В книге

Константин Шеметов, 2020

Продолжение романа «Вывоз мусора», где виртуальный клон главного героя думает, что он живой, но уже сомневается, вдруг действительно клон? Он теряется, ему страшно, а выбор неважный у персонажа: мир человека не так уж и сладок. Роман в романе. Антиутопия внутри снежного шара. [i]Содержит нецензурную лексику[/i]

Часть вторая. Макет обложки

Мы давно уже поняли, что этот мир разрушить нельзя, как нельзя переделать или остановить его бег. И существовала единственно возможная модель сопротивления: не принимать его всерьёз.

Милан Кундера, «Торжество незначительности»

I. Две самодельные открытки

«Ширнесс — странное место: без особой архитектуры, стиля и настроения, он удивительным образом очаровывал», — записал Тони («Тони с приветом»), простившись с Кэт (Катя Мицкевич таки не вынесла его раздвоения) в ночь со второго сентября две тысячи пятнадцатого года. В Конди всё стихло. И дальше: «Тихо, людей не видно, а те, кто есть — спокойны и приветливы. С десяток улиц, университет и море. Море билось о камни, смеркалось, в воздухе стоял запах водорослей. Водорослей, рыбы и, казалось, ёлки. Канун Рождества прочно ассоциировался у Тони с ёлкой. Что до Локошту, та заметно приободрилась, предвкушая еду. Так и случилось. Генри встретил их в фартуке. Из кармана выглядывал пучок петрушки и деревянная лопатка для спагетти. Ослик улыбался и с виду напоминал Бена Уишоу в роли Себастьяна Флайта из фильма «Возвращение в Брайдсхед». Чем не кино? — подумал Тони. Если Генри был Себастьяном, то Эфи вполне могла быть Джулией Флайт, а он соответственно — Чарльзом Райдером».

И все же странно, Кэт показалась ему вполне разумной. Могли бы просто быть друзьями, о чём-то там болтать смешном. Он не тащил Кэт «под венец». Пиздец, короче. С каждой встречей он ощущал себя всё хуже, словно был проклят. Видно, не стоит и пытаться. Быть одному, впрочем, неплохо. Во всяком случае, он не в России, есть дом, работа, пишет книгу. Чего ещё желать изгою.

В последнее время он напоминал себе Мишеля Джерзински из «Элементарных частиц» Уэльбека. Такой же задроченный, нелюдимый и, надо же, с амбициями: у Тони появилась вдруг цель стать писателем. В отличие от Мишеля, правда, Тони бесило даже чисто профессиональное общение; в данном случае с книгоиздателями. Обращаться к издателю с рукописью (с первым романом, тем более) — занятие геморройное, а для приличного человека, или, как Тони, чрезвычайно застенчивого, и вовсе унизительно. Из тех ситуаций, когда хитрожопая посредственность (неважно, опытный редактор или стажёр), небрежно пролистав две-три страницы, вальяжно сплюнет, не подумав хотя бы что-то там ответить. К примеру, «Нет, спасибо, Тони». Русский издатель или трусит, или же болен собственной важностью. Вероятней, и то, и другое. К тому же, Тони полагал, что та же херь творится всюду, и свойственна не только русским. Издатель хочет быстрых денег, а для халявы нужен автор, чьё имя было б на слуху; во всяком случае, не мальчик с дебютной вещью (если, конечно, наш издатель не Максвелл Перкинс, но Перкинс умер, умер давно).

Итак, не желая иметь каких-либо сношений с хитрожопым издателем, Тони решил брать измором, издавая романы исключительно за свой счёт и публикуясь в Интернете на сайте «ЛитРес» и сайтах пиратских агрегаторов, в избытке представленных на просторах Рунета. Продвинутый самиздат, в некотором роде. Заметят — ладно, нет — так нет.

Ослик тем временем встречал гостей (пучок петрушки, Бен Уишоу), но, прочитав записку Джонни, заметно сник.

— Это ведь шутка?

— Нет, не шутка, — ответил Тони, улыбнувшись, — но не волнуйтесь, всё в порядке.

— Как же в порядке, если нет? Если какой-то дядя пишет, что я всего лишь персонаж его романа, ищет встречи, к тому же, в будущем. Нормально?

— Смиритесь, Генри, мы в машине. В компьютере, если хотите.

— Нет, не хочу.

Он так и знал. Тони всё знал — теперь придётся объяснять, а объяснять будет непросто. Он хочет есть, Эфи устала.

— Генри, давайте поедим. Так вкусно пахнет. Я постараюсь объяснить и, если вы не захотите, никто вас принуждать не станет встречаться с Джонни. Вы согласны?

— Даже не знаю. Есть спагетти. Эфи, вы любите спагетти?

— Всё, что угодно, вот возьмите, — Локошту протянула Генри две самодельные открытки и книгу среднего формата в твёрдом переплёте. — Роман-исследование о жизни учёного, предпринимателя и астронавта Генри Ослика, то есть, о вас, Генри. На открытках представлены две картины. Вы нарисуете их вскоре, прибыв на Марс в тридцать шестом (из галереи Берарду, смотрите дату — сотый год). Давайте есть, потом поспим, вы почитаете немного и утром всё решите сами.

Роман назывался «Ослик Иисуса Христа». Взглянув на обложку, Генри скривился — ясно, что обыгрывалась его фамилия в контексте взаимоотношений, если можно так выразиться, библейского ослика и левака из Назарета с претензиями на кресло генсека компартии. «Древнего Рима», — подумал учёный (ладно учёный — астронавт), и поостыл, чуть усмехнувшись абсурдной аллюзии. Странное сопоставление, хотя и понятное, в общем: Генри и сам ощущал себя излишне покорным, этаким осликом, на котором все ездят. Довольно увесистый и обильно иллюстрированный фолиант (живопись, фотографии), согласно выходным данным был издан (или будет — тут у Ослика начинался ступор) в Wooldridge and Anemones (издательство «Вулдридж и анемоны», Лондон) в 2039 году. Что особенно удивляло, в качестве автора значилась Осликова подруга и довольно известная среди русской диаспоры в Лондоне писательница и диссидент Наташа Лобачёва.

— А как же Джонни? — Генри подался было к Эфи.

— Джонни придумал и Наташу.

— Может, и вас придумал?

— Может, — Эфи устало пожала плечами. — Вы, верно, знаете её?

— Вообще-то, знаю, мы друзья. Ездил за нею в Благовещенск, помог уехать из России, а позже познакомил с Клодом. Клод Вулдридж — издатель, насколько я понял. Станет, точнее им, да?

— Так и есть. Вот вы и схватили суть, Генри. Мы в книге, а то, как попали мы в книгу (в машину, компьютер), расскажет мой друг и такой же, как я персонаж, Антонио Гомес. Спасибо за ужин.

У Тони буквально отъехала челюсть. Гомес был тронут. Придя на помощь, Эфи решительно его спасла, убедив Ослика, кто он и где.

— Кто мы и где, — промолвил Генри, скорей просто так, без всякого смысла. В руке дрожала сигарета. Тони с Локошту могли бы, конечно, что-то ответить, но не спешили. Да и отвечать, собственно, не хотелось — что толку.

Ближе к полуночи они вышли на улицу и, спустившись к морю, запустили петарду. Та взмыла в небо и у звезды (вероятно, Полярной; скажем так, Вифлеемской) мгновенно распалась от сильного взрыва на сотню таких же, но меньше размером, что вскоре исчезли. Рождество в цифровом исполнении получилось не хуже обычного, разве что чёткость изображения казалась выше, а временами и вовсе неправдоподобной. Как бы усиленной, что ли. Наутро Ослик признался, что с их приездом ему стало лучше.

— Спокойней и проще, известна цель. Карта красивей, — выдал учёный, — куда красивей снимка Google.

Вот и прекрасно, думал Тони. К обеду он снабдил героя возвратной смесью и, пожелав ему успеха, отправил Генри в «новый мир». Вернуться в прошлое несложно — макет обложки вместо книги. Какая, к чёрту, корректура, этапы вёрстки, стать попытка хоть чем-то в жизни, ерунда… Две самодельные открытки — и все дела.

— И все дела? — спросила Эфи, обнаружив, вернувшись из бутика напротив, бездыханное тело выдающегося когнитолога.

— А что тянуть, — ответил Тони. — Пора и нам линять, что скажешь?

— Здесь любопытно.

Ширнесс и впрямь чем-то притягивал. Что-то в нём было такое, как будто город воссоздан для съёмки фильма (а не создан для жизни) и будет разобран — стоит уехать. В каком-то смысле так и будет: закрыв приложение, система тут же чистит память, освобождая место для очередной аппликации.

На самом деле профессор кое-что скрыл от них, как и Джонни в общем-то. Внимательно изучив книгу Наташи Лобачёвой, Локошту знала об этом, и теперь, когда они выполнили Джоннину просьбу, отправив Ослика в 2004-й, решила пооткровенничать с Гомесом. Согласно исследованию Лобачёвой, Ослик и Джонни были героями одной и той же истории. Джонни врал им, представляя всё дело так, будто он автор, а Генри — лишь придуманный им персонаж. Оба знали друг друга, у них были общие друзья (Вика Россохина, к примеру, из «Виртуального клона»), более того, они и на Марс улетели вместе в тридцать шестом. Оба не вернулись. Так что им было, к чему приготовиться. Возможно, Джо и задумал эту их встречу в Москве четвёртого как некий пролог к грядущему приключению на страницах романа.

— И всё же странно, — изрёк уныло как-то Гомес. — Выходит, нас с тобой придумал тот же писатель, что сочинил Джо и профессора. Наташа? Что-то не помню, хоть убей, Наташи Лобачёвой, Эфи.

— Наверно, есть другой писатель.

— Другой писатель?

— Что ж такого? Писателей всегда хватало. Смотри, у Генри сколько книг.

И действительно, домашняя библиотека Ослика насчитывала, по меньшей мере, томов шестьсот и кроме научных изданий (преимущественно по математике, биологии и искусственному интеллекту) включала обширную коллекцию художественной литературы. Последняя была представлена более-менее современными и исключительно западными писателями (примерно от Байрона до Бернара-Анри Леви), если не считать отдельной полки с античными авторами. Неплохая коллекция, надо признать, — там тебе и «Одиссея» Гомера, и «Лисистрата» с «Облаками» Аристофана.

— Ладно, когда-нибудь узнаем, хотя, признаться, всё равно, — Тони взглянул на две открытки (две самодельные открытки), — какой там автор.

— Вполне приличные картины. Генри неплох и как художник, — сказала Эфи. — Писатель явно из эстетов (тот, что придумал нас). На Марсе картин не многие писали. Может, у Брэдбери, не помню. С ними летала, кстати, Ви.

Тут Тони ожил:

— Ви на Марсе?

— Представь себе.

И он представил, а представив, вдруг ощутил приливы ревности. Он тоже хотел бы быть с Викой на Марсе. Вдали от людей, Фейсбука и быта; привычного быта, что отупляет, принуждая всё время что-то выдумывать, чтобы быть выше рутины, грязи, столкновений с самим собой.

А, вообще, интересно, способен ли автор влюбиться в придуманный им же персонаж? Наверно, способен, ведь Тони влюблялся в обычной жизни в порноактрис, скажем. Влюблялся, конечно. Влюбиться в образ ничуть не хуже реальной связи, а, поразмыслив, — даже лучше: не нужно ничего менять, ни угождать, ни притворяться и в результате не терять (офлайн потери неизбежны).

Вернувшись в Портри и не в силах выкинуть образ из головы (мусор так мусор), Тони решил переместиться в далёкий космос, куда-нибудь на астероид или комету. Хотя бы что-то.

— Терапия? — спросила Эфи.

— А что делать?

— Да что угодно.

Носиться в космосе и впрямь было нелепо. Опасно, глупо, некомфортно. Если лететь, призналась Эфи, то лучше уж на Марс, как Ослик в тридцать шестом. Переместиться на картину (две самодельные открытки).

— Почему нет? Во всяком случае, не знаю, увидишь Ви свою, к примеру. Обратно можно не спешить, если, конечно, согласятся Ослик и Джонни нас терпеть. Там неплохой вполне ангар, насколько следует из книги Наташи Лобачёвой, правда… мы не увидим остальных.

Под «остальными» Локошту имела в виду остальных участников той экспедиции. Не считая голубя Маркуса (реального голубя, Ослик подобрал его раненым неподалёку от Хитроу), в состав космического тура входили: Паскаль Годен — инженер Matra Marconi Space (M.M.S.), Катя Смит — маркетолог и дизайнер M.M.S., Ингрид Ренар — куратор галереи Tate Modern, подруга Ослика, и Энди Хайрс — коллега Ренар и специалист по современному искусству в странах бывшего СССР и Восточной Европы. По мнению Эфи, они не увидят среди обитателей марсианского поселения № 21 «остальных», поскольку те не были включены ни в список «Браслета исхода» Гомеса, ни в аналогичный список Джонни Фарагута. Логичное объяснение, так оно и было, наверно.

— Нужны скафандры.

— Вряд ли, Тони, мы ведь в программе.

— Откуда ты знаешь?

— Уже летала.

— Уже летала?

— Переместившись на комету Чурюмова — Герасименко, пока ты бегал по Москве.

— «Опасно, глупо, некомфортно» — твои слова…

— Это лишь шутка. Хотелось просто убедиться, что Ви тебе небезразлична.

Вика действительно была Тони небезразлична, и чем дальше, тем небезразличней. Он и сам удивлялся, понимая, что предыдущему его увлечению приходит конец: Элла больше не трогает. Во всяком случае, он больше не испытывал к Баффи слепой привязанности. Смена реальности, похоже, всё изменила. То ли программа виновата, то ли он попросту устал. Устал любить одну и ту же. Оно и ясно, сколько можно.

— Ладно, пусть так.

Они собрались. Однако, странно, переместились не на Марс, а в галерею Tate Modern две тысячи сотого, где Эфи сделала когда-то фото картин Генри Ослика для самодельных открыток. Механизм перемещения на фотографии сработал не так, как планировалось. Всё, вероятно, из-за копий, подумал Тони, и точно: сконцентрировав взгляд на оригинальной композиции под названием «Поселение № 21, вид из ровера на закате» работы Ослика (масло, холст), друзья испытали весьма неприятный приступ тошноты и спустя интервал, очнулись в окружении друзей-астронавтов. Над ними склонились Джо, Ослик и Ви, на лицах которых застыли упрёк и ужас.

— Какого хуя! — вскричал Джо.

Напрасно, впрочем. Обессиленные Тони с Локошту взирали на Джонни с видом оскорблённой невинности и, стараясь выдавить из себя подобие улыбки.

— Крадучись и загадочно поглядывая на вас, дорогу переходит чёрная кошка, — промолвил Тони. — И что ж? Не знаю, — Гомес подозрительно закатил глаза. — Каждый день что-нибудь случается, а случившееся отличается лишь степенью ужаса. Боязнь суеверия, короче, зависит от формы, цвета и позы крадущихся мимо животных; иными словами, от меры принятия колонистами Красной планеты учения Дарвина о происхождении видов.

Тони, наверное, сошёл с ума. Однако ж, нет, минутой позже он улыбнулся и произнёс почти как разумный и пребывающий в здравом рассудке колонист:

— Мы привезли вам маму кошку и двух котят.

— Коты на Марсе! — Ви тут же кинулась к котам; те выползли из сумки Тони с дурацкой надписью «М-1 Великие чемпионы» по-английски, и ошалело озирались, будучи хоть и чёрными, зато с небольшими вкраплениями белого на мордах и вполне себе религиозно нейтральными в компании истинных дарвинистов.

— Вы кто такие? — спросил Ослик.

— А я вас знаю, — просияла, обняв котов, Вика, — вы Тони!

— Знакомьтесь, Генри, это Тони, — вмешался Джо, — с коллегой Эфи. Мои друзья.

Конец ознакомительного фрагмента.