Киноклуб

Крейг Маклей, 2014

Казалось бы, что может объединять начинающего писателя, музыканта-бунтаря, плейбоя-миллиардера, примерного семьянина, комика, работающего в жанре комедии оскорблений, и любителя спорта, ведущего малоподвижный образ жизни? Конечно же общая любовь к кино! Они собираются раз в месяц, чтобы посмотреть какой-нибудь фильм. И этим встречам ничто не может помешать – даже самые фантастические жизненные ситуации, в которые они попадают и которые напоминают то комедию, то мелодраму, то детектив, а то и вовсе фильм ужасов…

Глава 3

Одно из преимуществ жизни в большом городе — наступление зимы здесь почти незаметно. Если у тебя нет машины и дворником ты не работаешь, можно просто не обращать на нее внимания и сделать вид, будто понятия не имеешь, что это такое. Не желая без лишней надобности бегать по холоду, все, что тебе нужно, можно совершенно спокойно заказать на дом. А если постоянное общение с людьми не входит в круг твоих обязанностей или потребностей, можешь и вовсе сидеть у себя в квартире до самой весны, будто медведь в берлоге.

Однако нынешняя зима — совсем другой случай. За последние три недели снега навалило столько, что тротуары оказались погребены под глубокими слоями, которые не в состоянии одолеть даже снегоуборщики — а уж простые пешеходы с автомобилистами и подавно. Остается дать горожанам один совет: если цель вашей поездки находится больше чем в двух шагах от станции метро, хорошенько подумайте, так ли уж срочно вам туда нужно.

От моего дома до редакции «Крика Вильгельма» двадцать минут ходу. На протяжении трех остальных сезонов это приятная прогулка, но сегодня, когда сворачиваю вправо и выхожу на Дундас, лицо онемело, а пальцев ног и вовсе не чувствую. А ведь оттуда нужно еще пройти полквартала к северу. Именно там находится немного обшарпанное здание из красного кирпича, которое я раньше называл домом. Эта часть города прежде считалась неблагополучной, но потом у рынка недвижимости Торонто случилось очередное раздвоение личности, как у серийного убийцы Нормана Бейтса из фильма «Психо». В результате дома начали расхватывать, как горячие пирожки, еще до того, как их успевали выставить на продажу, причем предлагали за них в среднем на полмиллиона больше, чем просили продавцы.

Сегодня мне предстоят два важных дела, и оба неприятные. Я не из тех, кто торжественно заявляет, что с Нового года начинает новую жизнь, однако принял твердое решение: сегодня наконец скажу РТ, что «Крик Вильгельма» закрывается. Мы не зарабатываем деньги, а теряем, и доходы у меня уже не те, чтобы и дальше поддерживать журнал на плаву. А потом поеду на север, в издательство, где мне наверняка объявят, что книга, которую я сдал в прошлом месяце, их не устраивает. Затем отправлюсь в любимый паб на Бэтхерст-авеню и нажрусь как свинья, хотя еще не будет и трех часов дня. Впрочем, для этой цели сгодится любое питейное заведение — лишь бы находилось поблизости. В такой морозище сразу перестаешь быть разборчивым.

Открываю дверь и вхожу в холл. Здание у нас старинное, построено около ста лет назад, и с тех пор, похоже, ни разу не ремонтировалось. Обставлен офис просто и незатейливо. В нашем с РТ кабинете стоят только два стола с компьютерами. Кухню в последний раз переоборудовали примерно в тот год, когда Нил Армстронг ступил на Луну. И краска, и трубы у нас свинцовые, а электропроводку выполняла та же компания, которая занималась заборами в концлагере Берген-Бельзен. Владельца же все устраивало.

Несколько лет назад он хотел продать помещение нам. Мы рассматривали идею настолько серьезно, что даже пригласили инспектора, чтобы оценил, насколько наш офис и остальные располагающиеся в здании помещения требуют ремонта. До сих пор помню, как спускались также во входивший в наши будущие владения подвал. Дюжий мужчина, которого мы наняли, летом трудился подрядчиком, а в несезон подрабатывал инспектором.

— Что это с трубами? — спросил я, показывая пальцем. — Будто бумажными полотенцами обернуты.

— Должно быть, асбест, — вынес вердикт инспектор, посветив фонариком в указанном направлении. — Не обращайте внимания. Если не трогать, все нормально будет.

— А если трогать?..

— Не советую.

— Почему вот эти трубы другого цвета?

Инспектор приблизился к ним с фонариком и принялся внимательно разглядывать. Раньше я даже не подозревал, что в нашем подвале можно совершенно свободно снимать фильмы ужасов — ни разу там не был. И больше не пойду.

— Так они ж свинцовые. Надо менять. Такие уже давно не ставят, это для здоровья вредно.

— А если мы пьем водопроводную воду? Причем довольно давно?

— Может, это отводящие трубы. Тогда не бойтесь, не отравитесь.

— А вдруг, наоборот, подающие?..

Инспектор усмехнулся.

— Дети с задержками развития есть?

— Нет. Пока вообще никаких нет — ни с задержками, ни без.

— Соберетесь заводить, сходите к врачу. Проверьтесь на всякий случай. Свинец мужскому хозяйству вредит. И мозгу. И еще чему-то. Забыл.

Не знал, шутит этот тип или нет. В школе у меня труда не было. Понадобится установить унитаз или подключить проводку — не буду знать, с какого конца браться за работу. Поэтому с электриками, сантехниками и прочими работниками жилищного хозяйства дружба и взаимопонимание у меня не складывается.

— У вас тут какой-то вентиль… и проходит какая-то труба… — сообщил инспектор, посветив на пол, где змеились затянутые паутиной провода, которые, казалось, лежали там просто так.

— Это плохо?

— Смотря по ситуации.

— В смысле?

— Если дом спалить хотите, тогда хорошо, — заржал инспектор.

Тут я заметил темное пятно на стене, где тонкими чешуйками отслаивалась штукатурка.

— Это, наверное, тоже плохо?

Инспектор подошел ближе, отковырнул пару больших кусков штукатурки от стены и потер между пальцами.

— У вас тут, похоже, черная плесень.

— А что, черная хуже, чем обыкновенная?

— Плесень — это еще цветочки. В фундаменте, кажись, трещина. Вот, смотрите. Видите, замазана?

— Значит, замазывать не надо было?..

Инспектор задумчиво помолчал.

— По-хорошему, тут стену ломать надо. С другой стороны что?

— Э-э… Кажется, улица.

— Тогда вам это удовольствие дорого обойдется. Ох и дорого.

Мы с РТ посовещались и от покупки решили воздержаться. Когда человек, по роду занятий требующий с меня денег, говорит, что его услуги обойдутся дорого, в уме умножаю названную цифру на четыре, и ни разу не ошибся. Для этого подрядчика-инспектора оперировать суммами, на которые можно с нуля раскрутить в маленькой африканской стране космическую программу, — похоже, обычное дело. То, что вскоре после этого я начал подумывать о том, чтобы съехать, — не просто совпадение. Возможно, причину, по которой РТ слетел с катушек, следует искать не только в том, что его выгнали из группы. Видимо, свой вклад внесло содержание свинца в воде и неправильно смешанная карбамидоформальдегидная смола на наших стенах. В любом случае я не желал, чтобы меня постигла та же судьба, и поспешил снять другую квартиру.

Потопав ногами об пол, стряхиваю снег с ботинок. Собираюсь повесить куртку в стоящий в коридоре шкаф, но в нем по-прежнему воняет так, будто там сдох енот, а потом ожил и превратился в зомби. Решаю остаться в куртке. В любом случае отопление у нас эксцентричное. В одних помещениях от жары отклеиваются обои, а в других, если нужен лед, достаточно просто оставить стакан воды минут на пять.

Закрываю дверцу вонючего шкафа, и вдруг из кабинета доносится женский голос:

— Хочешь покажу 3D-макет моей вагины?

Тут бы любой обратился в соляной столп, и я не исключение.

— Вернее, вагина не моя, а одной японской порнозвезды. Девушка наладила бизнес — продает эти макеты фанатам по двадцать баксов штука. Но вообще-то крутая штука. В смысле, для вагины.

Что за ерунда? Заворачиваю за угол и вхожу в редакцию, где моему взгляду предстает сидящая за столом девушка студенческого возраста. Темные волосы заплетены в афрокосички, на каждой — бантики в горошек, одни красные, другие синие. По всей длине левой брови тянется ряд металлических заклепок, а над левой ключицей татуировка, на которой изображен мужчина, похожий на президента Ричарда Никсона. Одета незнакомка в зеленое платье в стиле милитари. Довершают наряд полосатые гетры всех цветов радуги, которые эта особа зачем-то натянула на руки. Заметив меня, в качестве приветствия вздыхает:

— У-ух…

— Вы кто? — решив не ходить вокруг да около, интересуюсь я.

— Шевонн, — представляется девушка. — Мой парень фундаменталист.

— Ты это к чему?..

— Не бойся, не радикальный. Взрывать ничего не собирается. Пока. Но, кажется, уже начал об этом подумывать.

— Понятно.

Хотя понятно мне только одно: должно быть, РТ нанял новую стажерку, таким образом нарушив мой строжайший запрет ни в коем случае этого не делать. Не оставалось никаких сомнений, что на работу эту девицу взял именно РТ. Во-первых, кроме меня, он единственный человек в редакции «Крика Вильгельма», который может кого-то нанять, а во-вторых, Шевонн как раз в его вкусе — женского пола и с прибабахом. Хотя, учитывая последнее обстоятельство… может быть, просто с улицы зашла?

— Я вообще-то не с тобой говорила, но все-таки… Будешь смотреть вагину или нет?

— Показывай.

Как я мог отказаться?

Обхожу стол и гляжу на экран компьютера поверх ее плеча.

— Ну как? — спрашивает Шевонн, увеличив картинку, чтобы мне легче было составить собственное мнение.

— Похоже на чудовищ вроде тех, которых рисовал Ганс Рудольф Гигер, — после некоторых раздумий вынес я вердикт.

— Ты, значит, женоненавистник? — сделала вывод Шевонн. — Для тебя что чудовище, что вагина — одно и то же? Боишься, член тебе откусит?

— Вообще-то я просто искал РТ.

— Понятно. Он вроде говорил, что уходит, но когда вернется, не сказал. Вот уж не представляю, что люди делают с этой штукой, когда распечатают на 3D-принтере. К кукле из секс-шопа прицепляют или как? 3D-принтеры вообще на резине печатают? Может, на латексе?

— Честное слово, понятия не имею.

— Вот мой парень распсихуется, если ему покажу. Ему ведь, наверное, религия запрещает смотреть на искусственные вагины.

— Фундаменталисты — это ведь консерваторы? Что ж, в восьмом веке про 3D-принтеры и не слыхивали.

— Вообще-то мы с ним не встречаемся. Ну, с этим парнем. Просто увидела его сегодня утром в автобусе и представила, будто у нас роман. Какие у нас будут отношения, и все такое. Он, наверное, даже не фундаменталист.

Прерывает нас скрип входной двери, которая сначала открылась, потом закрылась снова. За этим следует гулкий звук шагов на протертой ковровой дорожке и громкая ругань РТ. Через секунду он вваливается в редакцию и ставит перед Шевонн бумажный стакан с кофе.

— Здорово, друг! — радуется РТ, отпивая глоток из собственного стакана. — Не знал, что ты сегодня придешь!

Шевонн склоняется над стаканом, приподнимает крышку и с сомнением нюхает содержимое.

— На плантации, откуда привезли зерна для этого кофе, точно хорошие условия труда? Только представлю, как бедняга Хуан Вальдес и его маленький ослик пашут в поте лица без больничных и бесплатной медицинской помощи, — сердце кровью обливается! Кстати, кто-нибудь знает, чем болеют ослики?

— Не волнуйся, условия у них хорошие, — отвечает РТ. — В кафе около кассы можно взять брошюрку с фотографиями.

Многозначительно улыбаюсь. Редактор, бегающий за кофе для стажерки, — это что-то новенькое. Обычно бывает наоборот. РТ замечает выражение моего лица, но делает вид, будто намеков не понимает.

— Вижу, вы уже познакомились, — произносит он. — Шевонн учится в Уэст-Хилл на журналистку. К нам устроилась на прошлой неделе.

— Пока ты не пришел, мы… э-э… успели немного поболтать, — отвечаю я.

— Я ему показывала свою вагину.

РТ чуть кофе не выплюнул.

— Что?..

— Вообще-то, строго говоря, вагина чужая, но моя, наверное, выглядит примерно так же. А он сказал, что она на чудовище похожа!

— В свою защиту могу сказать, — оправдываюсь я, — что это одна из тех ситуаций, когда все зависит от контекста. РТ, можно тебя на минутку?

РТ кивает на свой рабочий стол, но я качаю головой и указываю на дверь, ведущую в заднюю комнату. Раньше у каждого из нас был свой кабинет, но, когда переехал на новую квартиру, просто забрал ноутбук с собой. В моем случае ходить на работу каждый день не было смысла, поэтому из моего кабинета сделали кладовку. В основном там хранятся коробки со старой коллекцией пластинок РТ, рекламные листовки, сообщающие о концертах и выходе новых альбомов, и прочий мусор. Тот факт, что важный разговор будет вестись не в присутствии Шевонн, а здесь, сразу безошибочно подсказывает РТ, о чем пойдет речь.

— Да, — с пафосом произносит он, едва успеваю закрыть дверь. — Знаю, что ты сейчас скажешь. Но…

— Мы ведь договаривались: больше никаких стажерок! — возмущаюсь я. — Где ты, черт возьми, откопал эту девицу?

— Я уже говорил! — в свою очередь возмущается РТ и садится на коробку со старыми CD. Раньше музыкальные группы постоянно слали их нам по почте в надежде на хорошую рецензию или упоминание в еженедельной колонке РТ. — Учится в Уэст-Хилл. Ну да, признаю: у Шевонн легкая степень расстройства контроля над импульсами. Проще выражаясь, брякает все, что на ум взбредет. Ничего страшного, привыкнешь — перестанешь замечать.

— Проблема не в этом, — возражаю я. — Хотя должен признаться, впечатление твоя новая любовница с непривычки производит сногсшибательное.

— К твоему сведению, я с ней не сплю. Хотя Шевонн постоянно отпускает намеки на эту тему. Правда, с ней трудно судить наверняка… Но я все ее поползновения игнорирую.

— РТ, проблема не в характере этой девицы и не в ее личной жизни, — продолжаю я, — а в том, что она теперь работает у нас! Забыл про наши финансовые трудности?

— Именно поэтому я ее и нанял! — оживляется РТ. — Шевонн нам поможет! В праздники изучал результаты аналитических исследований, и тут будто молния в башку ударила! Эврика! Сразу понял, как спасти журнал!

Едва сдерживаю стон. Осенило РТ уже далеко не в первый раз — гениальные озарения для него обычное дело. Но увы. Вместо того чтобы помочь журналу подняться, гениальные идеи РТ только ускоряют наше падение.

— Что нам нужно, так это привлечь женскую аудиторию! — восклицает приятель. — Вот тебе и решение всех проблем! Среди читателей «Крика Вильгельма» женщин почти нет. Представляешь, как сразу вырастет посещаемость сайта?

Удрученно тру ладонями лицо. Из-за предстоящего неприятного разговора выспался плохо, а головная боль отнюдь не способствует оптимизму.

— И каким же образом двадцатилетняя девчонка с синдромом Туретта поможет нам подняться на вершины богатства и славы?

— Шевонн ведет блог, — ответил РТ. — Читателей у нее, правда, пока не очень много, но для «Крика Вильгельма» ее стиль — как раз то, что доктор прописал. Тебе тоже надо почитать. А лучше сразу покажи своим издателям. С руками оторвут! Пусть напечатают сборник, или альманах, или… в общем, книгу.

— И о чем же она пишет?

— Обо всем подряд. Повседневные мелочи, наблюдения… — отвечает РТ. — Первый пост разместил на нашем сайте еще на прошлой неделе, но ты, наверное, не заметил. Еще бы, ты ведь у нас человек занятой, весь в делах…

РТ отпивает большой глоток кофе и краем глаза зыркает на меня, проверяя, попал ли в цель его выпад, хитро замаскированный под проявление сочувствия, или для меня такие изящные словесные шпильки слишком тонки. Что правда, то правда: за последние несколько лет «Криком Вильгельма» почти не занимался и спихнул львиную долю работы на РТ. Это дает ему право выставлять себя мучеником труда, а меня — кем-то вроде вечно отсутствующего начальника, который время от времени под настроение заглядывает в офис и сразу принимается наводить свои порядки. Раньше я ему даже иногда подыгрывал, но сейчас, по мере того, как нить, связывающая нас, становится все тоньше, пришло время взять дело в свои руки и решительно ее перерезать.

Собственно, за этим я и пришел.

— Послушай, РТ, от «Крика» один убыток. Не могу же я дальше выбрасывать деньги непонятно на что. Журнал придется закрыть.

— Три месяца! — восклицает РТ, порывисто вскакивая на ноги. — Дай всего три месяца! Если за девяносто дней посещаемость хоть чуть-чуть возрастет…

— Предположим, возрасти она должна очень серьезно, а отнюдь не «чуть-чуть»…

— Ладно, ладно, — уступает РТ. — Если дела пойдут немного получше…

— А под «немного получше» ты имел в виду, что журнал начнет приносить прибыль…

— Прибыль? Ну, не знаю. Тут тремя месяцами не обойдешься. — Но потом РТ замечает выражение моего лица и сразу понимает, что на дальнейшие уступки рассчитывать не придется. — Хорошо! Будет тебе прибыль. Через три месяца «Крик Вильгельма» будет приносить доход — или хотя бы перестанет работать в убыток.

Качаю головой и тяжко вздыхаю. Каждый раз одно и то же. Ну почему в редакцию я прихожу с твердым намерением прикрыть эту лавочку, а потом безо всяких уважительных причин иду на попятный?

— Извини, РТ, но знаешь, где у меня уже сидит твой «Крик Вильгельма»? — объявляю я. — Даже если через три месяца журнал и правда станет успешным, я в этом деле больше не участвую.

— Неужели вот так возьмешь и уйдешь? — переспрашивает шокированный РТ. — Но почему?

— Просто в последнее время потянуло на что-то новенькое.

— В смысле? Ты что, уехать хочешь? Или на новую работу устроиться? Зачем? Нет, серьезно — на кой черт тебе менять работу? Круче, чем эта, все равно не найдешь!

Окидываю взглядом сырую, убогую кладовку. Отопление здесь из соображений экономии отключено — ничего, что нужно держать в тепле, мы в этой комнате не храним. Окна грязные, жалюзи сломаны. Старая краска облупилась так, что на стенах живого места не осталось. От решения о сносе наше здание отделяет буквально полнарушения. Совместный бизнес столько раз находился на последнем издыхании, что давно уже может считаться живым трупом. Короче говоря, считать журнал «Крик Вильгельма» крутым может только человек, которому больше некуда податься. Увы — у одного из наших редакторов как раз такой случай.

— Идешь сегодня на показ к Ленни? — спрашивает РТ, чтобы сменить тему.

Ленни Фонг — один из новых членов нашего киноклуба. Мечтает стать стендап-комиком. Два года назад РТ слушал его выступление на вечере свободного микрофона. Весь монолог Ленни посвятил лицемерию рок-звезд-мультимиллионеров, строящих из себя независимых бунтарей. Шутки большинство собравшихся не развеселили, зато РТ привели в полный восторг. Мой друг сразу объявил, что отныне он — поклонник Ленни на всю жизнь. Чтобы иметь возможность идти к своей мечте, Ленни вкалывает сразу на нескольких работах. Сейчас трудится баристой в сетевой кофейне, располагающейся в торговом центре «Торонто Итон Сентр», и официантом в мясном ресторане, а еще дежурит в ночную смену на круглосуточной автозаправке. На последнем из перечисленных рабочих мест Ленни восемь раз становился жертвой ограбления (из них три раза — вооруженного). Ленни говорит, что использует этот опыт в качестве материала для своих монологов. Живет он в темной двухкомнатной конуре, которая находится в подвале в Аннексе. Вторую комнату занимает студент университета. Единственное, что в этой конуре хорошего, — от нее до метро пять минут ходу.

Ленни страдает своеобразной формой раздвоения личности, которая проявляется только на сцене. Стоит Ленни очутиться у микрофона, как из приятного парня он сразу превращается в злобного, агрессивного типа, что во время выступлений оказывается очень к месту: Ленни работает в жанре комедии оскорблений. Нередко у служебного входа его потом подкарауливают неблагодарные зрители, желающие сломать комику нос.

Обычно, принимая у себя собрания киноклуба, Ленни заказывает пиццу из ресторанчика за углом и демонстрирует что-нибудь с Клинтом Иствудом. Уже посмотрели «Перевал разбитых сердец» (единственный известный мне фильм, где кульминацией является вторжение на Гренаду) и «Непрощенного». Последнюю картину Ленни особенно любил и выучил практически наизусть. Сам того не замечая, бормотал себе под нос реплики за несколько секунд до того, как их произнесут на экране. Ощущение было такое, будто фильм посмотрели с суфлером.

— Надо прийти, раз обещал, — отвечаю я на вопрос РТ.

— Круто! — оживился тот. — Тогда поедем вместе.

Понятно, с чего он так обрадовался, — нашел, за чей счет проехаться на метро. Учитывая мою сегодняшнюю уступку по поводу «Крика Вильгельма», приходится признать: РТ совсем обнаглел. Из Доярки приятеля уже пора переименовывать в Вампира. Нет, парень совсем зарвался, пора поставить его на место.

— Ты ведь еще не обедал? — как бы между прочим интересуется РТ. — Может, зайдем перекусим?

— Давай.

— Одолжишь пятерку? Кошелек дома забыл, неохота наверх бежать.

— Конечно, какие проблемы?

— Хочешь суши? За углом открыли новый суши-ресторан. Говорят, неплохой.

— Сегодня больше хочется сэндвич.

— Не вопрос. Заодно для Шевонн что-нибудь возьмем. Она вегетарианка. Вернее, так сказала, но вчера видел, как Шевонн уплетала за обе щеки буррито с курицей.

— Ты с ней точно не спишь? Поклянись.

— Честное слово! Хотя, может быть, это был буррито с тофу. А что, тофу с виду похож на курицу, особенно если нарезать тонкими полосками. Но пахло-то курицей… Надо у нее спросить. На всякий случай.

— Да ладно, пойдем. Шевонн большая девочка и сумеет добыть пропитание и без твоей помощи.

— Ну, не знаю. Боюсь, потом совесть замучает.

Застываю на месте:

— Позволь уточнить. Если я не куплю Шевонн сэндвич, тебя замучает совесть?

— Она ведь наша подчиненная.

— Я, между прочим, ясно сказал: на работу никого не брать.

— А я, между прочим, ясно сказал: эта девушка — наше спасение!

Испускаю страдальческий стон и картинно подношу к глазам руку с часами.

— Ой, прости, совсем забыл. У меня ведь на сегодня назначена встреча! Надо бежать. Может, в другой раз.

Злюсь на себя, что снова поддался на уговоры РТ. Собирался повесить на дверь табличку «Закрыто» и незамедлительно удалиться, а в результате едва не накормил всех обедом. Да, друг мой, с такими дипломатическими способностями тебя впору отправлять вести мирные переговоры между Израилем и Палестиной.

— Ничего страшного, — отзывается РТ. При его образе жизни четкий распорядок приема пищи — непозволительная роскошь, поэтому к отказам РТ относится спокойно. Любому охотнику случается промахнуться. — Ладно, встретимся у Ленни.

Шагаю к двери, терзаемый гневом, чувством вины и смутными опасениями одновременно. Пока мой счет на сегодня — 0:1, и, учитывая, что в следующем тайме предстоит встреча со сборной командой издательства, отыграться вряд ли удастся.

— Слышал новости про «ООН»? — вдруг окликает РТ.

Давненько приятель не произносил вслух этого названия. После ухода из коллектива в результате творческих разногласий РТ именует бывших коллег исключительно «эти говнюки». Но потом появилась панк-группа, которая и в самом деле выступала под названием «Говнюки». Тогда РТ стал звать «ООН» — «Говнюки первые». Короче говоря, неудобств от прозвища стало получаться больше, чем удовольствия.

— Нет, не слышал. А что за новости?

— Новый альбом, запланированный на лето, не выйдет, — сияя, как начищенный чайник, объявляет РТ. — Ходят слухи, что братья друг с другом не разговаривают.

— Близнецы?

РТ кивает:

— Говорят, Гуннар с Юргеном разругались вдрызг. Белые медведи не поделили территорию. Во всяком случае, если верить слухам.

— Неужели «ООН» распались?

У РТ на лице — выражение полной эйфории.

— Ага.

— Напомни, с которым братом у тебя вышли творческие разногласия?

— С Гуннаром. Это тот, который гитарист. Передрал все лучшее у Дэниела Эша и Тома Верлена и думает, будто никто не заметит. Как бы не так, говнюк!

— Полагаю, над темой новой статьи для музыкальной колонки голову ломать не придется?

С тех пор как РТ выгнали из группы, он работает над большой подробной статьей о распаде «ООН» и с нетерпением ждет, когда она наконец понадобится.

— Да уж, это точно! Следи за обновлениями на сайте, старик! Материал появится со дня на день!

— Будет сделано, — киваю я.

Эх, надо было держать руку на пульсе. Если РТ соберется опубликовать что-то, грозящее «Крику Вильгельма» судебными исками, хотелось бы, чтобы свое мнение по этому поводу высказала не только надежда нашего журнала Шевонн.