6. Ведьма Экселлинор слегка недовольна. Ой-ой…
Сердце Иккинга замерло, когда пустые ведьмины глаза уставились прямо на него. Старуха была тощей, как скелет, за спиной у нее волочилась седая грива, все человеческое в ней давно умерло. Двадцать лет жизни в темноте древесного ствола вытянули из нее весь цвет, и она сделалась белее слизня и злее змеи. Тесная тюрьма согнула ее спину в дугу.
Иккинг и драконы оказались у нее как на ладони. Застуканные на месте преступления.
Весь последний год она только и делала, что пыталась отловить Иккинга, весь Дикозапад перевернула, чтобы его найти.

И вот он сидит под столом, меньше чем в шаге от ее подергивающегося белого носа, и кормит драконов, что строжайше запрещено. Оба малыша зависли в воздухе, оцепенев.
Ведьма потянула носом воздух раз, другой…
— Драконы… — прошипела она в ужасе. — Драконы…
Она смотрела прямо на него и лаяла, как собака.
Но ведьма едва видела дальше своего носа. Она не разглядела их. На таком расстоянии она могла только чувствовать движение.
«Не шевелись, Беззубик, — мысленно умолял Иккинг, стиснув зубы от страха. — Не шевелись…»
Ведьма продолжала смотреть на них, казалось, целую вечность. Затем ее длинный, острый как нож нос дернулся от отвращения.
— Странно, — презрительно заметила старуха. — Мне показалось, я учуяла драконов, но это всего лишь рабы. Ну и вонь.
И — шмыг-шмыг — двинулась прочь, сопровождаемая «топ-ТУК, топ-ТУК» Элвина.
Тор, благослови слизь дракона-вонючки!
Дрожа от облегчения, Иккинг засунул Одинклыка обратно за пазуху. Бородавка на кончике носа отвалилась, и он едва успел подхватить ее, пока Беззубик не слопал. Глубоко потрясенный, мальчик прилепил бородавку на место, затолкал Беззубика к Одинклыку и вылез из-под стола.
Девочка с черными волосами и большими глазами теперь сидела на его месте. О боги, эти большие, полные отчаяния глаза изрядно беспокоили его.
— Долго же ты просидел под столом, — серьезно заметила девочка.
— Я это… отдыхал, — только и смог придумать Иккинг.
— Меня зовут Эггингарда, — представилась малышка.
— Приятно познакомиться, Эггингарда, — произнес Иккинг, устало пожимая ей руку. — Послушай, Эггингарда, а что это за Поиск такой и как люди становятся Пропавшими?

— Мы, рабы Янтарных Рабовладений, выходим на Поиск каждый день. — Эггингарда говорила очень по-взрослому для такой маленькой девочки. — Как только начинается отлив, трубят рога, и мы выходим на красные пески искать янтарное Сокровище. Оно нужно ведьме и ее сыну Элвину, но его там нет. Я выходила на пески каждый день, сколько себя помню, и точно могу сказать тебе, что Сокровища там нет.
Здорово…
— Потом трубит второй рог, — продолжала Эггингарда еле слышным испуганным шепотом, — и мы возвращаемся в Черное Сердце. Если только…
— Если только?
— Нас не уносит прилив или… — Эггингарда остановилась и распахнула глаза еще шире, — или что-то еще.
Черные глаза девочки выглядели очень знакомо, она кого-то напоминала Иккингу, вот только кого?
— Эггингарда, — спросил он, — сколько ты уже здесь?
— Сколько себя помню, — сказала девочка.
Бедная Эггингарда.
Сколько себя помнит.
А это долго.
— Все нормально, — сказала Эггингарда. — Я не боюсь, потому что я Странница, а Странники дикие.

Эггингарда натянула капюшон, растопырила пальцы, согнув их в когти, и зашипела.
Иккинг притворился, будто испугался. Эггингарде понравилось. Она аккуратно сняла капюшон медвежьего костюмчика и доверительно прошептала:
— Иногда я сама себя боюсь…
— Не сомневаюсь, — ласково сказал Иккинг. — А у тебя, случайно, не было очень страшной бабушки?
— У Странников все бабушки страшные, — ответила Эггингарда.
Ведьма вспрыгнула на Высокий Стол, выпрямилась и открыла рот. Это выглядело так же жутко, как если бы собака внезапно встала на задние лапы и заговорила по-человечески.
— ДУРАКИ! — проскрежетала ведьма. — НЕВЕЖДЫ! ТРУСЫ! ЛЕНТЯИ! ГДЕ МОЕ СОКРОВИЩЕ, ВЫ, ТУПОГОЛОВЫЕ?
— Как видите, — промурлыкал Элвин, полируя свой крюк, — моя мама слегка недовольна.
Но тут ведьма, к немалому облегчению оцепеневших от напряжения слушателей, заговорила совсем другим тоном, мягким и рассудительным:
— Рабы Янтарных Рабовладений. Я принесла вам карту Черноборода. — Она указала на карту, аккуратно повешенную в центре двора. — Видите, как четко там обозначено, что Драконий Камень спрятан где-то между Зеркальным Лабиринтом и тюрьмой Черное Сердце? Я всего лишь прошу вас, ради блага всего Дикозапада, отыскать мне Камень. Но вижу, этого мало, чтобы по-настоящему вас заинтересовать. Так слушайте, рабы! — взвизгнула ведьма. — Тот, кто найдет мне Драконий Камень или хотя бы того мелкого Изгнанника…
При упоминании о своей персоне Иккинг виновато подскочил на скамье. К счастью, никто этого не заметил — все напряженно смотрели на ведьму.
— Нашедший Камень, кто бы он ни был, получит самый драгоценный приз из всех… И приз этот, — промурлыкала старуха, — СВОБОДА.
Толпа подалась вперед, жадно впитывая каждое ее слово.
— Свобода, — мечтательно протянули люди вслед за ней. — Свобода…
— Только закройте глаза, — улыбнулась кошмарная ведьма, — и представьте, чтó это слово значит для вас — свобода…
Закройте глаза и представьте, что свобода значит для вас…
Какие простые слова.
Измученные, оборванные рабы закрыли глаза, и каждый вообразил свое, но все видели одно и то же. Ясное голубое небо. Полет верхом на драконе. Корабль, бороздящий по твоей воле беспокойные волны. Маленький домик в тихой деревеньке на небольшом островке, из трубы лениво поднимается дымок. Дом.
Где-то далеко-далеко от этих цепей, этих безнадежных песков, этих темных тюремных стен…
— А как же Клеймо? — выкрикнул один из рабов, позабыв свое место.
— Его можно выжечь, — ловко ответила ведьма. — Операция несколько болезненная, но ради СВОБОДЫ можно и потерпеть.
— Вы ведь лжете, маменька? — шепнул Элвин Вероломный.
— Разумеется, лгу, — сладко шепнула ведьма в ответ. — Клеймо убрать нельзя. Раб остается рабом навсегда.
Она повернулась обратно к толпе рабов:
— Завтра из Поиска вы принесете мне Камень, я знаю, что принесете!
Она спрыгнула со Стола и удалилась.
Ох уж эта ведьма. Она и ее сын были нехорошие люди. Очень нехорошие.
