Колдун. Путешествие на восток

Кирилл Клеванский, 2013

Кто такой Тим Ройс? Тим Ройс – это человек, прошедший через самую кровавую кампанию в истории военного дела Империи за последние сто лет. Тим Ройс – это наемник, который прополз по пещерам Харпуда, который сражался на пылающих стенах Мальгрома. Это солдат, одолевший сильнейшего мага столетия, убийца, ушедший от ищеек Третьей управы, внушающей ужас даже самым честным гражданам. Что ждет Тима Ройса? Новые опасности и приключения на пути до края мира – столицы Алиата.

Глава 1. Обрыв

Его императорское величество Майкл дель Самбер

Уже не раз мы бывали в этом кабинете и заставали необычную пару разумных за удивительными и порой ужасными диалогами. Но сегодняшний вечер может перевернуть все наше представление о бывшем дворянине-интригане и его друге — сыне пастуха. Майкл, по своему обыкновению, сидел за небольшим письменным столом в простом кабинете, обставленном дорогой, но неброской мебелью. Император некогда великой страны, держа в одной руке хрустальный бокал, а в другой — даже с виду древнюю бутылку, смотрел на то, как янтарная жидкость лениво перетекает из одной емкости в другую.

— То, что я вижу, соответствует тому, что я знаю? — А вот и второй участник беседы.

Появился старик, как всегда, сидя в кожаном кресле, одетый в полувоенный камзол. Казалось, его вовсе не беспокоит то, что он в который раз нарушает законы Вселенной и неведомым образом проникает в самый защищенный уголок страны.

— Ага, — печально кивнул Майкл и, достав второй бокал, наполнил его и протянул товарищу. — Тебе дерево на язык упало или ты забыл, как нормально разговаривать?

Тот, поблагодарив кивком, принял угощение и, слегка пригубив напиток, покатал его по деснам, а потом с явным наслаждением отправил в глотку.

— Лучше, чем я предполагал, — прокряхтел он. — Глупо было ожидать меньшего от шестидесятилетнего лефтонского. Хотя, думаю, если поднапрячь гномов, у них в подземельях можно и поприличнее найти. А насчет оборота — тренирую красноречие.

— Ну извини, — усмехнулся император и развел руками. — Чем богаты, тем и рады. Да, у тебя не получается.

— А учитывая, что эту самую бутыль тебе подарили на венчание и ты божился открыть ее только на смертном одре… И хватит уже о моем красноречии, оно весьма…

Император прервал речь волшебника взмахом руки. Опрокинув бокал, он утер губы и спросил:

— Как лекари?

Старик пожал плечами и продолжил неспешно потягивать драгоценную настойку:

— Все то же самое. От короля ядов нет избавления. Но его мучения скоро прервутся. День, от силы два.

— Не такой судьбы я для него желал, — сокрушенно покачал головой император.

— Ты блуждаешь в иллюзиях. — Маг сморщился так, будто его заставили лимонную вытяжку вместо супа хлебать. — Он бы никогда не отказался от престола, как сделал твой мудрый средний сын, правда, что-то мне подсказывает, что ему общество книг дороже любого людского.

— Можно было попытаться…

— Нет! — рявкнул маг, раздраженный тем, что они каждый день возвращаются к этому разговору. — Константину не повезло родиться третьим, но его путь уже написан кровью нашей и наших врагов!

— Думаешь, я не понимаю?! — От рыка Майкла задрожали стекла. — И все же он был мне сыном. Скажи, старый друг, ты приложил к этому руку?

Маг вновь пожал плечами и, прилевитировав к себе бутылку, налил еще.

— В каком-то смысле да. Мы оба знали, какую жизнь ведет твой отпрыск, и чей-либо приход по его душу был только вопросом времени. Я же просто не стал мешать, да и другим не позволил. Но все это не умаляет суровой реальности. Если бы не таинственный «помощник», нам бы пришлось убирать его самим. Еще раз тебе повторяю — он бы не отказался от своего права старшего сына.

Майкл вонзил пальцы в густые волосы, будто пытаясь вырвать их вместе со скальпом.

— И все же…

— Не стоит, друг, не стоит. — На миг в глазах мага промелькнуло сочувствие. — Как бы это ни звучало, но такая ситуация пошла нам на пользу. Теперь путь к престолу открыт для Константина, а самых умных и надежных людей можно будет занять поисками убийцы… когда жнец все-таки явится по душу твоего отпрыска.

— А как же насчет врат? Кто же их теперь откроет, если Тайс погиб? — усмехнулся Майкл.

— Это сделаю я, — твердо заявил старик.

— Но ты же должен был остаться и помочь Константину!

— Что ж, — развел руками маг, — видимо, мы будем оба наблюдать с небес за земной возней.

Император грязно выругался. По плану сорвать печати должен был сильнейший маг столетия, заплатив за это жизнью, теперь же все пойдет совсем по другой тропинке.

— Да и к тому же, — улыбнулся волшебник, — даже гибель этого студента Санты в турнире имеет свой смысл. В конце концов, не наша вина, что он не смог справиться с собственной силой. Ему не хватало ни внутреннего стержня, ни храбрости, ни банального ума. Я тебе уже рассказывал, как пытался научить его хоть чему-нибудь, что знал сам. Но все, на что он был способен, — это создать простенькое колдовство и влить в него титаническое количество энергии. Просто очередной тролль с дубиной.

— Тем не менее, за его смерть ты расплатишься своей жизнью.

— Значит, такова воля судьбы, — в третий раз пожал плечами волшебник. — За этот сезон она продвинула нас дальше, чем все наши поползновения за последние двадцать лет. Да и не уверен я, что Константину понадобилась бы моя помощь.

— И смерть тебя совсем не страшит? — прищурился Майкл.

— Так же, как и тебя, — кивнул его собеседник.

— Срок?

— Через год, может, чуть позже, золотая нить выведет копателей к вратам. И полагаю, смерть двухсот человек должна волновать тебя больше, чем гибель двоих заигравшихся смертных.

— Это ты сейчас о моем сыне и своем ученике или о нас с тобой?

— Не знаю, — подмигнул маг. — Может, обо всех сразу?

Майкл рассмеялся и добавил себе в бокал коньяка.

— Значит, мне осталось полгода, а тебе чуть больше? — как бы невзначай поинтересовался он.

— Получается так.

— Что ж… У нас еще есть достаточно времени, чтобы осушить все мои запасы. А если поднапрячь лекарей, то и до твоих доберемся.

На этих словах старик встал и поднял бокал.

— Тогда за сияние бесконечной империи! — произнес он древний, забытый тост.

— За сияние! — Император тоже встал, и они чокнулись.

А сейчас нам стоит покинуть императорский кабинет и отправиться на восток. Ведь караван уже далеко, а догонять торговцев — это, я вам скажу, развлечение исключительно для грабителей.

Тим Ройс

— Да не жалей его! — кричали где-то слева.

— В корпус пробивай, в корпус! — доносилось справа.

— Руки выше, руки! — Это уже вообще с какой-то неизвестной стороны.

Увернувшись от прямого в голову, я чуть присел и выстрелил правой рукой в печень противника. Тот же, будто не заметив моего выпада, попытался перехватить руку, благо я вовремя отдернул ее и сделал два шага назад. Если честно, я уже жалел, что позволил втянуть себя в эту забаву охранников каравана. Хотя какой там караван — так, небольшая торговая компания: четыре повозки, семнадцать человек торговцев да дюжина охраны. И вот, изнывая от скуки, эти самые охранники решили сходиться в поединках, ставки — по две серебрухи с брата. Зрители тоже не с хуторка, так что устроили тотализатор. И сегодня утром Лохматый, который чуть ли не сезонный оклад спустил на ставках, попросил у меня помощи в этом серьезном вопросе. А помощь заключалась в следующем: выйти в круг и накостылять парню, на которого все обычно ставят. Если вы помните, у меня у самого с деньгами туго, так что думал я недолго. Буквально сразу согласился. А зря. Возможный золотой прибыли уже обернулся для меня помятыми ребрами, расплывающимся синяком на левой скуле и рассеченной бровью. А чего стоят эти их дрянные правила — ногами не бить, в эти же ноги не бросаться, побеждает тот, кто стоит, или тот, кто сможет десять секунд удержать противника на земле. Боксеры, темных богинь им на любовное ложе!

Хлесткий хук вывел меня из прострации, и я снова закружил вокруг Тоби. А с виду обычный мужик, разве что жилистый, но удар такой, что если мне еще один в голову прилетит, то, чувствую, до Алиата буду добираться исключительно зигзагами. Тоби сделал полушаг и уже направил очередной «пушечный выстрел» прямо мне в глаз. Резко присев, я успел провести три быстрых, но несильных удара ему в корпус, после чего снова отпрыгнул назад и в который раз закружил против часовой стрелки.

— Да завали ты этого кролика! — донеслось с крыши фургона.

Ну да, я уже минут пять только и делаю, что бегаю по кругу и обрабатываю противника быстрыми очередями. Самому тоже достается, но в партере меня ожидает разве что нокаут. А этому Рокки, кстати, все нипочем: что бью, что не бью, он даже не запыхался. Вот опять вперед попер. Чуть пригнувшись, парень провел серию ударов, обрушившихся на мой блок, как таран на крепостные ворота. Руки отозвались тупой болью, но я стерпел. Тут же, не меняя позиции, Тоби резко выбросил левый кулак вперед, но, не доводя десяти сантиметров, вернул в оборону, а следом уже устремился апперкот правой. Будучи прикрытым ложным выпадом, он, вероятнее всего, нашел бы свою цель, если бы я вовремя не зазевался. О да, моя растерянность спасла мою головушку. Ведь, по идее, я должен был сделать шаг влево и увернуться, но я не уследил и уже собирался пропустить левый в голову, но его не последовало. А апперкот рассек пустоту.

Не теряя момента, я перенес вес с левой ноги на правую, напряг плечо и с предвкушением направил всю энергию тела в правую руку. Та, как плеть надзирателя, устремилась в подбородок Тоби, а за пару мгновений до столкновения я сжал кулак и максимально напрягся. Глупо, конечно, а ну как сломаю не челюсть врагу, а пальцы себе. Но я надеялся, что Тоби — не я и ворон не считает. И оказался прав. Тот успел увернуться, но удар был слишком быстр, и я все же успел задеть Тоби. Голова чуть качнулась, а я уже отпрыгнул назад. На пару секунд противник дезориентирован. Может, мне хватит. Сделав маленькую перебежку, я очутился с противоположной стороны. Вновь перенеся вес с левой на правую, я выполнил классическую тройку. Сначала два боковых по корпусу, а потом попытался прямым левым дотянуться до скулы. Не получилось: Тоби очнулся и впервые на моей памяти сделал шаг назад.

— Ломай его! — надрывался все тот же голос. Видимо, его обладатель много поставил.

Тоби кивнул и размазался тенью. Тут же из легких пропал весь кислород, в меня как будто опять врезалась машина. Мы упали и покатились по земле. Я отчаянно старался не дать взять себя на болевой, а противник занял оптимальную позицию. Зажал мне руку и пытался ею же придушить. Здесь бы я и встретил свой конец, если бы не уроки Добряка. Сколько раз мы с ним так же валялись на песке и сколько раз я ощущал, как рвутся связки от разнообразных болевых. Можно сказать, я оказался в своей стихии. Ударив Тоби головой по носу (грязно, конечно, но никто не говорил, что так нельзя), я воспользовался секундным замешательством и извернулся ужом. Тут же рука противника оказалась на сгибе моей. Резко встав, я с некоей долей удовлетворения ощутил, как напряглись связки парня, а затем поляну огласил протяжный скрип трущихся зубов. Тоби резко встал вместе со мной и теперь пытался высвободить руку из болевого. Но чем больше усилий он прилагал, тем сильнее я давил. Одновременно с этим я кружил по поляне, водя его за собой, как бычка. Это сбивало противника с толку, а его сознание и так затуманено болью. Наконец я поймал нужный момент и, войдя в ритм, потянул руку вниз. Используя тело соперника как опору, резко вскинул ноги, переплетая их на шее Тоби. Мы упали. Теперь же я не только выламывал ему руку, но и одновременно с этим душил.

— Десять! — раздался крик. — Девять! Восемь! Семь! Шесть! Пять! Четыре! Три! Две! Один!

Я тут же разомкнул тиски и перекатился подальше. Рывком поднявшись на ноги, помог встать Тоби.

— Грязно дерешься, — прохрипел он. Я приготовился к мордобою без правил. — Но демонски здорово.

Улыбнувшись, я кивнул:

— Ты меня тоже от души помял.

Пожав друг другу руки, мы разошлись. За спиной слышались разочарованные вздохи и звон пересыпаемых монет. И всю эту картину, полную упаднических настроений, разбивали редкие радостные крики тех, кто все же рискнул поставить на телохранителя, то есть на меня. Среди них был и Лохматый. Вообще странный малый, как и его брат-близнец Щербатый. Имен их я не знал, но прозвища говорят сами за себя. Первый из принципа не стригся и не признавал гребней, оттого ходил, как пес после сушки. И по словам Оргонга, нашего командира, в этом я мог составить ему здоровую конкуренцию, хотя мои волосы в разы короче гривы Лохматого. Что до Щербатого, то того так прозвали из-за отсутствия двух верхних передних зубов. Для кого-то эта кличка показалась бы обидной, но только не для Щербатого. Он был какой-то тормознутый, тупил — просто жуть. Но зато умел свистеть и на диво метко стрелял из арбалета. Брат же его даже камнем в стену Сантоса не попал бы, зато фехтовал сносно. А вот Оргонг или Орго — мастер на все руки. Он и топором, и секирой, и бастардом умеет, метательные кинжалы ему сами в ладонь ложатся, а стрела непременно в яблочко попадет. Даже завидки берут.

Сам-то я, кроме кинжалов да сабель, ничем не владею. Лук натянуть — натяну, но скорее себе в ногу попаду, чем в цель. С арбалетом порезвее, но с ним разве что зомби не сладит, так что это не самый лучший пример. Что же до другой стали, так это не про меня. Если в руки секиру возьму, то в строю мне лучше не стоять, потому как строя не будет, одни лишь трупы, причем, вероятнее всего, трупы своих. Топором я лишь дрова горазд колоть, а бастард в моей руке больше похож на гулящую девку. Куда ему надо, туда он и «идет». До сих пор не понимаю, как на войне выжил с такими навыками. Видать, товарищи подсобили в вопросе выживания.

Другое дело, если в моих руках окажутся сабли или кинжалы. Без ложной скромности заявляю — здесь мне равных нет. Ну, во всяком случае, достойных противников я еще не встречал. Разве что Добряк мог бы поспорить с этим утверждением, но он уже давно в очереди на перерождение.

Наконец за спиной послышались шаркающие шаги, а вскоре показался и сам разумный. Им оказался Лохматый, весело подбрасывающий в воздухе два золотых. Уже и обменять успел, ну жучара! Я протянул руку и изогнул бровь. Телохранитель вздохнул, но монету отдал. Я ее тут же попробовал на зуб, а то знаю я этих торговцев. Но вроде обошлось — мягкая.

— Ох и здорово ты его отделал, — соловьем заливался Лохматый. — И в голову его, и в печень! А с ногами-то, с ногами-то! Я моргнул, ты раз — и наверх, моргнул, и ты хоп — уже к земле его давишь.

Я глубокомысленно кивал на протяжении всего пути до фургона. Так я называю эту крытую повозку-карету, уж больно похожа на западного собрата. Хоть сейчас шляпу на голову, револьверы на пояс — и вперед, гоняться за беглыми преступниками и семейными бандами.

На подходе нас встретил Орго. Судя по тяжелому, металлическому взгляду голубых глаз, он явно недоволен. Спустя мгновение на нас обрушилась отборная брань за то, что мы, такие нехорошие, оставили вельможу без части охраны.

— Орго, дружище, тише, взмолился Лохматый. — Для чего этому вельме столько народу? Ты оглянись: тишь да гладь.

Командир запнулся на полуслове и даже покраснел. После чего раздался стук, схожий с тем, что доводится слышать, когда бьют кочан капусты. А подзатыльники у Орго знатные. Лохматый тут же схватился за ушибленное место и сплюнул.

— А ну, живо на вахту! — рявкнул командир, и парень поплелся к своей лошади.

Вскочив в седло, он убрал монету за пояс и, цокнув языком, подогнал животинку к фургону.

Щербатый подмигнул брательнику и вернулся к своему занятию — пялиться на ладных служанок.

— Капитан! — обратил на меня свой взор Орго.

— Да, лэр! — крикнул я и вытянулся в струнку.

Наука Пило, командира отряда наемников, в котором я когда-то служил, плотно въелась в подкорку: чем громче крикнул, тем меньше проблем от начальства.

— Приведи себя в порядок и сходи воды набери, — вздохнул Орго и ушел куда-то по своим командирским делам.

Ну, делать нечего, приказ есть приказ. Пожав плечами, я подошел к своему коню, который сейчас мирно пасся на траве. До вахты мне еще далеко — к вечеру только, так что сейчас животинка не навьючена, а мешки с поклажей лежат под сенью неизвестного раскидистого дерева. С виду дуб, а почему-то на тополь похож. Вот, значит, и будет тубом. Как вы уже поняли, я не избавился от привычки придумывать названия всему новому, что встречаю на Ангадоре.

Туб стоял в стороне от нашей стоянки, но за вещи я не волновался, воровать никто здесь не станет. А если станет, то лучше ему, не теряя времени, удавиться. О таком лихаче сразу слух пойдет, и больше его ни в один караван не возьмут, а это, считай, медленная голодная смерть и нищета. Так что закон каравана все соблюдали четко. Подойдя к вещам, я развязал один из мешков и достал деревянную баночку, обмотанную кожей. Отвинтив крышку, набрал на пальцы желтую вязкую жижу — слава всем богам, что без запаха, — и обильно намазал ею синяки и ушибы.

— Помочь? — неожиданно спросил женский голос с явным восточным акцентом.

Я вздрогнул, едва не выронив банку. Подняв голову, увидел одну из служанок вельможи — невысокую ладную девушку со смуглой кожей, темными глазами и черными волосами. Ее звали Сатия.

— Такая страшная? — мило улыбнулась она, заправляя за ушко выбившуюся прядь.

— Что? — А вы не удивляйтесь, что я туплю, меня Тоби отлично приложил.

— Я такая страшная? — спросила Сатия. — Просто как к тебе ни подойду, ты всегда вздрагиваешь.

Я искренне улыбнулся и поднялся на ноги. Не дело сидеть, если девушка стоит. Хотя Сатия, вероятнее всего, была против: ведь теперь ей приходилось буквально задирать голову.

— Если бы ты подходила, а не подкрадывалась, я бы, возможно, не вздрагивал.

— Ну так что, помочь?

— Да уж сам справился, — пожал я плечами и, схватив рубашку, поднял здоровый бурдюк. — И что-то мне подсказывает, что воду носить ты откажешься.

— А ты бы предложил? — с долей ехидства отозвалась девушка.

— Нет, конечно, — усмехнулся я и отправился к реке.

На ходу я обернулся и помахал Сатии рукой. Служанка ответила тем же и, развернувшись, отправилась к фургону, слегка покачивая бедрами. Поудобнее перехватив бурдюк, я поплелся через пролесок к реке. Все мысли занимала Сатия. Это началось практически с самого начала нашего путешествия. При любой возможности она спешила «помочь». Помощь обычно сводилась к разговорам ни о чем. Каюсь, я ими откровенно наслаждался. Так приятно спустя многие годы просто болтать с симпатичной девушкой. Но ей, видимо, было этого мало… И чем я ей только приглянулся? Парни крутили пальцем у виска, недоумевая, почему я не двигаюсь дальше. Даже Орго позволил себе парочку сальных шуточек на эту тему. Я же в этом качестве Сатию даже не рассматривал, внутри поднималось четкое ощущение того, что это неправильно. И когда питерский студент успел стать таким моралистом? Иногда тошно от самого себя становится, но ничего с этим не поделаешь.

А девушка действительно хорошая, добрая, и смех у нее красивый — звучит банально, но чем-то на журчание ручейка похож. Да и вообще вельможе со служанками повезло. Вторая, Лисанда, тоже недурна собой, но слишком уж ответственно подходит к своим обязанностям и с нами, телохранителями, почти не общается. А если и ведет беседу, то исключительно деловую, а потом еще на Сатию шикает, недовольная тем, что та со мной заигрывает. Хотя это и заигрыванием не назовешь, просто болтаем и иногда, когда есть время, бесцельно бродим по лагерю, наслаждаясь обществом друг друга. И все же не понимаю, чем ей мог приглянуться такой неказистый паренек, да еще и бывший наемник. Про нас ведь молва одна — лихой или беглый. Ко мне даже собственный отряд настороженно относится, но я их не виню, да и не пересекаемся мы, насколько это возможно. Теплые отношения у нас не сложились — скорее нейтрально-деловые. Но я не напрягаюсь. Думаю, дойду с ними до Закатного моря, а там наймусь матросом (благо Добряк и этому обучил) и отправлюсь к архипелагу. До Алиата я топать не собираюсь. Все же пересекать пустыню как-то затруднительно, да и цель моего путешествия, как я полагаю, находится в другом полушарии. Хотя этих бесед и прогулок с Сатией мне будет не хватать.

Зацепившись за сук, я ругнулся, сплюнул и, поправив бурдюк, побрел дальше. Мазь уже подсохла и застыла коркой, но смывать нельзя, надо еще с часик подержать. Что до вельможи или на профессиональном сленге — вельмы, то мы о нем не знаем ровным счетом ничего, даже пола. Но это скорее относится к остальным караванщикам. Я-то уже давно вычислил, что мы охраняем девушку. Все же навыки Добряка и личный опыт… ну ладно, не буду красоваться. Просто как-то ночью мне приспичило до ветру, ну я и отправился, ведомый одним лишь известным чувством. В итоге наткнулся на полянку, где в деревянной бадье стояла нагая леди. Одна из служанок, стоя на маленькой скамеечке, поливала ей голову водой, другая растирала тело. Ну а я… а я повел себя как обычный мужичок с хуторка. Застыл на месте и рот разинул.

Ночи здесь светлые, так что я смог, не напрягаясь, изучить все изгибы стройного тела, все переливы смуглой кожи, а жгуче-черные волосы казались еще темнее. В какой-то момент одна из девушек обернулась, и я в ней узнал Лисанду. Мне тогда пришлось проявить все мастерство Тени, чтобы остаться незамеченным. Нырнув в кусты, я укрылся ветвями, да так и просидел до конца омовения. Служанки завернули девушку в какие-то то ли простыни, то ли полотенца, захватили бадью, пустое ведерко и удалились. Лишь мельком мне удалось ухватить лицо нашей подопечной. Тонкие, но изящные губы, плавные линии скул, точеный носик и большие зеленые глаза. Не так красива, как герцогиня Лейла, но уверен, не один мужчина пал под ее чарами. Кстати, до ветру я так и не сходил. Вернулся в лагерь и лег спать. Вот только ехидный Морфей не пожелал оставить меня в покое: всю ночь мучил образами да всякими другими непечатными вещами.

Наконец пролесок закончился и я вышел к реке. Здесь она спокойна и величественна, но уже через километр до вас донесется шум, а еще спустя десять минут ходьбы вы наткнетесь на водопад. И дальше, по ущелью, побежит уже не спокойная и величественная река, а бурный, резвый поток. Пороги будут сменяться маленькими перепадами, водовороты — всплесками волн, бьющих о камень. Да и от самого обрыва до глади реки довольно высоко. Так что все сейчас собирают воду в любые емкости, так как пополнить запасы мы сможем еще не скоро.

С приказом Орго я справился всего за полчаса. Тем, кому кажется, что набрать воды в бурдюк легко, скажу: не снимайте свои розовые очки и дальше. Тем же, кто готов трезво взглянуть на реальность, скажу честно — каторжная работа. То бурдюк из рук выскальзывает, то скопившийся воздух воду не пускает, то еще какая беда. В общем, полчаса — еще немного, обычно народ только за час управляется. У меня же за пять лет жизни в лесу накопился своеобразный опыт и появились характерные умения. И знал я один секрет. Нужно взять камень и чуть придавить горлышко, тогда все будет проще.

Положив бурдюк на берег, я растянулся на песке и закрыл глаза. Солнце грело запарившуюся кожу и отгоняло назойливую мошкару. Приятный ветер остужал и оберегал от излишнего внимания оранжевого диска. Сам того не заметив, я погрузился в сладостную дрему. В конце концов, ничего не произойдет, если я полчасика поваляюсь на солнцепеке. Но дрема все глубже и глубже затягивала меня в свои объятия, и вскоре я поддался этому зову.

Проснулся резко, разом сбрасывая оковы сна и буквально разрывая видения. Левое предплечье нещадно жгло, а с юга тянулся едкий запах паленого. На небе уже сияли звезды, — видимо, спал я куда больше, чем час или два. Ощущение неправильности происходящего только усилилось, а жжение стало поистине ужасным. И только тут меня осенило. Татуировка телохранителя! Поднеся руку к лицу, я увидел, как густым черным цветом налилось изображение щита и рунной вязи под ним. Сердце пропустило удар. Голову тут же наполнили худшие предположения. Схватив бурдюк и набросив рубашку, я помчался через пролесок.

В этот раз я не спотыкался об корни, сучья не трогали руки и лицо. Я бежал, как учил Добряк, я бежал, как научился сам, но порой, как бы быстро ты ни бежал, время все равно быстрее. Вот лицо обдало жаром, а воздух стал жечь легкие. Я выскочил на поляну и тут же прикрыл глаза. Все вокруг было в огне. Горели повозки, пустые сундуки и ящики, даже люди. Но сознание отказывалось принимать происходящее, оно вопило об иррациональности суровой реальности. Откуда на Сулийской дороге взяться разбойникам, что способны одолеть дюжину охранников и трех телохранителей? Нет, это просто невозможно. Здесь могут быть лихие люди, крестьяне с вилами, шатуны, но организованная банда… И тем не менее я видел, что извозчик все еще держал вожжи в руках, но лицо его уже давно застыло, а глаза подернулись мутной пленкой. Он навсегда останется на своем месте, пришпиленный к повозке длинным арбалетным болтом, торчащим из груди. Я видел, как других, пронзенных острой сталью, уже объяли языки пламени. Огонь лизал их со страстью пылкой любовницы, и запах горелого мяса наполнял ноздри. Руку снова обожгло. Я обернулся в поисках того, кто мог бы меня призвать. И я его нашел.

Оргонг лежал на земле. Его грудь дрожала, рука сжимала рассеченный живот, а из разрубленной ноги толчками била кровь. Я подбежал к нему. На миг его взгляд очистился, сухие губы прошептали:

— Север!

С этим он ушел. Грудь замерла, а взгляд помутнел. Я только кивнул и, аккуратно опустив голову покойника на землю, обернулся в поисках своих вещей. В голове билась одна мысль: «Лишь бы не забрали, лишь бы не забрали». И ощутил невероятное облегчение, когда в тени туба обнаружил мешки, заваленные ветками и землей. Буквально подлетев к ним, тут же нацепил сабли, отчего сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Я не представляю себе то сумасшествие, что накатило бы на меня, если бы их увели. На рубашку легли две перевязи с листовидными ножами, в голенища сапог ухнули кинжалы. За поясом закрепил две стрелки и еще три ножа. Из одежды взял лишь то, что было на мне, да накинул куртку с плащом. Остальное оставил. Сумку с дневником и писчими принадлежностями закрепил на бедре.

Поднявшись, я схватил оставшиеся мешки и бросил в огонь. Хоть такой вклад в погребальный костер. Но смотреть на устремляющиеся к небу языки пламени не стал. Вместо этого, накинув капюшон, рванул в направлении, что указал Орго. Себя я в произошедшем не винил. Будь я здесь в момент нападения, мало что изменилось бы. Мы не думали о бандитах, их вообще, кроме как на трактах, нигде нет. Но все же червячок совести точил меня, подобно капле, пробивающей камень. Впрочем, сейчас не до этого.

Добежав до леса, я напряг глаза и пошел по следу. Лес — это всегда союзник, иногда нейтральный наблюдатель, но никогда не враг. Последнее часто подвергают сомнению, но так мыслят лишь глупцы. Будучи уверены в своем превосходстве, они приходят в лес и начинают вести себя как хозяева. Лес не рад таким гостям, он скрывает от них свои блага и показывает лишь колючие кусты да берлоги спящих медведей. Вот и сейчас в лесу такие типы: они не уважают его, а он подсказывает мне, где найти этих невежд.

Трава, примятая против ветра, шепчет о том, что кого-то тащили, причем грубо. Вот кусочек ткани на суку — была борьба. Слишком тихо поют птицы — прошли давно, но не очень. Слышен вой волка где-то на западе — значит, они на северо-востоке. Чуть приплюснутый бугорок — кажется, шли вереницей.

С уверенностью охотничьего пса я перебегал от одной подсказки к другой. Раздавленный жук, сбитый гриб, помятый куст, обломанная ветка, уксусный запах страха и звуки животного мира вели меня к цели. Возможно, девушка-подопечная еще жива, и тогда я попытаюсь ее спасти, если же нет — сверну на юг и отправлюсь в Рагос. В империи телохранителю, провалившему задание, нет места. Мне не дадут работы, а обыватели будут смотреть исключительно как на лихого наемника. А там и до подставы от государевых людей недалеко. Спишут на меня какое душегубство — и здравствуй, рудник.

На миг я замер. Ухнула сова, заворчала лиса — рядом труп. Подбежав поближе, я опознал одну из служанок. Разбитое лицо, изломанные пальцы, порванное платье. Она сражалась, но сражалась не за себя, а за кого-то. Ее убили, но не притронулись к телу. Значит, действительно банда: не стали тратить время на развлечения. Интересно, что такое везли наши караванщики, что за ними выдвинулась целая группировка? По-хорошему, нужно похоронить девушку, не палить же погребальный костер посреди летнего леса. Но времени нет. Я двинулся дальше.

Ночь укрывала меня в тенях, да я и сам не мальчик в этом вопросе. Звери не видели меня, не чуяли и не слышали. Я знал, как надо ходить в лесу, и знал, как вести себя на охоте. Вскоре смолкли птицы, а следов стало больше. Где-то вдалеке слышен шум водопада. Они близко, я рядом. Подсказки уже не нужны: следы столь явны, что их нашел бы любой мало-мальски внимательный разумный. Когда же впереди показались огни, я понял, как глубоко ошибался, полагая, что за десять минут сна ничего не произойдет.

Вся предыдущая декада спокойствия была оправдана лишь одним фактом — нас вели. Вели, как овец на убой. Не знаю, кто продался или был внедрен — разведчики или главный погонщик, — но банда эта столь нагла, что решила не охотиться за добычей, а привести ее в логово. Будь ситуация немного другой, я бы восхитился их наглостью, бесстрашием и решительностью. Но не сейчас. Времени мало, в данный момент они пьяны от крови и трофеев. В голову бьет адреналин, даже отсюда слышны победные крики и перезвон лютен. Они не скрываются. Зачем, здесь уже нет власти правителя, только власть баронов, а им заплати — и делай что хочешь. Может быть, я встречу тут своих собратьев по цеху — наемников, полностью оправдывающих ходящую о нас молву.

Я замер и сосредоточился на метке. Я уже достаточно близко к лагерю, и, если девушка еще жива, метка найдет ее. Возможно, после следующих слов многие из вас проклянут меня, обвинят в малодушии и трусости, но часть меня, та самая предательская часть, что есть в каждом человеке, отчаянно желала, чтобы девушка была мертва. Лишь одно утешало: мне не понадобилось никаких усилий, чтобы заткнуть этот предательский писк. Он сам замолк, когда метка обнаружила цель.

Я достал флягу и вылил немного воды на землю. Немного потыкав в нее палкой, валявшейся рядом, зачерпнул получившуюся жижу и тщательно измазал ею лицо и шею. И лишь потом понял, что не на охоту иду, а на диверсию. Ругнувшись, помянул недобрым словом вбитые привычки, но смывать было уже поздно. Ну и пусть, если что — станет фактором устрашения. Хотя сам я тоже не бесстрашный герой. Страх, как и всегда, чувствовался, но не затапливал сознание. Он, как верная собака, терся об ногу. Но не стоит упиваться этим ощущением: одна ошибка — и страх нападет с силой, неведомой смертным.

Метка вела меня, и я аккуратно обходил лагерь. Всего палаток было около двух дюжин. Большая банда, больше полусотни. Наверное, действительно наемники. В какой-то момент я запнулся за что-то взглядом и напряг зрение. Так и есть, в центре лагеря у костра находился импровизированный загон, в котором я увидел торговцев из каравана и неизвестных людей. Среди них были и женщины, но лучше бы я их не видел. Во мне еще теплилась надежда, что большинство наемников так же собранны, дисциплинированны и благородны, как и «пробитые», но последние воздушные замки рухнули, когда я увидел то состояние, в котором пребывали женщины. Возможно, легионеры правы, когда при первом подозрении вешают наемников на ближайшем суку… А спустя пару мгновений из груди вырвался вздох сожаления. Среди пленников не было ни Сатии, ни ее госпожи. И если о местонахождении леди я уже догадался, то со смуглой служанкой все гораздо хуже. Она могла быть в любой из палаток, и теоретически найти ее можно. И тогда передо мной встал выбор. Возможно, вам покажется, что выбор этот тяжел, и вы опять меня проклянете, но на раздумья ушла лишь пара секунд. Я двинулся к самому большому шатру, где должна была находиться подопечная. У меня нет времени, чтобы разъяснять вам свою позицию в этом вопросе, но, клянусь всеми богами, когда выпадет спокойный час, я обязательно расскажу, почему поступил именно так. Почему вместо практически подруги отправился спасать незнакомого мне человека.

Тени надежно укрывали меня, когда я почти вплотную подобрался к шатру. Но я не Добряк и не могу ходить в скрыте перед глазами толпы. И хотя здесь не толпа, а всего двое стражников, это сути дела не меняет. Слишком пристально они всматриваются во тьму, слишком много света дают четыре факела на треногах. Я открыл сумку и тихонечко вытащил свой дневник. Прошептав название нужного заклинания, я смотрел на то, как страницы сами перелистываются, ища нужное место. Наконец их нехитрый танец замер и я нашел нужный раздел, в котором покоились всего четыре закладки. Больше мне и не нужно. Взяв две, я зажал их между пальцами и, подождав, пока трафареты наполнятся энергией, метнул их в стражников. По печати на брата. Я ощутил дуновение магии, но вспышек не было. Эту печать я придумал специально с тем умыслом, чтобы без всяких спецэффектов.

Не теряя времени, я подошел к охранникам. На миг меня затуманил азарт исследователя, то есть лихорадка любого чертильщика. Наемники — теперь я уверен, что это они, — застыли, как каменные, и в ужасе уставились на меня. Ну да, оцепенение — та еще неприятность. Но не стоит медлить. Отодвинув шторку, я вошел внутрь. Какая же картина престала передо мной!.. На шкурах сидел мужик. С сальными волосами, кривыми пальцами, что ковыряли ножом в зубах, и ехидной ухмылочкой. Напротив него стояла девушка. Я видел ее сбоку, но даже отсюда приметил, как грозно блестят ее мокрые от слез глаза. На щеке красовалась красная отметина в форме мужской ладони.

— Лучше сама разденься. Если буду раздевать я, тебе это не понравится, — усмехнулся главарь лихих наемников.

Даже голос у него какой-то мерзкий, но, скорее всего, это игра моего подсознания. Девушка хотела что-то сказать в ответ, да и главарь тоже собирался морально уничтожить пленницу, но они оба обнаружили на сцене нового актера.

— Ты кто такой? — прошипел глава и поднялся со шкур.

— Ты знаешь… — протянул я. В минуты смертельной опасности меня всегда тянет провентилировать легкие и поболтать о том о сем. — Ты знаешь, в последнее время я задаюсь тем же вопросом.

Но последнюю фразу главарь не расслышал, да и вообще он больше ничего не услышит и не ощутит. Ведь листовидный нож в глазнице лишает жертву не только слуха, но и всех других чувств. Бандит упал, а я схватил девушку за руку. На ее лице читались смятение, радость, страх, решительность, незаданный вопрос и еще сотня других оттенков.

— Барышня, — я буквально физически ощущал, как утекает время, — вы можете бежать, только честно?

Та отрицательно покачала головой. Кивнув, я подхватил ее на руки. Девушка охнула от неожиданности, а я почувствовал, что к запаху гари, исходящему от ее волос, примешивается другой — запах каких-то знакомых цветов.

— Значит, так. Сейчас мы побежим. Ваша задача — только держаться, а если боитесь — лучше закройте глаза.

Девушка кивнула, обхватила мою шею и крепко зажмурилась. Что ж, давно я уже не играл в салочки со жнецом, а с женщиной на руках такое будет впервые. Выйдя из шатра, я подмигнул стражникам и припустил на запад. Я бежал как мог, но все же было тяжело. А когда позади послышались крики и воздух задрожал от свиста стрел, стало еще и страшно. В этот раз страх больше не терся об ногу, он скалил клыки и готовился напасть. Но я не мог одновременно бежать, держа на руках девушку, сражаться со страхом, уклоняться от стрел и еще стараться, чтобы дыхание жнеца не коснулось нас. Поэтому я поступил проще — просто проигнорировал этот самый страх.

Деревья оказывались за спиной, а ветки хлестали подобно кнутам. Я мчался не разбирая дороги. Удивительно, что девушка не открыла глаза, не вскричала и не попыталась вырваться. Ведь ей приходилось хуже всего: большинство ударов веток приходилось на нее, а она молчала и только крепче поджимала губы. Когда, в очередной раз споткнувшись, я лишь чудом сохранил равновесие, мне показалось, что смерть рядом. А когда просвистевший рядом арбалетный болт рассек мне правое плечо, я понял, как близок к очереди на перерождение. Но самые опасные ситуации порождают воистину безумные идеи, которые в такие моменты кажутся верхом благоразумия.

Изменив направление, я побежал в сторону, откуда доносился шум водяного потока. Крики приближались, спиной я чувствовал жар факелов, стрел прибавилось. Я уставал, и деревья больше не могли служить надежным щитом.

Непонятно как, но я, не сбавляя шага, перепрыгнул овраг. На мгновение крики поутихли. Преследователи бежали толпой, и для них этот маленький овражек оказался серьезным препятствием. Я выиграл пару секунд, и вскоре мы добрались до края нашего марафона. Да-да, именно края, потому как внизу, кроме черноты пропасти, больше ничего не было.

— Эй! — окликнул я девушку. Ее одежда была изрезана, а кое-где виднелись кровавые царапины. Слова обжигали легкие, в глазах все плыло. — Как насчет полетать?

Леди открыла глаза, огляделась, что-то поняла и с ужасом уставилась на меня.

— Ага, я тоже думаю, что немного сошел с ума, — все, что смог выдавить я из себя, и с разбегу, не разжимая объятий, сиганул в черноту ущелья.

Не знаю, сколько длилось наше падение. Девушка что-то кричала, но все, что я мог видеть в тот момент, — это два зеленых озера, затянувших меня в свои глубины намного раньше, чем бурный поток сомкнулся над нашими головами.