1. Письмо из ниоткуда
Школьный коридор в разгар большой перемены — место крайне шумное и порой опасное. Даже учителя без особой нужды не высовываются из своих кабинетов или учительской, а те, кто ступает на территорию разбушевавшихся подопечных, должны обладать хладнокровием укротителя (и многие не отказались бы иметь при себе хлыст).
По коридору туда-сюда носятся пятиклашки: у этих еще нет настолько сложных уроков, чтобы нужно было повторять или списывать друг у друга домашние задания, и они от всей души наслаждаются свободой. Вышагивают на длинных, обтянутых модными джинсами ногах томные старшеклассницы: какие-то — серые цапли, пробирающиеся сквозь стаю птичьей мелюзги, иные — настоящие фламинго. Переговариваются, хохочут, выламываются перед одноклассниками…
Да, школьный коридор и рекреационный зал напоминают птичий базар: так же шумно, такая же толкотня. Стоят у окон, подпирают стены, жуют, смеются, носятся друг за другом, на скорую руку передирают домашние задания — непременно увидишь на каком-нибудь подоконнике раскрытую тетрадь, а над ней — несколько склоненных голов и оттопыренных тощих задов.
Узкий и короткий подоконник в торце коридора большой популярностью не пользовался, в основном из-за его близости к туалету, источавшему далеко не райские ароматы. Перекусывать в таком соседстве брезговали, да и шушукаться в подобном уголке было не слишком приятно.
Впрочем, девочку, устроившуюся с ногами на этом самом подоконнике и сосредоточенно решавшую какую-то задачу в помятой тетрадке, это явно не волновало. Её и шум не слишком беспокоил: уши ее были плотно заткнуты наушниками. Собственно, это место она и выбрала за то, что здесь никто никогда не толпился, а значит, можно было спокойно заняться своим делом. Еще лучше было бы пойти в класс, вот только учительница, что коротает там большую перемену, непременно поинтересуется, чем это занята Логинова.
— Шур!..
Никакой реакции.
— Шура!
Девочка покосилась вверх, вытащила один наушник.
— Чего тебе, Семенов? — спросила она не то чтобы неприветливо, но так, что любому стало бы ясно — отвлекать занятого человека просто неприлично!
— Слушай, Шур, — одноклассник потеснил ее рюкзак, примостился на подоконнике. — Тут такая штука случилась…
— Семенов, давай потом со своей штукой! — нахмурилась девочка.
— Ну Шур!..
Она только вздохнула: по лицу Семенова видно было, что его просто-таки распирает, и если он не поделится новостью или что там у него, то просто лопнет.
— Тогда так, — сказала Шура. — Ты даешь мне сдуть домашку по алгебре, а потом рассказывай, что хочешь.
— А ты что сама-то?… — Семенов хлопнул глазами, сообразил, видно, что задал неудобный вопрос и сник.
— Да батя вчера опять устроил цыганочку с выходом, — неохотно ответила девочка. — Не до алгебры было…
Мальчик понимающе вздохнул: отец Шуры не так давно попал под сокращение на заводе, вынужден был устроиться сторожем (сутки через двое, такая вот престижная и высокооплачиваемая работа), и начал попивать. Пил он и раньше, но не так, чтоб очень, в пределах нормы, как все мужики в их городке, но теперь, когда времени на то, чтобы жалеть себя, стало вдоволь, слегка увлекся.
— Жду не дождусь, когда Лёха вернется, может, вправит ему мозги, — добавила вдруг Шура, и Семенов почувствовал себя вовсе неуютно. Лёхой звали ее старшего брата, которого прошлой весной забрали в армию, он и правда умел управляться с отцом, а теперь семейству Логиновых приходилось несладко.
— Ну… ты приходи, если что, — сказал он неуклюже. — Бабушка тебя любит. Можешь у меня уроки делать…
— Угу, братьев тоже с собой приводить? — хмыкнула Шура. — Ну чего ты сопишь? Гони тетрадку и сыпь свои новости!
Семёнов суетливо полез в рюкзак, дорогой, но местами запачканный (старшеклассники пару раз футбольнули), отдал Шуре толстую тетрадь. Та живо нашла нужные задачи, принялась строчить.
— Ты давай, говори, — сказала она, — я слушаю.
Мальчик вздохнул: тайна, хранимая со вчерашнего вечера, не давала ему покоя, тянуло поделиться, а с кем, как не с Шурой Логиновой? Был бы закадычный приятель, другое дело, но друзей у него не водилось, так уж повелось, а Шуру он знал с раннего детства: ходили в один детский садик, жили в соседних подъездах, в школу тоже пошли вместе… Их даже звали одинаково — Александрами. Только Семенов с рождения был для родителей и бабушек с дедушками Сашенькой, Санечкой, солнышком… А девочка, сколько себя помнила, была «Шулкой» для младшего брата, «Шурёхой-дурёхой» для старшего, «Шурятиной-курятиной» для среднего, и просто Шуркой — во дворе.
— Ну долго ты молчать будешь? — Шура оторвалась от тетради, взглянула на одноклассника. Тот никак не мог решиться заговорить. — Перемена сейчас кончится!
— Да я не знаю, как сказать-то… — Тот поправил очки, посмотрел жалобно на приятельницу.
— Ну думай, — хмыкнула она и принялась писать еще быстрее.
Саша Семенов — тихий, безобидный отличник, маленький и щуплый очкарик, мог бы стать в школе классическим объектом насмешек и злых шуток: одно то, что его до пятого класса провожала в школу бабушка, чего стоило! Потом, правда, он решительно воспротивился, и его стали отпускать одного, но при условии, что он будет ходить только с Шурой. Её бабушка Саши считала девочкой самостоятельной и не без оснований полагала, что та ее внука в обиду не даст. Так оно и было: привыкшая вступаться за младшего брата Шура еще в детском саду огрела обидчика Саши совочком по голове, а потом, выражаясь старомодно, взяла над Семёновым шефство. Правда, в отличие от Шуриного брата, он так и не выучился отвечать обидчикам, но к нему уже особенно и не приставали, зная, что Логинова, случись она поблизости, может и врезать. Что поделать: если у тебя два брата-погодка (старший-то до мелюзги не снисходил), волей-неволей выучишься драться!
В классе с Сашей не дружили, хотя списывали охотно. С Шурой тоже: характер у нее оказался не сахар. Быстро сложившаяся девчачья команда классе в четвертом попробовала было ее травить и даже организовать «темную», да только Логинова без всяких раздумий расквасила нос одной обидчице, вторую долбанула головой об парту, и остальные связываться не рискнули. Шура отделалась выговором от завуча, но с тех пор ее сторонились. Да и она не особенно стремилась в компанию одноклассниц: нрав у нее был угрюмый, а время она предпочитала посвящать учебе — знала прекрасно, что если сама не будет лезть из кожи вон, никакой институт ей не светит, она ведь не Саша Семенов, которого, если что, и на платное отделение устроят…
— В общем, вчера случилось вот что, — таинственным голосом завел Саша, сообразил, что в таком гаме Шура его не услышит, и повторил громче: — Такая странная вещь случилась!
— Ну чего случилось-то? — девочка рассматривала решение задачи, словно оно ей не нравилось. Может, так оно и было. — Бабушка отругала?
— Да нет! Позвонил кто-то вечером, я трубку взял, — отважился, наконец Саша. — Спросили меня, да еще так серьезно, полным именем назвали, я даже испугался…
— Чего бояться, военкомат тебя пока не ищет, — пробормотала Шура, покусывая кончик ручки. — Ну, и кто это оказался?
— А он не представился! — ответил тот. — Но голос такой важный-важный, ну директор так говорит на собраниях… И спрашивает, в общем, вы такой-то? Я говорю, да, а что вы хотели? А он мне — вы, Александр, загляните в почтовый ящик, и всё узнаете. И трубку положил.
— Ну и?… — Шура подняла голову. Глаза Саши за стеклами очков горели энтузиазмом. — Дальше что?
— Ну я утром, пока еще бабушка спала, сбегал вниз, заглянул в ящик, а там письмо для меня… — мальчик опять понизил голос. — И, в общем, там написано, чтобы я сегодня пришел в парк, к памятнику, знаешь?… Вот. И что меня будут ждать, всё объяснят и заберут с собой, потому что я… ну… — он явно смутился. — Ну… в общем, избранный.
— Семенов! — Шура выпрямилась. — Ты совсем свихнулся на своих книжках?!
Для убедительности она постучала ручкой по лбу.
Увлечения Семенова всякой и всяческой фантастикой Шура не разделяла. Вернее, читать тоже читала — приятель таскал ей книги, у Логиновых не было лишних денег на них, да и места, чтобы держать, тоже, — но с разбором. И на дух не переносила истории о том, как кто-то куда-то угодил, получил всемогущество, победил врагов и стал жить долго и счастливо. Выговаривала Саше, тот моргал виновато и продолжал читать — запоем, даже ночами, потому что днем бабушка строго следила, чтобы внук осваивал классику мировой литературы. На счастье Семенова, отец его тоже потреблял такое чтиво, а потому проблем с тем, как раздобыть нужную книжку, не возникало.
— Ничего я не свихнулся! — насупился Саша.
— Еще как! — Шура спустила ноги с подоконника, закрыла тетрадки и отдала Семенову его собственность. — Тебя разыграл кто-то, вот голову на отсечение даю! Все знают, что за дрянь ты читаешь, вот и придумали… Заманят в парк и в лужу окунут!
— А кто звонил? Голос-то взрослый! — защищался Саша. — Скажешь, подговорили кого-нибудь?
— Ой, ну я тебя умоляю! — Шура сощурилась. — Как маленький! Мало ли программ, записали на диктофон, подправили, прокрутили тебе… А ты и поверил!
— А письмо?! — Семенов полез в рюкзак. — На, сама посмотри! Тоже, скажешь, розыгрыш?
Шура взяла у него плотный конверт, повертела в руках. Марок нет, конверт явно не с почты: подарочный, что ли? Бумага плотная, шершавая, адрес не надписан, только три слова — «Александру Семенову лично».
— Ну ты читай! — поторопил Саша.
Шура развернула лист бумаги, всмотрелась — написано от руки, и как бы не чернилами, вот даже брызги видно, где перо слишком сильно нажало на бумагу. Если это розыгрыш, то мастерский! А написана чушь, вполне в духе любимых Сашей романчиков: дескать, его долго искали, наконец, нашли, а теперь спешат препроводить в далекие дали, чтобы он мог исполнить свое предназначение. Слово «предназначение» написано с заглавной буквы, для пущей важности, видимо. В письме вообще было много заглавных букв.
Встреча назначалась вечером, в парке. Местечко довольно глухое, памятник героям войны стоит в дальнем конце парка, летом там еще гуляют парочки, а осенью никого не увидишь. Одно время там собирались местные алкаши, потом наркоманы, но в итоге все куда-то перебрались: поговаривали, что там ни привычный стакан, ни доза не радуют, тоска берет. Нехорошее, в общем, место, хотя в городском фолклоре о парке и памятнике не было ни полсловечка.
— Ну и что, пойдешь? — Шура вернула Саше письмо. Тот вздохнул, посмотрел жалобно. — Ты хоть подумай, почему эти… искатели на русском пишут? Откуда они твой адрес знают и полное имя, а?
— Ну… им положено знать, — не слишком уверено ответил Саша. — Если уж они меня нашли. то…
— Да и кто тебя вечером одного в парк отпустит? — безжалостно добила девочка. — Ладно, предков твоих нет, а бабушка-то с ума сойдет! Будет названивать каждые три минуты. И вообще, как ты ей объяснишь, зачем тебе вечером понадобилось куда-то идти?
— Я думал, может… скажу, что к тебе пошел, — сказал мальчик.
— Она позвонит и проверит.
— Ну я скажу, что звонить можно только на мобильный, потому что у тебя отец… — Саша не закончил фразу, взглянул виновато.
— А она спросит, почему я к тебе не пришла.
— А я скажу, что ты стесняешься, потому что она тебя всё время накормить пытается, — выдал Саша. — Это ж правда!
— И что, не струсишь один идти? — Чувств приятеля Шура не щадила, да он и сам не особенно обольщался по части собственной смелости. — Или что? Хочешь, чтоб я с тобой сходила?
— Вообще-то да… — он втянул голову в плечи. — А ты занята?
— А что химичка говорила, контрольной не будет завтра? — уточнила Шура деловито.
— Не будет, только лабораторная, — с готовностью ответил Саша.
— Ну тогда ладно, — выдержав паузу, согласилась она. — Куда тебя одного-то отпускать… Может, Стёпку взять? Или Валерку?
— Не надо, — помотал головой тот.
Степаном звали среднего Шуриного брата, Валерой, соответственно, младшего. Оба были теми еще хулиганами, в драку лезли охотно, и если что, помощь их была бы нелишней. Только Саша побаивался шумных мальчишек, хотя они относились к нему покровительственно. А как еще можно относиться к такому задохлику?…
— Тогда заползай ко мне вечером, — Шура затолкала свою тетрадь в рюкзак, встала. — И пойдем. Как думаешь, чьи шуточки? Я б на Абрамцева с его командой поставила!
— А вдруг не шутки, а, Шур? — тихо спросил Саша, глядя на нее снизу вверх. — А вдруг правда?
— Семенов, ну ты сбрендил! — девочка рывком закинула рюкзак на плечо. — Ты еще скажи, что ты подкидыш, у тебя волшебный шрам имеется в виде молнии… через всю задницу, а на самом деле ты великий маг и чародей! Ты в зеркале себя давно видел?
— А что, по-твоему, магу обязательно быть ростом со шкаф и поперек себя шире? — обиделся субтильный Семенов.
— Я почем знаю, я их не видела, — фыркнула Шура. — Это ты у нас специалист! Только это, Семенов…
— Чего?
— А если правда, — спросила она, — если придет бородатый волшебник в мантии и тебя заберет, ты как, сходу согласишься? А предки как? Бабушка там? Ничего?
Семенов сделался совершенно несчастным. Очевидно, на эту тему ему размышлять уже доводилось, и ни до чего хорошего он не додумался.
— Ну… я же вернусь, — промямлил он. — А если нет… Наверно, они же могут сделать так, чтобы обо мне никто не вспоминал? Как будто меня не было?
— Ну-ну, — хмыкнула Шура. — Ладно, пошли, звонок скоро. И это, оденься как-нибудь, чтоб в лужу падать не жалко было! И очки запасные возьми.
— Зачем… падать? — изумился Саша.
— Ну мало ли… — пожала она плечами.
— А все-таки?
От необходимости отвечать Шуру избавил загремевший звонок — толпы школьников устремились к дверям кабинетов, случился небольшой затор, потом половодье схлынуло, прошла по коридору учительница английского, дежурная, бдительно оглядела все углы и закоулки и скрылась в учительской…
