Валкер

Кентий Ров

«Валкер» – сборник коротких рассказов, объединённых одной темой: всё уже произошло.Потерянные герои бродят по собственным сомнениям, существуя не в гуще ярких событий, а в той однообразности между вспышками в биографии. Они ходят на работу, ездят в метро и одиноко сидят по квартирам в ожидании вызова судьбы, который вот-вот зазвучит из отключённого стационарного телефона.Но никто не звонит. Жизнь продолжается. Остаётся только искать что-то в размытом изображении сквозь стекло маршрутки. Книга содержит нецензурную брань.

ДАЙ МНЕ ПОСПАТЬ

Она легла к нему на плечо. Мимо проносились многоэтажные коробки, набитые людьми, а с соседнего сиденья автобуса на них неодобрительно смотрел пьяный мужик лет сорока пяти. В автобусе мерзко воняло застаревшей мочой, хотя вполне возможно, это были духи кондуктора. Женя этого не замечала, а Саша решил не обращать внимания. Они ехали уже где-то полчаса, ему казалось, что она уснула. Парень пристально посмотрел на неё: чёрт, она была хороша, для него даже слишком. Друзья — то наименование, которое его устраивало в данных отношениях, но она была хороша. Иногда ему казалось, что всё слишком приторно, липко, страшной была мысль о том, что же случится с этим моментом жизни, когда Саша пропустит эту секунду через фильтр ностальгии.

— Что ты так смотришь? — Александр слегка вздрогнул, удивившись, что она не спит.

— Твоя грудь, — сказал он с идиотской улыбкой.

— Что с ней?

— Твоего парня не смущает, что ты постоянно тусуешься с кем-то, кто в любую свободную секунду пялится на неё?

— Ой, да ну его, — она отвернулась.

— Хм.

— Ты лучше, — она, улыбаясь, снова легла к нему на плечо.

Слишком липко, слишком приторно.

Саша открыл глаза, хотя он и не засыпал. Шёл четвёртый беспробудный день, приправленный маленькими дозами микросна. Собственные мысли стали врагами, мозг, пытаясь рационализировать происходящее, лишь искусно издевался над хозяином, все построенные схемы отказывались признавать обычный душевный паралич, простой факт того, что всё умирает. Парень не выходил на улицу, боялся оставить телефон на видном месте — иначе бы он бесконечно таращился в одну точку и ждал бы невозможного звонка. Всё это помогало лишь немного, ведь даже сидя в изоляции, он чувствовал оставшиеся здесь ошмётки своих же разбросанных эмоций, которые он лишь пытался загнать глубже, — не помогало. Всё умирает. Причём случается это задолго до «официального» расставания, он смирился с фактом, но вот с отсутствием миража — нет. Страшен не факт кончины «Торпиль», но ужасает сама мысль об её изначальном отсутствии. В итоге, любая попытка рационализировать, придать смысл страданиям, выливается в противоположное состояние:

— Ты сам придумал иллюзию, идеализировал образ, потерял контроль — всё честно.

— Я был там.

— Да, но, как и сейчас, лишь придумывал реальность, как будто писал рассказ.

— Но зачем?

— Это человеческое.

— Мне плохо по-настоящему!

— Ты испытываешь боль из-за миража.

— Так хуже!

— Это так.

— Я был там!

И так до бесконечности.

Мозг хоть и понимал причину страданий, и даже их неизбежность, был не в силах совладать с болью, она, как какая-нибудь жирная мерзкая тётушка из деревни, отказывалась уезжать. Саша кое-как встал и подошёл к столу. Экран мерцал, как лампа в морге, освещая пыльные полосы от рук на столе. Парень запустил покер, в последнее время он проиграл уже долларов 200. Почти всю зарплату работника call-центра. Он посмотрел свой баланс, на котором не хватало даже на самый дешёвый турнир, и начал смотреть чужую игру. Карты мелькали на зелёном фоне, Саша даже не понимал значение, перестал различать масти. Пиксельные прямоугольники то двигались, то замирали, создавая ощущение гипнотического калейдоскопа.

— У тебя всё равно нет денег. Хватит.

Александр развернулся; на его столе, свесив ноги, сидела девушка лет девятнадцати. Чёрное обтягивающее платье оттеняло почти красные волосы. Она была тощей, как смерть, и при этом выглядела достаточно жизнерадостно — это одновременно веселило и раздражало. До боли избитый образ.

— Я не говорю с галлюцинациями.

— Разве раньше они пытались с тобой поговорить?

— Нет.

— Тогда налей, — она кивнула в сторону стоящей на столе пластиковой бутылки и протянула ему стакан, на котором были вручную выведены три буквы «ОШО». У Саши такого стакана не было: он мог не знать, сколько пальцев у него на ногах, или как он выглядит, но вот количество и «внешность» своих стаканов парень знал досконально.

— Если я попытаюсь тебе налить, я вылью полбутылки на пол.

— А ты попробуй, — она усмехнулась и игриво посмотрела.

— Так, слушай, я понимаю, что ты порождение моей фантазии, смешанное с отсутствием сексуальных связей, тем более, я пью один.

— Сколько ты уже не пил? Подумай, вспомни, ты ведь и пить уже не можешь — правда? Тем более если я — это ТВОЙ бред, то ты по-прежнему будешь пить один, — девушка потрясла стаканом.

— Хрен с тобой, — Саша взял бутылку со стола и наклонил над ёмкостью, к его удивлению, он не обнаружил, что разливает пиво по полу, а перед ним никого нет. Девушка была всё там же.

— О чём хочешь поговорить?

— Даже миражи не любят нытьё. Наверно.

— Это да.

— Значит, не о чем разговаривать, — Саша сделал огромный, даже для себя, глоток и протёр глаза. Пиво, к его удивлению, не выветрилось, он несколько раз произнёс про себя название марки, чтобы не забыть. Девушка даже не думала исчезать.

— Ты так хочешь, чтобы я ушла? Сомневаюсь, ведь ты с женщиной сколько уже не говорил? Да что там с женщиной, с кем угодно!

— Я же сказал: «Никто не любит нытьё», — он начинал злиться, этот бред затягивался, а его воплощение было слишком назойливым. — Да и вообще, ты не женщина, а галлюцинация, которая исчезнет, как только я высплюсь.

Саша лёг на кровать, сделал ещё один глоток и закрыл глаза.

Он лежит в канаве, не ожидал, что парк весь перекопали, но эта дыра посреди деревьев оказалась очень даже кстати.

— Ну куда эта сука побежала?!

— Да хер его знает.

Свет фонаря мелькнул совсем близко, парень даже подумал, что его всё-таки найдут. Будет безумно обидно, если его потащат в КПЗ только из-за того, что ему 17, и он пьян как чёрт. Почему это вообще считается преступлением?

— Да ну его в жопу!

«Эти ребята сами подпитые!» — промелькнуло в голове у самого опасного преступника в городе.

— Пошли отсюда, — произнёс силуэт под белый шум в рации.

Люди в форме удалялись к фонарям у дороги, Саша выдохнул и перевернулся на спину. Через несколько минут он совсем успокоился и закурил. Осталось пройти ещё где-то километр, один километр до счастья… парень ударил себя по щеке за такой дешёвый оборот мысли. Сигарета медленно тлела у него в руках, вокруг была тишина, лишь какая-то птица слегка свистела где-то, да мужик так громко орал на своих детей в отдалённой многоэтажке, что было слышно даже здесь, в яме. Саша поднялся и отряхнулся, чище он не стал, но хотя бы сделал всё возможное: учитывая время, обстоятельства и своё состояние. Школьник пошёл в сторону дома Жени, он старался не смотреть по сторонам: даже ночью его «химический Сайлент Хилл» выглядел угрожающе и абсурдно. Недалеко от палатки мирно спал пьяный и счастливый бомж, из двух соседних дворов были слышны какие-то крики — в общем, как дома. Мимо Саши прошла группа из пяти человек в спортивных штанах — парень напрягся настолько, что чуть не упал. Они разошлись, не оборачиваясь, правило «ходи тихо, бегай быстро» работало всегда и на всех. Парень уже почти дошёл до подъезда своей девушки, у которого, сильно сутулясь, сидели два человека в грязной одежде. Обойти возможности не было, так или иначе, пойдёшь мимо них. Александр неуверенно двинулся вперёд. В какой-то момент один из сидящих посмотрел на него: только усталость, которая со временем выдавила всё остальное. Любая мечта, стремление, побуждение, искра — утонуло всё без остатка, дело было даже не в алкоголе, их разрушило что-то другое — время. Саша боязливо ускорил шаг до двери и, озираясь, начал набирать телефонный номер.

— Жень, извини что…

— Ты у подъезда?

— Как обычно… — она глубоко вздохнула, в трубке на несколько секунд воцарилось молчание.

— Сейчас спущусь, — что-то внутри Саши запело, а снаружи он сдержал рвотный позыв и выключил телефон.

Она вышла через несколько минут, в халате, было видно, что девушке очень холодно. Саша даже не догадывался, как назвать ощущение этой безумной радости, смешанное с нечеловеческим стыдом. Вдвоём они поднялись на лифте, Женя открыла дверь и впустила своего парня внутрь. Он слегка приоткрыл рот, но тут же забыл, что хотел сказать.

— Саш, мама уехала, пошли спать, — сказала девушка, по-прежнему сонно улыбаясь.

Для него она была святой… ему всегда казалось, что у него нет ничего святого.

— Ты серьёзно? Эй, не притворяйся, я знаю, что ты не спишь! — рыжая стояла над ним.

— Иди к чёрту!

— Молодой герой с помощью ловкости и хитрости обманывает высшую силу и обходит препятствия, чтобы найти свою священную даму в конце. Сладостно! Смотри, даже стражей у ворот добавил! Ты сам в это веришь?

— Да. Но ты знаешь об этом! Я был там, ты это я — мы были там, а сейчас моё подсознание проецируется в форме иллюзии.

— Как в сериалах — ты ведь не считаешь, что это достоверный справочник. Пожалуйста, скажи, что ты так не считаешь. Отчего ты уверен, что меня нет? — девушка хитро улыбнулась. Саша замешкался и провёл рукой так, словно хотел прикоснуться к её щеке — пальцы прошли насквозь.

— Я же говорил, — грусть от того, что мираж оказался миражом, выглядела нелепо, но присутствовала.

— Окей, я не настоящая, но какая разница? Счастье иллюзорно, горе иллюзорно, я иллюзорна, ты иллюзорен. Субстанция вечно бродит по этому лабиринту комнаты, смотрит на стены, видит в них замысловатые узоры бытия, причудливые формы построения, замысловатость коридора — и раз за разом находит в них «я», наслаждаясь сотворенным, — мне так отвечать?

— Это уже совсем чушь… — пробубнил Саша себе под нос. Он встал и пошёл в ванну, для того чтобы умыться.

— Как будто ты далеко уйдёшь.

— Я не буду больше говорить с тобой, — прошептал парень сам себе.

Он почти набросился на кран. Несколько раз плеснул себе в лицо водой, а потом поднёс рот к струе и начал жадно захлебываться химикатами из ближайшей реки. Тяжело дыша, он поднял голову и посмотрел в зеркало: никаких заячьих ушей или пурпурных пятен на коже — с ума он ещё не сошёл. Саша быстро перевёл взгляд на ванну и в страхе отшатнулся назад, споткнувшись о бутылку (как она вообще там оказалась!). В голове зазвенело от удара о сиденье унитаза. Перед глазами зависло изображение тела, лежащего в ванне. Руки и ноги, замерзшие в неестественной позе, лицо, едва различимое под тёмно-красно-коричневым желе, в которое превратилась вода, и чёрные волосы, свалявшиеся в один омерзительный мокрый комок. Всё потемнело.

Лампочка перегорела пару месяцев назад: единственным источником света в комнате был телевизор, по которому шло очередное «Паранормальное явление», помещение изредка освещалось лишь на несколько минут. Женя и Саша, полуголые, лежали, укрывшись двумя одеялами, болтали о какой-то несусветной чуши, что правильно: всегда пугают влюблённые, которые наедине говорят о концепции мира или же смысле жизни, будто кто-то постоянно наблюдает за ними и записывает. Где-то за стеной бурчал сосед, он был явно обижен за то, что, когда он пытался выйти из своей комнаты последний раз, Саша кинул в него бутылкой из-под пива. Что-то зашуршало и зашаркало за куском фанеры, парень схватился за заранее приготовленную бутылку потяжелее. Женя засмеялась и запрыгнула на своего молодого человека.

— Дим! Беги, я его держу!

Саша не удержался и тоже засмеялся, когда увидел несчастного Митю, который с чашкой несётся на кухню.

— Ах ты мелкая!

Парень повалил Женю, и они начали бороться, путаясь в одеяле, пытаясь хвататься за подушки и друг друга. Люди, которые счастливы, всегда идиоты, наверно поэтому никто не готовится к несчастью, которое всегда настигнет вас у стен вашего замка, разорвёт его на куски, бросит к вашим ногам ошмётки, а потом, возможно, прижмёт ногой сверху, чтобы вернуть обратно в реальность.

Саша сжал её и изо всех сил, что у него были, поцеловал, потом резко спустился ниже:

— НЕ НАДО! НЕТ! НЕ КУСАЙСЯ!

— Вообще-то мне нужно к зачёту готовиться! — раздалось откуда-то с кухни.

Саша поднял голову, переглянулся со своей девушкой, и они хором прокричали: «Заткнись!»

Туман воспоминания начал рассеиваться, мир возвращал Александра обратно, но последний сопротивлялся. Он хватался, как мог, отказывался отпускать давно прошедшее, картину с уже поплывшей акварелью. Чем больше несчастный цеплялся за холст прошлого, тем больше он рвал полотно, смазывал краски, ломал рамку где-то глубоко в своей памяти. Жизнь резкой болью в затылке всё-таки отвоевала парня к себе, чему он не был рад. Издав что-то похожее то ли на рычание, то ли на кряхтение, молодой человек поднялся и ощупал голову: «Крови нет, значит, всё в порядке, шишка будет. Зараза. Откуда тут взялась бутылка?! Я не пью в ванной!» Он посмотрел на пол — ничего не было. «Я точно схожу с… Труп!» Парень вскочил и бросился к ванне, которая была пуста. Он тщательно её осмотрел, будто человеческое тело может неожиданно спрятаться где-то под эмалью. Саша точно помнил каждый сантиметр тела, которое лежало в его собственной ванне ещё секунду назад. Человек был абсолютно синий, с отчётливыми синячными линиями на шее, серая рубашка была заляпана чем-то вроде рвоты, а торчащий из мутного желе ботинок устало вывалил язык отваливающейся подошвы. Единственное, чего Александр не мог вспомнить, так это лица трупа, как будто его и не было…

— Твоё здоровье!

Парень бешено одёрнул голову в сторону звука, его галлюцинация в виде девушки сидела на стиральной машине, сжимая в руках бутылку.

— ЧТО ЭТО БЫЛО?!

— Ты же со мной не разговариваешь, если тебя сильно не напугать, и да, сначала там была девушка-самоубийца, потом какой-то парень, а ты никогда не кидался в Митю бутылками, — последнюю фразу девушка сказала, потрясая оной. — Кстати, пиво кончилось.

На глаза Саши навернулись слёзы, он выбежал из ванной и взглядом начал лихорадочно искать свою бутылку — она была на месте, около кровати, там, где он её и оставлял. Немного успокоившись, он повернулся, за открытыми дверями ванной комнаты как ни в чем не бывало сидела его новая подруга, которая подмигнула ему.

— Милый, я порядочная девушка и пью только то, что купила сама, — она снова потрясла пустым пузырём у себя в руке. — Но хоть я и порядочная, я так просто не отстану.

— ТЫ МОЯ ФАНТАЗИЯ! — заорал Саша в исступлении.

— Хорошо, хорошо. Неужели так трудно со мной поговорить?

— Если потакать бреду, даже своему, он усиливается. Думать.

— «Потакать бреду»? А чем ты постоянно, по-твоему, занимаешься?

— Думать, думать…

— Эй, мыслитель, я тут.

–…

— Обычно ты красноречивее; нет, ну правда, что же за разница: труп в ванной, девушка, пьющая пиво, которое ты никогда не покупал или эти сцены, которые ты прокручиваешь в голове?

— Думать, думать, думать…

— Что ты заладил? Я могу и обидеться!

— Думать, ДУМАТЬ!

Саша осмотрел себя, убедился, что одет, и выбежал из квартиры, даже не закрыв двери на ключ. Как самый истеричный персонаж фильмов ужасов, он практически избивал кнопку вызова лифта, постоянно оборачиваясь. Двери отворились с мучительным скрежетом, и Саша рванул внутрь, сразу нажав на кнопку. Он сел в углу и закурил, поблагодарив кого смог за то, что сигареты и зажигалка оказались в кармане. Комок в горле давил всё сильнее и сильнее. Где-то к четвёртому этажу кусок горечи разорвался — парень заплакал: от страха, от безысходности, от чувства вселенского одиночества или же просто от ощущения всё приближающегося холодного безумия подбитого человека. Саша не умел плакать как настоящий мужчина, той знаменитой одинокой слезой, медленно сползающей по щеке, умел не плакать вовсе, но уж если это случилось, то тратил горе с расточительством. Парень ревел, не плакал, с зелёными соплями и злостью на самого себя, чуть ли не задыхаясь, это было мерзко и в то же время несло некое облегчение, видимо, ему давно было необходимо это сделать. «Плакать — непростительно, — думал парень. — Но раз уж начал…» Истерика и не думала кончаться, частые всхлипы и стон были слышны далеко за дверями лифта. Он начал успокаиваться сильно после того, как спустился — рыжая в чёрном платье уже стояла там. Медленными шагами она зашла внутрь, двери закрылись, а Саша не обратил на всё это никакого внимания, отсутствующе смотря в одну точку.

— Эй, слушай… — голос девушки звучал очень мягко. — Извини, не хотела тебя доводить. Я действительно хочу помочь, — она протянула на четверть пустую бутылку пива измотанному парню.

— Выпивка же кончилась.

— Ой, да ладно тебе.

Он посмотрел на неё, девушка была слегка смуглой, скорее загорелой, с очень мягкими чертами лица и большими глазами. Почти безумный Саша никак не мог поверить ни в то, что она настоящая (все факты доказывали обратное, включая внешность), так не мог поверить, что это всего лишь иллюзия, ведь миражи и галлюцинации не поправляют волосы, ну хотя, может, и поправляют, но не так… не как люди. Миражи не прячут глаза, не могут стыдливо улыбаться. Парень взял из её рук бутылку — стекло было настоящим, сон и окружающая действительность, которую можно почувствовать и потрогать, окончательно смешались в его мозгу. Он устал задавать вопросы. Девушка это заметила и села рядом с ним, прижав к себе ноги.

— Куришь? — он просто не знал, что спросить у ожившего бреда.

— Нет.

— А что это был за труп?

— Про чашку спросить не хочешь? Вообще, сам решай. Твои отношения, любовь, что-то хорошее, чего уже нет, но и как труп представлять не стоит, а то это хорошее начинает смердеть, может, это ты сам, если продолжишь изводить себя, я, честно, без понятия. Помнишь, я ведь всего лишь плод твоей фантазии, — последнюю фразу незнакомка произнесла, смешно извиваясь, изображая какое-нибудь привидение из малобюджетного фильма. Саша грустно засмеялся.

— Ладно, господи, с кем я говорю… Чего ты от меня хочешь?

— Чего хочет женщина, спросишь у Гибсона, — парень снова засмеялся, хотя шутка и не была смешной.

— А серьёзно?

— А ты чего?

— Это невежливо.

— Срать я хотела на вежливость.

— Ладно, я… я не знаю, чего хочу, не знаю, что делать, и даже боюсь подумать, что же будет дальше.

— Не ново.

— Это мусор, а не совет.

— Даже мусор может быть полезен, ты знаешь, что есть сообщества, которые живут только за счёт найденного в мусорках?

— Бомжи или хипстеры? — Саша уже окончательно успокоился, беседа начала принимать нормальное, насколько это возможно, русло.

— Нет, вполне нормальные люди.

— Все нормальные, просто сделали выбор, отличающийся от остальных.

— Какой же?

— Некоторые решили, что не будут ни за что отчитываться, даже за самих себя, — Саша отпил из бутылки — вкус не был похож на пиво, ни на вообще что-либо, но он почувствовал, что там есть градус. Девушка начинала ему нравиться: хоть он и не верил в её реальность.

— Может, и тебе стоит что-то решить?

— Я уже решил.

— Что?

— Что не буду ничего решать, просто плыть по… — девушка, размахнувшись, приложила его. Не было ни боли, ни жжения, но он точно ощутил удар, правда холодный. — За что?!

— Во-первых, не будь шлюхой, во-вторых, не будь такой дешёвой шлюхой. Тут и так клише хватит на несколько десятков рассказов. У тебя, кстати, пиво кончилось.

Саша посмотрел на бутылку, алкоголь и правда иссяк.

— Опять?

— Ну да.

— Так сделай ещё, как в прошлый раз.

— Хочу в бар!

— Чего?

— Поднимайся, пошли. Давай, давай!

Парень кое-как поднялся и пошёл за своим ожившим миражом. Она шла быстро и очень странно, словно подпрыгивая. Они вышли из подъезда, и у Саши закружилась голова, только сейчас он понял, как давно не дышал, пускай даже не свежим, но всё же воздухом, который не прошёл фильтры его собственной квартиры, воздухом, в котором не чувствовался привкус табака дешёвых сигарет. Ему стало неуютно.

— Чего встал?

— Нет, ничего, — парень весь сжался и пошёл вперёд. На улице было совсем темно и пусто, не было машин, в окнах не горел свет, будто какой-то мерзкий, маленький, писклявый и абсолютно невидимый диктатор, о котором знают все, кроме главного героя, проорал по громкой связи: «Всем спрятаться, Александр выходит из дома! Никому с ним не говорить и не попадаться на глаза! Добьём этого сосунка! Изоляция!» Сходящий с ума и его фантазия шли по пустынному городу мимо едва горевших, зачастую сломанных, неоновых вывесок. Их окружало целое царство корявых огней, которые стыдливо косились на яркую луну, будто извиняясь перед ней за свою ущербность. В голове Саши опять возник дьявольский диафильм из мучительных воспоминаний, вот он и Женя идут, держась за руки, по главной улице, вот целуются где-то на мосту, вот он в первый раз отказывается от сигареты, вот она ведёт его на какой-то идиотский фильм про суперсексуальных вампиров, а парень хоть и изображает сопротивление, безумно рад провести с ней ещё немного времени, словно чувствует, что осталось совсем мало.

— Прекрати насиловать её.

— Что, чего? — отрешённо пробормотал Саша.

— Память. Прекрати так судорожно трахать хорошие воспоминания, смотрится смешно. Из-за того, что тебе сейчас плохо, ты превращаешь свою память в бесконечную романтическую комедию: никакой реальности, никакой честности, никакой жизни — это изнасилование, а не воспроизведение. Всё хорошее ты прячешь за клише и недомолвками, убираешь плохое, стирая куски жизни, даже не замечая.

— Ничего я не делаю, я был там, я помню, как всё было.

— А сейчас ты говоришь с рыжеволосой вздорной девушкой, которая идёт по городу в сентябре в одном чёрном платье и не мёрзнет, при этом почти принимая меня за реальность.

Конец ознакомительного фрагмента.