но вид у него был очень недоверчивый и насторожённый. Рядом с каретным сараем во дворе стоял новёхонький цыганский фургон канареечно-жёлтого цвета, в зелёных разводах и с красными колёсами.

— Ну, как?! — вскричал сияющий Жаб, становясь рядом и широко расставляя ноги. — В этой маленькой повозке — целый мир. Широкая дорога, пыльные шоссе, луга, поля и холмы; деревни, города, деревушки! Нынче здесь — завтра там. Странствия, приключения, происшествия, вообще — красота! Имейте в виду, что это самый лучший фургон из всех, что делались когда-нибудь в мире. Зайдите внутрь и убедитесь собственными глазами. Всё продумано лично мной!

Крот был страшно заинтригован. Он тут же вскарабкался по лесенке и скрылся в фургоне, но Крыс не двинулся с места, а только фыркнул и глубоко засунул лапы в карманы.

Фургон был и впрямь удобным и уютным: лавки для спанья, откидной столик, плита, полки, шкафчики, клетка с птичкой, горшки, котелки, сковородки, кастрюли всех форм, размеров и видов.

— Всё предусмотрено! — Жаб распахнул дверцу одного шкафа. — Смотри: бисквиты, омары, сардины — всё, что угодно. Печенье, лимонад, перец, бекон, варенье, карты, домино — всё есть. Мы скоро тронемся в путь, и вы убедитесь, что я ничего не забыл.

— Минуточку, — вмешался Крыс, медленно пожёвывая соломинку. — Мне, кажется, послышалось что-то вроде «мы», «скоро» и «в путь»?

— Крыс, Крысик, милый, хороший, — умоляюще заговорил Жаб, — не надо так сухо и презрительно разговаривать, ты же знаешь, что мы вместе поедем. Я, может быть, вообще не смогу обойтись без тебя, так что давай будем считать это решённым, и, пожалуйста, не спорь, споры — это единственное, чего я не терплю. Ты же не собираешься всю жизнь проторчать возле своей дурацкой реки, живя в убогой норе и занимаясь греблей! Я выведу тебя в свет, я позабочусь о тебе, дружок!

— Ну нет, — строптиво ответил Крыс, — я никуда не еду, и точка. Да, я намерен торчать всю жизнь у реки, жить у себя в норе и заниматься греблей. Причём Крот тоже намерен остаться со мной. Верно, Крот?

— Да, разумеется, — не очень уверенно начал Крот, — я, конечно, согласен с тобою, Крыс, и как ты скажешь, так всё и будет. Но всё-таки это звучит весьма… заманчиво. Понимаешь? — жалобно заключил он.

Бедный Крот! Кочевая жизнь казалась ему такой необычной, такой привлекательной, он просто влюбился в канареечный фургон и всевозможную утварь, которой тот был снабжён! Его мучил соблазн.

Увидев, что творится с Кротом, Крыс заколебался. Он старался никогда не огорчать друзей, он полюбил Крота и был готов ради него почти на всё. Тем временем Жаб внимательно наблюдал за ними. Выждав, он дипломатично предложил:

— Давайте позавтракаем, поговорим, решим всё без спешки. Собственно говоря, мне-то что, я ведь хотел доставить вам удовольствие. Мой девиз: «Всё для других».

За завтраком, великолепным, как всё в Жабсфорде, Жаб разошёлся окончательно. Не обращая внимания на Крыса, он распустил перед неискушённым Кротом павлиний хвост. Красноречивый от природы, он дал волю воображению и широчайшими мазками рисовал такие яркие картины путевой жизни, что Крот от нетерпения не мог усидеть на месте. Как-то само собой оказалось, что совместная поездка втроём уже решена, и добродушный Крыс, хотя не изменил своего мнения, решился пожертвовать собой. Он был не в силах разочаровывать друзей, которые вплотную занялись мелочами и предсказаниями, расписывая в подробностях каждый день на несколько недель вперёд.

Когда они окончательно дозрели, Жаб привёл их в загон и заставил ловить старого серого коня, который был глубоко возмущён тем, что ему, не спросив, отвели труднейшую часть в нелёгкой будущей экспедиции. Серый конь решительно предпочитал путешествиям родной загон, и оттого поимка его представила некоторые трудности. Жаб в это время набивал шкафчики ещё большим количеством съестных и прочих припасов, развешивал торбы и связки лука, укладывал на пол корзинки и кипы сена. Коня наконец поймали, взнуздали, всё было готово, и они тронулись. Каждый устроился, где хотел: один сел на козлы, другой шёл рядом с фургоном, и все говорили одновременно, не слушая собеседника. Это был золотой день! Поднимаемая ими пыль пахла густо и терпко, птицы свиристели и насвистывали из фруктовых садов, тянувшихся вдоль дороги, встречные весело приветствовали их и останавливались восхититься повозкой, а кролики вылезали из-под заборов, молитвенно складывали лапки и восклицали:

— Ух ты!

— Ох ты!

— Ах ты!

Поздно вечером, проехав много миль, усталые и счастливые, они остановились на общинном выгоне, пустили коня пастись, расположились на траве у фургона и приготовили скромный ужин. Жаб говорил без умолку о том, что он совершит в ближайшие дни, а звёзды обступили их и наливались всё полнее и ярче, жёлтая луна внезапно и молчаливо выплыла неизвестно откуда, чтобы присоединиться к ним и послушать, о чём они говорят. Наговорившись, они разошлись по койкам, и, вытянув ноги, Жаб сонно проговорил:

— Спокойной ночи, ребятки. Вот это — настоящая жизнь. Рассказывайте мне теперь о вашей реке.

— Я не говорю о моей реке, — терпеливо ответил Крыс, — я же не говорю о ней, Жаб. — И тихо, прочувствованно добавил: — Но я о ней думаю, думаю о ней непрестанно.

Крот откинул одеяло, дотянулся до Крыса, пожал ему лапу и прошептал:

— Делай, что сочтёшь нужным, Крысик. Хочешь, удерём завтра поутру и вернёмся в нашу родную нору на откосе?

— Нет-нет, подождём, — шепнул в ответ Крыс. — Спасибо тебе, мой друг, но Жаба оставлять нельзя, он в одиночку добром не кончит. Это всё недолго протянется, его затеи быстро кончаются. Спокойной ночи.

Конец затеи был даже ближе, чем думал Крыс.

После целого дня на свежем воздухе Жаб спал без просыпу, и утром его было никак не растолкать. После долгих усилий его оставили в покое. Крыс спокойно и деловито привёл коня и начал перемывать вчерашние чашки, Крот побежал в ближайшую (расположенную, однако, довольно далеко) деревню за яйцами, молоком и разными мелочами, конечно же забытыми Жабом. Сделав все дела, усталые зверьки прилегли отдохнуть, и тут появился свежий и бодрый Жаб, приветствуя весёлую и приятную жизнь, которая предстояла им теперь, когда хозяйственные заботы больше не докучали.

Весь день они беззаботно блуждали по зелёным долинам. Сперва они ехали по просёлочным и грунтовым дорогам, на ночь расположились, как и накануне, на выгоне, только теперь Крыс и Крот позаботились о том, чтобы Жаб принял участие в хлопотах. Как следствие, Жаб с меньшим пылом превозносил прелести походной жизни и то и дело норовил улечься в фургоне отдохнуть, а Крот и Крыс его оттуда вытаскивали. К полудню следующего дня выехали на шоссе — первое большое шоссе за время пути, — и там на них обрушилась беда. Неотвратимая и нежданная, она настигла их, покончила с экспедицией и оказала ошеломляющее воздействие на дальнейшую судьбу Жаба.

Они спокойно двигались вдоль обочины. Крот беседовал с конём (тот постоянно жаловался, что лишён всех радостей путешествия), Жаб и Водяной Крыс шли за фургоном и разговаривали. То есть разговаривал Жаб, а Крыс время от времени вставлял:

— Да, да-да, безусловно. Так, и что ты ему ответил? — А сам думал о своём.

Далеко позади слышалось слабое упреждающее гудение, вроде жужжания далёкой пчелы. Они оглянулись и увидели маленькое облачко пыли с чёрной точкой в центре. Облачко приближалось к ним с бешеной скоростью, и вот, как жалкий стон больного, оттуда послышалось слабое «Би-бип!». Не обратив должного внимания, они вернулись к своему разговору, когда идиллия вдруг взорвалась. Порыв ветра и оглушающий грохот швырнули их в ближайший кювет, в ушах раздалось колокольным громом «Би-бип!!!» — и, словно мгновенное видение, мимо промелькнул сверкающий стеклом и сафьяном мощный автомобиль — огромный, яростный, захватывающий дух автомобиль с припавшим к рулю шофёром. На долю секунды видение заполнило собою мир, ослепило, окутало клубящейся пылью, потом опять стало далёким пятнышком, превратилось в замирающую пчелу.

Конь, которому на ходу снился родной загон, в небывалой ситуации поддался первобытным инстинктам. Он начал пятиться, лягаться, брыкаться и, как ни взывал Крот к его лучшим чувствам, медленно, но верно направил фургон к глубокой придорожной канаве. Послышался страшный треск, и канареечный фургон, предмет их умиления и гордости, улёгся в канаву без надежды на успешный ремонт.

Крыс, не в силах совладать с собой, в ярости прыгал на шоссе.

— Мерзавцы, — кричал он, сжав кулаки, — негодяи, бандиты с большой дороги! Найдётся на вас управа! Я буду жаловаться! Я вас по судам затаскаю!

Его тоска по дому растаяла без следа, он преобразился в капитана канареечно-жёлтого судёнышка, разбитого о рифы происками коварных недругов. Он извлекал из закоулков памяти самые колкие, самые язвительные эпитеты, которыми награждал капитанов речных судов, когда те проходили слишком близко от берега и разведённая ими волна заплёскивалась на устланный коврами пол его спальни.

Жаб с широко раскинутыми ногами сидел посреди шоссе и напряжённо таращился вслед исчезнувшему автомобилю. Дыхание его сделалось прерывистым, на морде застыло глуповато-радостное выражение. По временам он тихо мурлыкал:

— Би-бип!..

Крот успокоил коня и пошёл осматривать завалившийся в канаву фургон. Последний являл собою печальное зрелище. Стёкла побились, обшивка треснула, оси погнулись, одно колесо слетело, банки консервов рассыпались по полу, птичка в клетке, горестно рыдая, просилась на волю.

Крыс подоспел на помощь Кроту, но и совместными усилиями фургон поднять не удалось. Они закричали:

— Эй, Жаб! Нам без тебя не справиться!

Жаб не ответил ни слова, не шевельнулся, не встал с шоссе. Они подошли посмотреть, что с ним. Он был в трансе. На губах играла счастливая улыбка, взгляд был по-прежнему устремлён в сторону погубителя, и время от времени из уст его слышалось нежное:

— Би-бип!..

Крыс сильно тряхнул его за плечи:

— Ты собираешься помогать нам, Жаб?

— Величественное, славное зрелище, — не двигаясь, молвил Жаб. — Поэзия скорости! Настоящий, единственный способ путешествовать! Сегодня здесь, а завтра в неделе пути! Промахивая деревни, проглатывая города, к вечно новому горизонту! Стремительней молнии! Бип, би-бип!..

— Ах, да не будь же ты ослом, Жаб! — в отчаянии вскричал Крот.

— И я даже не подозревал, — бредил Жаб. — Потерянные годы лежат за моей спиной. Но я не подозревал, мне даже не снилось. Зато теперь, когда я понял, когда я всё знаю… О! Какой цветущий путь расстилается предо мной! Какие тучи пыли взметёт мой неудержимый бег! Какие фургоны будут валиться в канаву при моём мощном появлении! Жалкие, пошлые, канареечно-жёлтые фургончики!

— Что нам с ним делать? — спросил Крот.

— Ничего, — жёстко отрезал Крыс. — Ничего тут не сделаешь. Видишь ли, я его уже давно знаю… он сейчас не в себе. У него новый психоз, и первая стадия всегда протекает именно так. Теперь он несколько дней будет бродить в счастливом полусне, не пригодный ни для какой работы. Оставь его. Посмотрим, что можно сделать с фургоном.

Тщательный осмотр убедил, что, если даже фургон удастся вытащить, ехать он больше не сможет. Состояние осей было безнадёжно, сорвавшееся колесо разлетелось вдребезги.

Крыс закинул коню поводья на спину и взял его под уздцы, неся в другой лапе клетку с её обезумевшей обитательницей.

— Пошли, — хмуро окликнул он Крота. — До ближайшего городка миль пять или шесть. Придётся идти пешком, и чем раньше мы выйдем, тем лучше.

— Но как же Жаб? — взволнованно спросил Крот, когда они вышли на шоссе. — Нельзя же бросать его посреди дороги в таком состоянии. Это опасно! Что, если откуда-нибудь вылетит ещё какая-нибудь штуковина?

— Да провались он, этот Жаб, — яростно огрызнулся Крыс. — Надоел он мне!

Однако они не успели уйти далеко, когда сзади раздался топот и Жаб догнал их и взял обоих под лапы. Дышал он по-прежнему прерывисто, взгляд блуждал неведомо где.

— Послушай, Жаб! — резко заговорил Крыс. — Как только мы доберёмся до города, ты должен пойти прямо в полицию, выяснить, знаком ли им этот автомобиль, кто хозяин, и написать жалобу. Потом пойдёшь к кузнецу или колёснику, организуешь доставку и починку фургона. Это потребует времени, но что ж поделаешь. А мы с Кротом пойдём в гостиницу, найдём удобные комнаты, чтобы было где подождать, пока будет кончен ремонт, да и тебе полезно — придёшь в себя.

— Полиция! Жалобу! — сладко мурлыкнул Жаб. — Мне — жалобу на это великолепное, небесное видение, которое снизошло ко мне! Чинить фургон? Глупости! Я не желаю ни слышать про фургоны, ни видеть их. О Крысик, ты даже не знаешь, как я благодарен тебе за то, что ты согласился поехать со мной! Ведь без тебя я никуда не поехал бы и мог бы никогда не увидеть этого… лебедя, это сияние, эту громовую молнию! И я бы никогда не услыхал волшебного звука, не вдохнул колдовского аромата. Всем этим я обязан тебе, о лучший из моих друзей!

В отчаянии отвернувшись, Крыс через его голову обратился к Кроту:

— Ты видишь, он невменяем! Нет, я сдаюсь. Дойдём до города, пойдём к железной дороге, на станции, если повезёт, сядем на поезд и уже к вечеру будем вновь у реки. Но если ты хоть раз увидишь меня в компании этого недостойного животного!..

Он фыркнул и в течение остального пути разговаривал только с Кротом.

В городе они пошли прямо на вокзал и поместили Жаба в зал ожидания второго класса, дав два пенса носильщику, чтобы не спускал с него глаз. Коня оставили в конюшне при гостинице, дали все указания, какие смогли, насчёт фургона и имущества. Скоро неторопливый поезд подвёз их к станции невдалеке от Жабсфорда, и, доведя погружённого в мечты Жаба до двери, они поручили экономке накормить, раздеть и уложить его, а сами отвязали от причала лодку, взялись за вёсла и, к великой радости Крыса, поздно вечером сели ужинать в уютной гостиной их милой норы.

Назавтра Крот, вставший поздно и не склонный серьёзно раздумывать о чём бы то ни было, удил на берегу рыбу, когда после нескольких визитов к друзьям и обмена новостями его нашёл Крыс.

— Слыхал? — спросил он. — По всей реке только об одном говорят: утренним поездом Жаб уехал в город и заказал большой, шикарный автомобиль.