Пули отливают из ненависти

Кирилл Казанцев, 2011

Никак не думал бывший спецназовец Глеб Кожухов, что станет преступником. Мало того – убийцей… После увольнения из армии Кожухов зарабатывал на жизнь тем, что с напарником перегонял автомобили с Дальнего Востока на Урал. На трассе на них напали четверо отморозков, и, защищаясь, бывший спец застрелил их всех. А потом и напарника, который вдруг начал шантажировать Глеба, угрожая сдать его милиции… Отсидев, Кожухов вышел на волю с единственным желанием – отомстить этому жестокому миру…

Глава 2

1

–…И последнее! — подполковник Басаргин, начальник отдела уголовного розыска города Красногорска, близоруко щурясь, оглядел сидящих перед ним оперативников. Понедельник, общеотдельская планерка… — На должность старшего оперуполномоченного по особо важным делам второго отделения прибыл старший лейтенант полиции Михайлов Игорь Николаевич. Прошу любить и жаловать.

Игорь чуть приподнялся над стулом, обозначая себя. Хотя особой необходимости в этом, собственно, и не было. Благодаря росту, он и так выделялся в ровных рядах городских оперативников, невольно привлекая к себе внимание. Ну, и, кроме того, в последние полгода ему частенько приходилось сталкиваться с представителями городского розыска, участвуя в совместной работе по тем или иным делам. Так что в представлении особой нужды не было — знали его. Но… Порядок есть порядок.

Краем глаза Игорь успел заметить, как скривился Кривцов, начальник второго отделения, с сегодняшнего дня — его непосредственный начальник. Вроде как у человека зуб вдруг заныл. Но только на свой счет Михайлов эту гримасу не принял — мало ли… Он не давал Кривцову повода думать о себе плохо.

— Вопросы есть?.. — поинтересовался Басаргин. Ответом ему было общее молчание… — Ну, тогда по рабочим местам, господа офицеры!

Застучали отодвигаемые стулья, зашевелился народ.

В дверях Игоря, выходящего вместе со всеми, поджал крепыш Богун. Улыбнулся, хлопнул по плечу:

— Ну, что, старшой?.. С тебя причитается! Дожал-таки Самсон?

— Дожал… — тяжело вздохнув, согласился Михайлов.

…Его никогда не привлекали лавры знаменитого майора Пронина. Он не смотрел с замиранием сердца сериалы про ментов — «Прорвемся, опера!» Он вообще даже подумать не мог, что окажется одним из этих самых ментов. Даже, наверное, скажи ему такое кто-нибудь посторонний — счел бы за оскорбление.

Игорь заканчивал юридический факультет местного университета, играл в баскетбол за команду этого славного учебного заведения и о будущем не задумывался. Либо пригласят в профессиональную команду мастеров, либо… Либо он станет адвокатом. Как отец. Николай Георгиевич Михайлов был довольно известным и авторитетным в городе адвокатом, специализирующимся на защите представителей новой братвы — быстроглазых и несколько развязных молодых людей, большинство которых страдало избыточным весом. Разумеется, и своему единственному чаду он приготовил местечко, «посадочную площадку» рядом с собой. Работа, как говорится, не пыльная, но денежная…

Вот с такими настроениями и отсутствием всяких проблем Игорь получил диплом федерального образца… А дальше все пошло не так. Тренер команды мастеров с предложением не спешил. А когда Михайлов напомнил о себе, сообщил, что таких, как он, любителей — надо было слышать, с каким презрением прозвучало это слово в устах тренера! — в городе до хрена и больше. И прошедшие пять лет надо было не книжечки читать, а делом заниматься. Настоящим делом — как многозначительно растолковал тренер.

Спорить с ним было трудно. Действительно, в отличие от многих товарищей по команде, Игорь не только занимался спортом, но и учился. Причем учился неплохо. Ну, значит, полученные за годы учебы знания пригодятся в адвокатуре…

Но тут возникли проблемы у отца. Они у него периодически возникали — слишком уж неуправляемыми и безбашенными были его клиенты. Им объясняешь, объясняешь, они кивают, соглашаясь… А потом — раз! И такое выкинут…

Да и сам адвокат постоянно ходил на грани фола. Или — уже за гранью?.. Он всегда работал на победу. А какими методами она будет достигнута… Да разве это важно?! Победителей не судят! Хотя не всегда. Как вот в этот раз.

Николая Георгиевича «таскала» комиссия по адвокатской этике. Рубоповцы, которым он не однажды переходил дорогу, «внагляк» прицепили за адвокатом наружку; в прокуратуре его через день допрашивали в качестве свидетеля, не скрывая при этом, что в качестве обвиняемого он бы был для прокурорских более желанным собеседником. Кроме того, тот клиент отца, из-за которого все это началось и который по собственной глупости «заехал» в СИЗО, правильных выводов не сделал, во всех своих неудачах обвинил адвоката и теперь писал из-за «решки» грозные малявы во все концы. Причем в этих письмах обещание немедленно по освобождении совершить с самим адвокатом, с членами его семьи, а также с домашними животными и предметами бытовой техники правозащитника насильственный половой акт было самым, можно сказать, доброжелательным.

Вполне понятно, что в таких условиях Николай Георгиевич не мог ничем помочь сыну с трудоустройством. Хотя считал эти трудности временными — не впервой, знаете ли. Имели место подобные прецеденты. И всегда все заканчивалось без каких-либо серьезных последствий.

— Перетолкайся пока где-нибудь, — посоветовал он отпрыску. — Лучше по специальности. Чтобы диплом силу не утратил. Да и ценз наработаешь. А как только все устаканится…

Наверное, можно было бы устроиться в юридический отдел какого-нибудь банка. Или в какую-нибудь из «патронируемых» клиентами отца фирм… Солидно и престижно. Но то — дополнительные переговоры, звенья в цепи взаимных нематериальных долговых обязательств. И к понятию «перетолкаться» никак не подходило.

Спорт приучил Игоря не тянуть с принятием решения. Действуй не задумываясь, интуитивно — это и будет самым правильным. Он просто вышел в Интернет, просмотрел объявления о работе, записал несколько адресов… Первым оказался адрес городского управления внутренних дел.

В кадрах за молодого дипломированного специалиста, рослого — за два метра — и физически крепкого, что называется, ухватились. Вцепились двумя руками, клятвенно обещая огромное количество адреналина, море романтики, всевозможные блага, почет и уважение окружающих.

Ну, насчет того почета и уважения, которым полицейские пользуются среди граждан, Игорь иллюзий не строил. Прекрасно знал, как относится население к человеку в погонах. Блага… Те деньги, что зарабатывал отец, позволяли семье поддерживать такой уровень жизни, о котором большинство сограждан могло только мечтать. Романтика и адреналин… Младший Михайлов считал себя слишком взрослым и циничным для того, чтобы такие вот эфемерные, нематериальные факторы могли повлиять на его выбор.

Но несмотря ни на что он позволил себя уговорить. Пусть не популярная в массах полиция… Но все же это — мужское дело. Не то что работа в каком-нибудь коллекторском или антиколлекторском агентстве, где шустрые молодые люди целыми днями заняты тем, что кого-то разводят и кидают, оперируя статьями и параграфами запутанного российского законодательства ничуть не хуже, чем клиенты Михайлова-старшего — битами и стволами.

Кроме того, гарантированная, законная, не купленная отсрочка от призыва. Не то чтобы Игорь так уж боялся армии… Дальше армейского спортклуба все равно не пошлют. Просто не хотелось выбрасывать из жизни пару лет.

Ну, а при выборе полицейской службы, в которой предстояло работать молодому специалисту, решающим стало то, что в уголовном розыске не принято было носить мешковатую и неудобную полицейскую форму…

С такими настроениями Игорь и оказался в отделении полиции «Авиазавод», на самой отдаленной окраине Красногорска. Добросовестно полгода ждал, пока отец «наведет мосты» и «решит вопросы». А потом все планы и намерения полетели под откос, как подорванный партизанами фашистский эшелон.

Тройное убийство, глупый, какой-то детский спор с начальником криминальной полиции города полковником Самсоновым… Черная пахота, когда нет ни дня, ни ночи, когда постоянно хочется спать, но держишься на одном только голом характере…

Девятнадцать долгих жарких дней прошлого августа самым коренным образом изменили жизнь Игоря. После задержания серийного убийцы Малахова младший Михайлов понял — он не ищет другой судьбы. Розыск — это его. Навсегда.

После того, как было раскрыто убийство семьи Титенко, само собой сложилось так, что лейтенант Михайлов стал заниматься в отделении полиции «Авиазавод» преступлениями против личности. То есть убийствами, изнасилованиями, нанесениями вреда здоровью… И, надо полагать, преуспел на этой стезе. Все тот же полковник Самсонов, который по собственной инициативе взялся опекать молодого и перспективного оперативника, трижды в течение полугода предлагал Михайлову перейти в УВД города.

Надо сказать, что «на земле» к управленческим оперативникам относились всегда несколько свысока, считая их писарчуками и бездельниками. Поэтому на предложения Самсонова Игорь, гордящийся своей службой, своей принадлежностью к полицейской элите, неизменно отвечал отказом.

Отказы эти Владимира Семеновича раздражали. Он начинал материться, кричать, что Михайлов работает последний день и уже завтра будет уволен. Впрочем, Игоря эти угрозы не пугали — он уже давно понял, что у полковника просто такая манера общения с теми, к кому он неравнодушен. Можно сказать, свойская. Кстати, с теми, кого Самсонов считал безнадежным и даже вредным на службе, Владимир Семенович был предельно корректен. Даже вежлив. Но эта вежливость для людей понимающих была намного страшнее мата и угроз.

В очередной раз Самсонов прикатил после присвоения Игорю следующего звания — старший лейтенант полиции.

— Ну, поздравляю… — небрежно сунул ладонь, зыркнул исподлобья, огляделся по сторонам. — Что, и чая не предложишь?..

Пока Игорь готовил чай, Владимир Семенович устроился за его столом, закурил — полковник вообще курил очень много, буквально сигарету за сигаретой.

Получив кружку горячего чая, Самсонов затушил сигарету, отхлебнул глоток и перешел непосредственно к делу:

— Слушай, Михайлов, тебе не надоело ерундой заниматься?

— Вы о чем, Владимир Семенович?.. — тоскливо спросил Игорь, уже заранее зная, о чем пойдет разговор.

— Вот я тут сводки посмотрел за последнюю неделю… — полковник опять склонился над кружкой. Отхлебнул немного, покатал во рту, чтобы в полной мере ощутить аромат и вкус напитка. Проглотив, продолжил: — Вот смотри, ты выезжал… — Открыв ежедневник, зачитал вслух и с выражением: — Кража денег в сумме сто рублей… Отказной?

— Ну, отказной, — признался Игорь. — По малозначительности…

— Ага! — торжествующе воскликнул Самсонов. — А вот это — «неизвестный преступник тайно похитил с веревки на балконе следующие вещи…» Тоже ведь отказал?..

— Отказал… — смутился оперативник. Грешен, что уж тут… Получил в метеоцентре справку о том, что в день кражи в районе авиазавода проходил узкой полосой ураган, который и унес эти самые вещи.

— Шоколадку отдал? — понимающе ухмыльнулся Самсонов.

— Конфет коробку… — Игорь вдруг почувствовал, как горят его уши.

— Понятно — кризис… — с глубокомысленным видом кивнул Самсонов. — И вот это ты не считаешь ерундой?..

— Работа такая… — пробормотал Игорь, сам понимая, насколько неубедительно звучат его слова.

— Для выполнения такой работы нужны соответствующие ей исполнители, — назидательно поднял палец полковник. — Их хватает, поверь. И использовать тебя для получения липовых справок — идиотизм полнейший. Это все равно, что компьютером гвозди забивать.

Некоторое время сидели молча. Полковник прихлебывал чай, а Игорь размышлял над его словами.

Действительно, в последнее время он чувствовал, что в маленьком поселке ему просто тесно. Нет простора для маневра, нет интересных, сложных дел, в работе над которыми требуется максимальная концентрация, полная отдача всех сил и знаний. Как тогда, прошлым летом…

— У меня в день в среднем — два убийства по городу, — не глядя на Михайлова, неожиданно продолжил полковник. — Из четырех мы раскрываем три. Это — хороший показатель. Не только по области, но и в целом по стране. Вот только это четвертое… Оно ведь одно первых трех стоит. По сложности… Получается, что каждый четвертый убийца, самый опасный, самый дерзкий, остается на свободе. И может продолжить свой промысел…

Владимир Семенович опять замолчал, буквально уткнувшись носом в кружку с уже остывшим чаем.

Игорь тоже помалкивал. Каких-то вопросов начальник не задавал, а высказывать свое мнение по поводу им сказанного… Ну, это, по меньшей мере, нескромно. Не к лицу лейтенанту, пусть даже и старшему, советовать полковникам. Да и не нужен Самсонову совет…

— Значит, так! — полковник решительно отодвинул кружку на край стола. — Предлагаю только один раз — второго не будет. Так и сгниешь в этих развалинах, разбирая кражи старых трусов и родственные поножовщины. А я… Я предлагаю тебе должность «важняка» в городском розыске. Формально — у Кривцова. Фактически… Я хочу, чтобы ты занимался вот этими четвертыми. Сам. В роли вольного стрелка, блуждающего форварда — называй как хочешь. Что скажешь?

— Подумать надо… — Игорь откровенно растерялся.

Действительно, такие предложения делаются только один раз в жизни. И откажись он сейчас, его поведение можно будет расценивать только с одной позиции — зажрался молодой, оборзел, работая без году неделя или, как говорят в розыске, «два понедельника», вообразил себя комиссаром Мегрэ, Шерлоком Холмсом и миссис Марпл в одном лице.

— Думай, — благосклонно кивнул Самсонов. И, демонстративно взглянув на часы, добавил: — У тебя — пять минут.

Как ни странно, но только в эти минуты Игорь думал не о том, что придется расстаться с ребятами, к которым он привык, с которыми почти сроднился. И не о том, что придется оставить ставшее вторым домом отделение. Да, он терзался сомнениями… Но эти сомнения укладывались в одну фразу: «Справлюсь или нет?»

Самсонов опять взглянул на часы:

— Ну, я жду ответа…

— Я согласен, — просто ответил Игорь. Конечно, он не был уверен, что справится… Но ведь не попробовав, не узнаешь точно…

— Рапорт! — прихлопнул ладонью по столу Самсонов.

«С предложенной мне должностью старшего оперуполномоченного по особо важным делам ОУР УВД города Красногорска согласен» Дата. Подпись. Всего лишь лист бумаги с несколькими строками рукописного текста. Лист, который в очередной раз менял судьбу молодого оперативника… К лучшему ли?.. К худшему? Как знать…

Дверь кабинета Михайлова широко распахнулась. На пороге стоял майор Пильников, заместитель начальника отделения по оперативной работе.

— А мне говорят, Владимир Семенович здесь! — ухмыляясь, начал Напильник, как называли зама подчиненные. — А ко мне уже и не заходит! Кое-как нашел!

— Ты кстати, Витя, — обрадовался Самсонов. — Подпиши.

Написанный Игорем рапорт лег перед Пильниковым. Тот пробежал глазами текст, сурово взглянул поверх очков на Михайлова:

— И что это значит, Игорь Николаевич?..

— А ты что, читать разучился?! — влез Самсонов, переключая внимание Пильникова на себя. — Там все написано, ясно и четко! Большому кораблю — большое плавание! Давай, подписывай!

— Подписать? — Напильник ехидно ухмыльнулся. — Да запросто!

Достав из кармана авторучку, написал в нижнем углу: «Категорически возражаю!» И расписался.

— Вот! Получите, Владимир Семенович! — не скрывая торжествующих ноток в голосе, передал он рапорт Самсонову. — Большому кораблю — большая торпеда!

Полковник повертел лист в руках, сокрушенно покачал головой:

— Ох, Витя-Витя… Похоже, зря я на тебя время тратил… Ничему-то ты не научился.

Положил рапорт на стол, склонился над ним. В правом верхнем углу появилась еще одна резолюция: «ОК! В приказ!»

Полюбовавшись на собственный автограф, Самсонов спросил как бы между прочим:

— Как ты думаешь, Витя, чья подпись окажется решающей?..

— Это нечестно, Владимир Семенович! — обиженно поджал губы Пильников.

— Ты это о чем, Витя? Странно даже слышать такое слово…Тем более от тебя… — удивился Самсонов. И, обращаясь уже к Игорю, приказным тоном: — Ты, Михайлов, готовь дела к сдаче. Думаю, что на той неделе уже поставим в приказ. Так что постарайся не затягивать…

На ходу укладывая рапорт в папку, направился к двери. Уже на пороге оглянулся и сказал насмешливо:

— А чай, Михайлов, у тебя ни к черту! Зря я, наверное, тебя в свое время не уволил. Возись теперь с тобой…

2

Двумя месяцами раньше

«Где эта улица, где этот дом? Где эта барышня, что я влюблен?..» — безостановочно, как замкнутая в кольцо магнитофонная лента, крутилось в голове Глеба. Немудрящий мотивчик из старого, давно позабытого кинофильма пристал репьем с самого утра и не давал покоя весь этот долгий день.

Улица и дом — вот они. Глеб видел их перед собой. А барышня… Барышни в этом доме не было. Так же, как и любви. Может, конечно, и была… Когда-то давно, в той, прошлой жизни. Или это просто казалось любовью?..

Все эти годы, долгими бессонными ночами, он искал ответ. И не находил его. Как могло получиться, что все, что было ему дорого, что представляло для него реальную, непреходящую ценность, рухнуло в одночасье?.. Как получилось, что он остался — точнее, был брошен — один на один со своей бедой?..

Бедой ли?.. Он еще и еще раз прокручивал в голове, как надоедливый рекламный ролик, одно и то же. И думал — а мог ли он тогда поступить иначе?.. И сам себе отвечал, твердо и уверенно — нет. Не мог.

Стоит только один раз позволить себя нагнуть — и все. Разогнуться уже не дадут. Сразу же найдется толпа желающих пристроиться сзади. И будешь до самой смерти горбатиться за гроши на чужого и уж никак не доброго дядю. А тот, чувствуя свою власть, почти царственное величие, будет тобой помыкать… Значит, дяде сразу же надо показать зубы. Крепкие белые зубы, волчий оскал. Потому что этот дядя — всего лишь шакал, который при появлении более сильного хищника поджимает хвост. Вот Глеб и показал… Обидно только, да и — чего уж врать себе — страшно было оказаться непонятым теми, ради кого все это, собственно, и делалось.

Погруженный в свои мысли, Глеб несколько потерял осторожность. И тоненькая струйка ледяной талой воды с крыши предательски скользнула за ворот куртки, как плетью стегнув по спине.

Подпрыгнув на месте от неожиданности, Глеб громко выругался. Он и так изрядно замерз за время ожидания. Март в Красногорске — это вам не июль в Крыму. Зима вроде бы и закончилась, однако о наступлении теплых дней говорить еще очень рано. Отвратительно сырое межсезонье, в котором нет ничего от цветущей и благоухающей весны. Вторая осень — пакостная и промозглая.

— Гражданин! — послышалось сбоку.

Глеб обернулся на голос. Полицейские. Двое. По тому, как мешковато сидит на них форма, по молодым, даже юным лицам, совсем недавно познакомившимся с бритвой, можно понять — «псы». Срочники, которых судьба забросила в Красногорскую отдельную бригаду оперативного реагирования внутренних войск. Полицейский батальон, бойцы которого несут на улицах областного центра патрульно-постовую службу.

— Предъявите документы! — предложил тот, что был повыше ростом и носил на узеньких погонах сержантские «уголки».

— А в чем, собственно, дело? — Глеб попытался включить командирские интонации. И у него получилось. Вот только солдатики не обратили на них внимания.

— Документы, будьте добры! — усилил нажим в голосе сержант. А его напарник положил руку на рукоять укрепленной на поясе дубинки.

Тяжело вздохнув, Глеб извлек из кармана свой единственный документ и протянул его юным ментам.

— Ага! — сержант почти обрадовался. — А паспорт?!

— Посмотри дату выдачи справки, командир! — немного грубовато подсказал ему Глеб. — Когда бы я его успел получить?..

Сержант зыркнул недовольно, но совету все же последовал. На лице его отразилось разочарование:

— Значит, только сегодня прибыли в город, Глеб Аркадьевич?..

— Ну да… — Глупо отрицать очевидное.

— А здесь что делаете?

— Жду, — коротко ответил Глеб.

— Кого?

— Жену, — а вот это слово далось с трудом. Действительно, кто сейчас ему Ирка?.. Что не жена — так точно. Развод она получила уже на втором году его отсутствия. Он не возражал — глупо.

— Понятно… — протянул сержант и, сложив справку об освобождении по старым сгибам, протянул ее Глебу. — Ладно, Глеб Аркадьевич. Ждите…

Патруль не спеша двинулся дальше, оставив Глеба на той самой улице возле того самого дома. В котором все еще не было барышни…

…Ирка появилась уже затемно. Глеб ее даже не узнал — почувствовал. Просто у подъезда остановилась машина — судя по форме кузова, не из самых дешевых — открылась пассажирская дверца и наружу легко выпорхнула женщина. В легкой норковой шубке, в кокетливой меховой шапочке. Глеб не разглядел лица — просто в каком-то порыве крикнул:

— Ира!

Женщина остановилась, не дойдя до подъезда пары шагов. Оглянулась, присмотрелась… И только когда между ней и Глебом оставались каких-то два шага, на хорошеньком, не стареющем личике появилась тень узнавания.

— Ты?! — И растерянность, и страх, и недоумение — все в одном слове.

— Я… — Хотелось сказать так много! А смог только это…

Уже следующая фраза «бывшей» была похожа на давешнюю талую воду:

— Что ты здесь делаешь?

— Вот… — Он не искал сочувствия, не искал помощи. Хотя бы чуть-чуть понимания… — Освободился…

— Я рада за тебя, — серьезно сказала Ирина. И безжалостно повторила вопрос: — Что ты здесь делаешь?

— А куда мне идти? — Глеб все еще на что-то надеялся…

— Туда, где ты был эти семь лет, — совершенно спокойно ответила женщина.

Из стоящей машины неловко выбрался мужик. Упитанный, солидный, с отвисающими розовыми щечками. Качнулся, имитируя желание подойти. Но — не решился. То ли побоялся оставить машину без присмотра, то ли — связываться со странным и плохо одетым, но на вид довольно крепким незнакомцем. Потоптавшись на месте, пискнул несмело:

— Ирочка! Что происходит?

— Все нормально, — не поворачивая головы, ответила Ирина.

— Кто это? — спросил Глеб.

— Это? Это мой муж. — Ирина отвечала дерзко, с вызовом глядя в глаза Глеба. Знала, что он никогда не сможет причинить ей вреда…

— Вот так, значит… — Он не нашелся, что сказать. — Героическая личность, однако…

— А мне одного героя хватило! — злая усмешка перекосила хорошенькое кукольное личико. — До сих пор как вспомню — так вздрогну!

— Сын?.. Как?..

— Нормально.

— Я смогу его увидеть?..

— Нет! — коротко и резко.

— Почему?..

— У него другое отчество. И фамилия тоже другая. Он тебя не знает и никогда о тебе не слышал. Вон его отец… — Ирина чуть качнула подбородком в сторону толстяка. — Я не хочу, чтобы на моем ребенке всю жизнь висело клеймо сына уголовника. Сына убийцы…

Глеб вдруг почувствовал, как где-то там, глубоко внутри, начинает подниматься, расти черная, слепая ярость. Ведь у него украли жизнь! Этот трусливый хряк раскатывает на его машине, спит с его женой, живет в его квартире! И даже его сын называет толстяка папой!

— А если я сейчас Андрюшку сделаю безотцовщиной? — спросил он. — Мне терять теперь уже нечего… Ты сама ведь только что сказала — я убийца…

— Уходи, — губы женщины брезгливо скривились. — Нам не о чем больше разговаривать.

— Почему же? — не согласился с ней Глеб. — Мне кажется, есть еще одна тема, которую мы не обсудили…

— И какая же? — Ирина чувствовала себя победительницей.

— Деньги, — спокойно ответил Глеб. — Мне нужны деньги.

Видит бог, он не собирался поднимать эту тему. Но то, что он увидел и услышал, коренным образом изменило его намерения. За все в этой жизни надо платить. Он заплатил. Всем тем, что у него было. Теперь пусть платит она. Хотя бы деньгами…

— Деньги всем нужны… — Впервые за время разговора Ирина почувствовала что-то, похожее на смущение. Отвела, спрятала глаза…

— Я мало тебе оставил? — чуть надавил Глеб.

— То, что ты оставил, сожрала инфляция… — Голос «бывшей» звучал очень неуверенно.

— Не ври! — остановил ее Глеб. — Я оставил столько, что твоя инфляция просто подавилась бы. Так вот, я хочу половину — так будет честно…

— Не тебе о честности говорить, уголовник! — Видимо, даже мысль о том, чтобы поделиться, была Ирине отвратительна. — Нет у меня денег! Понял?! Нет!

— Продай машину, — вкрадчиво посоветовал Глеб. — Она ведь не три рубля стоит…

— Да ничего ты не получишь! — Ирина уже почти кричала. Лицо женщины исказилось — сквозь безукоризненно наложенный макияж проступили какие-то гадкие, уродливые черты. Ее «мачо» тупотил копытцами возле машины, но подойти ближе все еще не осмеливался. — А будешь настаивать — сдам тебя в РУБОП! За вымогательство! Понял?!

Глеб просто кивнул — да, он все понял. Разговор закончен. Его просто кинули, как щенка позорного. Все прозвучавшие сегодня слова Ирины — ложь. Красивая ложь. Ей так удобнее… А на самом деле в основе всего лежат деньги. Не ее — его деньги. Те, что она и ее новый супруг присвоили. На которые живут, плодятся и размножаются. Покупают шубы и машины. Им они нужнее, чем ему. Тому, кто заплатил за эти деньги семью годами своей жизни…

Не произнося больше ни слова, Глеб развернулся, поднял куцый воротник древней куртешки и побрел прочь. Разговор окончен. Конечно, не таким виделось ему собственное освобождение, но…

— Глеб! — женский голос за спиной. Он остановился. Неужели?!..

Звонкий перестук каблучков. Аромат дорогого парфюма режет ноздри, кружит голову…

— Вот… Возьми. Больше нет, правда! — Что она говорит?

Ирина протягивала ему две тысячерублевых купюры.

Он негнущимися пальцами взял эти деньги, кое-как затолкал в карман… Не произнеся ни слова, пошел дальше. Прочь отсюда! С этого двора, от этих людей, из этой жизни! Пока прочь…

Если бы не эти две бумажки… Он никогда бы сюда не вернулся. Но оскорбительная, по сути, подачка… Ирина не поняла, что только что подписала приговор. Себе. Хотя — нет. Не только себе, но и своему хряку. Глеб еще вернется. Просто для того, чтобы наказать их за глупость и жадность. Она не захотела делиться?.. Значит, отдаст все. До последней копейки. А потом… Потом он заберет и их жизни. Такие не должны портить воздух.

Только подготовится сначала как следует… Туда, за «колючку», за «решку» Глеб больше не собирается. Хватит одного раза. Поэтому улик больше не будет…