Спаси меня от холода ночи

Кира Мон, 2019

Мягкий шум прибоя, соленый морской воздух и плеск набегающих волн – лучшее средство от страха и тяжелых воспоминаний. Особенно, когда нужно развеять тревогу и унять отчаяние в истерзанной душе. Сиенна знает об этом не понаслышке. Год назад ей пришлось сбежать из дома из-за жестокости отца, чтобы начать жизнь с чистого листа. Здесь, в Каслданнсе, небольшой уютной деревушке на севере Ирландии, ей удалось обрести долгожданное спокойствие. Пока в ее мир не ворвался Нилл, жгучий брюнет с завораживающими татуировками, чье появление разбередило ее раны… и против воли пленило ее сердце. Готова ли Сиенна открыться ему? Сможет ли сломать иллюзорные стены, чтобы встретиться лицом к лицу со своей болью? И поверить в то, что настоящая любовь рядом – стоит лишь сделать шаг ей навстречу.

Глава 4

Следующим утром я просыпаюсь и первым делом думаю о Пиппе, а потом сразу же о Нилле. О том, что сестренка сегодня днем отправится домой, чтобы забрать школьные принадлежности, и о том, как мы с Ниллом стояли на пляже друг напротив друга. В ушах слышатся рыдания Пиппы, а в носу ощущается аромат кожи и терпкого лосьона после бритья, пока я смотрю на окно, где раздувается и снова опадает занавеска.

Я тяжело переворачиваюсь на бок, чтобы дотянуться до своего смартфона, который за неимением прикроватного столика лежит на полу. Пиппа еще не звонила и не писала, но около восьми заходила на свою страницу в «Фейсбуке». Вздохнув, опускаюсь обратно, а так как мысли моментально обращаются к Ниллу, неохотно перекатываюсь на живот и утыкаюсь лицом в подушку.

Черт возьми.

Уже больше года ни один представитель противоположного пола не казался мне красивым, за исключением, наверное, Кьера. Но, в отличие от Лив, я бы не посмела приблизиться к парню с такой откровенно дрянной репутацией, даже если бы искала отношений. И вот сейчас я остро реагирую на мужчину, и именно он должен стать моим боссом. А еще он занят.

Ладно, в запасе еще три недели, чтобы взять себя в руки, и лучше бы мне не тратить время зря. В противном случае я выставлю себя на посмешище. Фергас вчера уже что-то заподозрил.

Еще сильнее вжимаюсь лицом в смятое постельное белье.

Ну, себе-то я могу признаться. Итак, со вчерашнего дня этот мужчина существует. Высокий, невероятно притягательный парень, к тому же внимательный и милый. И я, как дурочка, до безумия желаю, чтобы не было вчерашнего идиотского «Который час?». Чем бы все закончилось?

Поведал ли он об этом своей девушке?

Сердце бешено колотится, и ничего удивительного, что вскоре мне перестает хватать воздуха.

А что рассказывать? Ведь абсолютно ничего не случилось. Кроме того, не исключено, что я просто себе нафантазировала, словно на несколько секунд… Да даже если бы и было что рассказывать, откуда мне знать, что Нилл из тех, кто обращает внимание на подобные моменты? Тут поцелуй, там интрижка на одну ночь… мало ли какие у него принципы в этом смысле? Вчера в него втрескалась половина паба. Насколько надо быть наивной, чтобы предположить, что такой, как Нилл Кеннан, во-первых, не привык к этому, а во-вторых, в зависимости от настроения намеренно не использует свое обаяние? И на пляже у него, видимо, было настроение. А я, сама не своя после разговора с Пиппой, выглядела легкой добычей. Так, стоп.

Еще раз пробегаюсь пальцами по экрану телефона и звоню сестре. Раздается пара гудков, прежде чем включается голосовая почта. Она уже в школе? Или еще дома?

— Пип, перезвони мне, когда прослушаешь сообщение, хорошо?

Скользнув взглядом по часам, кладу мобильник обратно на пол. Половина одиннадцатого. Без особого воодушевления выползаю из постели и плетусь в ванную. Может, стоит связаться с матерью Скарлет… но если Пиппа узнает, что я так поступила, то точно на меня обидится. Я бы в свое время тоже обиделась.

Скидываю футболку и нижнее белье и становлюсь под душ.

Когда-то я сама пыталась встать между родителями, пока моя маленькая сестричка, замирая от страха, старалась слиться с мебелью. Тогда я еще жила дома.

Дом. Как звучит это слово. От него веет теплом и безопасностью. Правда, все не всегда было так плохо. Навряд ли мне удалось бы вспомнить совершенно беззаботные времена, но в мой фотоальбом вклеены снимки, на которых лучезарно улыбающаяся я сижу у отца на плечах. Возможно, от этого он не выглядит необычайно счастливым, однако у него в глазах еще не появился тот холодный блеск, а на лице — презрение. Мама считает, что он изменился из-за постоянно нарастающего давления на работе, от которого никуда не мог деться, потому что обязан был содержать семью. Если она права, то мы более чем квиты — он заставил нас кровью заплатить за то, что по нашей вине оказался привязан к ненавистной работе.

С закрытыми глазами стою под струями льющейся мне на голову горячей воды. Хотелось бы перестать об этом думать, но это всегда один и тот же мучительный замкнутый круг. Но как иначе, я ведь понимаю, что для Пиппы еще ничего не закончилось? И для мамы, разумеется, тоже, причем в этот момент я в отчаянии вынуждена следить, чтобы мой гнев на нее не вышел из-под контроля.

Понимание. Вот чего мама всегда требовала от меня по отношению к отцу, который «слишком переживает, слишком много на себе тянет». Папа моей подружки тоже работал, однако, несмотря на это, с Ив не случалось такого, чтобы во время ужина его рука ни с того ни с сего взлетала вверх и с хлестким звуком ударяла маму по лицу.

«Переварено», — мог процедить при этом отец, или: «Жесткое, как конина».

Мы все знали, что крики и слезы только сильнее его разозлят, поэтому раздавался хлопок, а после замолкало все, кроме разве что жужжания какой-нибудь заблудившейся мухи и скрипа трясущейся вилки по керамической тарелке.

На одно пугающее мгновение мне хочется стукнуться лбом о мокрый кафель, чтобы разбить вдребезги эти проклятые воспоминания, но затем я просто резко выключаю воду в душевой кабине.

Какое-то время спустя с тюрбаном из полотенца на голове я пью кофе на кухне. Телефон лежит рядом со мной, от Пиппы до сих пор никаких вестей. Отстраненно замечаю, что сегодня нужно будет сходить за покупками и уже давно стоило бы навести порядок в квартире. Быть может, позже я даже испеку шоколадный пирог. От яблочного, который стоит в холодильнике, уже почти ничего не осталось.

Однако, вместо того чтобы заняться делами, я обхватываю руками чашку и жду, жду неимоверно долго, пока смартфон все-таки не вибрирует и не высвечивает сообщение от Пиппы.

Все нормально, остаюсь у Скарлет,

мама в курсе. Позвони ей. Люблю тебя. Пиппа

Испустив протяжный вздох, отодвигаю от себя телефон. Вот теперь можно идти в магазин. Мне надо двигаться. А когда вернусь домой, сделаю еще одну чашку кофе и позвоню маме.

* * *

Снаружи меня встречает синее небо, и, несмотря на дующий с моря прохладный ветерок, я решаю не подниматься обратно за курткой. Сейчас около половины третьего. Как летит время, когда сидишь на кухне и ждешь, пока сестра подаст весточку. Я неторопливо пересекаю улицу и на пару минут облокачиваюсь бедрами о каменную стену. Море темно-зеленое, ближе к горизонту оно приобретает глубокий синий оттенок. Над головой слышны крики чаек, далеко-далеко эти элегантные авиаторы стремглав пикируют в волны.

Проведя пальцами по поросшей мхом шершавой поверхности стены, наконец отрываюсь от нее и иду вперед, сначала вдоль набережной, а потом сворачиваю направо к центру деревни. Улицы здесь в основном вымощены булыжником, а некоторые переулки настолько узкие, что, проходя по ним, можно касаться руками стоящих напротив зданий.

Жители Каслданнса гордятся своей деревенькой. Первым, что бросилось в глаза, когда Дин год назад привез меня сюда, оказалась расцветка домов. Винно-красный, небесно-голубой, песочно-желтый — даже в дождливые дни Каслданнс излучает безмятежное спокойствие. Окна с белыми решетчатыми переплетами и деревянные двери придают немногочисленным магазинчикам дружелюбный вид, и один только взгляд на них всякий раз повышает мое настроение. Конечно, в Каслданнсе нет многого, что в Талламоре казалось само собой разумеющимся. Нет кинотеатра, бутиков с одеждой и обувью, да даже магазина с электроникой или крупного супермаркета нет.

Зато есть продуктовый магазинчик рядом с пропитанной сигаретным дымом сувенирной лавкой Фергаса, а напротив притулился скромный рыбный магазин, вплотную прижавшись к владению Мими Фитцджеральд, где можно купить все мыслимые предметы повседневного обихода — от лески до табака и ежедневной газеты. Хозяйка в данный момент занята сортировкой журналов и машет мне, когда я прохожу мимо.

— Здравствуй, Сиенна.

Эта седая женщина в годах обожает броские цвета. Сегодня губы Мими накрашены розовой помадой, и ее цвет лишь на самую малость не сочетается с оранжевым платком, который она повязала на шею.

— Здравствуй, — машу в ответ, тяну на себя дверь в продовольственный магазин и под звон колокольчика над входом ныряю внутрь.

Мими всегда рада поболтать, но в большинстве случаев я этого избегаю. Тут любят обсуждать, как поживают сыновья, сестры, дедушки, а я на эту тему рассказала уже максимум, который готова была открыть. Что мои родители вместе с младшей сестрой живут в Талламоре. Что Пиппа в будущем однозначно станет художницей, настолько же успешной, насколько красиво она рисует. И что, кроме них, у меня больше нет близких родственников.

В целом здесь все слишком вежливы, чтобы докапываться из любопытства, но приветливо-ненавязчивое население Каслданнса, похоже, сходится во мнении, что о моем прошлом еще много чего стоит выяснить. И Мими придерживается этой точки зрения с любезной, но твердой настойчивостью.

— Привет, Сиенна. За чем сегодня пришла?

Прогулявшись по тесным проходам, я уже набрала с полок овсяные хлопья, молоко, шоколад, сахар и тостовый хлеб, и теперь Шивон протягивает мне через прилавок яблоки, картофель, яйца и связку морковки. Ей, наверное, еще нет тридцати, ростом она еще ниже меня, с длинными русыми волосами и очень пышными формами. Как-то в «Брейди» она жаловалась мне, что все мужики пялятся исключительно на ее декольте и жирную задницу. Ее слова, не мои. Тогда она слегка перепила, потому что рассердилась на своего парня, который тоже иногда заглядывается на чужие декольте.

Шивон — дочь Орлы, которой принадлежит магазин и, по всей видимости, девушка в дальнейшем возьмет все дела на себя. Я как раз ищу кошелек, когда она нарочито небрежно спрашивает:

— Слушай, а этот Нилл вчера в «Брейди»… с какого числа он начинает работать?

Нахмурившись, поднимаю глаза. Шивон вчера не появлялась в пабе. Впрочем, меня не удивляет, что эта новость уже распространилась по всей округе.

— На неделе перед первым июня.

— Ну и? Какой он? — Она не торопится отсчитывать мне сдачу. — Милый?

— Да. — И поскольку Шивон продолжает испытующе на меня смотреть, все еще сжимая в ладони мою сдачу, добавляю: — Он очень приятный парень.

В итоге она, усмехнувшись, двигает монеты в мою сторону.

— Судя по слухам, он тот еще красавчик. Это правда?

В нерешительности я так и замираю с тканевой сумкой в руках. Ну не создана я для такого рода разговоров.

— Да, он довольно симпатичный.

— Везет тебе, — подмигивает мне Шивон.

Она не всерьез, скорее всего, это шутка, но тем не менее я смущаюсь. Особенно при мысли о прошлой ночи. Больше всего мне хочется сказать Шивон, что я не планирую при первой же возможности набрасываться на Нилла. Я вообще не заинтересована в отношениях ни с кем, тем более с несвободным мужчиной.

Спустя несколько секунд я, как могу, отвечаю на заговорщицкую улыбку Шивон, прощаюсь и сбегаю из магазина.

Перед дверью чуть не сталкиваюсь с Айрин.

— Упс! — вырывается у меня.

— Ой! — одновременно со мной восклицает Айрин. — Сиенна! — добавляет она. — Как у тебя дела?

— Хорошо, а у тебя?

Я буквально заставляю себя стоять на месте, а не через плечо на ходу выкрикивать этот вопрос. И в тот же миг решаю, что время пришло. Сейчас я просто буду стоять и болтать посреди улицы, как абсолютно нормальный человек, а не уносить ноги, как обычно. Дин скоро уедет, и мне надо уже попытаться наладить общение с кем-нибудь. А Айрин на самом деле неплохая девчонка.

— У меня тоже все хорошо. В смысле, если Шивон сейчас не продаст мне пастернак, то все станет уже не так уж замечательно. Потому что я пообещала своим постояльцам приготовить сегодня на ужин вегетарианское рагу.

Айрин откидывает назад свои рыжие волосы. В Каслданнсе она держит «Морские ветры», единственную гостиницу в деревне, а также управляет маяком на Кэйрахе, небольшом острове, расположенном всего в нескольких милях от материка. С недавнего времени там тоже могут останавливаться отдыхающие.

— А без пастернака не получится?

— Нет, получится, конечно. Но тогда оно будет просто вкусным, а не восхитительным, — смеется она. — Хотя я уже заранее уверена, что одному типу, который сейчас у меня живет, еда не понравится, как ни крути. А вот жена у него очень милая, без понятия, как она его терпит. Он ноет и ноет, а она просто стоит рядом и участливо улыбается. Наверное, я обыщу их комнату, когда они куда-нибудь поедут: может, она что-то принимает?

Откровенно говоря, не так уж и сложно присоединиться к смеху Айрин. Без сомнения, я единственная официантка на свете, которой трудно знакомиться с новыми людьми.

Хотя… это не так. Знакомиться с людьми легко. А вот подпустить их к себе по-настоящему близко — это проблема.

— Какие у тебя планы на сегодня? — спрашивает Айрин.

Я медлю, и внезапно повисает неприятная пауза. Со мной часто такое происходит, но Айрин не из тех людей, которые беспокоятся по такому поводу. Я уже не раз это в ней отмечала. Большинство бы, вежливо попрощавшись, спустя пару секунд улизнули в магазин, она же продолжает стоять и с интересом смотреть на меня.

— Ничего особенного, я… хотела немного прибраться. А вечером опять в «Брейди». — О да. Моя жизнь. Увлекательная и захватывающая. Нет.

— Может, выпьем вместе кофе?

— Эмм… когда?

— Прямо сейчас? Мне только нужно быстренько купить продукты для ужина. Ты не против минут пять подождать?

— Ну… нет, не против. — Нервно перевешиваю авоську с правой на левую руку и обратно.

— Ладно, тогда я сейчас вернусь.

Айрин тоже встречают колокольчики, и еще до того, как захлопывается дверь, она исчезает между стеллажами. Ну что ж. Проект «Новые друзья» продвигается вперед семимильными шагами. Вместо того чтобы ощущать неловкость, стоило бы порадоваться. Поскорее бы оставить позади первые шаги. Когда с кем-то знакомишься, как правило, задаешь ему вопросы. А мне не хочется обсуждать, откуда я и почему переехала из Талламора. Если честно, мне вообще не хочется обсуждать ничего, что касается первых девятнадцати лет моей жизни, кроме разве что сестренки.

Проходит пара минут, и Айрин вновь выбегает на улицу.

— Итак, куда пойдем? К тебе или ко мне? — Ей не удается скрыть ухмылку, как и мне самой. — Ничего, что срочно надо положить в холодильник, я не покупала, поэтому можем спокойно идти к тебе, — продолжает она, — это ближе.

— Отлично, — отвечаю я так, словно каждый день приглашаю гостей в свою маленькую квартирку.

На обратном пути Айрин весело щебечет о своих нынешних постояльцах, причем у нее даже о том брюзге выходит рассказывать так, что к нему начинаешь испытывать легкую симпатию. К моменту, когда мы поравнялись с пабом, перед глазами предстает образ ворчливого пожилого мужчины, а не озлобленного пессимиста, как его явно тоже можно было бы описать. Айрин любит людей. На моей памяти она еще никогда не высказывалась о ком-то с ненавистью или пренебрежением.

— О, как красиво! — восклицает Айрин, переступая порог квартиры. Я улыбаюсь. Чуть ранее она лишь бросила беглый взгляд через приоткрытую дверь в спальню, а теперь проходит в комнату, поглаживает ладонью серое одеяло с кружевами и поворачивается вокруг своей оси. — А у тебя тут очень уютно.

Ее эмоции заразительны. Поэтому я щелкаю выключателем на оплетающей изголовье моей кровати гирлянде, хотя ее красноватые огоньки почти не видны при дневном свете. Но мне нравится, что лампочки на гирлянде сделаны в виде сердечек и то, что это подарок Пиппы на последний день моего рождения, причем врученный лично в руки. Я оплатила сестре дорогу сюда, и мы прекрасно провели время вдвоем: обедали, болтали и смеялись, в какой-то момент Пиппа даже расплакалась от избытка чувств. А потом мы вместе спали на моей кровати. На следующий день после завтрака она вернулась в Талламор. Прощаясь со мной, она снова плакала. Я тоже не сдержалась.

До сих пор это был ее единственный визит в Каслданнс.

— Эта комната тебе подходит, — заявляет Айрин.

— Потому что я уютная? — интересуюсь я, на что ее губы расплываются в широкой ухмылке.

— Нет, потому что она похожа на сокровище, спрятанное над «Брейди», и мне почему-то кажется, что ты сама такая же, — невозмутимо отзывается Айрин. У этой девушки определенно талант заставлять подобные фразы звучать абсолютно нормально. Если бы я произнесла нечто в таком духе, смахивало бы на притворство или сарказм.

Айрин идет на кухню, и я следую за ней.

— Маленькая, но симпатичная, — комментирует она.

— Да, так и есть. И то и другое. — Включаю кофеварку и засыпаю в фильтр молотый кофе. — Будешь молоко или сахар? И может, кусок яблочного пирога?

— Яблочный пирог? Откуда он у тебя? Я все буду. — Только что выглянувшая из окна на задний двор Айрин придвигает к себе белый деревянный стул.

Помимо пирога выставляю на стол молоко, сахар, пару тарелок и тянусь к ящику со столовыми приборами, чтобы достать вилки.

— Выглядит вкусно. Сама испекла?

— Да, позавчера. — Я аккуратно отрезаю два кусочка и переношу их на тарелки.

После первого укуса Айрин прикрывает глаза.

— Господи, как здорово! Тебе надо не официанткой работать, а открыть здесь кондитерскую и продавать пироги. Ты собираешься остаться в Каслданнсе? Я бы стала постоянной покупательницей!

С улыбкой я прислоняюсь к кухонному шкафчику возле кофемашины, которая в это время кашляет и шипит, как дряхлый паровоз, прогоняя воду через фильтр.

— В данный момент меня отсюда никуда не тянет.

Айрин облизывает вилку.

— Что ты добавляла в тесто? Ваниль?

— Тертые бобы тонка, — отвечаю я.

— Что это вообще такое?

Выудив с полки баночку с бобами тонка, устраиваюсь за столом рядом с Айрин. Кондитерская. Мне нравится, как это звучит, пусть я и отдаю себе отчет, что эта идея из разряда «однажды я открою небольшой книжный магазинчик» или «как бы мне хотелось завести лошадь». Однако на какой-то миг она меня цепляет.

Айрин открывает крышку и принюхивается.

— Пахнет невероятно. Где ты их раздобыла? Точно ведь не в Каслданнсе.

— Заказала. Если хочешь, отсыпь себе.

— Я возьму один, если разрешаешь, только чтобы иногда его нюхать. Брать больше будет пустым расточительством — такими вкусными, как этот яблочный пирог, моим пирогам никогда не стать.

Невозможно не заметить, что Айрин моя выпечка пришлась по вкусу, ведь на тарелке у нее остались одни крошки.

— У меня еще есть сливки. Если захочешь второй кусок?..

— Хочу. Давай. Спасибо. Может, ты как-нибудь испечешь такой пирог для моих гостей.

— Я сегодня еще собиралась приготовить шоколадный. — Пока моя гостья накладывает себе второй кусок, я встаю, разливаю кофе по кружкам и отношу их на стол вместе со взбитыми сливками. Жаль, что свежих у меня не оказалось. С тех пор как начала делить пироги с Дином, я покупаю в баллончиках, и пусть они слишком сладкие, но зато ими удобно отмерять порции.

— Шоколадный? Тогда я сразу и куплю его на вечер!

— Нет, чепуха, — отказываюсь я. — Я с удовольствием угощу тебя просто так.

— Мне безумно приятно, но лучше я заплачу. Если у тебя найдется время и настроение, я бы чаще заказывала пироги, но, если станешь настаивать на том, чтобы каждый раз мне их дарить, просто не смогу просить, — поясняет Айрин, и я захлопываю рот, который уже открыла для очередного возражения. — Ты действительно мне очень помогла бы, это реальная экономия времени… и я уже с нетерпением жду, когда можно будет снимать первую пробу. Кроме того, готовить я более-менее умею, а вот печь — совсем нет.

Теперь Айрин выглядит крайне довольной собой, уплетая остатки пирога.

— Как же классно, что мы сегодня встретились. Как думаешь, у тебя получится приготовить мне пирог до начала твоей смены в пабе?

— Конечно.

— И подумай о цене. Иначе я сама решу, — широко улыбается она поверх чашки с кофе.

Позже, когда мы уже попрощались у входа в квартиру и я смотрю, как Айрин спускается по ступенькам, она задерживается на нижней площадке.

— Было бы правда замечательно, если бы ты осталась в Каслданнсе, — произносит она. — Между прочим, наша деревня растет по большей части не за счет рождаемости, а за счет людей, которые уже не могут оторваться от этого места. — Айрин снова машет мне рукой, и вскоре доносится звук закрывающейся двери.

Я медленно захлопываю свою дверь. Прямо сейчас мне очень легко представить себя оставшейся тут навсегда.

На самом деле изначально после похода в магазин я планировала позвонить маме, но передумала. Сначала шоколадный пирог для Айрин. А пока он будет остывать, поговорю с родительницей.

* * *

— Сиенна, как я рада, что ты позвонила.

Свежеиспеченная сдоба источает потрясающий шоколадный аромат, но ощущение комфорта, которое обычно при этом возникает, почему-то не появилось. Прижав колени к груди, я забралась на один из стульев на кухне и туда-сюда гоняю пальцем крошки, просыпавшиеся на стол, когда я вынимала пирог. В первых же словах матери я различаю слабость, боль, радость, тревогу, усталость, страх и угрызения совести. Половину из этого я, вероятно, просто себе надумала.

— Как ты там? — спрашивает она.

— Хорошо, а ты? — отзываюсь я. — Пиппа рассказала, что ты в больнице.

— Да, но всего на пару дней. К счастью, все не так плохо, как казалось вначале.

Ну, естественно, нет. У нас никогда не бывает плохо.

— Что произошло?

— Я уронила с плиты сковороду, и на меня по глупости попало несколько капель горячего масла.

— Ты уронила с плиты сковороду? — недоверчиво повторяю я. — А Пиппа говорила кое-что другое.

— Пиппы там вообще не было.

— Она сказала, что он тебя толкнул.

По ту сторону трубки слышно шуршание, а когда мама продолжает разговор, в ее голосе мелькают знакомые напряженные нотки, которые всегда проявляются, если она защищает отца.

— Он меня не толкал, Сиенна, он… просто не очень осторожно прошел мимо.

Неосторожно прошел мимо.

Мне требуется все самообладание, чтобы удержаться от саркастичного комментария. После стольких лет я до сих пор опасаюсь, что мама и сама верит в то, в чем уверяет окружающих.

— Правда, ничего не случилось, — не успокаивается она. — Он уже меня навещал, ему очень жаль. Твой папа и сам перепугался.

Видимо, мама будет твердить это, даже если он разобьет ей голову этой сковородкой. «Нет, честно, он всего лишь хотел убить муху. Я просто случайно попала под руку. Он ужасно испугался».

Делаю глубокий вдох и прилагаю массу усилий, чтобы выдохнуть воздух, а не слова.

— Расскажи о себе, Сиенна. Чем занимаешься? Все еще работаешь в пабе? У тебя много дел?

Ее вопросы причиняют боль, потому что демонстрируют, насколько велика пропасть между нами, как редко мы общаемся, как мало стали знать друг о друге. Во время телефонных разговоров мы, как правило, стремительно кружимся по спирали из упреков и оправданий, нормальной беседе места не остается. И что мне ей сказать? Что я понятия не имею, как в дальнейшем повернется моя жизнь? Что мне все еще больно, что никуда не делась пустота, которую отныне не вытеснишь ничем и никогда? Что порой я просыпаюсь утром и обнаруживаю, что плакала во сне?

— Я до сих пор работаю в пабе «Брейди», да, и у меня все в порядке. — Пауза. — Мам, этот… инцидент, он серьезнее, чем раньше… Пиппа больше не должна переживать подобное.

— Я же говорила, Сиенна, Пиппа при этом не присутствовала. Она вошла, когда сковородка свалилась, поэтому могла увидеть только… — На этом месте мама осекается, сообразив, как прозвучала ее реплика. — Твой папа уже помогал мне, когда подошла Пиппа. И он велел ей вызвать врача.

— С такой же вероятностью это могла оказаться и Пиппа.

— Ваш отец никогда не причинит вреда Пиппе. Да, иногда он нетерпелив, а с тех пор как ты ушла, Пиппа, очевидно, решила в такие минуты постоянно вставать у него на пути. Нельзя же упрекать его в том, что он иногда сердится.

«Она так поступает, чтобы защитить тебя, — думаю я. — Хотя это ты должна защищать Пиппу. Раз уж со мной ты с этим не справилась…»

Как часто я старалась привлечь внимание к себе, чтобы он отстал от мамы? Как часто цеплялась за его рубашку, когда он нависал над ней и раз за разом ставил восклицательные знаки в своей ругани с помощью кулаков?

Поначалу он просто отодвигал меня в сторону.

— Прекрати все время вмешиваться, Сиенна, — говорила мама после этого, со слезами на глазах прижимая ко рту мокрое полотенце. — Просто уходи. Скоро он успокоится. Он быстрее остывает, если ты не пытаешься его остановить.

Но как я могла просто уйти? Мне нужно было знать, что происходит. Я не хотела никуда идти и могла лишь надеяться, что он случайно ее не убьет. Или не случайно.

Однако все мои попытки оказывались бесполезными и в итоге меня упрекали, что таким образом я продлеваю страдания матери. Пока в четырнадцать или пятнадцать лет я не доросла до того, что смогла по-настоящему отвлечь отца от нее.

С тех пор стало только хуже.

После того как он впервые меня ударил, я еще надеялась, что вот сейчас наконец-то мама подхватит нас с Пиппой и мы исчезнем из его жизни. Но она просто разрыдалась сильнее, прижала холодное полотенце к моему рту и стала уговаривать меня держаться от него подальше.

— Сиенна? Ты еще здесь?

— Да, — бормочу я и прочищаю горло. — Ты обязана… слышишь, ты обязана увезти Пиппу. И сама бежать оттуда.

От ее смеха я впиваюсь ногтями в ладони. Он настолько искусственный, уродливая ложь… Я выпрямляюсь, ноги соскальзывают с края стула на пол.

— Да прекрати ты уже убеждать саму себя, что все нормально. Во всем этом дерьме нет ничего нормального!

— Сиенна. Успокойся. Пиппа вообще никоим образом не касается наших проблем. В любом браке периодически случаются ссоры…

— Но это же не простые ссоры!

–…Совсем без конфликтов не бывает. Важно то, что люди их решают… — мама игнорирует мое презрительное фырканье, — и обсуждают.

— Он тебя бьет!

— Редко.

— Он бьет Пиппу!

— Нет, никогда. Серьезно, Сиенна, спроси Пиппу сама, он еще ни разу пальцем ее не тронул.

Возможно, это и правда, до сих пор он наверняка только отмахивался от моей младшей сестры. Но, если все продолжится в том же духе, настанет день, когда Пиппа станет решительнее. И что произойдет тогда, мне прекрасно известно.

— Ах, добрый день! — Тембр маминого голоса меняется с настойчивого на беззаботный. — Сиенна, прости, я кладу трубку, ко мне в палату зашла доктор. Рада была с тобой поговорить. Позвони потом еще разок, ладно? — Напоследок она чмокает телефон и завершает вызов.

Полностью опустошенная, я кладу смартфон на стол рядом с шоколадным пирогом, закрываю глаза и на несколько секунд упираюсь лбом в прохладную столешницу.

Чертово проклятое дерьмо!