Человек в поисках идентичности: Как найти свое место в жизни

Ким Даббс (2024)

Каждый из нас уникален. Но всегда ли мы можем осознать свое «я», его важность и сохранить свою идентичность, не поддаваясь давлению окружения? И как понять, кто мы есть на самом деле, когда по воле обстоятельств мы меняем профессию, образ жизни, семейный статус, религию, страну или даже не знаем, кто наши родители? Ким Даббс, одна из ведущих мировых экспертов в области идентичности, рассказывает, как научиться определять и сохранять свое «я», преодолевать проблемы отчуждения, находить верные жизненные цели и пути их достижения. Прочитав эту книгу, вы получите проверенные инструменты для того, чтобы уверенно строить жизнь, оставаясь верными себе. Я носила маски и соблюдала социальную дистанцию всю жизнь. Но ведь так я скрывала собственную личность и отрывалась от своих культурных корней. Я причиняла себе столько страданий, позволяя другим указывать, что мне тут не место. Мне нужно было для начала определиться, что в действительности означает принадлежность. Но не как принадлежность другим. А как принадлежность самой себе. Для кого Для тех, кто находится в поиске собственной идентичности, пытается найти свое место в мире и наконец-то раскрыть заложенный в нем потенциал, став счастливым человеком, не зависящим от чужого мнения, не стремящимся непременно соответствовать чуждым ему стандартам. Человеком, находящимся на своем месте. Многие из нас постоянно ждут реакции от внешнего мира, чтобы почувствовать, что их видят, слышат и ценят, вместо того чтобы сначала обрести самих себя и понять, почему мы ощущаем себя чужаками.

1. Мы все чужаки

Сколько себя помню, я была бойцом, а не милой девочкой. Я ненавидела это в себе. И мне казалось, что мир тоже это ненавидел. Но это произошло отнюдь не случайно. Бойцовский характер — это то, с чем я родилась. Это моя настройка по умолчанию. С того дня, как меня оставили в коробке на улице в Корее, и до моих первых воспоминаний после того, как меня удочерили и перевезли в город на Среднем Западе США, у меня был включен режим выживания. Передо мной был выбор: бей, беги или замри.

Живя в мире, где я очень отличалась от окружающих, я чувствовала, что никуда не вписываюсь. Мои родители и соседи были белыми. Такими же были мои одноклассники и учителя. Я росла вместе с четырьмя сестрами. Две были белыми. Одна — кореянкой. И одна — из Бангладеш. Я не была связана ни с одной из них генетически. Наша семья была настоящим плавильным котлом. Единственным человеком в телевизоре, который хотя бы отдаленно походил на меня, была Конни Чанг, ведущая шестичасового вечернего выпуска новостей. Вдобавок ко всему этому мне пришлось ориентироваться в культуре, где вежливость ценилась превыше всего остального. С самого раннего возраста меня учили говорить только тогда, когда к тебе обращаются, и ни в коем случае не устраивать сцен. Это было настолько укоренено в культуре, в которой я выросла, что для этого даже есть выражение — «среднезападная милота». В детстве я привыкла, что все замолкают и поворачиваются в мою сторону, когда я захожу в комнату. Я привыкла к тому, что люди спрашивают: «Откуда ты на самом деле?» Я даже привыкла к вопросу о том, откуда мои настоящие родители. Хотя это удивляло меня все меньше и меньше, каждый раз подобные акты микроагрессии причиняли боль.

У меня до сих пор спазмы в животе от воспоминаний о том, как в школе надо было составить генеалогическое древо и указать там больницу, где я родилась, и о том, какое беспокойство у меня вызывали вопросы врачей о болезнях членов моей семьи. В обеих ситуациях мне приходилось отвечать: «Я не знаю, меня удочерили». Я каждый раз подмечала, как любопытство в их глазах сменялось жалостью. Мне хотелось забиться в угол и плакать. Мне нужно было найти способ выстоять в таких ситуациях, так что я решила использовать свой голос и бороться с помощью слов. Но снова и снова меня приучали не реагировать на подобное и говорили, что я должна быть милой и что хорошие девочки не дерутся.

Ну, в этом они ошиблись.

Даже если хорошие девочки не дерутся, сильные, черт возьми, точно дерутся. Это был мой каждодневный опыт. Меня учили определять себя по тому, кем я не являюсь, а не по тому, кем я была на самом деле. Некоторые люди, глядя на меня, видели азиатского ребенка, отвечающего всем стереотипным представлениям, а не личность с идеями или ценностями, которые я отстаивала. В то время как других любезно приглашали войти внутрь, мне суждено было оставаться на задворках, хотя все эти места, по идее, предназначались для всех. Мне говорили, что я должна быть благодарна просто за то, что мои родители взяли меня с улицы. Что моя жизнь — это долг, который нужно выплатить. Что я должна быть признательна за то, что получила работу. И за то, что у меня есть место за столом. Но когда ты живешь такой жизнью, жизнью чужака, тебе нужно бороться просто за то, чтобы тебя увидели. Чтобы твои идеи были услышаны, тебе нужно бороться яростнее, чем кому-то из представителей доминирующей культуры.

Став старше, я поняла, что мой опыт не был уникальным. Мир создан не для таких, как я. «Веди себя как мы». «Выгляди как мы». «Говори как мы». «Будь милой». «Подвинься, чтобы другим было комфортно». И если я когда-нибудь найду место, где другие примут меня за свою, сам этот факт вызовет кризис идентичности. На протяжении трудного подросткового возраста я обращала эту борьбу внутрь себя. Еле сдерживаемая тоска сменилась саморазрушением. Однако в самые тяжелые моменты моей жизни те, кто оставался рядом со мной, тоже были изгоями. Те, кто боролся со своей собственной болью отчуждения. Те, кому говорили, что они хуже, что их жизни менее ценны. Благодаря их солидарности я начала собирать кусочки своей жизни воедино. Я не смирилась с тем, как обстояли дела в этом мире для меня и многих других. Я выбрала борьбу.

От вовлеченности к принадлежности

Возможно, вы не сможете до конца проникнуться моей историей, но она вовсе не уникальна. Возможно, вы не живете в Южной Корее, США или Германии. Может быть, вы ничем не выделяетесь в своем школьном ежегоднике или на семейных фотографиях. Быть может, вам не задают бестактные вопросы насчет того, откуда вы на самом деле.

Разговоры о принадлежности, кажется, ведутся сейчас повсюду: за кухонными столами, в классах и залах заседаний по всему миру. Принадлежность — актуальная тема, потому что многие понимают, что недостаточно выделить всем место за столом. У нас может быть гендерное и расовое разнообразие на рабочих местах, и у нас даже могут действовать программы, обеспечивающие самым разным людям высокий уровень вовлеченности. Но, несмотря на эти достижения, мы должны продолжать двигаться дальше, поскольку людей, не понимающих, кто они, все еще так много. И я не прекращу работать, потому что принадлежность — это путь, а не пункт назначения. Чтобы создать безопасное пространство для других, прежде всего вы должны обрести самих себя. Чтобы открыть для себя других, вы должны сначала открыть себя и понять, кто вы и как вы хотите, чтобы вас увидели, услышали и оценили. Вам нужно задавать вопросы о своей жизни и о том, как вы хотите проявить себя. Это ключевой и решающий первый шаг к построению культуры принадлежности — она начинается с вас.

Это даже заложено в самом слове: BE — LONG — ING (принадлежность). BE — значит БЫТЬ. LONG — значит ЖАЖДАТЬ. ING — говорит нам о том, что действие продолжается. Каждый из нас наполнен неутолимой жаждой существования. Принадлежность начинается с личности. Принадлежность начинается с вас. Это желание связывает нас вместе. Оно присуще каждому человеку. И в каждом уголке мира именно это путешествие в поисках принадлежности объединяет нас. Но когда мы ощущаем себя чужаками, а система и культурные нормы отказывают нам в праве принадлежности, устанавливая правила, которые работают не для всех, это ранит. Чтобы обрести и применить на деле новые способы быть замеченными, услышанными и оцененными так, как мы того желаем, нам нужно понять, что заставляет нас чувствовать себя аутсайдерами.

Отчуждение причиняет боль

Возможно, вы чувствуете себя чужими дома. Вы ощущаете себя не в своей тарелке во время семейных ужинов, или же ваши дети-подростки говорят вам, что вы совсем не достаточно круты и хороши. Или, может быть, это происходит в вашем сообществе. Вы заходите в магазин, ресторан или заявляетесь на вечеринку в своем районе и сразу понимаете, что вы здесь лишние. Или, быть может, подобное чувство вас посещает в школе, когда вы в первый день входите в новый класс, где вас встречает море незнакомых лиц, или обмениваетесь приветствиями с коллективом на новом рабочем месте.

Ваше сердцебиение учащается. Вы чувствуете на себе спокойные, холодные взгляды: чужие глаза осматривают вас с ног до головы, словно проводят виртуальное сканирование тела. Все мы переживаем подобные испытания в какой-то момент нашей жизни. Когда я прошу людей рассказать о тех мгновениях, когда они ощущали себя чужими, они обычно ссылаются на повседневный опыт. Их ответы начинаются со слов «Я был на работе, и мне пришлось пойти на эту встречу» или «Я был вынужден идти на эту вечеринку». И все они заканчиваются одинаково: «Я чувствовал себя так, словно на меня был направлен огромный софит». Это чувство слабо связано с их карьерой, должностью или этапом жизни — оно было просто человеческой реакцией, ставшей за тысячелетия частью их ДНК. Эмоции, формирующие наше чувство отчужденности или принадлежности, вшиты в каждого из нас, и многим приходится ежедневно сталкиваться с подобными переживаниями. В качестве примера давайте взглянем на мой обычный рабочий день:

Я просыпаюсь (я).

Отвожу детей в школу (семья).

Добираюсь на работу на U-Bahn, метро в Мюнхене, где я в настоящее время живу (мир).

Иду на работу (рабочее место).

Иду на ужин (сообщество).

Возвращаюсь домой (семья).

Ложусь спать (я).

Все повторяется.

В любой день, во всех этих местах и ситуациях я испытываю то чувство вовлеченности, то чувство исключенности. Я всегда готова к худшему, хотя и надеюсь на лучшее. Из-за этой неопределенности мой мозг и тело постоянно находятся в состоянии повышенной готовности, а ощущения и мысли могут лихорадочно меняться даже в рамках этих переживаний.

Конец ознакомительного фрагмента.