Дело черного мага. Книга 2

Кирилл Клеванский, 2020

Злополучный Хэллоун-Самайн остался позади. Потянулись серые будни самозванного профессора черной магии и бывшего осужденного по особо тяжким. И ничего бы не нарушило скучных кутежей, попоек и беспорядочных половых связей если бы не взрыв в посольстве фейри. Почему на это дело вызывали отдел Демоноборцев? Это, и многое другое, предстоит выяснить следователю Грибовскому и профессору Алексу Думу. Но, видит Бездна, как же он ненавидит этих фейри. Медаль, что ли, выдать подрывнику? Казенную, разумеется! Книга содержит нецензурную брань.

Пролог

По темной, отчасти мрачной и, без всякого сомнения, вонючей улице шел человек. Он был высокого роста, а фигуру скрывал кожаный плащ с серебряными иглами на плечах.

Учитывая славу района Хай-гардена, самой криминальной ямы Маэрс-сити, можно было смело предположить, что этот некто — вор, убийца, мошенник, насильник, наркоман, бандит, пьяница или кто иной из подобной кодлы.

О да, этот район, где старый, разбитый асфальт пропах кровью и порохом, где на стенах виднелись отметины от пуль, а в подворотнях всегда можно было найти пару мертвых шлюх, стал широко известен именно благодаря криминалу.

Да и чего удивляться — с самого создания Города Магов, как называли столицу Атлантиды СМИ планеты, Хай-гарден слыл местом, куда стекалась вся грязь этого острова.

Здесь среди трущоб, среди бесконечного сумрака, созданного паром от давно проржавевшей канализации, всегда отыщется что-то, что придется вам по душе.

Вам нужна однокредитная девка, которую никто не станет искать с рассветом?

Нужно нанять молчаливого громилу из числа орков или троллей, опытного стрелка или иного “чистильщика”?

Вы давно ломаетесь без очередной дозы белого порошка или прозрачного геля?

Просто хотите прокутить несколько тысяч в самых злачных заведениях, где не существует ни правил, ни запретов?

Тогда вы знаете куда идти — в “Хай-гарден дистрикт”.

Но все же человек шел без страха, твердо и уверенно, несмотря на то что из за углов за ним следили местные крысы. Самый сброд, самая грязь района.

Нищие, продающие свое тело за пару центов пьяному рабочему. Мелкая шантрапа, счастливая подрезать кошелек у зазевавшейся, измученной многодетной матери. Калеки, озлобленные на весь свет, в том числе и на самих себя, и, конечно же, босота.

Все они, как коршуны, внимательно наблюдали за “чужим”, загулявшим незнакомцем. Он был для них словно приглашением на долгожданный пир, обещанием зеленых, хрустящих купюр, на которые можно купить дозу героина или шарик с гелем “Аместрис”.

Вдруг бетонные трущобы, покрытые коркой грязи и краски от самых разнообразных надписей, осветила яркая вспышка. Она на миг выхватила лицо человека, но коршуны смогли разобрать лишь одно — ярко-голубые глаза и темный белок, и, черт возьми, эти глаза были ужасны.

Ужасны своим ледяным спокойствием и некоей решимостью. Такие глаза могли принадлежать только одному — убийце. Человеку, нет — существу, за свой век погубившему немало жизней.

Когда грянул гром и на разбитый асфальт рухнули первые капли теплого дождя, за человеком в плаще уже никто не следил. Сброд никогда не лез на готового к прыжку льва, они лишь забирали с улиц падаль, доставшуюся от более крупных хищников.

Человек остановился и поднял голову.

Его до того черные, что даже теряющиеся в ночной мгле волосы мигом слетели с лица.

Незнакомец любил этот дождь.

За свою жизнь он побывал во многих местах, пройдя путь от северных пустошей России и до южных джунглей Африки, но здешний дождь любил больше всех других. Эти теплые, крупные капли словно пытались смыть с людей всю грязь и всю чернь. Да, бесспорно, на Острове Магов шли хорошие дожди.

Накрыв сверток краем плаща, мужчина пошел дальше. Чужак свернул на углу Сэнт-гарден-грейвярд, обогнул проржавевшую решетку кладбищенского забора, где начиналась стройка церкви, и остановился напротив пустыря. В самом центре поля стоял старый четырехэтажный дом.

Старый, обветшалый, с давно уже облупившейся краской на оконных рамах и даже по виду скрипучим крыльцом, он не казался чем-то необычным или удивительным.

Для Хай-гардена в век, когда строились огромные небоскребы, подобные здания уже давно стали обыденностью, и на них никто не обращал внимания. Так же никому и дела не было до того, что единственный приют района расположился практически вплотную к кладбищу. Напротив, многие считали подобное довольно ироничным.

Мужчина, подняв повыше воротник и накрыв сверток краем плаща, двинулся к входу. На небе то и дело сверкали молнии, гремел гром, заставляя дрожать старые стекла. Иногда там, по ту сторону от трещавшей и местами треснувшей слюды, зажигались свечные огоньки, но тут же гасли.

Человек, столь неестественный для подобного района, не хотел даже задумываться, что за жизнь ведут воспитанники приюта “св. Фредерика”. От подобных мыслей не было никакой пользы, а вот с левой стороны груди болело сильнее.

Подойдя к крыльцу, мужчина уже было достал из кармана записку и почти положил сверток на прогнившие доски неопределенного цвета — настолько много на них красовалось слоев облупленной краски. И может быть, эта история повернула бы в немного другое русло, но обладатель весьма колоритного плаща нечаянно наткнулся взглядом на лицо младенца, на миг выглянувшее из свертка.

Мужчина замер и, вздохнув, убрал записку.

Выпрямившись, чужак толкнул дверь, петли которой даже и не подозревали о существовании масляной смазки. Впрочем, об этом не подозревали и работники приюта. А если и подозревали, то только с целью сбыта на сторону за несчастные десять центов.

Внутри приют оказался еще более нищим, чем выглядел снаружи. Слева от прихожей — общий зал, пустующий в этот полуночный час.

Ковер, некогда пушистый и ворсистый, сейчас походил на ободранного, заплешивевшего пса — столь же жалкий и вонючий. Камин если когда-то и мог похвастаться жаркими языками пламени, то сейчас был надежно заколочен досками. Шляпки железных гвоздей сверкнули, отразив свет очередной молнии, и мужчина отвернулся.

Взгляд человека сам собой нашарил старенькую лестницу, ведущую на второй этаж. Не нужно быть магом, знающим заклинание ночного зрения, чтобы различить пробитые ступени, так и грозящиеся сцапать неудачливого ребенка.

— Чертова лестница!

Ну или работника.

Сверху, стоило лишь прозвенеть медному колокольчику, подвешенному над дверью, спустилась дородная дама в чепчике. При ее полновесной конституции и замасленной ночнушке, не закрывающей толстые, уродливые ноги, этот чепчик казался какой-то нелепой насмешкой.

— Кого там принесло на ночь глядя? — Голос оказался под стать фигуре — полный, густой и совсем не женский бас.

Сверкнула молния, ударил гром, и женщина споткнулась. Неловко схватившись за перила, она тут же вскрикнула и резко притянула к себе руку.

На ладони показалась длинная заноза, скорпионьим жалом впившаяся в перепонку между пальцами. Нормальный человек испытывал бы от такого неподдельный дискомфорт, но, видимо, жир добрался даже до таких отдаленных границ своих, несомненно, единоличных владений.

— Мэм, — кивнул мужчина. — Доброй ночи.

— Доброй, — фыркнула женщина, вставая за некое подобие ресепшен. На самом деле — обшарпанного прилавка, подпертого рыночными ящиками. — Добрые ночи у меня были в шестнадцать. По двадцатке кредитов за те добрые ночи, милок.

Мужчина промолчал.

— Че те надо? — продолжала местная управительница. Толстыми пальцами-сосисками она дернула за шнур, и над головой зажглась лампочка.

Не люстра даже, а обычная лампочка, повисшая на пожелтевшем от сырости и времени проводе. Раскачиваясь в такт неумолкающему скрипу, она то и дело билась о самопальный абажур, сделанный из проволоки и битого бутылочного стекла.

— Недалеко отсюда я нашел вот это.

Сохраняя абсолютное внешнее спокойствие, мужчина положил на стойку сверток. Боже, кто бы знал, что за буря бушевала в сердце этого человека! Что за проклятья он сыпал на собственную голову и как рьяно рвал свое воображаемое горло.

Женщина небрежно откинула край намокшего под дождем одеяльца и скривилась, смотря на пухлое, но красивое лицо годовалого ребенка.

— Очередной ублюдок, — сплюнула управительница.

Дама, доставая с полки книгу учета, не заметила, как сталью сверкнули голубые глаза мужчины. А заметь она это, то не стала бы уже возить обмусоленным карандашом по выцветшим листам книги. В том стальном блеске плескалось столько ярости и желания немедленно свернуть толстую коровью шею, что дородная мадам просто задохнулась бы от собственного страха.

— Как думаешь, сколько ему? — не поднимая головы, произнесла местная хозяйка.

— Год, — тут же ответил мужчина, но, спохватившись, неуверенно добавил: — Наверно.

— Имя есть?

Чужак вздрогнул, но все же сдержал порыв назвать настоящее имя ребенка. Никому не надо было знать имя, а главное — фамилию маленького человечка.

— Значит, нет, — сама же и ответила мадам. — Пусть тогда будет…

Пока управительница листала страницы книги, ища незанятую бастардскую фамилию, взгляд мужчины шарил по полкам. Там, среди каких-то коробок, свертков и прочего хлама, лежало несколько книг (видимо, вся местная библиотека) и стоял черный ящик маговизора. Сверкнула очередная вспышка, и тот сам собой включился.

— Передаем экстренный выпуск новостей, — вещал диктор, чье лицо было сложно разобрать из-за частых помех. Черно-белое изображение то и дело плющилось, искрило и рябило, но звук оставался отменным.

— Проклятая гроза, — скривилась управительница.

Она, протянув руку и привстав на цыпочки, от чего затрещали половые доски, подергала ручку регулятора, но так ничего и не добилась.

— А пошло оно! — Отмахнувшись, мадам вернулась к книге.

–…Сегодня, в ночь с третьего на четвертое июня, войска ООР смогли разрушить последнее логово АНЭ, поддерживавших нашествие монстров. Победа, господа, победа! Война магов окончена!

Мужчина несколько отстраненно отметил про себя, что закончилась почти трехлетняя война, унесшая жизни многих миллионов человек и сотни тысяч магов.

Так сказать, спираль истории прошла через тот виток, когда Magic lense создали вихрь магии, обрушившийся на мир. Ну или его создали люди, массово поверившие в волшебство.

Впрочем, это уже вопрос к теологам.

— Значит, завтра выходной, — пробубнила управительница. — Одно дерьмово: маги возвращаются. С ними это место даже по сравнению с задницей падшего будет ощущаться как самый настоящий рай.

Не поняв смысла собственного каламбура, женщина сделала длинный росчерк и развернула книгу к мужчине.

— Александр, — произнес чужак. — Александр Думский.

— Что?

Мужчина вновь посмотрел на, видимо, заблудившуюся книгу, раз уж она здесь оказалась, выглядывающая из одной из многочисленных коробок, и повторил:

— Имя, — сказал он, разглядывая обложку с мушкетером. — Пусть будет Александр Думский.

Управительница пожала плечами, демонстрируя полное безразличие к происходящему в целом и выбору в частности. Мадам споро нашкрябала в графе имя, навсегда запечатлев в книге безалаберный почерк, даром переводящий черные, чуть блестящие чернила.

С очередной вспышкой мужчина зашелся страшным кашлем. Мокрый, задыхающийся, несколько пугающий — вот какой кашель терзал чужака. Когда же он разогнулся, судорожно втягивая воздух носом, то увидел, как на кожаной перчатке багровеет кровь.

— Э, да ты чахоточный! — отшатнулась управительница. Женщина, не сводя глаз с посетителя, сделала шаг назад и нашарила рукой бейсбольную биту. Стоило только некрасивым пальцам сомкнуться на рукояти, как хозяйка кинулась на больного. — Вали отсюда! Пошел! Пошел!

Сопровождая крики неловкими ударами, от которых увернулся бы и безногий инвалид, хозяйка погнала чужака к выходу.

Мужчина, не став искушать судьбу, пятился к двери, не сводя взгляда со свертка, так и оставшегося лежать на прилавке. Ребенок, распахнув свои глаза-блюдца, неотрывно смотрел на удаляющегося во тьму человека.

— Убирайся! Катись! — звучали крики.

Малыш не плакал.

Чужак улыбнулся.

Скрипнули старые петли, прозвенел медный колокольчик, и в приюте вновь повисла гнетущая, даже вязкая тишина.

Мужчина не видел, что происходит за дверью, но чувствовал, что все будет хорошо. Настолько хорошо, насколько это вообще возможно в подобной ситуации.

Вновь подняв воротник, чужак поспешил скрыться.

Он пробежал мимо помойки, служившей временным пристанищем ютящимся там бомжам. Те, стремясь хоть как-то согреться в пасмурную ночь, жались к блохастым котам и крысам. Увы, животные и сами не обладали хоть частичкой тепла.

Мужчина миновал бандитское кабаре, в которое совсем скоро нагрянут фараоны. Они стрясут с держателя несколько сотен “вечно хрустящих”, а потом направятся в бордель, также скрывшийся за поворотом, — их собственный бордель, где мигал одинокий фонарь.

В этом борделе, по слухам, если у тебя есть достаточно денег, то неважно, кто представлен на витрине. Захочешь, и тебе доставят десятилетнюю девочку или мальчика — в зависимости от вкусов. А если денег и вовсе не жалко, то в комнатку приведут обоих.

Бары, притоны, заброшенные больницы и родильные дома — все это оставалось за спиной чужака. Развевался потрепанный плащ, дорогие ботинки чуть причмокивали каждый раз, когда под подошву попадала грязная лужа с радужными разводами.

Когда во всем мире бензин было практически невозможно достать, Хай-гарден в нем едва ли не утопал. Такой вот парадокс.

Мужчина все бежал, по привычке придерживая рукой фетровую шляпу без ленты у тульи.

Очередной приступ кашля скрутил чужака. Тот схватился за грудь и рухнул на разбитый асфальт. Удивительно, но это покореженное полотно, давно уже обзаведшееся колдобинами и трещинами, как нельзя точно обрисовывало судьбу мужчины. Некогда ровное — сейчас же как после бомбежки.

Все так же сотрясаясь от очередного приступа, мужчина, держась за стену дома, свернул в темный тупичок.

Раздался гром.

“Нашли”, — подумал мужчина.

Трясущейся рукой чужак достал из внутреннего кармана пальто пачку сигарет. Выудив ракового солдатика, он ловко закинул его в рот и прикурил от молнии, ударившей прямо перед ним.

Столб белого света, по недоразумению явившийся после, а не перед оглушительным громовым ударом, взорвал и без того многострадальный асфальт. Раскаленные капли брызнули на кирпич и чью-то столь неудачно припаркованную машину. Видимо, хозяину придется раскошелиться на перекраску.

— Ты заставил меня побегать, — произнес высокорослый джентльмен, вышедший из молнии, словно та была обычной дверью в какой-нибудь дешевый кабак. Высокий, на две головы выше чужака, он что-то придерживал у пояса. То ли тубус, то ли трость. В такой темноте, разгоняемой лишь тлеющей сигареткой, сложно было разобрать даже собственные пальцы, не то что чью-то фигуру.

— Закончим, — прокряхтел чужак, сплевывая скопившуюся во рту кровь.

— Ты проиграл, — произнес джентльмен, поправляя вычурную шляпу-котелок. Нет, мода на головные уборы бессмертна, но вот котелок — это уже слишком. Чужак ухмыльнулся. — Мы все равно добьемся своего. Ты лишь не более чем помеха на пути нашего господина.

— Твоего, — прокряхтел чужак. — Твоего господина.

Повисла тишина. Ее, впрочем, буквально разрывал все нарастающий гул, схожий с волной увеличивающегося цунами.

Люди включали маговизоры, судорожно водили пальцами по экранам смартфонов, просили включить погромче звук в кафе и слушали объявление о конце войны.

Кто-то кричал, иные смеялись, утирая слезы радости, и считали дни до возвращения родных; иные проклинали магов, большая часть которых вскоре вернется. Но, так или иначе, Маэрс-сити неожиданно для себя проснулся в этот темный час, освещая ночь мириадами электрических и неоновых огней.

Чужак поднял голову и подставил лицо каплям дождя.

Интересно, а как сейчас выглядит остров из глубин бесконечного космоса?

— Приготовься.

Уши прорезал металлический лязг. Сверкнуло лезвие длинного клинка.

Наверное, как чертова задница…

Раздался свист, а затем пришла очередная молния. Белый дракон сорвался с черных небес. Он, словно жадная до плоти любовница, обнял клинок, заставив сталь сиять ярче полярной звезды. Всего одно движение — и меч вспорол плащ. Изогнутое лезвие, сотканное из искрящейся молнии, прошло дальше, разрезая кирпичную стену за спиной чужака и уходя куда-то к центру авеню, корежа машины и вспарывая дорожное полотно, словно то было лишь прохудившейся половой тряпкой.

На землю упала сигарета, которую спустя мгновение накрыла черная фетровая шляпа.

Больше в тупике не было ничего и никого. Исчез высокий джентльмен, а вместо трупа и крови на асфальте лежала кучка пепла. Подул ветер — и не стало и ее.

Крики все нарастали.

Народ начал выбегать на улицы, не обращая внимания ни на грозу, ни на дождь. Крупные капли тарабанили по листовому железу, покрывшему крыши трущоб Хай-гардена. Молнии то и дело вонзались в громоотводы, а сам гром как-то “поскромнел” на фоне орущего людского моря.

Вдруг неожиданно для всех, кто мог бы случайно заметить вспышки подчиненной стихии, из тьмы вышел третий человек. В его фигуре не наблюдалось ни единой черточки, за которую мог бы зацепиться взгляд и надежно запереть в памяти. Абсолютно обычная конституция, ничем не примечательная одежда. Только лицо, показавшееся в свете зажегшихся фонарей, удивляло и даже поражало какой-то детской наивностью и юношеской добротой.

Человек, встретивший этого мужчину, сам собой придумывал прозвище “Добряк”, потому как иначе подобного джентльмена назвать было сложно.

Добряк, или как там его зовут на самом деле, нагнулся и поднял шляпу, с укором глянув на промокшую сигарету. Отряхнув головной убор от воды и грязи, он сделал шаг назад, растворяясь во тьме.

* * *

Закончив с бумажной волокитой, управительница небрежно подняла ребенка на руки, словно тот был кулем с одеждой, а не живым человечком.

Поливая чахоточного, личинку человека, приют, район, город и бога самыми отборными ругательствами, женщина поднималась по трескучей лестнице. Еще в прошлом месяце девочка Элис сломала здесь ногу, но ступени менять не стали. Даже дыру не заделали.

С каждым пролетом брань становилась все красноречивее и отборнее. Какой-нибудь ученый, возможно, сделал бы вывод о прямой зависимости количества пройденных метров и нецензурного словарного запаса. Впрочем, сама управительница сделала лишь один вывод — этот проклятый зеленоглазый мозгляк принесет ей немало бед.

Бывшая шлюха хоть и не верила в бога, зато верила в приметы. Появиться в такую мерзкую ночь, да еще и на руках чахоточного — подобной участи не очень-то и позавидуешь. Видимо, сам факт того, что ребенку предстоит стать очередной сиротой Хай-гардена, не очень-то и волновал суеверную тетку.

Остановившись на четвертом этаже, покрасневшая хозяйка переложила ребенка на левую руку, правой стянула чепчик и принялась вытираться им, используя вместо платка.

Жирный пот оставлял не только неприятный запах, но и столь же пакостные отметины на и без того пожелтевшем предмете ночного туалета.

— Принесли же тебя черти на мою голову, — с одышкой, буквально задыхаясь, прорычала мадам.

Ребенок, моргнув, не подал и виду, что его как-то задели прозвучавшие слова.

— Мерзкий ублюдок, — прошипела управительница.

Что ж, несмотря на необъятные габариты и трясущийся под ночнушкой жир, диапазону ее голосовых способностей мог позавидовать иной лектор.

Шипя, причитая, рыча, цедя, сплевывая, гаркая, скрипя и даже шепча, она все же смогла добраться до инкубатора. Так работники “св. Фредерика” называли угол, где воспитанники жили до трех лет. Потом их разбрасывали по комнатам и переводили на другие этажи. Чем ниже — тем старше, а чем старше — тем озверелее.

Я вас не обману, сказав, что некоторая, не самая малая часть криминала Хай-гардена, некогда обреталась именно в этом приюте.

Малыш, кажется, даже не удивился очередному дверному скрипу. Но стоило только прозвучать первой ноте, как небольшая комнатушка, которую иные постеснялись бы пристроить под чулан, взорвалась гвалтом детского крика и писка.

Кто-то кричал потому, что хотел есть, иные — потому, что их разбудили, а последние, как считала управительница, из вредности и за компанию.

Что ж, возможно, она была права.

— Поганые отродья, — каркнула хозяйка.

Женщина, скривившись, сбросила с небольшого столика соски, бутылочки, пеленки и прочие атрибуты ухода за ребенком. Пока те падали на пол и куда-то резво укатывались, женщина с отвращением скинула новенького на столешницу, а потом ушла, громко хлопнув дверью.

Дети все продолжали кричать, а Александр так и лежал. Молча. Он смотрел на низкий потолок и спокойно посасывал большой палец.

Скорее всего, маленький разум ребенка не мог осознать, как сильно за последние дни изменилась окружающая его реальность. Не осознал он и появления самого обычного, ничем не примечательного человека.

Вот только стоило этому джентльмену появиться в комнатке, как тут же смолкли детские крики. Думский же, словно по волшебству, переместился в непонятно откуда появившуюся кроватку. Пусть плохонькую, местами подгнившую, но все же кроватку. Сверток накрыло дырявое одеяльце, а на недавно оккупированный столик взлетели соски, пеленки, бутылочки и прочий инструментарий нянечек.

Добряк, а именно им и оказался наш незнакомец, положил в ноги мальчику черную фетровую шляпу без ленты у тульи и исчез. Александр же, все так же посасывая большой палец, прижимал к себе небольшую белую визитку, появившуюся вместе со шляпой.

На карточке красовались лишь красные чернила, складывающиеся в две буквы — DH, и больше ничего.