Гость из Пекла

Кирилл Кащеев, 2018

Ирка мечтала: вернется мама, и все в ее жизни изменится! И вот мама… вернулась! Да не одна, а с новым папой, который вовсе не против взрослой дочери. И все складывается так, как Ирка мечтала: семейные обеды, и походы в кафе, и в школу впервые за долгие годы родители пришли, и… новый папа даже готов взять ее в свой бизнес! Правду говорят: бойтесь своих желаний! Юных, но сильных ведьм это касается вдвойне. Да, кстати, а вы знаете, кто охраняет врата Пекла? И как с ним можно связаться?

Глава 3. На заборе, за забором

Прижимая к себе промасленный, истекающий сытным теплом и головокружительным запахом ванильных булочек пакет, Ирка мчалась вниз по тропинке. Все-таки энтузиазм супермаркетовских пекарей она переоценила — когда запыхавшаяся Ирка влетела внутрь, заставляя уставшую ночную кассиршу зябко ежиться от ворвавшегося за ней промозглого ветра, пекари еще сонно ляпали ладонями по кускам теста, выкладывая те на противень. На нетерпеливо топчущуюся у прилавка Ирку пару раз рявкнули — объясняли, что от ее «стояния над душой» булочки быстрее не испекутся. Пришлось убраться в молочный отдел — там Ирка успела подробно изучить надписи на всех пакетах и поняла, что если Тео к молочным продуктам относится так же придирчиво, как к хлебу, придется бегать на рынок. Бабка-то ни за что не побежит — это для богатырей она туда, как челнок, моталась, а для мамы и Тео с места не сдвинется.

— Ну и схожу. И не такая уж большая жертва, — строго объявила самой себе Ирка, и тут ее позвали из пекарни. Она подхватила долгожданный пакет и, наскоро расплатившись, рванула обратно. Рассвет уже занялся, тропинку вниз, в балку, заливал тусклый серый свет, в котором древней побелке стен и впрямь удавалось прикидываться белой.

Еще пара минут — и дома. Даже если Тео с мамой уже проснулись, завтракать они еще не сели — и ее сюрприз получится, как надо! Все будет эффектно — ап! Ирка снимает салфетку с плетенки для печенья, а там пушистые, румяные, тепленькие, свежие булочки! Как заказывали! Она сварит кофе и нальет в чашку — ту самую, из которой мама пила четыре года назад и которую Ирка припрятала в самой глубине кухонного шкафа, чтоб бабка не нашла и не выбросила. Мама, конечно, сразу узнает чашку и поймет, как Ирка ее ждала. Они оставят, наконец, Тео наедине с его булочками и все-таки пойдут к Ирке в комнату… Нет, в комнату нельзя, там окна нет, и вообще… Ладно, найдут куда, хоть в пристройке вместе с козой запрутся! Ирка расспросит маму обо всем: и как та жила все эти годы, и как познакомилась с Тео, и даже про отца спросит! Не очень-то Ирке на самом деле интересен крылатый пес Симаргл-Симуран, ставший ее папой, но надо же знать, как ты вообще появилась на свет! Если на дочь этому кобелю летающему наплевать, может, он хоть маму любил? Надо бы еще осторожненько выяснить: знала ли мама, что Иркин биологический родитель — древнеславянский бог природы и растений? Если знала — может, она сумеет понять и принять правду о самой Ирке? Что ее дочь — хортицкая ведьма, вместо обычных алиментов получившая от папаши способность превращаться в крылатую борзую? И появится в Иркиной жизни еще один человек, знающий, кто она такая, самый родной и близкий человек…

Ирка принюхалась к радостному запаху свежей выпечки из пакета и поняла — все будет офигенно!

Бегом рванула к дому и обнаружила, что действительно… Офигеть можно.

Дощатый забор вокруг дома, перед Иркиным уходом самый обычный, серый и тусклый, теперь переливался всеми цветами радуги! «Смерть ведьмам!» — гласила первая надпись, краской из баллончика нанесенная поперек забора. Надпись была пронзительно-желтой, цвета взбесившегося лимона, так что от одного взгляда на нее сводило скулы! «Хортица — ведьма!» — конкретизировала вторая надпись, ярко-синего цвета. И третья, напрысканная на воротах ярко-красными, со зловещими «подтеками» буквами, обещала: «Ты пожалеешь, Ирка», и на вторую половину забора переползал плотный строй восклицательных знаков.

— Лада! — прорычала Ирка и тут же беспомощно добавила: — Мама! — потому что за забором явственно слышались крики.

Мама и вправду уже проснулась. В сапогах на босу ногу и накинутом поверх кружевной пижамки меховом жакетике она металась по двору с криком:

— Где моя дочь? Как мог ребенок уйти ночью из дому, чтоб никто об этом не знал?

— Ты четыре года не знала, чи дома вона, чи ни — и тэбэ це ани мало не волновало. Чого ж зараз така истерика? — «открикивалась» бабка в кухонную форточку — сквозь стекло виднелся ее темный силуэт.

— Ты не мать! И ты не бабка! — кричала в ответ мама. — Ты жестокая садистка! Эсэсовка!

— Ты дывы, яких она слов в своей Немеччине нахваталась! — немедленно подхватывала подачу бабка.

Кот, вздыбленная шерсть которого делала его похожим на большой клубок, сидел на ветке любимой груши и время от времени жалобно мявкал, точно пытаясь утишить скандал, но на него не обращали внимания.

— Весь забор исписан! Угрозами! Мы должны немедленно искать ребенка! — выкрикнула мама и заметалась по саду, точно рассчитывала найти Ирку за каким-нибудь деревом. И… напоролась на стоящую у калитки Ирку.

Некоторое время мама молча глядела на нее.

— Ты где была? — тихо и как-то очень страшно спросила мама, так что Ирка невольно попятилась. — Где ты была, я тебя спрашиваю? — срываясь на визг, завопила мама.

— В магазине, — растерянно пробормотала Ирка, выставляя пакет перед собой, как щит. Сюрприза не получилось, ну да фиг с ним, сейчас главное как-то управиться с последствиями Ладиной тяги к искусству (то к пению, то к живописи… Надо было и правда ей паралич устроить!).

— То есть как — в магазине? Что значит — в магазине? — снова сорвалась на крик мама. — Я захожу в комнату — твоя бабушка спит… от храпа аж стенки прогибаются! — мама метнула бешеный взгляд в сторону кухонной форточки. — А тебя нет! Я весь дом обыскала, а тебя нигде нет! Я начала волноваться и вышла за ворота! Думала… Не знаю… Вдруг ты мусор выносить пошла…

— О! А мусор як раз треба вынести, — практично откликнулась из форточки бабка.

— И увидела… Увидела! — продолжала мама, тыча пальцем в сторону забора, но Ирка и так поняла, что она увидела. — Я чуть с ума не сошла! Я решила, что тебя похитили, и теперь Тео придется платить выкуп…

— Ось тилькы гроши ее и волнуют! — прокомментировала форточка.

— А ты просто собралась и ушла в магазин? — начисто заглушая реплики из форточки, закричала мама. — Никому не сказав, не спросив разрешения, взяла деньги и пошла?

— Но я всегда хожу в магазин… — попыталась объяснить Ирка.

— А шо ты знову за гроши переживаешь? Хиба она твои взяла? — выступил глас из форточки. — Це наши гроши — мои та Яринки — хочет вона, ось и бере!

— Не смей вмешиваться, когда я с дочерью разговариваю! — рявкнула в ответ мама. И резко повернулась к Ирке. По ее лицу было видно, что она себя уже не контролирует, что она доведена до упора, до предела. — Отвечай немедленно, что здесь происходит? Кто пишет на стенах? Что за угрозы? С кем ты связалась? Где ты была на самом деле?

— Но я действительно была в магазине! Ты же сказала, что Тео любит булочки и чтоб я с ним подружилась! — в отчаянии выпалила Ирка, снова подсовывая маме пакет.

— Какие еще булочки? — вскричала мама и ударила по пакету, выбивая его у Ирки из рук.

Булочки, за которыми Ирка бегала в супермаркет, плюхнулись в подтаявшую лужу, и пакет начал темнеть, медленно наполняясь водой.

— Правильно, бей ребенка! — немедленно согласилась из форточки бабка. — Мэнэ, значить, жестокою садисткою зовет, а сама, мабуть, садистка добрая!

Мама схватилась ладонями за виски и застонала.

— Лорхен! — завопил из дома Тео.

Сквозь так и брошенную распахнутой дверь дома Ирка увидела, как полуодетый мамин муж бежит по длинному коридору, как бросается к двери и… с разбегу ударяется в пустой дверной проем, словно тот затянут стеклом! Дверной проем на миг подернулся прозрачной пленкой, и эта пленка спружинила, как матрас, отбрасывая Тео назад.

Из кухни в коридор высунулась бабкина голова (да что сегодня с утра сплошные головы!) и ехидно поинтересовалась:

— А хто така Лорхен? И куда подилася моя дочка, шлендра, Ларискою звуть?

— Вам быть стыдно! — повернулся к ней Тео. Мамин немецкий муж совершенно спокойно и невозмутимо стоял перед дверью, будто и не собирался никуда выходить, и отчитывал бабку. Бабку! — Вы есть старый женщина — вы должны быть мудрый женщина, а вы провоцировать скандал, как будто получать от это удовольствий!

— Она получает! — одновременно сказали Ирка и мама, только мама в полный голос, а Ирка себе под нос.

— Если вы знать, что Ирэн уходить магазин, вы должны сказать моя жена, а не смотреть, как она пугаться и бояться! — продолжал выговаривать Тео. Бабка глядела на него, приоткрыв рот, словно никак не могла поверить, что… Все. Это. Происходит. На Самом. Деле.

Какой-то немец в ее «собственной хате» нотации ей читает! Как ей вести себя с ее собственной дочкой! И ее же собственной внучкой!

Ирка поняла, что у них сейчас не только ее комнаты не останется — у них всего дома не будет! Потому что бабка взорвется! Ее раздует, раздует… и она лопнет от злости, как бомба! Дом разнесет по кирпичику, останется только жалкая груда щебня, накрытая сверху обломками шиферной крыши! Вот сейчас бабка откроет рот и…

Бабка открыла рот и… неожиданно мирным тоном сказала:

— Жену свою поучи… которая Лорхен. — И скрылась обратно на кухню. И уже оттуда негромко добавила: — А меня молод учить… та ще и в моей собственной хате!

Ирка шумно выдохнула… и поглядела на Тео с опасливым восхищением. Силен немец!

— Лорхен! — Тео повернулся к жене. — Остановиться и успокоиться, прежде чем ты сказать или сделать, про что потом жалеть… — подумал и добавил: — Еще сделать. — И поглядел на уже черный от талой воды пакет с булочками. — Ирэн! — он глянул на Ирку. — Молодой девочка не должна ходить неизвестно, особенно такой опасный страна, как твой! Ты должна понимать, мама волноваться. И я тоже — волноваться! Если ты хотеть уходить, надо сперва мама спрошать… делать спрос…

— Отож, з восьми лет, як мамаша-шлендра поихала — кожен раз, як погулять зберется, в Германию сбегать та спытать! — подала голос из кухни неукротимая бабка.

Но Тео, кажется, уже освоил единственный правильный способ общения с бабкой — не реагировать! Все также стоя в дверном проеме, с тем же невозмутимым выражением лица, с которым он выговаривал маме и Ирке, он повернулся к калитке и поинтересовался:

— А вы, дети, заходить в двор, если приходить куда надо, и уходить, пожалуйста, если случайно ошибаться!

Ирка обернулась… и уставилась на Таньку и Богдана. Оба торчали в калитке, кажется, не в силах сделать ни шагу, и безумными глазами пялились на Иркину маму. Голос Тео подействовал на них, как ведро кипятка на замороженных — Богдан подпрыгнул, шагнул вперед, шарахнулся назад… и наконец хрипло выдавил:

— Здрас-си, теть Лариса! Вы это… меня не помните?

— Нет, мальчик, я тебя не помню! — торопливо запахивая куртку, чтоб не было видно пижамы, холодно ответила мама.

— Я Богдан — с Иркой в детский садик ходил. И в школу… — пробормотал парень.

Заглушая его, из форточки донеслось:

— З чого б це вона помнила найкращих друзив риднои доньки?

— Ирка вас очень ждала! — снова влез Богдан. И неожиданно насупившись, мрачно добавил: — Очень долго!

— Ой, а у вас тут пакет из супермаркета в луже лежит! — поторопилась вмешаться деликатная Танька. — Ого, дорогущий! Жалко… Так поднять или пускай дальше тонет?

Мама посмотрела на Таньку — ну о-очень выразительно. Кажется, больше всего ей хотелось предложить Таньке самой утопиться в ледяной луже, а если и Богдан — «лучший друг родной дочери» — следом нырнет, так будет только рада. Но мама покосилась на Тео и, старательно сохраняя сдержанный тон, сообщила:

— Простите, дети, но Ира сейчас не может с вами… играть!

У Таньки и Богдана стали такие лица, что Ирка с абсолютной безнадежностью поняла — не осталось ни единого шанса, что друзьям… ее боевым товарищам… понравится ее мама!

— У нас, как видите, чрезвычайное происшествие, — не понимая, что она натворила, продолжала мама. — На стенах надписи с угрозами, а моя дочь так и не соблаговолила объяснить нам… — Она строго поглядела на Ирку, — в какую историю умудрилась влипнуть, пока меня не было?

— Четыре года, — немедленно напомнила из форточки бабка.

— Какое еще чрезвычайное происшествие? — буркнул Богдан, глядя на маму так, что сразу становилось понятным — она тут единственное чрезвычайное происшествие.

— Замолкни, — толкнула его локтем Танька, но тут же добавила: — Действительно, какие надписи? Какие угрозы… — подумала и добавила: — …тетя Лариса?

— Как — какие? — возмутилась мама. — На заборе и на воротах! Их невозможно не заметить!

— Нет там никаких надписей, — невозмутимо сообщила Танька.

Мама сорвалась с места и кинулась в калитку… Ирка за ней не последовала — она и так знала, если Танька говорит, что надписей нет, значит, надписей нет. Через минуту мама вернулась.

— Как же так… Я же видела… — бормотала она.

— Ты дывысь на неи! — События во дворе показались бабке настолько интересными, что она теперь выглядывала из форточки, как танкист из амбразуры танка. — Ранише психована була, а тепер ей ще мороки мерещатся! Напысы на стенах! «Мене, текел, фарес»⁸!

Ирка мимолетно подивилась — у бабки от удовлетворенной склочности даже образование прорезалось!

Мама уставилась на бабкину физиономию, забранную в форточку, как фотография в рамку.

— Но ты же сама… Сама со мной на улицу выходила! — обвиняюще выкрикнула она. — Ты видела! Ты по этим надписям даже пальцами елозила — проверяла, давно ли намазали!

— Не было ничего такого! Никуды я не ходила! — буркнула бабка и убралась обратно в глубь кухни. Даже форточку с треском захлопнула.

— Она это специально… — в пустоту сказала мама. Потом повернулась к Ирке и, словно призывая ее в свидетели, повторила: — Она специально! — И вдруг, судорожно всхлипнув, ринулась мимо ребят, мимо Ирки в дом. Рыдания отдалялись, затихали… пропали совсем.

Так и проторчавший у порога Тео повернулся и пошел следом за мамой, предостерегающе махнув Ирке, чтоб та не ходила за ними.

— Ко мне давайте, — буркнула Ирка, оглядывая опустевший двор — лишь кот по-прежнему сидел на дереве, да из пристройки с любопытством выглядывала коза. Ирка переступила порог, пошла по коридору… и остановилась, не слыша шагов за спиной. Вернулась. Танька сидела на корточках у порога, с интересом разглядывая выложенную Иркой веревку. Богдан терпеливо топтался рядом.

Наконец Танька подняла на Ирку глаза и с любопытством поинтересовалась:

— Судя по защитке, которая у тебя тут стоит, в ближайшие дни ожидается нападение объединенных войск чертей, болезнетворных микробов, агрессивных русалок и арабских террористов! — Подумала и добавила: — Вооруженных атомной бомбой. Все, включая микробов.

— Три хозяйки в доме. Защита слабеет, — неловко дернула плечом Ирка.

— Может быть… — с сомнением покачала головой Танька и осторожно сунула руку в дверной проем. Отдернула, как от укола, и, морщась, принялась тереть ладонь о джинсы. — А почему я ее тогда чувствую? — с претензией в голосе спросила она.

— Я так и знал, что твоя вредоносная сущность когда-нибудь проявится! — возликовал Богдан. — Небось затаила чего против Ирки! — зловеще добавил он. — Хватайте ее, она тайный агент арабских террористов! — И сам на пробу аккуратно потыкал пальцем в проем. Ойкнул от боли и с обиженной миной сунул палец в рот.

— А ты — агент болезнетворных микробов! — Танька дернула его за руку, заставляя вынуть палец изо рта.

— Да проходите уже! — раздраженно буркнула Ирка, подбирая проложенную у порога веревку. Конечно, Ирка ни секунды не подозревала, что Богдан с Танькой могут причинить какой-то вред ей! Но… Защита ставилась на всех трех хозяек, и, судя по реакции, одна из этих трех Иркиным гостям категорически не нравилась! Ирка оч-чень сомневалась, что не нравится им бабка — к бабке ребята уже привыкли.

Танька и Богдан, наконец, переступили порог и остановились в коридоре, недоуменно глядя на Ирку.

— Пошли в гостиную, — отрываясь от своих мыслей, пробормотала та. — В моей комнате после Федькиных фокусов полный разгром.

— Гости видели? — на ходу стаскивая с себя куртку, тревожно спросила Танька.

— Они не гости, — отрезала Ирка, плотно закрывая за ними дверь гостиной. — Это моя мама и ее новый муж.

— Откуда они вообще взялись? — пробурчал Богдан.

Ирка покосилась на него неодобрительно:

— Иногда спрашивают, откуда берутся дети, но я впервые слышу, чтоб спрашивали, откуда берутся родители! — она помолчала и неохотно добавила: — Из Германии. Мои родители берутся из Германии.

— Чего их вдруг осенило явиться? — все также неодобрительно поинтересовался Богдан.

— Я не поняла… — ощерилась Ирка. — Тебе не нравится, что у меня снова появилась мама?

Богдан приткнулся в угол дивана и нахохлился, как больная птица.

— Мне не нравится, что она на тебя орет, — наконец выдавил он.

Танька покосилась на насупленную Ирку и дипломатично заметила:

— Твоя мама на тебя тоже орет.

— Моя мама уважает мою личность, поэтому она не орет никогда, — возразил Богдан. — Она мне вы-го-ва-ри-ва-ет! — раздельно произнес он. — Лучше бы орала… Но все равно! — воспрянул Богдан. — Право орать на ребенка еще надо заслужить! А не вот так — только приехала и сразу…

— Это моя мама, и меня все устраивает! А ты прямо как бабка! — накинулась на него Ирка. — Она маме ни секунды покоя не дает, с самого приезда! Я не удивляюсь, что мама сорвалась — вы бы слышали, что бабка ей наговорить успела!

— Слышали, — вынужден был признать Богдан.

— Вы и половины не слышали!

— Представляем, — кивнула Танька.

— Вы и половины не представляете! Она из мамы уже всю кровь выпила — странно не то, что мама орет, а что она еще не сбежала куда глаза глядят! — горячо выпалила Ирка. — А ты тоже… — она повернулась к Таньке. — Зачем ты надписи на заборе истребила? Только дала бабке возможность маму вообще сумасшедшей выставить!

— Какие надписи, Ирка? — возмутилась Танька. — Вы все твердите про какие-то надписи, а мы не видели никаких надписей! Скажи, Богдан? — Она повернулась к мальчишке. Тот молча кивнул.

— Не было надписей? — настороженно переспросила Ирка. — «Хортица — ведьма!», «Пожалеешь, Ирка!»? — уточнила она.

— Ого! — Танькины брови поползли вверх. — Это как понимать?

— Меня Лада рассекретила, соседка, — неохотно призналась Ирка. — Вычитала в какой-то старой книжке, как определить ведьму… Блин, я думала, она совсем тупая: а она, надо же, читать умеет… и писать! Главное, писать!

Танька запустила руку в свою школьную сумку.

— Пригласи ее на чай! — мурлыкающим голосом сказала она. На ее ладони лежал крохотный флакончик. — Одна капля, и она больше никогда не вспомнит, что ты — ведьма. Только сама не забудь четко сказать, что именно Лада должна забыть.

— Воздействие на человеческий мозг — это нехорошо, — не одобрил Богдан.

— Лада тоже воздействует на мой мозг — она его компостирует! Своей «Фабрикой звезд»! — отрезала Ирка, сгребая флакончик у Таньки с ладони. — Хотя сейчас меня гораздо больше интересует, кто убрал надписи.

— Будем выходить — посмотрю, — задумчиво согласилась Танька. — Может, что и замечу. Ладно, мы чего к тебе примчались в такую рань… — оживилась Танька. — Насчет золота!

Ирка поглядела на нее недоуменно.

— Я понимаю, что после маминого появления ты слегка не в себе, — рассердилась Танька. — Но ведь не настолько же, чтоб совсем забыть про бабло! Напоминаю: у тебя тут жила Дина. Драконица. С золотыми волосами… — Танька защелкала пальцами у Ирки перед носом.

— Не надо со мной, как с психической! — отталкивая ее руку, огрызнулась Ирка. — Все я помню!

— Так вот, раскиданные по твоему дому Динины волоски, после ее ухода в свой мир, и впрямь превратились в золото! — возбужденно объявила Танька.

— В одной только ванной полкило собрали, — буркнул Богдан.

— Ну не полкило, а четыреста двадцать восемь грамм, — заглядывая в блокнот, прокомментировала Танька. — А всего по двору, в пристройке и в кухне получилось килограмм и двести одиннадцать грамм золота. Хотя мы могли что-то и пропустить, поглядывай, вдруг за холодильником блеснет… Но главное даже не вес, а что оно без примесей! Такой чистоты золото только в высоких технологиях используется, да и то… — Танька махнула рукой, показывая, что золото в высокотехнологичных приборах до волосков из Дининой шевелюры не дотягивает даже приблизительно!

— Но поэтому его будет труднее продать, — со вздохом продолжила Танька.

— Еще за инопланетных агентов примут, — кивнул Богдан.

— Хотя на самом деле мы всего лишь ведьмы, торгующие волосами драконицы, — пробормотала Ирка.

— Надо проконсультироваться со специалистами, но придется быть очень осторожными, торговля золотом — опасный бизнес, там сплошная мафия, — энергично объявила Танька. — На все встречи ходим только под мороком, кто-то идет, а кто-то прикрывает, чтоб если что — сразу вытащить!

Ирка смутилась:

— Тань… Я, наверное, сейчас помочь не смогу. У меня мама приехала и ее муж… Они так реагируют, когда я ухожу! — жалобно закончила она. — Вот сегодня утром пошла без спроса в супермаркет… Ну как я всегда хожу! Вы видели, что с мамой делалось! Короче, такой свободы, как при бабке, у меня, наверное, уже не будет…

Танька помолчала, переваривала сказанное. Аккуратно закрыла блокнот с записями и уронила его обратно в сумку.

— Наверное, это нормально, — осторожно сказала она. — Все отчитываются родителям. Я вот тоже маме звоню и предупреждаю… И разрешения спрашиваю. И Богдан…

Ирка уныло кивнула. С бабкой все было просто! Скажешь: ушла к Таньке — и бабка даже не думает проверять. Ирка всегда считала, что от равнодушия, и злилась на бабку. Только как ей, привыкшей к полной самостоятельности, теперь привыкнуть к другому: к контролю, необходимости отчитываться, сообщать о каждом своем шаге. Вот леший, даже ночью не смотаешься: раньше она просто улетала из окна своей комнаты, а теперь и комнаты нет!

— Я арендую банковский сейф и золото туда положу, — тем временем решила Танька. — А когда ты разберешься со своими делами… В смысле, как у вас жизнь теперь строиться будет. Тогда и решим — продавать, не продавать! — заключила она. — Многие, наоборот, скупают золото, говорят, надежное вложение, со временем только дорожает.

— Ты в школу-то пойдешь? — берясь за свою куртку, спросил Богдан.

— А… Я не знаю… — беспомощно ответила Ирка, растерянно глядя на друзей. — Я не собиралась сегодня идти, все-таки мама приехала — имею полное право прогулять. Но мне в чатах немецкие ребята писали, что у них на порядке помешаны, и чтоб просто так прогулять школу — такого быть не может! Так что теперь… наверное… Тео будет решать. Идти мне в школу или не идти. — Голос Ирки окончательно упал до шепота. Она вдруг окончательно поняла — впредь вовсе не она будет решать, как ей жить! А совсем чужой, незнакомый человек! И мама, которую на самом деле она тоже толком не знает!

— Ну и как ты себе это представляешь? — грубо спросил Богдан и, подделываясь под тонкий детский голосочек, пропищал: — Дядя Тео, можно я быстренько сбегаю, одному черту морду набью — и сразу домой! — и тут же ответил басом: — А ты уроки сделала, Ирка? Сперва уроки, потом в комнате убери, а если останется время, тогда можешь идти… к черту.

— Его зовут Тео! — рявкнула Ирка. — И я нормально себе это все представляю! Я буду жить нормально! Как все! Как вы с Танькой живете! Обо мне станут заботиться! Не я о всяких похищенных детях и взрослых… зачарованных, а мама и Тео — обо мне!

— Не кричи, — буркнул Богдан, — а то мама и Тео услышат и примчатся выяснять, чего ты орешь! Ладно, мы пошли, а то в школу опоздаем… — он криво усмехнулся, — …родители ругаться будут! — Он двинулся к двери. Остановился — рука наполовину в рукаве куртки, плечо скособочено. — Как хоть этот Тео — ничего или не очень? — не глядя на Ирку, спросил он.

— Не знаю пока, — тихо ответил она. — Разберемся.

— Вот именно, — проворчал Богдан и вышел.

Танька задержалась на пороге, посмотрела на Ирку оценивающе и неприятным голосом сказала:

— Надеюсь, ты понимаешь: даже если ты очень сильно рада маме, не надо ей объяснять, что надпись на заборе «Хортица — ведьма!» — это чистая правда? Есть вещи, о которых даже самым лучшим мамам не рассказывают. Я, например, не рассказываю. И Богдан тоже.

— Моя мама, по-твоему, не самая лучшая? — после недолгой паузы спросила Ирка. Помолчали.

— Я посмотрю, что там с забором и воротами, — примирительно сказала Танька.

Ребята протопали через коридор, в молчании миновали двор и вышли за калитку. Ирка прислонилась к стене, прикрыла глаза. Острые собачьи уши словно сами, собственной волей лезли из-под волос…

— Не нравится мне это! — голос Богдана прозвучал громко и отчетливо, точно мальчишка все еще был в комнате.

Ирка сто раз порывалась ребятам сказать, что может их слышать даже на таком расстоянии. И не говорила. Как не сказала маме и Тео, что знает немецкий. Последнее время с ней это часто случалось — пытаешься сказать, а словно заслонка встает поперек горла, не выпуская информацию. Пару раз Ирка даже боялась, что на нее наложили заклятье, но скоро поняла — если кто ее и заклял, то она сама. И прав дядька Мыкола, глава хортицкой богатырской стражи — в ней действительно все меньше остается от девочки Ирки, а все больше проявляется хортицкая ведьма, повелительница наднепрянской магии. Скрытная. Осторожная. Безжалостная. Та, кто бережет свои секреты не только от долго пропадавшей мамы, но и от друзей, которые всегда рядом.

Может, хоть мамино возвращение это остановит? Снова сделает ее девчонкой, обычной школьницей… Ребенком. Ну хоть ненадолго!

— Что за неожиданный поток визитов к Ирке? — тем временем за забором продолжал выступать Богдан. — Айт, Дина, теперь мама с немцем… Неспроста…

— Ты смотрел — у них тени есть? — напряженно спросила Танька.

Ирка не могла видеть друга, но и так знала: он трет переносицу, где скрывается вживленный Танькой огненный глаз демона засухи, позволяющий Богдану в облике здухача всегда находить оставленное тело, а в человеческом — видеть очень особенные тени у существ, наделенных магией.

— У мамы — точно нет, — ответил Богдан. — Насчет немца не знаю, он из дверей не выходил, какие там тени…

— По-моему, ты просто боишься! — легкомысленно бросила Танька. — Ну раз Иркина мама вернулась, да еще с мужем, не получится, как раньше, — ходить с Иркой, куда хотим, оставаться у нее, если захотим! — Танькины ладони шуршали по доскам забора — она выполняла обещание, разбиралась с надписями. — Имей совесть — надо же и об Ирке думать! Она маму так ждала, мама приехала, теперь Ирка счастлива — значит, и мы должны быть счастливы!

— Никому я ничего не должен — я ни у кого не занимал! — отрезал Богдан. — Честно говоря, в Ирке я тоже особого счастья не заметил.

— Это из-за бабки. Из-за ее скандалов, — вступилась Танька, но голос у нее звучал неуверенно.

— Не нравится мне все это! — упрямо повторил Богдан.

— Нравится, не нравится… Тебе, вон, и Айт не нравился, а он ого-го какой оказался!

— Иго-го! — передразнил Богдан. — Зато ты от него в восторге.

— Странно, если б мне не нравился человек… то есть змей… который мне жизнь спас! К тому же такой крутой! И красавчик!

— А я, значит, лох и страшнее атомной войны! — голос Богдана немедленно стал напряженным.

— Ты-ы? — задумчиво протянула Танька, словно только сейчас задалась вопросом, а какой он, Богдан. Молчание с каждой секундой становилось все мрачнее и мрачнее… Достигло накала грозовой тучи…

— Ты… — повторила Танька. — Ты — лучше всех, — невинно сообщила она… и захохотала.

— Прикалываешься, — после недолгой паузы буркнул Богдан, и непонятно было — обижен он или, наоборот, доволен.

Ребята снова помолчали, только слышен был шорох Танькиных ладошек по забору.

— А если… — сказал Богдан так тихо, что Ирка его еле расслышала. — Если они захотят в Германию ее увезти? Ну ладно — мы с тобой действительно переживем как-то… Но она же хортицкая ведьма! Она должна быть здесь! И как это ее маме объяснить? Или ты не знаешь, как взрослые себя ведут в таких случаях? Скажут, что Ирка ребенок, и пусть делает, что велено!

— Вот когда скажут, тогда и будем решать! — ответила Танька с такой резкостью, что отлично знавшая ее Ирка сразу поняла — подруга сама все время об этом думает. И боится. — Богдан, помолчи, пожалуйста! Тут, на заборе, кажется… что-то есть… точно, есть! — И уже напряженным тоном добавила: — Надписи по-прежнему здесь! Просто кто-то сделал их невидимыми!

— Ведьма? — настороженно спросил Богдан.

— Ну а кто? — огрызнулась Танька. — Причем очень высокого уровня! Даже не знаю, какого высокого! Сделано — мастерски! Просто штришок подправлен здесь и здесь, и пожалуйста, руна невидимости — надписи исчезают! У нас в городе никто так изящно не умеет — ни Оксана Тарасовна, ни Стелла. Это незнакомая ведьма. Надо Ирке позвонить.

В доме Ирка засуетилась в поисках своей мобилки.

В дверь деликатно постучали… и в комнату заглянула мама.

Примечания

8

Слова, начертанные на стене таинственной рукой во время пира вавилонского царя Валтасара. Знамение объяснил пророк Даниил: «Мене — исчислил Бог царство твое и положил конец ему; Текел — ты взвешен на весах и найден очень легким; Перес — разделено царство твое и дано Мидянам и Персам». В ту же ночь Валтасар был убит, и Вавилон перешел под власть персов.