Ускользающая тень

Крис Вудинг, 2007

Ослепительный солнечный свет губителен для жителей планеты Каллеспа. В подземных пещерах, освещенных фосфоресцирующими грибами, не прекращается война между племенами за приграничные территории – бесплодные земли, сталактитовые леса и бездонные озера. Эскаранка Орна, храбрый воин Кадрового состава, попадает в плен и оказывается в тюрьме. Изматывающая работа в кузнице лишь заглушает тоску по мужу и сыну, но не лечит. Во что бы то ни стало Орна должна вырваться из гуртского плена. Однако возвращение домой оборачивается полной катастрофой. Неожиданное предательство переворачивает привычный мир с ног на голову.

Глава 32

Город скрывается глубоко под землей, куда не проникает свет дня. Он занимает всю гигантскую пещеру, неровный каменный ландшафт усеивают огоньки бесчисленных фонарей и светящихся окон. Лампочки ползут вверх по стенам пещеры и свисают с потолка, тёмные сталактиты на котором играют роль люстр. Отблески металлических жил и призрачное свечение лишайника, похожего на далёкие созвездия, искрятся там, докуда пока не добрались огни большого города. На этой тёмной глубине эскаранские племена построили этот мерцающий, переливающийся город и назвали его Вейя — «подземный дом».

Я прекрасно знаю этот город, его площади и аллеи, мосты и памятники, бары, злачные места и тайные общества. Знаю, в каких шахтах разводят экзотических зверей для нелегальных боёв, где за большую плату на кожу могут нанести фальшивые знаки власти, где изготавливают некачественное зелье огненный коготь и продают его двеомингам из трущоб. Посещала и более изысканные заведения, где аристократы курят, пьют и заключают сделки. Видела скульптуры на кладбище Серых холмов, об истинном значении которых знает только создавший их древний народ. Видела и мать, ребёнок которой умер от голода прямо у неё на руках, а та была так пьяна, что даже не заметила.

Город принял меня в свои объятия. Здесь можно было делать что хочешь — раствориться в толпе или вести активную жизнь. Я бродила по Вейе, словно хищник по своей территории, и стремилась узнать её со всех сторон. Я не уставала исследовать город, иногда в роли пассивного наблюдателя, иногда — как активный участник. Тот, кто знает — властвует.

На берегу реки сияли огни и бурлили толпы, даже в то время, когда вся Вейя спала. Мужчины с цепкими взглядами и их элегантные спутницы сидели на верандах дорогих баров и потягивали напитки из изящных кубков. Куртизанки и альфонсы подсаживались за столики мужчин и женщин, ужинавших в одиночестве. Воздух наполнял запах готовящейся рыбы и благоухание ароматических масел в фонарях.

Я облокотилась на ограждение, отделявшее променад от круто спускавшейся вниз набережной. Поблизости стоял один из пяти Домов Света Вейи, от которого во все стороны расходилось бледное сияние. У кромки воды выстроились дома богачей. Одни были выполнены в форме волны, другие — полного семян стручка, третьи — спиральной колонны. Камень, дерево и керамика идеально сочетались друг с другом, несмотря на кажущуюся хаотичность. У вейских архитекторов фантазия богатая. Здесь произведения искусства можно встретить на каждом шагу.

Замечаю на променаде своего информатора. По нему сразу видно — этот человек здесь хозяин и знает город как свои пять пальцев. Ему нет нужды напускать на себя важность. Люди и так чувствуют, что он человек серьёзный и с ним лучше не шутить. Даже уличные грабители его не трогают, хотя сами не отдают себе отчёта почему. Купцы общаются с ним как с равным, хотя сразу видно — этот человек ни богатством, ни положением не обладает.

— Здравствуй, Керен, — произношу я, когда он подходит к ограждению рядом со мной.

Керен всегда выглядит растрёпанным и неряшливым, будто только с постели. Почему-то это небрежное отношение к собственной внешности только усиливает исходящее от него предупреждение окружающим. Под нижней губой выступает пирсинг — два серебряных клыка. Густые, спутанные чёрные волосы спадают на лицо. Низкий лоб и щёки с седой щетиной покрывают извилистые узоры.

— Здравствуй, Орна, — отвечает Керен.

Он наблюдает за идущим вниз по реке грузовым кораблём. Судно окружает островок света. Его сопровождает полдесятка шлюпок милиции.

Чуть помолчав, Керен указывает на корабль:

— Товар на продажу везут. Говорят, у Джеримы Вема там двадцать мешков костнотростникового порошка, прямо с личных складов в Шиверсе. Владельцы притонов в Эшен-парке с радостью наложили бы на него лапу, но шансов никаких. Вем подкупил или запугал всех начальников портов до самой Бри Атки.

— Слышала, — отвечаю я.

Керен кивает.

— Поневоле задумаешься. Если он и правда перевозит столько порошка, почему все об этом знают? Вем человек осторожный. По мне, так смахивает на отвлекающий маневр. Или на ловушку.

Искоса смотрю на него.

— Угадал.

Керен усмехается:

— А ты что знаешь, Орна?

— Вем нацелился на крупную рыбу. На Серебряного.

Керен издаёт смешок.

— На Серебряного? Думает, он на такое поведётся?

— Ну да. Информаторы Вема никуда не годятся.

— А тебе всё это откуда известно?

Поворачиваюсь щекой, чтобы Керен увидел знак Долга — три диагональные полоски.

— Ледо в последнее время старается наладить отношения с Джеримой Вемом. Так что и до меня иногда кое-что доходит.

Керен фыркает.

— Совсем забыл. Они же породниться решили, кто-то там на ком-то женится. За этими аристократами не уследишь.

Керен уже обдумывал, как может использовать новую информацию, кому её сообщить и какое она может дать преимущество.

— А что у них за вражда?

— У кого — у Вема с Серебряным? Вот этого не знаю. Серебряный в последнее время клану Джерима жизни не даёт — вставляет палки в колёса, сливает информацию, даже крадёт. В общем, всё в таком духе. А Вем хочет от него отделаться. Вот и придумал соблазнительную приманку.

— Даже слишком соблазнительную.

Вдруг Керен отталкивается от ограждения и идёт к веранде бара. Мускулистый охранник, которого за тем и поставили, чтобы с улицы не заходил кто попало, спокойно пропускает Керена. Тот достаёт сигарилло, прикуривает от жаровни и возвращается, окружённый облаком сладкого, всюду проникающего запаха курительного лишайника.

Стоим и молчим. Керен, как всегда, предлагает закурить и мне. Я, как всегда, отказываюсь. Жду, когда он докурит. Керен никогда не отвлекается от сигарилло. В это время с ним о важных вещах разговаривать бесполезно.

— Нашёл, кого ты просила, — произносит Керен и бросает окурок на променад.

— Где?

— В квартале за Главной площадью. — Керен называет адрес. — Ну что, мы квиты? Сама знаешь за что.

— Пожалуй, да, — соглашаюсь я.

Мы с ним всё время играем в эту игру — долг за долг, услуга за услугу. Некоторые без денег и пальцем не шевельнут, но Керен не из таких. Он обменивает информацию на информацию из любых источников. Хочет знать всё. Я его за это уважаю.

Расходимся в разные стороны. Я рада остаться наедине. Нужно сосредоточиться и выдавить из себя всю чувствительность, всю сентиментальность. В деле, которое я наметила, лишние чувства только помешают.

* * *

Моя цель на пятом этаже дома, прячущегося в лабиринте узеньких улочек. В районе вокруг Главной площади здания все сплошь высокие и стоят впритирку друг к другу. Кажется, с одного балкона можно с лёгкостью перемахнуть на противоположный. Фигурные окна с резными ставнями и витражами светятся зелёным. Иногда до меня долетают обрывки разговоров и смех. Где-то в этом лабиринте прогуливаются под руку парочки.

Поднимаюсь по зигзагообразной лестнице, шагаю мимо ниш, в которых скрываются двери. Наверху отыскиваю нужную. Она ничем не отличается от других — такая же полированная, в такой же резной деревянной арке. Вдалеке раздаётся едва слышный звон колокола.

Из-под двери струится тёплый свет. Отлично. Значит, дома. Откидываю плащ, чтобы было видно рукоятку обсидианового клинка, и стучусь. Проходит некоторое время. Наконец слышу шаги.

Дверь открывается. На пороге стоит крепкий, сильный мужчина средних лет. Наёмная сила. Увидев на моём плече эмблему Кадрового состава, он бледнеет.

— Нельзя открывать всем подряд, — говорю я и толкаю дверь. Применяю боевой захват, втыкаю прямые пальцы ему в горло, большой — под подбородок. Сотрясаясь от мучительной боли, тот не в силах сопротивляться. Грубо вталкиваю его внутрь. Швыряю на письменный стол. Свитки пергамента летят в разные стороны, чернильницы разбиваются на осколки.

Всего в комнате четыре человека, считая мою жертву. Один из них — Экан, ради которого я сюда и пришла. Толстый, лицо заплыло жиром, в глазах удивление. Остальные — так, его головорезы.

Экан боялся, что на него могут напасть.

Двое его прихвостней подбираются ко мне с двух сторон. Один схватил металлический подсвечник, у второго кинжал. Он опаснее, поэтому атакую сначала его. Неуклюже замахивается — драться на самом деле не умеет, да и оружие у него так себе. Молниеносно подлетаю к увальню, хватаю его за запястье и бью коленом в локоть, который с щелчком выворачивается.

Теперь идёт в атаку второй. Закрываюсь от него первым. Не успев остановиться, тот ударяет своего товарища подсвечником по плечу. Обхватываю рукой его шею и ломаю её, отталкиваю первого в сторону и прыгаю на второго.

Он замахивается ещё раз. Уклоняюсь и целю прямо в нервный узел. Мой противник роняет подсвечник, бью его головой в переносицу. От женщины он такого явно не ожидал. Едва успел закричать, а я уже нанесла короткий, беспощадный удар в солнечное сплетение. Он, пошатываясь, отступает, сгибается и хватает ртом воздух.

Тот, что открыл дверь, успел оправиться и теперь рассчитывает захватить меня врасплох. Зря. Все они — просто шайка уличных хулиганов, в лучшем случае подпольных борцов. Против боевых искусств эти мужланы бессильны. Уворачиваюсь от удара и, схватив нападавшего за руку, перебрасываю через плечо. Он, конечно, весит больше меня, но в этом случае преимущество можно обратить против него. Головорез с грохотом падает на пол, и я наношу решающий удар в шею, в гортань.

Перекатываясь, вскакиваю и готовлюсь к новой атаке. Желающих нет. Достаю клинок, приближаюсь к последнему оставшемуся противнику и перерезаю ему горло. После чего наконец поворачиваюсь к Экану.

— Сам знаешь, почему я здесь, — говорю я.

Экан чуть не плачет, от страха он совсем перестал соображать.

— Послушай… не надо… ты не…

— Зря стараешься, — перебиваю я. — Тебя предупреждали.

— Мы уедем! — выкрикивает Экан. В глазах его вдруг мелькает надежда. — Мы можем уехать. Ты про нас больше не услышишь!

— Раньше надо было думать, — отвечаю я. — Семья Каракасса не любит, когда идут против них и сбивают их цены.

— Нет… нет… — умоляет Экан, не сводя глаз с моего клинка. На пол капает кровь. — Я простой аптекарь! Мне же надо зарабатывать на жизнь!

— Ты продаёшь продукцию моего хозяина по заниженным ценам, — отвечаю я.

— Это всё моё! Мои зелья!

— Рецепты ты украл у нас, Экан. Ты это знаешь. Я это знаю. Если тебе это сойдёт с рук, к концу сезона вас таких будет человек десять. А у меня есть дела и поважнее, чем с вами разбираться.

— Не трогайте его! — раздаётся новый голос. В дверях появляется супруга Экана. Худенькая блондинка, даже и не поверишь, что такая женщина может казаться грозной. — А ну пошла отсюда!

Вижу сзади рыдающего ребёнка, вцепившегося в платье матери. Девочка переводит взгляд с мёртвых тел на перепуганного до смерти отца.

— Уведи дочку, — приказываю я.

Лицо жены Экана искажает гримаса ярости.

— Наёмница паршивая! Своего ума нет, только и можешь, что хозяйские приказы исполнять! Да не будет он больше их продавать! Не будет!

— Не буду! Клянусь! — восклицает Экан. — Мы можем уехать. Прямо сейчас, а ты скажешь, что не застала нас, и никто ничего не узнает!

— Я знаю. Этого достаточно, — указываю на девочку. — Уведите её. Не надо ребёнку это видеть.

Повисает пауза. Экан лихорадочно соображает, что предпринять. Наконец сдаётся, и взгляд его тускнеет. Я победила. Он смирился со своей судьбой.

— Иди, — велит Экан жене. А сам весь трясётся. — Я скоро.

Сдерживая слёзы беспомощной ярости и горечи, та уходит, ведя ребёнка. Дверь захлопывается, и девочка начинает рыдать ещё громче.

Заставляю Экана положить руки на столешницу. Сметаю в сторону счета и прочие бумаги. Втыкаю клинок в стол и достаю широкую полоску кожи.

Экан в ужасе глядит на неё:

— Это для чего?

— Жгут наложить, — отвечаю я. Наклоняюсь. — У тебя которая рука не рабочая?

До дома идти далеко, но я люблю ходить пешком. Наслаждаюсь мирной тишиной, простором безлюдных улиц. Прозвенел колокол, знаменующий конец оборота. Скоро город начнёт просыпаться. На такой глубине дней и ночей как таковых нет, поэтому люди ориентируются во времени, считая обороты.

Район Корни расположен по направлению к полюсу, у самой стены пещеры. Дома здесь не строят, а вырубают внутри гигантских корней микоры, огромных грибов с широкими шляпками, которые растут на поверхности, отбрасывая на равнины обширную тень. Рейта много про них рассказывала. Но расы, живущие на глубине, не интересуются тем, что делается на поверхности. Микора для них — просто разветвлённые корневые системы, проникающие на огромную глубину сквозь землю и камень. Здесь корни микоры проросли сквозь стену пещеры, и богатые превратили их в свои дома.

Апартаменты Каракасса издалека представляют собой каскад тускло светящихся окон всех возможных форм и размеров. По всей длине серых корней тут и там виднеются керамические купола и приземистые башенки. Сады и дворы органично встроены в ландшафт. Весь комплекс кажется скорее природным образованием, чем делом рук человеческих, и представляет собой высокий конус, мерцающий в темноте мириадами огоньков. Одновременно и красиво, и внушительно.

Два корня внизу служат входом. К ним прикреплены богато разукрашенные ворота из бронзы. Створки распахнуты, рядом дежурят четверо охранников в красно-чёрных ливреях клана Каракасса, в руках у них копья с двойным клинком. Меня помнят в лицо, поэтому пропускают сразу, поприветствовав короткими кивками.

Шагаю мимо двора, где вдоль подъездной дорожки разбиты сады из кристаллов и разноцветных грибов. С другой стороны — стойла. Неподалёку слуги чистят повозку, готовя её к выезду.

Внутри апартаментов тепло и уютно, хотя по всей Вейе температура держится прохладная. Коридоры большие и похожи на туннели. Стены выложены полированными панелями корневого дерева, на потолках висят лампы. Повсюду картины и другие произведения искусства, включая несколько небольших скульптур деда Ринна. Мимо меня проходят горничные в красных формах, лица скрыты вуалями. Должно быть, кроме них, все спят.

По коридорам и винтовым лестницам направляюсь к нашим апартаментам. Внутри темно. Подхожу к большому круглому окну с видом на город и сквозь узорчатую решётку смотрю вниз. С такой высоты вид на Вейю открывается просто завораживающий.

Думаю о том, что сделала сегодня. Хозяева дают мне много разных заданий, но это, запугивание и наказание провинившихся, самое неприятное. Хотя Экан, конечно, сам виноват. Правила ему известны.

Иду в спальню. Под одеялом в темноте зашевелилась гора. Ринн что-то бубнит, но слишком тихо, ни слова не разобрать.

— Это я, — говорю на всякий случай.

Ринн ворочается.

— Где была? — бормочет он.

Раздеваясь на ходу, подхожу к кровати и ложусь на свою половину. Ринн сонно обнимает меня.

— Пройтись выходила, — отвечаю я, но Ринн уже спит.