Эрагон. Брисингр

Кристофер Паолини, 2008

В третьей книге тетралогии К. Паолини «Наследие» легендарный Всадник Эрагон продолжает сражаться с ургалами и раззаками, беззаветно служить варденам и народу Алагейзии и учиться у гномов и эльфов. А в трудную минуту вспоминает советы своего наставника Брома. Вот только Бром, оказывается, не просто наставник… Тайну эту до поры до времени хранила от Эрагона даже верная дракониха Сапфира.

Крылатая вестница

А потом в памяти Насуады образовался некий провал, настолько полное отсутствие каких бы то ни было ощущений и мыслей, что она осознала это, лишь увидев перед собой Джормундура, который тряс ее за плечо и что-то громко ей говорил. Ей, правда, потребовалось еще некоторое время, чтобы расшифровать для себя звуки, проистекавшие из его уст. Наконец она услышала:

— И все время смотрит на меня, черт возьми! Вот ведь в чем дело! Эй, Насуада, не вздумай снова уснуть! Уснешь — и больше не проснешься!

— Можешь оставить меня в покое, Джормундур, — сказала она, заставив себя даже слегка улыбнуться. — Все, я уже пришла в себя.

— Между прочим, мой дядя Андсет был эльфом!

— Ну да, а что?

— Нет, ты точно такая же, как твой отец! Вечно плюешь на меры предосторожности, на собственную безопасность. Да пусть эти чертовы племена хоть сгниют в своей пустыне, соблюдая эти распроклятые допотопные обычаи! Чихать я на них хотел! Пожалуйста, Насуада, позволь целителю хоть немного помочь тебе! Ты сейчас не в состоянии принимать решения.

— Именно поэтому я и жду вечера. Смотри, солнце-то почти уже село. Сегодня я могу просто отдохнуть и прийти в себя, а завтра, уверяю тебя, голова у меня будет уже достаточно ясной, чтобы заниматься теми делами, которые требуют моего неотложного внимания.

Откуда-то сбоку возникло лицо Фарики; служанка склонилась над Насуадой и воскликнула:

— Ой, госпожа моя, ну и напугала ты нас!

— Вот именно! Мы и до сих пор еще от страха не избавились, — буркнул Джормундур.

— Ладно, мне уже гораздо лучше. — Насуада рывком заставила себя сесть, хотя предплечье тут же обожгло резкой болью. — Вы оба можете идти. Не тревожьтесь, все у меня будет хорошо. Джормундур, сообщи, пожалуйста, Фадавару, что он может оставаться вождем своего племени, если сам присягнет мне на верность, как военачальник своему верховному командующему. Он слишком опытный и умелый воин и руководитель, жалко было бы его потерять. А ты, Фарика, когда будешь возвращаться в свою палатку, скажи Анжеле-травнице, чтобы зашла ко мне; мне, возможно, потребуется ее помощь. Она обещала приготовить мне какие-то целительные отвары, способные побыстрее восстановить силы.

— Я никуда не уйду! Нельзя тебя одну в таком состоянии оставлять, — сурово заявил Джормундур.

— Прошу прощения, моя госпожа, но я с ним согласна, — сказала Фарика. — Это небезопасно.

Насуада глянула в сторону входа, чтобы убедиться, что никто из Ночных Ястребов не стоит от него слишком близко и не подслушивает, но все же понизила голос до шепота:

— Но я и не буду одна. — Брови Джормундура поползли наверх, а на лице Фарики появилось встревоженное выражение. — Я никогда не бываю одна. Вы меня понимаете?

— Значит, ты предприняла кое-какие… меры предосторожности, госпожа моя? — тоже шепотом спросил Джормундур.

— Да.

Оба ее заботливых стража, казалось, почувствовали легкую неловкость, и Джормундур сказал:

— Насуада, твоя безопасность — это моя обязанность; мне нужно знать, какую дополнительную защиту ты имеешь и кто конкретно имеет к тебе доступ.

— Нет, это тебе знать совершенно не обязательно, — мягко ответила она. И, увидев обиженное и рассерженное лицо Джормундура, прибавила: — Дело совсем не в том, что я сомневаюсь в твоей верности, вовсе нет! Но это только моя тайна. Ради собственного спокойствия я должна иметь при себе такое тайное оружие, которого никто другой увидеть не может. Если угодно, можешь считать это кинжалом, спрятанным в рукаве, или неким моим тайным пороком. Только не мучь себя предположениями, будто хоть чем-то вызвал мое недовольство. Ты отлично справляешься со своими обязанностями.

— Хорошо, госпожа моя, я уйду. — И Джормундур церемонно ей поклонился, чего, надо сказать, почти никогда не делал.

Насуада махнула рукой, и Джормундур с Фарикой поспешили покинуть ее красный шатер.

Минуты две единственным звуком, доносившимся до Насуады, был крик воронья, кружившего над лагерем варденов. Затем где-то у нее за спиной послышался легкий шорох, словно мышь вылезла из норки в поисках пищи. Обернувшись, она увидела, как Эльва выскальзывает из своего убежища, пробираясь между двумя полотнищами, образующими стену шатра.

Насуада внимательно следила за нею.

Неестественное взросление этой малышки продолжалось. Когда Насуада впервые познакомилась с нею, что, в общем, случилось совсем недавно, Эльве с виду было годика три-четыре. Теперь же ей можно было дать не меньше шести. Однако даже в простеньком детском платьице черного цвета с пурпурными оборками у ворота и на плечах младенцем она отнюдь не казалась. Длинные прямые волосы, гораздо темнее платья, ночным водопадом спускались у нее по спине; остренькое угловатое личико казалось белым как мел, ибо она крайне редко отваживалась выйти из шатра на воздух; на лбу светилась серебристая метка дракона; но особенно взрослыми были ее глаза, синие, как фиалки, но смотревшие, как у человека пресытившегося и предельно циничного. Таков был результат «благословения» Эрагона, неожиданно для него самого оказавшегося для этой девочки проклятием, ибо оно вынуждало ее не только испытывать боль других людей, но и пытаться их от нее избавить. Недавнее сражение чуть не убило Эльву, ибо страдания тысяч едва не лишили ее рассудка, хотя волшебницы из Дю Врангр Гата на время битвы погрузили ее в искусственный сон, стремясь хоть как-то защитить. Эльва лишь недавно вновь начала говорить и проявлять интерес к окружающему.

Она утерла свой нежный, как бутон розы, ротик тыльной стороной ладони, и Насуада спросила у нее:

— Тебе было очень больно?

Эльва пожала плечами.

— К боли я привыкла, ведь мне так и не удается сопротивляться заклятью Эрагона… Знаешь, Насуада, меня трудно чем-то поразить, но ты очень сильная, раз сумела все это вытерпеть и нанести себе столько ранений.

Несмотря на то что Насуада много раз слышала голос Эльвы, все равно каждый раз в душе ее вспыхивала тревога, ибо из уст этой малышки исходил голос, исполненный горечи и насмешки, голос взрослой женщины, прожившей тяжелую жизнь. Стараясь не обращать внимания на эту особенность Эльвы, она ответила:

— Нет, ты гораздо сильнее меня. Я же не испытывала одновременно еще и боль Фадавара. Спасибо, что осталась со мной. Я знаю, чего это тебе стоило, и очень тебе благодарна.

— Благодарна? Ха! Благодарность — это для меня пустое слово, госпожа Ночная Охотница. — Детские губы Эльвы исказила неприятная усмешка. — А поесть у тебя ничего не найдется? Я жутко проголодалась.

— Фарика оставила хлеб и вино на столе, — сказала Насуада, и девочка, бросившись в противоположный конец шатра, впилась в кусок хлеба, точно голодный волк, и принялась руками запихивать его в рот. — Во всяком случае, тебе, надеюсь, уже недолго все это терпеть, — вздохнула Насуада. — Как только Эрагон вернется, он тут же снимет с тебя свое заклятье.

— Возможно, — пожала плечами Эльва. Проглотив пол-каравая, она решила передохнуть и сообщила: — Между прочим, я солгала тебе насчет исхода этого испытания.

— Как это?

— Ну, я видела, что ты проиграешь.

— Проиграю?..

— Если бы я честно тебе призналась, твои нервы не выдержали бы и ты сдалась еще на седьмом порезе. Так что сейчас на твоем месте сидел бы Фадавар. Вот я и решила сказать тебе именно то, что тебе необходимо было услышать. И оказалась права.

Холодок пополз по спине Насуады. Если это действительно так, то она в еще большем долгу перед этой девочкой-ведьмой. И все же ей было не по себе, оттого что Эльва так легко манипулирует ею. Пусть даже ради ее же, Насуады, собственного блага.

— Понятно. Похоже, я должна еще раз поблагодарить тебя.

Эльва рассмеялась каким-то дребезжащим, старческим смехом.

— И тебе это страшно неприятно. Так? Ну, не важно. Не тревожься из-за того, что могла меня этим обидеть. Мы ведь с тобой очень полезны друг для друга. А остальное не имеет значения.

Насуада вздохнула с облегчением, услышав, как один из гномов, охранявших ее шатер, бывший капитаном данного патруля, ударил своим молотом по щиту и провозгласил:

— Травница Анжела просит разрешения войти, госпожа Ночная Охотница!

— Пусть войдет, — откликнулась Насуада.

Анжела не вошла, а влетела в шатер; на ее согнутых руках висело множество различных корзиночек и мешочков. Вьющиеся волосы грозовым облаком обрамляли ее весьма озабоченное ныне лицо. За нею по пятам следовал кот Солембум в своем естественном, кошачьем, обличье. Он тут же прильнул к коленям Эльвы и принялся тереться о них, выгибая спинку.

Бросив свой багаж на пол, Анжела выпрямилась и воскликнула:

— Ну вот, снова! То ты, то Эрагон! Похоже, я нахожусь среди варденов исключительно для того, чтобы лечить вас двоих, ибо вы оба ведете себя настолько глупо, что даже не понимаете: нужно все-таки постараться, чтобы вас не превратили в форшмак! — Говоря это, маленькая женщина решительно принялась разматывать бинты на правой руке Насуады, то и дело цокая языком и выражая этим свое крайнее неодобрение. — Обычно, когда целитель спрашивает пациента, как тот себя чувствует, пациент начинает врать, цедя сквозь зубы, что, дескать, ничего, не так уж плохо, но могло бы быть и лучше, а целитель говорит в ответ: «Ну что ж, все отлично! Постарайтесь не унывать и вскоре совсем выздоровеете». Но тут, я вижу, дело обстоит иначе. Хотя в ближайшем будущем ты явно не вскочишь на ноги и не побежишь во главе войска, дабы в очередной раз сразиться с Империей. Это я тебе точно говорю.

— Но я ведь поправлюсь, верно? — робко спросила Насуада.

— Поправилась бы, если бы я могла воспользоваться магией, чтобы залечить твои раны. Но поскольку этого сделать я не могу, то какие-то прогнозы давать гораздо сложнее. Придется тебе потерпеть и выждать, чтобы все это зажило само. Впрочем, так терпит большинство людей. Будем только надеяться, что ни в один из этих порезов не попадет инфекция. — Она перестала возиться с бинтами и посмотрела девушке прямо в глаза. — Ты хоть понимаешь, что на руках у тебя теперь останутся шрамы?

— Ну, останутся так останутся.

— Верно, в общем…

И Насуада, сдерживая стоны, отвернулась, чтобы не видеть, как Анжела зашивает ее порезы и покрывает их толстым слоем кашицы из истолченных в порошок целебных растений. Краем глаза Насуада видела, что Солембум вспрыгнул на стол и уселся рядом с Эльвой, широкой мохнатой лапой подцепил кусок хлеба с тарелки и стал есть, посверкивая белыми зубищами. Черные кисточки на ушах у кота-оборотня, слишком большие для обычной кошки, подрагивали, когда он прислушивался к металлическому звону оружия и доспехов воинов, проходивших мимо шатра.

— Барзул! — вырвалось у Анжелы. — Только мужчины могли придумать, что надо резать себя, чтобы определить, кто вожак стаи! Идиоты!

Смеяться Насуаде было больно, но она все же не сдержалась.

— Это точно! — с трудом выдавила она.

Когда Анжела кончала накладывать своей пациентке последний бинт, тот же гном-охранник крикнул у входа в шатер:

— Стой! — И тут же послышался дробный звон металла — это охрана скрестила мечи, закрывая путь тому, кто пытался без разрешения проникнуть в шатер.

Насуада, не задумываясь ни секунды, выхватила из ножен, пришитых к лифу, маленький четырехдюймовый кинжал. Пальцы не слушались и казались какими-то слишком толстыми, словно распухшими; мышцы руки тоже отказывались ей повиноваться. У нее было такое ощущение, словно рука ее заснула; не спали только те тонкие жгучие линии, которые она сама нанесла на своем предплечье.

Анжела также выхватила кинжал, который достала откуда-то из недр своих одежд, загородила Насуаду собой и пробормотала какую-то фразу на древнем языке. Спрыгнув на землю, Солембум низко присел у ног Анжелы; шерсть у него встала дыбом, отчего он казался крупнее иной собаки. Из глотки кота доносилось тихое басовитое рычание.

Эльва же продолжала есть как ни в чем не бывало. Она изучила кусок хлеба, который держала двумя пальцами, точно некое диковинное насекомое, потом обмакнула его в бокал с вином и сунула в рот.

— Госпожа! — вскричал кто-то из людей. — Эрагон и Сапфира быстро приближаются к нам с северо-востока!

Насуада сунула кинжал в ножны и, заставив себя встать с трона, сказала Анжеле:

— Помоги мне одеться.

Анжела поднесла к ней расстегнутое платье, так что Насуаде осталось только шагнуть в него. Затем Анжела бережно продела ее руки в рукава, а затем принялась шнуровать платье на спине. Ей помогала Эльва. Вместе они быстро привели Насуаду в надлежащий вид.

Насуада осмотрела свои руки, на которых теперь совсем не видно было бинтов, и спросила:

— Как ты думаешь, мне стоит скрывать свои раны или пусть все смотрят?

— Это уж от тебя зависит, — ответила Анжела. — Может, ты думаешь, твои дурацкие ранения твой авторитет повысят? А может, как раз наоборот — обрадуют твоих врагов, которые решат, что сейчас ты особенно слаба и уязвима? Это вопрос, скорее, философский; так и про человека, который всего лишь большой палец потерял, можно воскликнуть: «Ах, он теперь калека!», а можно сказать: «О, молодец! Он достаточно силен, умен и удачлив, что избежал более серьезных ранений».

— Странные ты делаешь сравнения!

— Спасибо.

— Испытание Длинных Ножей — это поединок силы, — сказала Эльва. — Это хорошо известно и варденам, и жителям Сурды. Ну, и что, Насуада, ты горда проявленной силой?

— Обрежьте рукава, — велела Насуада. И, когда Анжела и Эльва заколебались, повторила: — Ну же, давайте! По локоть. Ничего, платье мне потом в порядок приведут.

Несколько ловких движений, и Анжела бросила на стол отрезанные куски ткани.

Насуада гордо вздернула подбородок:

— Эльва, если почувствуешь, что я вот-вот потеряю сознание, пожалуйста, скажи об этом Анжеле и пусть она меня подхватит. Ну что, пошли? — И все трое, стараясь держаться как можно ближе друг к другу и чуть вытолкнув Насуаду вперед, вышли из шатра. Солембум, как всегда, шел сам по себе.

Как только они появились снаружи, гном, начальник патруля, рявкнул: «Смирно!» И все шесть Ночных Ястребов окружили Насуаду и ее сопровождающих плотным кольцом: люди и гномы спереди и сзади, а огромные ургалы — высотой более восьми футов — по обе стороны от нее.

Вечерние сумерки, пронизанные последними золотисто-красными закатными лучами, царили в лагере варденов, и от этого бесконечные ряды шатров и палаток приобрели немного волшебный вид. Ставшие более темными и длинными тени предвещали скорую ночь, и бесчисленные факелы и сторожевые костры уже горели ярко в теплом серо-голубом воздухе. Небо на востоке было ясным. На юге длинное низкое облако черного дыма скрывало горизонт и Пылающие Равнины, которые находились от лагеря примерно в полутора лигах. На западе полоса буков и осин отмечала русло реки Джиет, где стояло у причала судно «Крыло дракона», то самое, которое Джоад, Роран и прочие жители Карвахолла некогда пиратски захватили. Но Насуада смотрела только на север, на сверкающий силуэт Сапфиры, идущей на снижение. Дракониху все еще освещали последние солнечные лучи, и она, окутанная голубым сиянием, напоминала созвездие, упавшее с небес.

Это было столь великолепное зрелище, что Насуада застыла от восхищения, благодарная судьбе за то, что ей повезло стать свидетельницей таких вот полетов. «Они спасены!» — подумала она и даже вздохнула от облегчения.

Тот воин, который принес весть о прибытии Сапфиры — худой человек с большой, давно не стриженной бородой, — поклонился и заметил:

— Госпожа моя, как ты и сама можешь видеть, я сказал правду.

— Да. И ты хорошо поступил. У тебя, должно быть, невероятно зоркие глаза, что ты ухитрился еще издали заметить Сапфиру. Как твое имя?

— Флетчер, сын Хардена, госпожа моя.

— Приношу тебе свою благодарность, Флетчер. А теперь ты можешь возвращаться на свой пост.

Человек снова поклонился ей и рысцой побежал куда-то к границе лагеря.

Не сводя глаз с Сапфиры, Насуада осторожно прошла меж рядами палаток к просторной поляне, находившейся чуть в стороне и пригодной для того, чтобы Сапфира могла взлетать и садиться. Охранники и подруги шли рядом с нею, но она почти не обращала на них внимания, мечтая поскорее вновь увидеть Эрагона и Сапфиру. Она сильно тревожилась о них все последние дни — и как предводительница варденов, и как друг, причем последнее отчасти ее даже удивило.

Сапфира летела быстро, точно хищный коршун или ястреб, которых Насуада не раз, разумеется, видела, однако дракониха находилась все еще в нескольких милях от лагеря, и ей понадобилось минут десять, чтобы преодолеть оставшееся расстояние. К этому времени вокруг поляны собралась огромная толпа: люди, гномы и даже несколько рогатых ургалов с серой шкурой во главе с куллом Нар Гарцвогом, который начинал плеваться, если люди подходили к нему слишком близко. Также среди собравшихся был король Оррин со своими придворными, который остановился подальше от Насуады; был там и Нархайм, посол гномов, который принял на себя функции Орика, когда тот покинул лагерь и вернулся в Фартхен Дур. Ну и, конечно, пришли Джормундур и прочие члены Совета Старейшин, а также Арья.

Высокая стройная эльфийка сразу пробралась сквозь толпу поближе к Насуаде. Даже когда Сапфира уже висела в небесах над толпой, люди оборачивались вслед Арье, столь сильное впечатление она производила на любого. С ног до головы в черном, она носила узкие мужские штаны, на бедре у нее покачивался меч, а за плечами — лук и колчан со стрелами. Кожа у Арьи была цвета светлого меда, а лицо было треугольное, как у кошки. И двигалась она с такой гибкостью и силой, что нетрудно было предположить, сколь искусно она владеет мечом и сколь нечеловеческой силой она обладает.

Ее необычный наряд всегда несколько поражал Насуаду, считавшую его чуточку неприличным; уж больно он облегал ее женские прелести. Но и Насуада признавала: в любой одежде, в роскошных платьях или в лохмотьях, Арья выглядела бы заметнее и царственнее, чем любой, даже самый знатный, из смертных.

Остановившись перед Насуадой, Арья едва заметным жестом изящной руки указала на ее ранения.

— Как сказал наш поэт Эарнё, подвергнуть себя воздействию зла во имя любимого народа и любимой страны — что может быть лучше. Я знала всех и каждого из предводителей варденов; все они были людьми сильными и могущественными, но самым выдающимся из них был Аджихад. Хотя в данном случае, по-моему, ты превзошла даже собственного отца.

— Твои слова, Арья, большая честь для меня, но, боюсь, что, если буду гореть столь же ярко, слишком немногие будут помнить моего отца так, как он того заслуживает.

— Подвиги детей — это следствие того воспитания, которое они получили от своих родителей. Гори, как солнце, Насуада, ибо чем ярче ты горишь, тем больше будет тех людей, которые станут уважать Аджихада за то, что он научил тебя, еще совсем юную, нести ответственность за целый народ.

Насуада опустила голову, ибо эти слова Арьи проникли ей в самое сердце. Потом улыбнулась и сказала:

— Юной? Да нет, по нашим меркам я вполне взрослая женщина.

Зеленые глаза Арьи ласково блеснули.

— Это верно. Но если судить по годам, а не по мудрости, то ни один из вас, людей, не может считаться взрослым среди моего народа. Разве что Гальбаторикс.

— И я, — вставила Анжела.

— Да ладно тебе, — сказала Насуада, — ты вряд ли намного старше меня.

— Ха! Ты путаешь внешний вид и истинный возраст. Тебе следовало бы получше разбираться в таких вещах, ведь ты уже столько времени с Арьей общаешься.

Но прежде чем Насуада успела спросить, сколько же Анжеле на самом деле лет, кто-то сильно потянул ее сзади за платье, и она, оглянувшись, увидела, что это Эльва позволяет себе подобные вольности. Девочка поманила ее к себе и прошептала:

— Эрагона на Сапфире нет.

У Насуады перехватило дыхание. Она вгляделась в кружившую над лагерем, в нескольких тысячах футов от земли, Сапфиру. Ее огромные крылья, похожие на крылья летучей мыши, казались черными на фоне темнеющего неба. Насуада видела брюхо Сапфиры, ее белые когти на поджатых к чешуйчатому брюху лапах, но, кто сидел у драконихи на спине, ей видно не было.

— Откуда ты знаешь? — тихо спросила она у Эльвы.

— Я не могу почувствовать ни его страхов, ни его волнений. Роран там и еще какая-то женщина. Думаю, это Катрина. А больше никого.

Насуада выпрямилась, хлопнула в ладоши и в полный голос крикнула:

— Джормундур!

Джормундур, находившийся от нее более чем в двадцати шагах, бегом бросился к ней, расталкивая тех, кто попадался ему на пути; он был достаточно опытен, чтобы сразу понять, когда дело не терпит отлагательств.

— Да, госпожа моя!

— Очисти поляну от народа! Пусть здесь не будет никого, прежде чем Сапфира успеет приземлиться.

— Даже Оррина, Нархайма и Гарцвога?

Насуада поморщилась:

— Нет, эти пусть остаются. Но больше никому не разрешай задерживаться. Поспеши!

Джормундур принялся громким голосом раздавать приказы, а Арья с Анжелой придвинулись к Насуаде совсем близко. Похоже, они были встревожены не меньше ее.

— Сапфира не была бы такой спокойной, если бы Эрагон был ранен или мертв, — сказала Арья.

— Где же он в таком случае? — спросила Насуада. — В какую еще неприятную историю он теперь ввязался?

Оглушительный шум наполнил поляну — это Джормундур и его люди загоняли зрителей обратно в палатки, порой прибегая и к палочным ударам, если кто-то слишком упорно сопротивлялся, медлил или начинал громко протестовать. Кое-где возникли даже потасовки, но командиры патрулей по указу Джормундура быстро восстановили порядок, чтобы не дать разгореться ссорам и насилию. К счастью, ургалы по одному слову своего командира Гарцвога удалились без малейшего сопротивления, хотя сам Гарцвог все-таки остался и подошел к Насуаде вместе с королем Оррином и гномом Нархаймом.

Насуаде показалось, что земля дрожит у нее под ногами, когда к ней приблизился этот восьмифутовый ургал. Он поднял свое костистое лицо, в знак уважения к Насуаде прочистил глотку и спросил относительно негромко:

— Что это значит, госпожа Ночная Охотница? — Форма его челюстей и зубов, а также невероятный выговор делали его речь почти непонятной.

— Да уж, и мне, черт побери, очень хотелось бы получить разъяснения на сей счет! — заявил Оррин, весь красный от возмущения.

— И мне тоже, — вставил Нархайм.

И Насуаде пришло в голову, пока она смотрела на них, стоявших перед нею, что, возможно, впервые за тысячи лет представители столь разных народов Алагейзии собрались здесь вместе и разговаривают вполне мирно. Единственными, кто здесь отсутствовал, были раззаки со своими «летучими мышами», и Насуада знала, что никто в здравом уме и не стал бы приглашать этих мерзких тварей на свои тайные совещания. Указав на Сапфиру, она сказала:

— Она даст вам ответы на все ваши вопросы.

И едва последние сопротивлявшиеся зрители успели покинуть поляну, как мощный поток воздуха чуть не сбил Насуаду с ног — это Сапфира упала на землю, отчаянно тормозя крыльями. Она приземлилась на все четыре лапы, и глухой гул раскатился по всему лагерю. Отстегнув ремешки, Роран и Катрина мгновенно скатились с седла.

Быстро сделав несколько шагов им навстречу, Насуада внимательно всматривалась в лицо Катрины. Ей было весьма любопытно узнать, какая женщина способна вдохновить мужчину на совершение столь невероятных подвигов. Молодая женщина, стоявшая перед нею, была довольно крепкого сложения, но очень бледная, словно после долгой болезни; у нее была целая грива медно-рыжих волос и такое рваное и грязное платье, что было невозможно определить, как оно выглядело изначально. Но, несмотря на все перенесенные в плену жестокости и страдания, было совершенно ясно, что Катрина все же весьма привлекательна, хотя, по мнению Насуады, и не настолько, чтобы поэты и барды стали бы воспевать ее красоту. Во взгляде ее и повадке было столько силы и решимости, что Насуада поняла: если бы в плен попал Роран, то и Катрина оказалась бы вполне способна поднять жителей Карвахолла, увести их на юг, в Сурду, выступить во главе войска, сражаясь на Пылающих Равнинах, а затем отправиться в Хелгринд. И все это она сделала бы только ради спасения своего возлюбленного. Даже заметив Гарцвога, Катрина не вздрогнула, не присела, а осталась спокойно стоять рядом с Рораном.

Роран поклонился Насуаде, затем боком — королю Оррину и сказал с мрачным видом:

— Ваше величество, если позволите, это моя невеста Катрина.

Девушка поклонилась им обоим.

— Добро пожаловать в стан варденов, Катрина, — сказала Насуада. — Мы все здесь о тебе уже наслышаны. Как и о необычайной преданности Рорана. Песни о его любви к тебе, можно сказать, уже поют по всей земле.

— Да, добро пожаловать к нам, — подхватил Оррин. — Мы очень рады.

Насуада заметила, что король просто глаз не сводит с Катрины, как и все прочие присутствующие мужчины, включая гномов; она не сомневалась, что теперь они до утра станут рассказывать байки о невероятных чарах невесты Рорана. Ведь то, что ради нее совершил Роран, значительно поднимало ее над уровнем обычной женщины, делало ее объектом таинственным, достойным восхищения, вызывало повышенное внимание воинов. То, что кто-то готов столь многим пожертвовать ради любимого человека, означало, хотя бы в силу той цены, которая была уплачена, что этот человек поистине бесценен.

Катрина покраснела, улыбнулась и поблагодарила всех. Но, несмотря на то что она явно была смущена подобным вниманием, лицо ее горело не столько от смущения, сколько от гордости; казалось, она отлично понимает, какой замечательный человек Роран, и была счастлива, что именно ей удалось «взять его сердце в полон». Он принадлежал ей, и иной награды для себя она не желала.

Насуаду вдруг охватило острое чувство одиночества. «Как бы мне хотелось обладать тем же, чем обладают они!» — думала она. Ее многочисленные обязанности не оставляли времени на девичьи мечты об ухажерах и замужестве — ну и, разумеется, о детях, — если только она не вздумает заключить с кем-то брак по расчету, исходя из соображений наибольшей выгоды для варденов. Она давно уже подумывала о подобном браке с Оррином, но у нее каждый раз не хватало решимости. Однако судьбой своей она все же была довольна и не завидовала Катрине и Рорану. Ее цель была куда более значительной; она мечтала победить Гальбаторикса, а это, с ее точки зрения, куда важнее, чем банальный брак.

Почти все выходят замуж и женятся, но у многих ли бывает возможность увидеть рождение новой эры?

«Сегодня вечером я что-то сама не своя, — думала Насуада. — Из-за ранений, что ли? Вот и мысли мечутся и гудят, точно пчелиный рой». Встряхнувшись, она посмотрела уже не на Катрину и Рорана, а на Сапфиру. Открыв заслон в собственных мыслях, который она обычно держала на запоре, она постаралась установить связь с Сапфирой и осторожно спросила:

— Где он?

С сухим шелестом чешуй, трущихся друг о друга, Сапфира наклонилась вперед и приблизила свою голову к Насуаде, Арье и Анжеле. Левый глаз драконихи поблескивал синим огнем. Она раза два фыркнула, и из пасти ее высунулся алый язык. Горячее влажное дыхание колыхнуло кружевной воротник платья Насуады.

Насуада судорожно сглотнула, когда ее сознания коснулись мысли дракона. От соприкосновения с этим разумом у нее каждый раз возникало какое-то непередаваемое, странное ощущение существа невероятно древнего, свирепого, чуждого людям, но вместе с тем чрезвычайно нежного. Все это в сочетании с весьма впечатляющей внешностью Сапфиры всегда напоминало Насуаде: если Сапфире вдруг захочется их съесть, она сделает это без труда. Насуада была уверена, что невозможно чувствовать себя безмятежно в присутствии дракона.

«Я чую кровь, — сказала Сапфира. — Кто ранил тебя, Насуада? Назови их имена, и я разорву мерзавцев пополам, а головы их принесу тебе в качестве трофея».

— Нет никакой необходимости никого рвать на части. Во всяком случае пока. Я сама нанесла себе ножом эти раны. Однако сейчас неподходящее время, чтобы углубляться в рассказы об этом. Сейчас мне важнее всего узнать, где Эрагон?

«Эрагон, — сказала Сапфира, — решил остаться в Империи».

В течение нескольких секунд Насуада была не способна ни двигаться, ни думать. Первое, резкое, неприятие слов Сапфиры сменилось в ее душе тяжелым ощущением неизбежности злой судьбы. Остальные также реагировали по-разному, из чего Насуада заключила, что Сапфира мысленно разговаривала со всеми одновременно.

— Но как… как же ты позволила ему остаться? — вырвалось у нее.

Тонкие язычки огня вылетели из ноздрей Сапфиры, она негодующе фыркнула и сказала:

«Эрагон сделал свой личный выбор. Я не могла остановить его. Он настаивает на том, чтобы делать то, что считает правильным, вне зависимости от последствий как для него самого, так и для остальной Алагейзии… Я, конечно, могла бы схватить его и трясти его, как цыпленка, но я горжусь им. Не бойся; он сумеет о себе позаботиться. И пока что у него не возникло никаких неприятностей. Я бы знала, если бы он, скажем, был ранен».

— А почему он сделал именно такой выбор, Сапфира? — спросила Арья.

«Мне быстрее было бы показать вам это, чем объяснять на словах. Можно?»

Все закивали, выражая полное согласие.

Поток воспоминаний Сапфиры хлынул им в души. Насуада увидела черный Хелгринд с высоты полета орла и услышала, как Эрагон, Роран и Сапфира обсуждают предстоящий штурм Хелгринда; она смотрела, как они обнаруживают логово раззаков, и стала свидетельницей эпического сражения Сапфиры с летхрблака. Эта череда образов заворожила Насуаду. Она родилась в Империи, но ничего о ней не знала и не помнила; и впервые, будучи уже взрослой, увидела нечто иное, чем дикие края на окраине владений Гальбаторикса.

Затем последовала сцена ссоры Эрагона и Сапфиры. Сапфира явно хотела скрыть эти воспоминания, но тоска, не дававшая ей покоя после того, как она оставила Эрагона в Хелгринде, была такой мучительной, что и Насуаде пришлось утирать мокрые от слез щеки своими перебинтованными руками. Однако же причины, которые назвал Сапфире Эрагон — убить последнего раззака и обследовать остальную часть Хелгринда, — и Насуаде показались явно недостаточными.

Она нахмурилась. «Эрагон, может, и безрассуден, но далеко не глуп и не стал бы подвергать опасности все то, к чему мы так стремимся, ради собственного желания посетить несколько подземных пещер и до последней капли утолить свою месть. Нет, тут должно быть какое-то другое объяснение». Она не знала, стоит ли пытаться заставить Сапфиру сказать правду, но понимала, что просто так Сапфира подобные сведения удерживать при себе не стала бы, и решила, что Сапфира, возможно, просто хочет обсудить это с нею позже, наедине.

— Черт побери! — взорвался король Оррин. — Худшего времени для скитаний в одиночку Эрагон просто выбрать не мог! Какое значение имеет один-единственный раззак, когда в нескольких милях от нас вся армия Гальбаторикса? Надо непременно вернуть его назад!

Анжела рассмеялась. Она вязала носок на пяти костяных спицах, которые стучали и царапали друг друга в ровном, но довольно странном ритме.

— А как? Он ведь будет идти днем, а Сапфира не может полететь и высмотреть его сверху, потому что при солнечном свете любой ее заметит и сообщит об этом Гальбаториксу.

— Да, конечно, но ведь он наш Всадник! Мы не можем сидеть сложа руки, когда он находится один на вражеской территории.

— Согласен, — сказал Нархайм. — Мы любым способом должны обеспечить безопасное возвращение Эрагона. Гримстнзборитх Хротгар принял Эрагона в свой клан, сделал его своим приемным сыном — а это, между прочим, и мой клан тоже, — и мы обязаны хранить ему верность, согласно всем нашим законам и зову нашей крови.

И тут Арья опустилась на колени и, к великому изумлению Насуады, принялась расшнуровывать свои высокие сапоги, вытаскивая из них шнурки. Зажав в зубах один из шнурков, она спросила:

— Сапфира, а где точно находился Эрагон, когда ты в последний раз говорила с ним?

«У входа в Хелгринд».

— А представляешь ли ты себе, каким примерно путем он собирался возвращаться?

«Он тогда еще и сам этого не знал».

Вскочив на ноги, Арья сказала:

— Ну что ж, тогда придется посмотреть повсюду.

И она, точно олень, рванулась вперед, пересекла поляну и мгновенно исчезла среди палаток, направляясь на север; она не бежала, а летела, столь же легкая и быстрая, как сам ветер.

— Нет, Арья, нет! — вскричала Насуада, но эльфийка была уже далеко, и Насуаду охватило ощущение такой полной безнадежности, что у нее опустились руки. «Наш орден разваливается на глазах», — в ужасе думала она.

Поправляя свои коротковатые доспехи, лишь слегка прикрывавшие его могучий торс, кулл Гарцвог сказал Насуаде:

— Не угодно ли тебе, госпожа Ночная Охотница, чтобы я последовал за нею? Я не могу бежать так же быстро, как маленькие эльфы, зато могу бежать столь же долго.

— Нет… нет, останься. Арья на расстоянии вполне может сойти за человека, а на тебя воины Гальбаторикса сразу начнут охоту, стоит только какому-нибудь фермеру сообщить им, что он случайно тебя заметил.

— Я привык, что на меня охотятся.

— Но не в центре Империи, где повсюду шныряют сотни слуг Гальбаторикса. Нет уж, Арье придется самой о себе позаботиться. Хотя я бы все на свете отдала, чтобы она смогла отыскать Эрагона и благополучно вернуться с ним вместе, ибо без него дело варденов обречено.