Рулетка. Стимпанк-роман

Константин Алексеевич Дробиленко

Бьётся в тумане сердце Британской империи, движимое паром. На него молятся фанатики. Инженеры создают невероятные машины. Ненавистники готовы прыгнуть в пылающую топку, дабы остановить прогресс. Мелкий клерк Джон пытается устроить новую жизнь, но Лондон непрост. Он будет учтив – прикроет улыбкой звериный оскал. Расположит, очарует, позволит пустить первые робкие корни, а потом вы сыграете в рулетку. Ставками будут честь, человечность, рассудок. Добро пожаловать! Выживай или убирайся.

Глава 4. Рулетка

Никогда не забыть Джону свою первую получку. В тот снежный день, придя в банк раньше всех, он обнаружил на столе своей конторки почтовый пакет. В газетах часто писали о посылках и бандеролях, снабжённых хитрым механизмом и взрывчатым веществом. Если открыть, то взрыв, равно как и увечья, неминуемы. Подобным и ещё сотней других способов люди, не принимавшие прогресс и паровые машины, старались бороться с машинами и теми, кто их обслуживает. Они именовали себя луддитами — по фамилии их предводителя Неда Лудда, считавшимся первым и самым отъявленным разрушителем машин в Англии. Их эмблемой служила треснувшая шестерня. Их рисовали наспех чёрной краской на фабриках, которые удавалось разрушить.

То и дело вспыхивали восстания в разных частях империи. Несистематичность и внезапность приводили движение луддитов к некоторому успеху: разрушенные фабрики закрывались; предприниматель, получивший невероятные убытки, был вынужден обратиться вновь к ручному труду наёмных рабочих до поры до времени, либо разорялся. Восстания подавлялись, сотни людей томились в тюрьмах по обвинению в промышленном саботаже. Любой вред, причинённый любому техническому устройству, карался смертной казнью через паровую камеру. Приговорённого бросали в большую стальную бочку, в которую подавался горячий пар. Несчастный заканчивал жизнь хорошо проваренным.

Джон без оснований опасался взрыва, ведь он не обслуживал машину. Однако перепуганный клерк, прикрываясь дверью, легонько стукнул по светло-коричневой обертке тростью. Пакет хрустнул, но взрыва не последовало. Джон вышел из конторки и увидел, что на всех рабочих местах лежат такие же свертки, на которых были имя и фамилия получателя. Через миг разорванный пакет валялся на полу, а в руках Джона оказалась небольшая пачка купюр. Глаза наполнились влагой, а сознание — исступленным блаженством, колени дрогнули и плавно согнулись, усаживая счастливого на стул. Несколько минут он неподвижно сидел, уставившись на купюры, но затем быстро сунул деньги во внутренний карман пиджака. Спустя несколько минут стали заходить служащие. Они радостно поздравляли друг друга с получкой!

— С получкой тебя, Генри! — раздалось рядом.

— И тебя с получкой, Чарльз!

Получка — повсюду раздавалось это слово, и сколько было в нем нежности и заботы.

— Получка! Получка! Получка! — скандировали работники банка.

Джон едва досидел до конца рабочего дня, ему не терпелось гордо пройтись по городу с деньгами в кармане, а может даже потратить их прилюдно на какую-нибудь безделицу подороже. Он хотел ощутить себя хоть на миг частью сословия более богатого, чем-то, к которому он принадлежал.

«Для большинства людей внешнее порой важнее сути», — подумал Джон.

«У него есть деньги, он богат», — сказали бы окружающие, посмотрев на его манеры, на его движения.

Но окружающим было, видимо, все равно, как ни старался Джон ходить с прямой спиной и чуть задранной головой. Даже купленный недешёвый дагерротип не вызвал восхищённых или завистливых взглядов, а чопорная походка всё-таки привлекала некоторое внимание, выражавшееся через смех. Это несколько расстроило клерка, и он побрел домой.

Со дня принятия мистера Уиндера на службу в банк прошёл месяц с половиной. В движениях появилась сноровка, позволяющая быстро и точно поставить печать, подписаться и за несколько мгновений перевести дух. Подпись Джона, некогда витиеватая и длинная, сократилась до двух штрихов — для большей скорости. Для неё же клерк поставил часто используемые печати на свой письменный стол в определённом порядке, хоть это и запрещалось. Работа стала приносить удовлетворение. Мистер Уиндер всегда начинал любить то, в чём смог разобраться. А разобравшись, начинал придумывать, как упростить и ускорить работу, чтобы урвать несколько минут на бездействие. Последнее Джон предпочитал, пожалуй, более всего.

Из работы выветривалось напряжение и ощущение беспомощности, бытовавшие в первые дни. Рабочие дни стали пролетать моментально. Джон даже пристрастился ходить пешком от банка до дома. Каждодневные прогулки туда и обратно занимали много времени, но были самым желанным временем, когда рефлексы переставляли ноги, а разум мог полностью уйти в размышления и грезы.

Работа в банке приносила свои плоды. Уже скоро в колыбели малышки Виктории загремели погремушки, Анна обзавелась недорогой, но симпатичной шляпкой, а карман жилета мистера Уиндера был отныне отягощен простыми, но изящными часами. Следуя моде, комнаты были украшены небольшими дагерротипами с пейзажами африканских саванн и изображениями животных.

Никогда не жалующийся на память, Джон стал подмечать, что воспоминания о рабочих днях стали исчезать и путаться. Порой он не мог сказать точно, сколько дней прошло с того или иного момента, что происходило вчера. Всё слилось в единый поток: пробуждение, дорога в банк, интенсивная работа, дорога домой, сон. Менялся лишь календарь, чьё стальное табло каждодневно обновлялось. Паровые технологии стремились проникнуть во все сферы жизни. Календарь не стал исключением. На большом листе стали были вырезаны окошечки, в которых показывалась текущая дата, дата прошедшего и грядущего дней. Изобретение для клерков, вечно забывающих, какое сегодня число.

Менялось и ещё кое-что — числа в таблице с процентами. Как позже пояснили его коллеги, это была вероятность замены работника определённой должности механизмом, который изобретала и изготавливала гильдия «Пара и шестерни» — организация механиков всех мастей. Клерк хорошо помнил — каждый день проценты изменялись. Процент напротив его должности сначала упал до 80, но после возрос до угрожающих 96 процентов, а затем постепенно понижался до 85. Данный факт подстёгивал Джона работать энергичнее, но обычно к полудню запас воодушевления истощался. А процент не учитывал старания мистера Уиндера, что бы он ни делал.

Часто работа казалась бессмысленной мистеру Уиндеру. Клиенты банка всё приходили, документы просовывались в окошечко, печать, подпись. Следующий! Не возникало у клерка ощущения достижений или, на худой конец, видимого результата своих действий. Поэтому Джон часто придумывал по дороге в банк некую цель, которую он преследует работой в нём. Но любая идея, во имя которой решал трудиться Джон, теряла свою ценность по прошествии пары дней. Дольше всех продержалась идея работы для «снабжения семьи всем необходимым». В её падении виновата была супруга Джона, Анна, предпочитавшая вечернее время проводить, упрекая мужа в самых разнообразных проступках. Если бы была возможность вызвать миссис Уиндер на откровенную беседу, сдобренную бокальчиком-другим добротного вина, то обнаружилась бы её тайная страсть испытывать гнев и с помощью слов выражать его по отношению к своим родным и близким. Ей доставляло удовольствие подавлять своего мужа. Джон отчасти был виноват сам. Примеров великое множество. Вот один: оставил чашку на столе, позабыв убрать в шкаф. Из часового монолога мистер Уиндер узнал, что степень его рассеянности не поместилась бы во всём здании парламента в Лондоне, что его легкомыслие можно расценить как издевательство над Анной, что он думает, будто жена обязана прибирать за ним постоянно, как служанка, и многие другие сравнения, из которых следовало, что Джон редкостное ничтожество, способное разве что есть и спать. Сносивший эти словесные побои мистер Уиндер не позволял себе повышать голос на супругу, равно как и пытаться применить физическую силу, хотя порой он страстно желал кинуть в ехидно улыбающееся лицо супруги что-то, способное прервать, как её тираду, так и беспрерывность её зубных рядов. Он твёрдо помнил, как в детстве отец остановил его руку, замахнувшуюся на мать, пытающуюся уложить маленького Джона в постель. Одним взглядом отец заставил мальчика притихнуть и покориться воле родителей. В детстве ещё были попытки поколотить мать по совершенно разным поводам, но отец всегда был рядом, равно как и его взгляд, лишавший гнева.

— Так не сделал бы мой отец, — повторял себе мистер Уиндер, пытаясь совладать с порывом.

Он очень надеялся, что примера отца ему хватит, чтобы сдерживать себя, и что агрессия Анны вызваная переменой места, скоро сойдёт на нет.

Быт Уиндеров постепенно начинал прокладывать свое скромное русло в бурных потоках лондонской жизни. Однако событие одного из десятков похожих дней грубо вышвырнуло супругов из привычного хода вещей. В тот день была сильная метель, похоронившая весь транспорт на поверхности под слоем снега. Метро стало единственным выходом для мистера Уиндера и тысяч других работников. Собрав все силы духа, клерк спустился в злосчастный метрополитен. Огромная давка, слякоть, норовившая оторвать ноги от пола, только углубили неприязнь Уиндера. С огромным трудом Джон пробрался домой.

Конец ознакомительного фрагмента.