Колдуш

Константин Бенкен, 2020

Фантастическая повесть, рассказывающая про попытки изменить человечество и самого человека. Может ли в этом помочь мощный искусственный интеллект? Что будет победой разума, а что поражением? Книга ставит вопросы, на которые ответы читателя могут не совпадать с мнением героев. И если не будет совпадения, значит автор достиг желаемого.

Глава 1

Попытка создать рай на земле неизбежно

приводит к созданию преисподней.

Карл Поппер. Открытое общество и его враги.

Влажный тёплый морской бриз, обрывистый берег, кажущийся тёмно-красным, лучи заходящего солнца и тихий шелест отдалённого прибоя, который легко, если прикрыть глаза и включить фантазию, принять за шорох Леса. Достаточно сесть на обрыв, сняв ботинки, подобрать пару камушков и бросить их вниз — всё, вот уже за спиной с невидимой угрозой высится Управление, а внизу, там, куда ты бросаешь камушки, туманный и загадочный Лес. Легко уйти в фантазию, вдаль от реального мира, особенно тут, на самом краю. На краю всего.

Тут ничего нет, ни Леса, ни Управление, практически ничего нет, думал Странник, но я изменю этот край света, угол сцены человечества, сделаю заброшенный остров — центром всего. Тут править буду я. И не будет тут никакого управления с его бумажками и столовой, не будет леса с бесконечными разговорами. Тут будет мой мир, строгий и логичный.

Внешне Странник не выделялся бы на улицах практически любого мегаполиса: высокий, почти два метра, стройный, вытянутые черты лица, весь как будто тянущийся к небу, твёрдо отталкиваясь чёрными кроссовками от красноватой земли; его можно было бы назвать худым, если бы не слегка видные через чёрную футболку кубики пресса. Длинные каштановые волосы собраны в высокий хвост на затылке. Никаких украшений, татуировок и прочих отличительных черт. Обычный молодой человек, ненадолго выбравшийся из города на природу. Вот только города поблизости не было.

Думы внешне молодого человека, стоящего на крутом берегу Ниуэ, строились не на пустом месте, он давно уже не любил необоснованных мечтаний — не интересно, не продуктивно. И вот тут, на Ниуэ, Странник стоял в центре своей новой заветной мечты, месте, где невозможное материализовалось в нечто осязаемое, мучительно реальное. Очередная мечта, самая масштабная, самая длительная и самая амбициозная.

Остров Ниуэ идеально подходил Страннику: затерян на просторах Тихого океана, почти необитаем, практически все жители уехали в соседние, значительно более популярные и зажиточные страны — Новую Зеландию и Австралию. Если бы Странник хотел жить как все, он сам бы уехал вслед за местными. А что тут на Ниуэ делать? Нет туризма, виды красивые, но пляжей нет. И лететь сюда слишком далеко. Сельское хозяйство не развито из-за неподходящих грунтов и дальних дорог до потребителей, максимум на что его хватает — самообеспечение жителей. Полезных ископаемых тоже нет — остров никому не интересен, не нужен. Никому, кроме Странника. Оставшееся население, от силы полторы тысячи человек, можно переселить в Австралию. А кто-то может и послужить проекту. Насильственное переселение? Нет, конечно, зачем так грубо, это не наш метод, всё легально и добровольно. Людей так легко заставить делать то, что ты хочешь, создавая у них впечатление, что это их собственные желания.

Разговор с кабинетом министров, которые делают вид, что управляют островом, уже состоялся. Всего три министра и слегка возвышающийся над нами премьер-министр — больше патриоты Ниуэ, чем политики, но нужной Страннику властью обладают, так что провести официальный референдум они смогут, он договорился. Обычная формальность, но в свете международного внимательного взгляда лучше соблюсти всё до точки. Формальность же ещё и потому, что на острове все друг друга знают, министерства как большие семьи, новости распространяются на кухнях и за чашками под тентами, так что все результаты известны заранее.

— Господин премьер-министр, я готов полностью профинансировать и организовать референдум, чтобы он состоялся как можно быстрее. — Странник обговаривал детали договора в маленьком кабинете Талаги, премьер-министра Ниуэ.

Окна, как почти всё на острове, выходили на океан, и солёный воздух раскачивал шторы. Солнце уверенным лучом ложилось на стол премьер-министра, как будто собиралось читать его немногочисленные бумаги. Муха, попавшая в стакан с водой, отвлекала внимание.

— Нет, так нельзя, господин Каммерер, — официально Странник заключал сделку под этим именем, он был уверен, что тут никто не знает происхождение этого имени. — Это будет выглядеть слишком некрасиво, как будто вы покупаете решение.

— Но это же не так.

— Конечно, мы-то знаем, что ниуэанцы и сами этого хотят! — Улыбаясь в жиденькие усы, воскликнул Талаги. — Но что скажут в Новой Зеландии или ООН?

— Хорошо, тогда я могу добавить сумму, необходимую на референдум, в договор.

— Да, это достойное предложение, вариант приемлем, если мы про эту деталь не будем широко распространяться. — Министры охотно закивали, практически синхронно. — В таком случае, все формальности уточнены. Могу вас заверить, что результаты референдума будут в срок и, конечно, в вашу пользу. Маловероятно, что за две ближайшие недели что-то не изменится, я имею в виду Зеландию, конечно.

Министры подготовлены долгой обстоятельной перепиской с Дианой, так что Страннику нужно соблюсти только формальности, просто показаться лицом, чтобы у ниуэанцев не создавалось впечатление, что они отдают остров призраку, духу, которого они никогда не видели. Никаких серьёзных переговоров он не хотел и не планировал вести. Да от него этого и не требовалось — Диана заменяла его почти во всех социальных контактах.

Потому он с удовольствие стоял на берегу мыса Тепа, который врезался в океан в километре от посёлка, или по привычным для Странника меркам — небольшой деревни, Авателе. Узкая полоска относительно пологого берега выходила из воды, чтобы превратиться в обрывистый берег, который, как и весь остров, возвышался более чем на двадцать метров над уровнем моря. Даже самые первые проявления суши из солёных вод представляли собой голые камни, резко переходившие в обрывистый скалистый берег, так что о пляжах можно было только мечтать. Или просто радоваться их отсутствию. На самом деле, неправильно говорить, что там, где стоял Странник, как утверждалось в начале, — ничего нет. Красота наполняла кажущуюся пустоту, дикая природная красота, недоступная массовому туристу. Притягивали взор опасные красноватые скалы, покрытые плотным зелёным покрывалом, уходящие в глубокую чисто-голубую воду, образуя завораживающие арки, гроты, пещеры, куда лишь немногие рискнут заплыть или, тем более, занырнуть с аквалангом. Заповедные, но спокойные и безопасные, леса расстилались за спиной — на Ниуэ мало животных, и домашних и диких, а уж опасным для человека был, как всегда, только сам человек. Чего не хватишься, ничего нет. И эта нехватка, в числе прочих черт острова, нравилась Страннику. Всё тут ему по душе, идеально для духа и тела. Настолько, что он уже присматривал, впервые, себе место для дома — на этом голом мысы, где отчётливо слышно древнюю музыку прибоя, разбивающегося о скалистый берег там внизу, где мог бы быть пляж и много туристов.

Размышляя о доме, он осознал, что впервые хочет недвижимость в прямом смысле этого слова. Всегда до этого у него был дом, но не привязанный к месту. Гражданин мира, предпочитавший жить в корабле, чтобы всегда быть дома, но иметь возможность просыпаться каждый раз в новом месте. Теперь же ему неожиданно захотелось иметь пристань, спокойную гавань, куда можно причалить и остаться надолго.

Морской бриз, полный горьковатой соли и запахов морской жизни, играл длинными волосами Странника, но он этого не замечал. Он в этот момент находился далеко от зелёного ковра Ниуэ, на котором стояла лишь его оболочка, казавшаяся часто совершенно ненужной.

Странник всегда любил мир идей. Нет, он не был идеалистом, не считал, что идеи первичны или важнее, просто ему нравился импульс, содержавшийся в идеях, скрученная пружина, которая выстреливает при реализации. Как только он достигал цели своих мечтаний, ему сразу становилось не интересно, не результат ему нужен был, а сам процесс, вовлечённость. Он любил мир вещей, умел любоваться красотами природы, любил мир людей, особенно мир молодых девушек, но идеи всегда перевешивали, потому любуясь закатом, он легко мог провалиться внутрь, уйти в мысли о желаемом. Вот он стоит на старте новой мечты, где-то за горизонтом, там, где садится солнце, или даже дальше, финиш, окончательное воплощение мечты. Этот финиш так далеко, что даже не видно его точного положения, но он точно есть и точно достижим — Странник в этом уверен. Он мало интересуется идеями, где финиш, победа лежит в двух шагах от старта, где требуется всего пару месяцев для достижения желаемого — ну какие это идеи, мечты, так скучная повседневность. Потому новая мечта такова, что финиш в ней относится к чему-то мифическому, но у него уже есть опыт, предыдущая фантастическая мечта тоже вначале казалась недостижимой, но он же достиг, получил то, что хотел, причём в идеальном виде — он не знал ничего лучшего, чем Диана. Так почему нужно останавливаться перед ещё менее реалистичной задачей? Всё решаемо.

Казалось, Странник смотрит вдаль, на просторы Тихого океана, который бороздят его сухогрузы, на чаек, кружащих над его головой, но это не так. Он уже где-то на сто лет вперёд, может быть на тысячу, точно не сейчас, хотя и здесь. Тем временем, здесь и сейчас, три корабля, гружённых стройматериалами, уже приближались к порту, обменивались сигналами, тормозили многосильные машины, зажигали огни. Но что за дело до таких мелочей, если в голове кружат важнейшие вопросы: какой здесь получится создать мир, что за люди приплывут и поселятся на острове, что получится у человека оторвавшегося от своего родного человечества и вставшего на свой личный, неизведанный путь? Странник уже представлял милых и добрых людей, которые будут жить рядом и вокруг него. Представлял мир без вражды и злобы, ненависти и зависти, без ревности и насилия. Мир улыбок и счастья. Красоты и гармонии. Его душа рвалась вперёд по оси времени, в уже построенное будущее, в светлое будущее его фантазий, ему не терпелось начать жить в своём утопическом мире. Там найдётся место для всех, все будут чувствовать себя на своём месте. Не будет надобности в излишней конкуренции и соревновательности. Каждому по возможностям, с каждого по потребностям. Вот он лозунг будущего — вывернутый наизнанку лозунг почти забытого прошлого.

Сигнал от Дианы возвратил Странника к реальности: да, действительно пора возвращаться в Авателе, нужно встречать корабли, которые он только сейчас заметил, вернувшись из тех времён, где уже не нужны будут сухогрузы. Обратную дорогу, много раз хоженную, он не замечал — голова снова оказалась занята, но уже более близкими и актуальными делами: он обсуждал с Дианой очерёдность выгрузки из кораблей, куда что развозить, куда селить прибывающих людей, выстраивал всю логистику, чтобы потом, уже на месте, не заниматься всем этим, а переложить всё управление на Диану. Обсуждать совершенно не обязательно, можно положиться на Диану полностью, но Странник, всё ещё в душе молодой человек, не хотел совсем отпускать ниточки управления, хотя желание контроля было необоснованным, положиться на Диану совершенно безопасно — она справится не хуже целого министерства, скорее всего даже лучше.

Хорошо иметь такой развитый искусственный интеллект, искин. Без Дианы всего этого не было бы: ни баснословного богатства, ни практически вечного долголетия (которое ещё нужно проверить на практике), ни, конечно же, возможности помыслить провести эксперимент, или даже так — Эксперимент. Можно преклоняться перед человеческим умом, чистым его разумом, но нельзя не признать, что наше мышление и память полны ошибок и недостатков. Искусственные системы не так универсальны, сильнее ограничены, но имеют много достоинств в своих областях, что позволяет им доминировать в большинстве прикладных областей, особенно если им руководит человек, который может погрузиться в искусственный разум и, при непосредственном контакте, управлять безумными мощностями компьютера.

На окраине деревни, прямо посередине дороги, которой пользовались от силы раз в неделю, стоял джип с опущенными окнами, а где-то в тени должен быть валяться водитель. Джип совершенно обычным для российских столиц, где это исключительно пафос, но не характерный для забытых богом дорог Ниуэ. Статусная машина и здесь продолжала играть эту роль — Странник не смог отказаться от этой театральщины, тем более, что внутри были не понты, а всё до крайности функционально, подогнано под вкусы хозяина до последнего винтика и оттенка краски, покрывающего этот винтик. Потому из-за ближайшего забора за машиной наблюдало шесть любопытнейших глаз, а рядом с джипом, на пыльной обочине, паслась одинокая коза, не обратившая на Странника никакого внимания.

— Коля! — Крикнул молодой человек, призывая водителя к месту работы.

Три кудрявые головы тут же спрятались, коза настороженно, и даже несколько вопросительно, поглядела на Странника и вернулась к поиску листиков посочнее, с меньшим налётом охристой пыли.

— Надеюсь, ты не Коля. — Тихонько хихикнул Странник. — Не пил ли ты из копытца, Николай?

Мужчина неопределённого, но весьма благообразного, возраста появился откуда-то из-за кустов с травинкой в зубах и, как всегда, улыбающийся всего белоснежными зубами. Странник нашёл его уже больше года назад в Гатчине, недалеко от Санкт-Петербурга. Коля — таксист по призванию, не обременён семьёй и друзьями, последнее — с тех пор как бросил пить, потому он с лёгкостью согласился на интересную и хорошо оплачиваемую работу личным водителем у экстравагантного миллиардера, которая обещала быть непыльной в переносном смысле, пыльной — в прямом, а так же должна была завести его в разные далёкие уголки планеты и дать возможность познакомиться с красивыми девушками. Он говорил только на двух языках, но это не мешало ему в любом месте отлично приспосабливаться. Высокий рост, широкие плечи, приятная внешность и убийственная обходительность делали его любимцем женщин, говорящих на любых языках, все понимали его улыбку. И он отвечал им тем же. На Ниуэ, где известный Коле английский являлся одним из государственных языков, у него уже появился целый ряд поклонниц и мест для встреч с ними. Надо отдать ему должное, с мужчинами он тоже умел находить общий язык и везде был душой компании. И всё это, каким-то образом, не мешало Коле отлично выполнять свои обязанности водителя.

— Погнали в порт. — Странник был в немногословном настроении, но водитель уже научился понимать его, так что через несколько секунд машина, брызнув четырьмя фонтанами сухой красной пыли, рванула на север, к новому порту около столицы острова, посёлка Алофи, где уже заканчивалась подготовка к приёму транспортников Странника.

— Ну и дороги, — негромко, почти про себя бормотал Коля, слегка подпрыгивая на колдобинах и самозабвенно крутя руль. — Почти как у нас на Руси, только цвета другого. Как они тут ездят, по-черепашьи, что ли? Девушки тут, кстати, тоже как у нас, нет, конечно, не такие красивые, но в их цвете кожи и разрезе глаз что-то есть. Я вас, босс, могу познакомить с одной…

Хозяин уже не слышал его. Откинувшись на заднем сидении, в потоках приятного сухого и прохладного воздуха из климат-контроля, который сразу же наполнил машину, стоило закрыть окна, владелец заводов, газет, пароходов опять погрузился в мысли, прерванные поиском водителя и разговором с козой. Они его привели, долгими и сложными путями ассоциаций, к рассмотрению общего плана Эксперимента, к обмусоливанию давно обдуманных идей, поиску возможных ошибок и недостатков в схемах и решениях. Привычка, от которой он так и не сумел избавиться. От красивых воздушных картин он вернулся обратно на землю. В который раз! Он просто зациклен на этом и сваливался в мысленную яму каждый раз, каждый более-менее свободный огрызок времени, остававшийся от всех прочих дел, или когда переставал чётко следить за своими мыслями. Во время тренировок, виртуальных боёв с самим собой, у него не было такой идеи-фикс, потому борьба с таким не отработалась. Жизнь не похожа на её имитацию, даже если речь идёт о жизни мыслей.

Хоженый-перехоженный маршрут мысли, давно образовавшаяся тропинка по отросткам нейронов, через мостики синапсов — очень устойчивая система нервных клеток и их контактов от постоянного упорного хождения по кругу. И всё равно: каждое прохождение по циклу этого замысла, тропинке, на которой ему знаком каждый камень, цвет каждого листочка, запах каждого лепесточка, этот путь его вдохновлял, возбуждал, побуждал к активной деятельности, зажигал огонь в глазах. Особенно после того момента, как шестерёнки закрутились, как процесс двинулся и начали вырисовываться первые черты идеала, похожие, пусть пока туманно, на его умственные воздушные замки, когда умственный эксперимент начал слегка соприкасаться с реальным Экспериментом.

Идея эксперимента, который постепенно перерос в Эксперимент, зрела давно, сначала просто как сказочка на ночь, чтобы не скучно было засыпать. Сначала это была просто фантастическая идея, мечта, фантастическая настолько же, насколько и евгеническая. Мечта, которую нельзя показать другим, даже самый краешек. В толерантном обществе, стремящемся к равноправию и держащем ценность личности на небывалой высоте, даже заикаться о таких целях не следовало — сколько бы не было у тебя за душой миллиардов и странообразующих компаний. Так мысленный эксперимент по переносу опытов на животных в область человеческих жизней стал превращаться в Эксперимент, который надлежало реализовать в какой-нибудь дикой местности.

С появлением Дианы, и связанных с ней возможностей, влиянием, знаниям, деньгами, в конце концов, оказалось, что то, что раньше казалось невообразимым, раньше, когда ничего не было, кроме светлой головы, теперь стало возможно, реализуемо. И, что крайне важно, не просто реализуемо, не просто возможно, но и есть возможность самому, лично увидеть результат. Не просчитать его на невероятно мощной Диане, не смоделировать в искусственном мире, созданном в недрах неизвестно как устроенных электронных мозгов Дианы, а лично руководить, сдирижировать весь Эксперимент от начала до конца. Лично участвовать во всём. Зачать Эксперимент, воспитывать, направлять, делать работу над ошибками и, наконец, увидеть рождение, являющееся завершением.

Уже в первые момент создания подробного плана в памяти Дианы у Странника появились сомнения и неуверенность: а что есть конец Эксперимента, как и когда его закончить, чем он может закончиться и что делать с тем, с теми, кто получится? Получится ли его закончить или он собьётся с пути? Или просто в процессе изменится цель, конечная цель пути? Однако, это было слишком далеко и не скоро, слишком неопределённо, чтобы ум Странника, требующий активной деятельности, конкретного приложения сил, мог долго сосредотачиваться на этих мыслях. И он снова погружался в увлекательнейшие задачи поиска места для Эксперимента, того, как отбирать участников, сколько их нужно и многими и многими другими деталями, мелочами, важными и несущественными, но занятными, красочными элементами, постепенно складывающиеся в единую прекрасную, для внутреннего взора Странника, картину. Придумывать детали, усложнять задачу, находить изящные решения и сочетать несочетаемое — что может быть прекраснее и увлекательное, особенно, когда у тебя есть такой напарник, спарринг-партнёр как Диана.

В душе Странник был алхимиком, он любил смешивать, растворять, пропитывать всё и всем. Пытаться совместить то, что обычно разделяют. Обожал невозможное делать реальным. Не останавливаться на том, что есть, стремясь к тому чего не бывает, не может быть. Он мог сделать деревянный кинжал и потом долго-долго его пропитывать в различных смесях масел, смол и красок, выдерживать в разных температурах, влажностях, давлениях, чтобы в конце получить ни на что не похожий материал, прочный, блестящий, но, на самом деле, мало на что пригодный, разве что для ритуальных целей. И главной идеей Эксперимента был тот же любимый принцип смешения всего, но на этот раз — всего человеческого.

Странник любил ещё прикладывать огромные усилия к мелочам, чтобы создавать идеальные формы. Нужно сделать подарок на день рождения? Дурацкая вещь эти подарки, но нужно сделать, значит надо сделать что-то особенное, вложить идею в подарок, чтобы это было не просто"вот держи, поздравляю", а некое действо — подарок не материальный, а ментальный, то, что вызовет взрыв эмоций, а потому останется в памяти на года. Сам подарок совершенно не важен, это просто символ, знак идеи, повод для всего остального. Неважно кому дарить и что, лишь бы всё сочеталось: именинник, подарок, цитаты, стихи с табуретки, шутки. Идея и её реализация важнее всего остального, как бы это ни было обидно имениннику, который лишь вдохновитель, лишь повод для Идеи. Так и Эксперимент: главное воплотить в жизнь идею, а не то, что об этом думают все остальные.

Весь Эксперимент — евгеника в чистом виде, нарушение прав человека, международных прав, этических норм большинства народов, законов практически всех стран — да чего только он не планировал нарушить! Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Странник чувствовал себя правоимеющим богом, а не тварью дрожащей. Право на всё, что вздумается. Он считал, что возможно всё до чего он сможет додуматься. И пока это действительно получалось — добиваться всего, что вздумывалось, всего до чего могла дотянуться его необъятная фантазия. Исключения, конечно, бывали, но так редко, что о них можно не вспоминать.

— Я имею право на всё! Пусть только попробуют меня остановить! Они у меня ещё увидят! — Шептал Странник воображаемым оппонентам.