Иннокентий едет в деревню

Кеша Захаренков, 2018

Переезд молодого программиста в деревню оборачивается несчастьем не только для него самого, но и для всего местного населения. Сможет ли герой преодолеть трудности, восстановить былой порядок и стать своим в деревне?Оформление обложки Натальи Костуновой. В оформлении использованы фотографии из архива автора произведения.

Часть 0

0.1. Семь ночей. Первая ночь

0.1.0. Великий крысолов

В первых рядах — свирепые взрослые особи; во вторых — отчаянные, держащие нос по ветру крысята. Смотрят из темноты, щетинят шкуры. Того и гляди набросятся. Воздадут за разложенный яд, проконопаченные в полу и стенах дыры.

Еще вчера я замечал в доме мелькающие тени, чувствовал злые взгляды, слышал, как точатся зубы в надежде мне отомстить. А сегодня крысы рвутся в бой. Громоподобно бьют в барабаны, отдают приказ о наступлении.

Не успев толком проснуться, я сел и схватил кастрюлю. Алюминиевую кастрюлю с ложкой внутри, что держал на тумбочке возле кровати. Свет на крыс давно не действовал, другое дело — звук.

Надеясь, что животных отпугнет лязганье металла о металл, я заколотил по кастрюле ложкой. И, чем отчаяннее гремел посудой, тем быстрее приходил в себя. «Крысы не бьют в барабаны, — понял я. — В барабаны бьют люди».

Я замер и прислушался. Стучали в дверь на крыльце. Колотили что есть мочи.

Включил свет, нашарил ногами тапки. Стук прекратился.

Вышел в сени и открыл дверь.

На улице было темно, стрекотали сверчки.

— Эй, — крикнул я. Но никто не отозвался.

Я постоял на крыльце, вглядываясь в темноту, потом вернулся в дом и лег.

Это была первая из семи ночей — недели, лишившей меня покоя.

0.2. Семь ночей. Вторая ночь

0.2.0. Мать-и-мачеха

Я решил, что стук мне приснился, и забыл о ночном происшествии. Не придал ему значения, о чем потом долго раскаивался.

Утром я навел порядок среди инструментов. Нашел ржавые вилы и топор. Вытащил из сарая велосипед. Отрегулировал седло, поправил цепь и прокатился по округе.

С тех пор как я приехал, заметно потеплело. Снег еще лежал на земле, но по обочинам расплывшейся дороги, на склонах канав зацвела мать-и-мачеха.

Деревня Шахматная была небольшая, домов сорок. Некоторые пустовали в ожидании майских праздников.

— Скоро будут, — неодобрительно качала головой Анна Павловна. — Дачники эти. Садить будут.

В соседнем, Солнечном, поселке дворов было больше. Я доехал до магазина и купил хлеб и рыбные консервы.

— Что там с пивом? — заговорщицки спросил продавец.

Я пожал плечами. Первый раз о пиве упомянула Анна Павловна, затем заговорил Кролик:

— Попробуй, приятель, — суетился он. — Тебе это прямо очень нужно!

Пиво было замечательное. Мягкое, с медовым вкусом и ароматом. Такой мед я ел в детстве. Когда дедушка был жив и разводил пчел.

— Откуда оно? — спросил я.

Кролик хитро подмигнул.

— По вкусу похоже на персики, — сказал он. — Батя раньше привозил персики, из командировок. Вот вкус у них такой же, никогда не забуду.

Продавец хлеба и рыбных консервов сверлил меня взглядом, но я действительно не знал, что там с пивом.

— Ну-ну, — обиделся он. И я подумал: «А что там с пивом?»

0.2.1. Бабушкин сапог

Не успел я заснуть, как услышал громкий стук. Барабанили не только в дверь, но и в окна. Грохот стоял такой, что крыс было не слышно.

Памятуя о прошлой ночи, свет я включать не стал. Влез в холодные тапки и подбежал к одному из окон. Осторожно отодвинул тюль. Ночь была безлунная, и, как я ни вглядывался в темноту, никого не увидел.

Стук не прекращался, я занервничал. Заметался по дому в поисках оружия. Ни дедушкиного ружья, ни моего меча самурайского. Одни ржавые вилы, и то в сарае.

Я вышел в сени, споткнулся о грязный бабушкин сапог.

«Лучше, чем ничего», — подумал я.

Взяв сапог в руки, почувствовал себя увереннее. Откинул крючок и резко распахнул дверь.

Никого. За дверями опять никого не было.

0.3. Семь ночей. Третья ночь

0.3.0. Мои подозрения тонут в луже

— Кролик!

— Че? — он сидел на корточках возле мотоцикла и закручивал болт.

Мотоцикл достался Кролику по наследству от отца. Единственная стоящая вещь, которую тот не пропил.

— А дети у вас тут какие?

— Дети? — переспросил Кролик. — Какие дети?

— Ну, деревенские дети. Не болтаются они у вас… по чужим дворам?

Кролик встал на ноги и вытер руки о грязную тряпку.

— Пропало чего? — хитро улыбнулся он.

Этого я не знал. Может, и пропало.

— Кто-то под окнами ходит. По ночам.

Я был уверен, что это розыгрыш, и выглядеть глупо не хотел. Может, это сам Кролик и ходит. Барабанит по моей двери, а потом смеется.

— Может, дети? — предположил я. — Мальчишка соседский или еще кто?

— Ленька-то? — удивился Кролик. Потом подумал и кивнул: — Может, и Ленька.

Мы уставились на дом Анны Павловны.

— Ну, припугни его, — Кролик потерял интерес к истории и опять опустился на корточки возле мотоцикла.

— Припугну, — сказал я, но уверен не был. — Слушай, я тут давно хотел спросить.

Кролик молчал.

— Помнишь, мы пиво пили?

— Ну, — неохотно буркнул Кролик.

Мимо нас прошел Ленька.

— Легок на помине, — сказал Кролик, усмехаясь. — Слышь, пацан!

Ленька был один. Он всегда был один.

— Это не Ленька, — сообразил я.

— Почему?

— У него друзей нет.

Соседский мальчишка с детьми не ладил. Он ни с кем не здоровался и сидел в отдельной луже. Ленька не принимал участие в набеге на мой дом. И сам его не организовывал, потому что не мог стучать в дверь и окна одновременно.

0.3.1. Боевая рана

Проснулся я от стука около трех.

За окном была темнота. В голове — шум от выпитого.

— Уроды! — заорал я.

На секунду стук прекратился, а затем начался с новой силой.

Я рассмеялся. Натыкаясь на предметы обстановки и дверные косяки, вышел в сени и открыл дверь. Никого.

Не надевая сапоги, переступил порог и оказался на улице.

— Слышите вы! — позвал я.

В голову пришла блестящая мысль. Я закрыл снаружи дверь и сам заколотил по ней кулаками.

— Слышите, а? — от смеха сгибался пополам и еле выговаривал слова.

Стука в дверь показалось мало. Я подбежал к окну на веранде. Ударил по нему так, что стекла задребезжали. Понял, что перестарался, но снова стукнул. Стекло разбилось.

Почувствовав резкую боль в руке, я протрезвел и обиделся.

Чтобы разглядеть рану, взбежал на крыльцо и включил свет. Кровь капала на пол.

— Доигрались, сволочи? — крикнул я в темноту.

Закрыл дверь и пошел промывать руку.

«Ну уж в следующую ночь буду готов! — распалялся я. — Вот вы у меня получите!»

0.4. Семь ночей. Четвертая ночь

0.4.0. Дерьмо на окнах

«Как их отвадить? — гадал я, собирая осколки стекла на веранде. — Что бы такое придумать? Битое стекло насыпать?»

Я посмотрел на перевязанную руку.

«Обмазать дверь и окна? Но чем? Дерьмом?

Или под окнами раскидать?

Но ведь это мой дом! Почему я должен мазать его собственным дерьмом?

Может, коровьей лепешкой?»

0.4.1. Капканы

— Есть ли у вас капканы? — спросил я, осматривая витрину магазина в Солнечном поселке.

— На медведей?

— На людей.

Продавец хлеба и рыбных консервов с неодобрением посмотрел на мою забинтованную руку.

— Иди отсюдова, — сказал он.

— А если не уйду?

Продавец пожал плечами.

— Капканов нет, есть мышеловки.

— Дайте две, — сказал я.

0.4.2. Записки на зеркалах

Ближайший охотничий магазин, по уверениям продавца мышеловок, находился в десяти километрах.

— Там же и вокзал, — сказал он. — Садись на поезд и езжай отсюдова.

Вместо этого я пошел к Кролику.

— Пил один? — глядя на мой разбитый кулак, спросил он. — С друзьями надо делиться.

Кролик сидел на лавке у своего дома и пил волшебное пиво со вкусом персиков.

— До станции не довезешь?

— Зачем тебе?

— В охотничий магазин. Знаешь, где?

Кролику не хотелось ехать. Он посмотрел на мотоцикл, потом на меня:

— Зачем?

Я снова вообразил, как Кролик, прячась в кустах возле моего дома, зажимает рот руками, чтобы не расхохотаться во все горло. Любой местный житель может быть замешан в деле.

— Ладно, — начал я. И все рассказал.

Первым делом Кролик расхохотался во все горло.

— Ты как в фильмах, что я по телику смотрю. Дом с привидениями.

Он смеялся, но зло.

— В двери стучат, в окна. А на зеркале они пишут?

Я нахмурился.

— Может, срут в твоем сортире?

— Ладно, — сказал я, вспомнив, как туго у местных с деньгами и работой, — а за тысячу рублей?

Через три часа я расставлял капканы под окнами дома. А еще через час — убирал. Испугался, что ловушки кому-нибудь навредят.

0.4.3. Спокойного сна

«Надо было калитку запирать, — сообразил я, третий час сидя в засаде. — Запер калитку — спи спокойно».

В руках я держал ржавые вилы, но предпочел бы самурайский меч. Как эффектно с ним наперевес было бы выпрыгнуть из сарая, чтобы дать отпор противникам!

Я вздохнул. Кто они, эти противники? Кому понадобилось каждую ночь стучать в двери моего дома? Неужели больше заняться нечем?!

«Ну вот где они, спрашивается? Сколько можно ждать?!»

Я прислушался. На улице шел дождь.

«На веранде уже лужа», — вспомнил я о разбитом прошлой ночью окне.

Мне не терпелось выгнать супостатов со своего участка, но они не приходили.

«Может, видели, что капканы расставлял? Или дождь спугнул?»

Я прождал до пяти утра, а потом пошел спать.

«А может, испугались? Видели, как я стекла бью, и больше не придут?» — поспешил я обрадоваться.

Но не тут-то было.

0.5. Семь ночей. Пятая ночь

0.5.0. Дыры в заборе

Наутро я обошел усадьбу по периметру.

Бабушкино владение насчитывало полтора гектара земли. Большую часть занимал участок, огороженный новым, выкрашенным в белый цвет, забором. Что выращивала здесь бабушка, я понятия не имел.

Дом, огород и сад имели менее надежную защиту. Запор на калитке не остановил бы ночных хулиганов, они легко могли проникнуть на участок через дыры в заборе. Досок не хватало: некоторые сгнили, часть была сломана.

Забор нуждался в ремонте, и работа предстояла большая. Найти дерево, прибить, где-то выровнять, покрасить.

«Жаль, что интернета нет», — подумал я. И пошел к Анне Павловне.

— Забор-то? — спросила она. — Куры, что ли, бегают?

— Наверное, — сказал я. — Куры.

— Ну. Дешевше колышки вбить. Лес вон у нас тут, под боком.

— А доски?

— За доски уплатить нужно, — сказала Анна Павловна.

— А сколько?

— Ой, много! — замахала руками соседка.

Более полной информации я бы не нашел и в интернете.

Я взял из сарая топор и пошел в лес. Но по дороге передумал и вернулся домой.

Меня охватила беспричинная паника. Я представил, как ночью снова сижу в карауле. Как дурак сжав вилы обеими руками. Всматриваюсь в темноту. Вслушиваюсь в тишину.

Нужно было переменить тактику.

0.5.1. Неправильный компаньон

Подготовился я основательно. Поставил на стол несколько купленных в продуктовой машине бутылок с водкой, нарезал колбасу, взял у Анны Павловны соленые огурцы.

Кролик пришел уже поддатый.

— Не боись, приятель, щас всех поймаем, — заверил он, протягивая руку к бутылке.

Под стол Кролик рухнул раньше, чем я выпил третью стопку. На часах и десяти вечера не было.

Я остался один и, думая, что неправильно выбрал компаньона, догонял друга.

— Мы должны охранять дом, — твердил я, наливая и опустошая стопки одну за другой.

Кролик согласно кивал под столом, и я слышал стук его затылка об пол.

— Как мы сможем кого-нибудь поймать?! — сокрушался я.

Но в ту ночь никто не пришел. Ловить было некому. Но и некого.

Казалось, можно бы успокоиться: две ночи подряд никто не приходил. Что мне еще надо?!

Но я волновался. На душе было неспокойно. Я нутром чувствовал, готовится что-то серьезное. Что-то серьезнее стука в дверь.

0.6. Семь ночей. Шестая ночь

0.6.0. Кабак у Сергея

— Пошли в Пещеру, — сказал с утра Кролик, — надо опохмелиться, а ты все выжрал.

Пещерой деревенские называли кабак, который держал Сергей. Там было темно, сыро и пахло плесенью.

По дороге я вспомнил, что в городе пару раз заходил в бар «У Марины», который располагался напротив бара «У Сергея».

— Они составляли друг другу нездоровую конкуренцию, — рассказывал я Кролику.

— Почему? — спросил он.

— Потому что девочки шли в бар «У Сергея», а мальчики — в бар «У Марины».

Кролик ухмыльнулся.

— Не помню, кто из них закрылся раньше, но сейчас…

— Чего там? — перебил Кролик.

Из Пещеры раздавались возмущенные голоса.

Посетители, перекрикивая друг друга, заметили нас не сразу. Но, заметив, замолчали.

— Чего у вас? — спросил Кролик. Я сел за столик у входа, а он прошел к стойке бара.

— Телегу увели, — неохотно проговорил дед, живущий на окраине деревни. — У Толика.

— Увели? Правда? — улыбаясь, спросил Кролик.

— Увели! — подтвердил старожил и председатель деревни Зиновий Аркадьевич. — Только не знаем, кто.

И уставился на меня.

— Кражи бывают, — строго сказал Сергей.

Высокий Папа, мужик в грязно-розовой синтепоновой куртке, наклонился к Зиновию Аркадьевичу и что-то прошептал ему на ухо. Старожил кивнул.

— Часто-то часто, но по мелочи. Телег не воровали, — Зиновий Аркадьевич не спускал с меня глаз.

— С красной попоной и подушками, — встрял дед.

— Помнишь, как дядя Паша запаску твою пропил? — рассмеялся Кролик. — Прямо из-под носа стащил.

Старожил нахмурился.

— О подвигах дяди Паши, — парировал вместо него дед, — давненько не слышно. А телегу кто-то увел.

В кабаке повисла тишина. Чувствуя, что на меня смотрит не только Зиновий Аркадьевич, но и остальные, я опустил голову. Я понимал, что новичок, и в первую очередь подозрения падут на меня. Но я не воровал, отчего бы мне беспокоиться?!

0.6.1. Колтуны в гриве

Проснулся я засветло. От негромкого лошадиного ржания.

Я выбежал на улицу. В голове навязчиво билось: «Сколько можно-то, а? Ну сколько можно?! Оставьте меня в покое!»

Определив, что ржание исходит со стороны огорода, я опрометью бросился туда.

Конь стоял у амбара. Стоял, запряженный в телегу с красной попоной и двумя подушками.

Краем глаза я заметил что-то необычное, но времени размышлять не было. Пока меня официально не объявили вором, надо срочно возвращать чужое имущество.

«Как он здесь? Зачем это?» — лихорадочно соображал я, не понимая, как вывести коня с участка. Уздечки не было, не за хвост же хватать?!

Я боялся получить в лоб копытом и бестолково бегал вокруг животного.

Конь тоскливо смотрел на меня и переминался с ноги на ногу. Массивный круп, живые глаза, колтуны в гриве.

Пока я хлопал его по спине, говорил: «Пойдем, слышишь, пойдем к той дыре в заборе», — я не заметил, что был обнаружен.

Откуда-то появился Сергей. Он молча отстранил меня. Открыл белые ворота на бабушкином огороженном участке, сел на коня и уехал.

Я поплелся к дому.

У калитки маячила толпа. Толпа малознакомых людей. Мне грозили кулаками и улюлюкали.

Я оправдывался, но никто не слушал. Я искал среди сердитых лиц хоть одно, заинтересованное в моем оправдании. Но не находил.

Павел Никифорович стоял поодаль и молчал. Ни Анны Павловны, ни Леньки не было видно.

Мужик в розовом синтепоне опять шептал на ухо Зиновию Аркадьевичу, а тот кивал головой. Мне не понравился этот шепот и осуждающие взгляды. Не понравилось, что председатель деревни вместо того, чтобы составить собственное мнение, прислушивался к кому-то. Что прислушивался не ко мне.

— Кролик, ну скажи им!

Кролик стоял у забора, его левый глаз дергался.

— Может, это, — сказал он, обращаясь к деду, жившему на окраине деревни, — выпьем?

Я злился от беспомощности.

— Да не брал я вашу телегу!

Толик, коренастый мужик с доверчивыми, как у ребенка, широко распахнутыми глазами, открыл калитку, подошел ко мне и ударил по лицу. Это, конечно, не лошадь копытом, но тоже неприятно.

0.6.2. Необычное обстоятельство

На улице больше нечего было делать. Я пошел в дом.

Ополоснул лицо водой. Холодильник «Морозко» не работал, и в доме не нашлось ничего холоднее железного рукомойника. Я приложился к нему щекой.

Когда народ разошелся по делам, я вернулся на место преступления.

Меня туда тянуло. Хотелось осмыслить произошедшее.

Я вернулся к амбару и тут же понял, что привлекло мое внимание в присутствии коня. Обстоятельство, на обдумывание которого не нашлось времени раньше.

Бабушкин амбар, ранее запертый на огромный замок, был настежь открыт.

Амбар был открыт и пуст.

0.7. Семь ночей. Седьмая ночь

0.7.0. Озарение

Дела мои обстояли плохо.

Я сидел за бабушкиным столом, в бабушкиной столовой и пил чай из бабушкиной кружки. Но я не был бабушкой, я был вором. Деревня ополчилась против меня, любой местный житель обрадовался бы моему отъезду.

Я посмотрел на чемодан, а потом на дверь. Представил, как покупаю билет, хожу по перрону в ожидании поезда и наконец с чувством облегчения покидаю деревню. За окном проносятся леса и поля, взгляд скользит с одного телеграфного столба на другой.

И тут до меня дошло.

Я стукнул себя по лбу.

«Вот чего они добивались!»

Вот зачем изводили по ночам громким стуком в дверь и окна. А когда не сработало, объявили вором. Чтобы вынудить уехать! Надеялись, что я испугаюсь и сбегу.

Но зачем? Зачем выживать меня из деревни?

Кому я так сильно помешал?

Я отодвинул кружку с чаем и уставился на грязную клеенку в цветочек.

Один за одним я перебрал в голове деревенских, но зацепиться было не за что. Я не мог представить, кому понадобилось убрать меня из деревни и зачем. Ни один человек не вызывал подозрений.

Кроме, может быть, Кролика. Но его причастность к делу я самому себе доказать не мог. И Павла Никифоровича. Почему он при встрече смущается, заикается и в глаза мне не смотрит? И Высокого Папы. Что он все время шепчет на ухо председателю? И, кстати, самого председателя. Откуда у него такая уверенность, что я украл телегу? И всех остальных местных жителей тоже. Что с ними не так?

«Что же делать?! Что теперь делать?» — я закрыл лицо руками и нащупал на щеке шишку. Стало обидно.

Я был одурачен, но доказать не мог.

Был избит, но не вызывал жалости.

Чувствовал себя вором, но на деле обворован был сам.

«Амбар!» — вспомнил я.

Что-то украли из бабушкиного амбара! Но что?

Я ни разу туда не заходил и не знал, что там могло храниться.

«Зачем бабушке понадобился амбар?»

Вроде его не было, когда я последний раз приезжал к ней на каникулы.

0.7.1. Вынужденное спокойствие

Я посмотрел на часы. Два ночи.

Я встал из-за стола и лег на кровать.

Отныне никто не будет стучать по ночам в мою дверь, никому я больше не нужен. Вор и отщепенец.

Я резко сел:

«А вдруг постучит участковый?»

От этой мысли стало больно.

Раньше я не боялся ночного стука в дверь. Раздражался, злился, но страх не испытывал. Теперь я дрожал.

На моменты обеих краж я не имел алиби. Когда угнали телегу, Кролик от выпитого был без сознания. Он не сможет сказать, что я делал и во сколько. А в ночь, когда украли коня, я был и вовсе один.

«Вдруг меня посадят? — с ужасом подумал я. — На сколько сажают за кражу коня с телегой?»

Я влип по самые уши, и, осознав это, разволновался. Мозг отказывался работать.

«Так! Соберись».

Я закрыл глаза.

«Если придут, скажешь, как есть. Найдешь людей, докажешь платежеспособность. Не пьешь, не куришь, зачем тебе красть?… А можно и вовсе сказать, что это была шутка. Сколько дают за хулиганство?»

Я немного успокоился.

К тому же оставалась надежда, что деревенское общество не отличалось гражданской сознательностью, и полицию никто не вызвал.

«Зачем я приехал? — снова подумал я, откидываясь на подушки. — Почему решил, что здесь хорошо? Надо было остаться. Найти новую работу, девушку. А не уезжать к черту на куличики, где одни дураки и алкоголики!»

В глубине души я понимал, был уверен: судьба настигла бы меня где угодно. Но, как за спасательный круг, хватался за мысль, что могу контролировать свою жизнь.

0.7.2. Ночной гость

В дверь громко постучали.

Я вздрогнул.

Постучали еще раз.

«Ну все», — решил я и ватными от страха ногами пошел открывать.

На пороге стоял Сергей, бармен и владелец «Пещеры». Я облегченно выдохнул.

Сергей вошел в дом и закрыл дверь. Он был года на два старше нас с Кроликом. Худой и высокий, отличался резкими движениями.

— Ты дурак, — сказал он. — Но твоя бабка…

— Ясно.

Бабушка была чудесным человеком.

— Не знаю, что там и как, — продолжил он, — но ты же не за конями приехал?

Я впервые задумался, много ли кабаков в деревнях.

— Это не я.

— Поговори со своим приятелем Кроликом, — Сергей замялся. — Он-то побольше нашего слышит.

И ушел, не попрощавшись.

«Я так и знал, — подумал я, — так и знал, что это кроличьих рук дело. Но зачем ему?»

0.0. Дауншифтинг

0.0.0. Всем собакам собаки

Одна из собак подняла морду и уставилась на меня.

Я замер.

Собака встала. Донеслось злобное рычание.

Я попятился, она гавкнула.

— Поехал бы на автобусе, — будто сказала она, — и проблем бы не было.

— Битый час шел, надеясь на попутку. Но пейзаж не менялся: ни автобусов, ни машин. Людей тоже не было. Заиндевевшие деревья стояли неподвижно.

Несколько раз я сворачивал с шоссе, но ни одна из дорог не вела к бабушкиному дому, ни одна не показалась знакомой. Пока на стволе высокого клена не увидел доску объявлений: «Куплю дом», «Продам уголь».

«Кажется, здесь», — обрадовался я и свернул. Но вскоре глаза споткнулись о черное пятно на снегу: посередине дороги лежали собаки.

Одна из них, оскалив зубы, направилась ко мне. Ее товарка лениво потянулась и встала.

Я заметил грязные космы, красные глаза размером с блюдце. Повернулся и пошел обратно.

Умные люди сказали бы, что поворачиваться спиной — ошибка. Я же твердил себе: «Главное, не смотри!» Чем быстрее уходил, тем медленнее и спокойнее чеканил слова: «Я сам создаю действительность. Без наблюдателя нет объекта наблюдения».

Достигнув шоссе, я перевел дух и заставил себя обернуться. Никого.

Прошел метров десять. Оглянулся. Собаки стояли у поворота. Но дальше не шли, будто сдерживаемые невидимым забором.

Они внимательно смотрели мне вслед. Потом заскулили и, понурив головы, поплелись обратно.

«Вот черт», — услышав песий скулеж, я устыдился. Собаки были голодны и одиноки.

Я полез в чемодан и достал бутерброды, что взял с собой. Вернулся к повороту и бросил колбасу в снег на обочине. Привлекая внимание, тихо окликнул:

— Эй!

Собаки не оглянулись. Они разочарованно брели обратно на належанное место посередине дороги.

— Какие же вы дурные, — с грустью посмотрел на колбасу.

Я был раздавлен. Оставшись без бутербродов, но с памятью о том, как позорно улепетывал от собак, я отправился искать обходной путь к бабушкиному дому.

Только потом я понял, что дворняги, лежавшие на дороге, служили предостережением. По словам Лизетт, они были добрыми друзьями, посланными защитить от беды. Я думал, они охраняли дорогу от меня, чужака, но они охраняли меня, чужака, от дороги.

Не переступи я порог бабушкиного дома, не случилось бы ни одной из семи ночей, что лишили меня покоя. Не оказался бы я врагом деревни Шахматная, не запятнал бы имя любимой бабушки, не встретил бы ту, которую должен был встретить.

0.0.1. Бесполезный ключ

Я слегка расчистил ногой снег у двери. Вставил ключ в навесной замок. Попытался повернуть, но ключ застрял. Я дернул раз, другой, вытащил.

Недолго думая, засунул ключ обратно. Он снова застрял.

Я боялся сломать, деликатничал, но замок не поддавался. Не выдержав, я стукнул им по двери. Потом потер руки, подышал на них и опять приступил к работе.

Ключ с трудом повернулся, и я услышал долгожданный щелчок. Мысленно я уже наливал в чашку из бабушкиного сервиза ароматный горячий чай, слушал треск поленьев в печи.

Потянул за ручку, но дверь не открылась. Я тянул и тянул. Сделал упор на ноги и резко дернул — ничего. Будто приколочена. Что за черт?

Я оглядел дверь сверху донизу: обледенела. Что делать, я понятия не имел. Был бы у меня нож, расколол бы лед на двери. Был бы фен, растопил горячим воздухом. Был бы кипяток, облил дверь из ведра. Отец размораживал автомобильные дверцы спиртом, но у меня и водки с собой не было.

Сняв варежку, я полез в карман за мобильником. На экране безжалостно высветилось: «Нет сигнала».

— Блин, — покрасневшими от холода пальцами я набрал отца, но гудок не пошел.

«И какого хрена никто не сказал, что тут связи нет?!» — возмущался я, стуча носком ботинка по обледенелому краю двери.

«Можно поехать домой. Будто меня и не было, — подумал я. — Посидеть до поезда на вокзале, и ту-тууу».

В кармане лежала бумажка с расписанием. Я не верил глазам, слезящимся от холода, недосыпа и усталости: обратный поезд придет через неделю. Слишком долго, чтобы сидеть на вокзале.

Ручные часы показывали начало девятого утра. Время пить чай и заедать его приготовленными бабушкой пирогами, но никак не время стоять на пороге ее равнодушного дома и морозить нос.

Я устал. Казалось, нужно только войти, и остальные проблемы решатся сами. Но войти не удавалось.

Я обошел дом. Стены выцвели на солнце и из изумрудных стали светло-зелеными. Шифер на крыше потрескался, потемнел. Окна были закрыты ставнями и заколочены. Дом старился вместе с бабушкой, а, когда ее не стало, замер в летаргическом сне.

Дом, хлев и сарай были закрыты на огромные ржавые замки. Только дровяник открыт, но в нем ни дров, ни даже щепочки. Выглядела усадьба неприветливо.

«Влезть в окно? Но без инструментов… Можно молотком, гвоздодером, но потом-то что? Не разбивать же стекла!»

Я подошел к сараю, в котором бабушка могла хранить инструменты. Даже не пробуя открыть замок, первым делом оглядел дверь. На ней наросла толстая корка льда. Сарай мне тоже не открыть.

0.0.2. Руки вверх

— Кто тут по дворам ходит?

Я обернулся. У калитки стоял старик в телогрейке, на голове меховая шапка, руки в боки. Лицо красное, обветренное.

«Домой хочу», — подумал я, опуская голову.

— Нечего оттудова выносить, и не думай! — сказал старик, пропихиваясь в узкую щель калитки. — Я сам все вынес.

Он подошел поближе и остановился возле меня. Глаза у деда были грустные.

— Проваливай-ка отсюдова.

— Я свой, — сказал я. — Здесь бабушка жила.

Старик, узнав, что я внук Антонины Глебовны, смутился.

— Иннокентий, да? — спросил он, заикаясь, и вместо двух букв «н» в имени произнес целых четыре.

— Кеша, — ответил я.

— Ясно, — сказал дед, тушуясь. Но все же протянул мне руку. — Павел Никифорыч.

Мы немного постояли.

— Сколько тебе, тридцать есть? — спросил он, словно старый знакомый.

— Двадцать четыре, — сказал я.

— Ясно, — старик с тоской посмотрел на калитку, и мне показалось, что домой хочу не я один.

— К Анне Палне… К соседке, вон дом белый, сходи, — неопределенно махнул рукой Павел Никифорович. — За лопатой. Снег со льдом сбить.

Повернулся и пошел прочь слегка неуверенной походкой, ссутулив спину.

«Что это он так расстроился?»

Решив переехать в деревню, я не подумал, что кому-то мой поступок придется не по душе. И этих «кому-то» будет на удивление много.

0.0.3. Мужик в розовом синтепоне

Не успел я постучать, как дверь распахнулась и из дома Анны Павловны выскочил мужик в грязно-розовой куртке. Он грубо оттолкнул меня локтем.

«Ну и соседи!» — подумал я.

Дверь снова открылась, и на пороге показалась розовощекая женщина лет сорока.

— Тебе чего? — спросила она недружелюбно.

— Лопату, — ответил я.

— Да вон там она, лопата! — сказала соседка, показав глазами на сарай. Накинула на плечи тулуп и побежала за мужиком.

Я побрел в сарай. Откалывая лед, боялся повредить инструмент, поэтому из представленных лопат выбирал пострашнее.

— Чего так долго-то? — спросила Анна Павловна, заглядывая внутрь. — Или не нашел?

— Похуже выбираю!

— Вон чего! Другие получше выбирают, а он — похудше.

Анна Павловна рассмеялась и подошла помочь.

— Мне лед раскалывать, — объяснил я.

— Бери любую.

Я выбрал лопату с необтесанным черенком. Анна Павловна подняла на меня голову и резко спросила:

— А ты кто будешь-то, а?

0.0.4. Учет нового имущества

Три кровати, тумбочка, комод и шкаф. Стол, стулья, табуреты. На месте телевизора — следы от его ножек, на месте газовой плиты — пара старых газет. Даже неработающий холодильник «Морозко» отсутствовал, будто понадобился кому-то. Павел Никифорович оказался прав: красть в доме было нечего. Разве что старую мебель, посуду и полчище крыс. Услышав шаги, они бросились врассыпную.

В доме было холодно и сыро, стоял спертый запах. Мебель и обои погрызены. Съедена зубная паста и мыло, в качестве оплаты оставлены крысиные какашки.

Я стоял у дверей, грустью опираясь на соседскую лопату, и собирался с силами. Никто меня здесь не ждал, никому я не нужен. Было холодно, голодно, тоскливо и одиноко.

Будто оказывая поддержку, запищали крысы. «Ну погодите! — мысленно погрозил я в воздухе кулаком. — Покажу я вам!» Хотя была бы моя воля, никому ничего показывать бы не стал, а ушел восвояси, восстановив былую гармонию.

Я снова проверил расписание поездов.

0.0.5. Уроки выживания в диких условиях

Очищая от скорлупы вареные яйца, взятые в дорогу, я вспоминал инструкцию по выживанию. Как бы ни хотелось мне абстрагироваться от унылой реальности, сотрудничать с ней было надо. Первым делом, обучали в школе на уроках ОБЖ, следует добыть воду и разжечь костер.

Я взял ведро в столовой, вытряхнул крысиные какашки. Общественный колодец перед домом выглядел заброшенным, но я открыл крышку и опустил ведро. Вместо всплеска воды услышал стук металла об лед. Март в Псковской области был суров.

Ни солоно хлебавши, я вернулся домой и решил затопить. В поленнице было пусто. Поискал возле печи — дров не набралось и на топку.

«Здесь одному не выжить», — расстроился я и снова поплелся к соседке.

— Спасибо, — сказал я Анне Павловне, возвращая лопату. Потом кивнул на ведро:

— Не знаете, где воды взять?

— Нету, — отрезала она и продала мне пятилитровую канистру с водой.

— А дрова? — спросил я и тут же получил счет за три охапки.

— Деньгами тока, — загадочно сказала она, словно извиняясь. — Пива нету.

«Причем тут пиво?» Но, избегая ненужных подробностей, вслух сказал:

— Конечно, — и достал кошелек.

Я не умел обеспечить себя водой, едой, дровами. В собственный дом не смог попасть без соседской лопаты. Мое благополучие в деревне зависело от окружающих людей, их отношения и помощи. Радуясь, что взял в дорогу приличную сумму, я и не подозревал, что скоро никаких денег не хватит, чтобы решить мои проблемы.

0.0.6. Возвращенцы

Прижав к животу ламповый телевизор, на пороге стоял Павел Никифорович.

— Это ее, бабки твоей, — сказал он, — схоронил у себя.

Конечно, телевизор был моей первой необходимостью. Я даже рассердился: нет, чтобы дров принести.

— Сыро тут, протопить бы, — сказал Павел Никифорович, читая мои мысли.

Я кивнул.

— И печь замазать. Смотри, трещина какая.

Он ткнул пальцем в тонкую царапину на глине.

— Следов дыма нет, но замазать надо.

Павел Никифорович оглянулся на меня, но я молчал. С такой печью можно много лет прожить, а я здесь временно.

— Пошли, — слабо вздохнул он, — Еще плиту отнесть. Вот тут стояла. И баллон с газом. Да два маленьких. У себя держал. А раз ты тут, — Павел Никифорович посмотрел на меня, но я опять ничего не ответил. Не говорить же старику, чтобы нес телевизор обратно.

Павел Никифорович оказался сильнее, чем я думал. Вдвоем мы перенесли даже неработающий холодильник «Морозко». Впрочем, проблем с хранением продуктов я тогда не обнаружил: бутерброды отдал собакам, яйца съел сам.

В ту первую ночь в деревне Шахматная я лежал в темноте и не мог заснуть, мучаясь пустым желудком. Старался обмануть организм: представлял, как отправляю в рот большой кусок среднепрожаренного стейка. Пережевываю и глотаю. Воображал, как он проходит по пищеводу, заполняет желудок.

Крысы за стеной шумели. Перепуганные моим появлением, на глаза они не показывались. Но, как и я, мучились голодом. Они не могли насытиться воображаемым мясом.

Впрочем, и я не мог. Наоборот, был голоднее, чем до начала представления. К тому же испугался, что организм сыграет злую шутку. Когда я отправлю кусок настоящего стейка в рот, прожую, проглочу, сытости не почувствую. Вдруг, что бы я отныне не съел, всегда буду голоден?!

Я подумал о двух собаках на дороге. С сожалением вспомнил, как от них улепетывал. Мне не хотелось чувствовать стыд и слабость, не хотелось убегать от проблем. «А что если остаться в деревне, несмотря ни на что?»

Эта мысль меня позабавила. Я не догадывался, к каким последствиям для деревни и ее жителей она приведет.