Эрагон. Возвращение

Кристофер Паолини, 2005

Продолжение мирового бестселлера «Эрагон» Кристофера Паолини! Враг сражен, но не повержен… Лишь счастливая случайность помогла Эрагону заставить армию темного короля Гальбаторикса отступить. Но чтобы одержать полную победу над имперскими войсками, одной удачи мало. Эрагон и его верный дракон Сапфира должны отправиться в столицу эльфийского королевства – загадочную Эллесмеру. Только здесь он сможет научиться управлять своей волшебной силой и усовершенствовать владение мечом. Юный драконий Всадник не знает, что легендарный город хранит не только секреты мастерства, но и тайну наследия Всадников – магический дар драконов…

На плотах

Ущелье, пробитое рекой, быстро расширялась; плоты приближались к широкому проходу между горами, и к середине дня перед ними открылся вид на просторную, залитую солнцем долину, дальний, северный край которой тонул в голубоватой дымке.

Стоявшие стеной горы и острые скалы остались позади; над ними раскинулось бескрайнее небо, где-то вдали сливавшееся с горизонтом. Сразу заметно потеплело. Здесь Аз Рагни, делая излучину, сворачивала к востоку. На одном ее берегу по-прежнему громоздились горы, а на другом расстилалась бесконечная равнина.

Похоже, на открытом пространстве гномы чувствовали себя весьма неуютно. Они что-то недовольно бурчали, с тоской оглядываясь на зубчатую стену гор.

Зато Эрагону солнечный свет, казалось, прибавил сил. До сих пор он даже в течение дня не чувствовал себя окончательно проснувшимся — ведь в узком ущелье три четверти суток проходили во тьме или в сумерках. Следовавшая за их плотами Сапфира вынырнула из воды и взлетела, описывая над простором долины круги. Она поднималась все выше и выше, пока не превратилась в маленькое мерцающее пятнышко на фоне лазурного небосвода.

«И что ты оттуда видишь?» — спросил ее Эрагон.

«Я вижу огромные стада антилоп к северу и к востоку. А на западе — только пустыню Хадарак».

«И никого больше? Ни ургалов, ни работорговцев, ни кочевников?»

«Мы тут одни».

Тем вечером Торв выбрал для стоянки маленькую бухточку, укрывшуюся среди камней. Пока Датхмер готовил ужин, Эрагон расчистил место возле своей палатки, вытащил Заррок и приготовился к медитации, как учил его Бром; он всегда говорил, что перед боем необходимо сосредоточиться. Эрагон понимал, что до эльфов, безупречных фехтовальщиков, ему еще далеко, но являться в Эллесмеру совсем неподготовленным не хотелось.

С нарочитой медлительностью он взмахнул Зарроком над головой и, перехватив его обеими руками, что было сил обрушил на шлем невидимого врага. В такой позиции он задержался еще секунду-другую и, полностью контролируя каждое свое движение, сделал выпад вправо, резко взмахнув Зарроком и парируя воображаемый удар, а потом вдруг застыл с согнутыми для обороны руками.

Краем глаза Эрагон заметил, что Орик, Арья и Торв наблюдают за ним, но постарался не обращать на них внимания, сосредоточившись лишь на своем рубиновом клинке; он держал его так, словно Заррок был змеей, способной в любое мгновение извернуться и укусить его за руку.

Он совершил еще несколько выпадов, нападая и защищаясь, и каждое движение плавно перетекало в другое, подчиняясь воле его тела. В мыслях своих Эрагон был далеко — не на окутанной вечерней дымкой молчаливой реке, а на поле брани, в окружении свирепых ургалов и куллов. Он приседал, рубил, парировал, наносил ответные удары и протыкал противника насквозь в невообразимом прыжке. Он сражался, испытывая тот же самый бездумный прилив сил, как и во время боя при Фартхен Дуре, не думая о собственной безопасности, тесня и рубя воображаемых врагов.

Вращая Заррок над головой, Эрагон попытался переложить меч из одной руки в другую и вдруг выронил его: страшная боль молнией пронзила спину. Он зашатался и упал, слыша встревоженные голоса Арьи и гномов, но перед глазами плыл какой-то странный, густой и искрящийся красноватый туман, окутавший все вокруг кровавой вуалью. Боль лишила его способности чувствовать и думать, оставив ему лишь одну возможность: кричать, подобно раненому зверю. А потом она и вовсе погасила его разум.

Когда Эрагон немного пришел в себя и понял, где находится, то оказалось, что его перенесли в палатку, удобно уложили и закутали в одеяла. Рядом с ним сидела Арья, а из-за полога палатки торчала голова Сапфиры.

«Я долго был без сознания?» — мысленно спросил дракониху Эрагон.

«Некоторое время, — уклончиво ответила она. — Потом ты еще немного поспал. Я пыталась перетащить твою душу в свое тело, чтобы защитить тебя от боли, но не сумела, ибо сознание твое оказалось мне не подвластно».

Эрагон кивнул и закрыл глаза. Тело словно гудело от пережитого приступа боли. Он несколько раз глубоко вздохнул, посмотрел на Арью и тихо спросил:

— Как же я теперь смогу учиться? Или биться с врагом? Или использовать магию? Я ведь… точно кудельный сосуд… — Он не договорил. Язык казался ему странно тяжелым, неповоротливым, и все лицо тоже как-то отяжелело, как у глубокого старика.

Арья тоже очень тихо ответила:

— Ничего, сидеть и смотреть ты ведь сможешь, правда? И слушать. И читать. Занятиям твой недуг не помешает.

Но Эрагон все же услышал в ее голосе легкую неуверенность, даже, пожалуй, страх, и отвернулся, чтобы случайно не встретиться с ней глазами. Собственная беспомощность казалась ему постыдной.

— Что же это такое сотворил со мной проклятый шейд?

— Мне нечего тебе ответить, Эрагон. Я не уверена, что и самые мудрые из эльфов знают ответ на этот вопрос.

А я далеко не лучшая представительница своего народа. Все мы стараемся как следует выполнить посильную работу, и не вини себя за то, что твой враг в чем-то оказался сильнее. Возможно, время залечит твою рану. — Арья ласково коснулась пальцами его лба, прошептала: — Се морранр оно финна, — и вышла из палатки.

Эрагон с трудом сел и поморщился: спина снова отозвалась болью, когда затекшие мышцы стали понемногу расправляться. Перед глазами вновь поплыл туман; Эрагон толком не видел даже собственных рук.

«Мне страшно», — сказал он Сапфире.

«Почему?»

«Потому что… — Он колебался. — Потому что я не знаю, как защитить себя от нового приступа, и не знаю, когда он снова на меня обрушится. Но только это непременно случится и наверняка в самый неподходящий момент! Мое собственное тело стало мне врагом, Сапфира!»

Дракониха что-то промурлыкала себе под нос и сказала:

«Я тоже ничего не могу тебе посоветовать. Жизнь, насколько я могу судить, — это всегда и боль, и удовольствие. И если болью придется заплатить за часы наслаждения, то разве эта цена чрезмерно велика?»

«Да, чрезмерно!» — сердито рявкнул Эрагон. Он отшвырнул одеяла, встал и, пройдя мимо драконихи, направился к центру лагеря, где у костра сидели Арья и гномы.

— Поесть ничего не осталось? — спросил он.

Датхмер молча наполнил миску едой и подал ему, а Торв почтительно спросил:

— Ну что, тебе уже лучше, Губитель Шейдов? — Похоже, и он, и другие гномы искренне сочувствовали Эрагону.

— Все хорошо. Я отлично себя чувствую, — быстро сказал он.

— Ты взял на себя тяжкую ношу, Губитель Шейдов.

Эрагон нахмурился, резко поднялся и отошел подальше от костра, в темноту, чувствуя, что Сапфира где-то неподалеку. Впрочем, дракониха к нему не подходила, понимая, видно, что пока лучше оставить его в покое. Эрагон, стараясь подавить дурное настроение, принялся за приготовленное Датхмером рагу, но стоило ему проглотить первый кусок, как за спиной у него послышался голос Орика:

— Тебе не следовало так с ними поступать!

Эрагон гневно взглянул на него:

— Ну, что еще?

— Торв и все остальные получили приказ охранять тебя и Сапфиру и готовы в случае чего даже умереть за вас. Именно тебе они доверят в таком случае свое священное погребение. Не забывай об этом!

И Эрагон, заставив себя проглотить вертевшиеся на языке сердитые возражения, молча уставился на черную воду — река все бежала куда-то, не зная покоя, но вид этих текучих вод все же помог ему привести мысли в порядок.

— Ты прав, — сказал он Орику. — Я нечаянно сорвался.

В темноте блеснули зубы Орика — он широко улыбался:

— Ничего, такой урок должен усвоить каждый, кто командует людьми. В меня, например, это навсегда вбил Хротгар: я тогда швырнул сапогом в гнома, бросившего свою алебарду там, где на нее любой мог наступить.

— И ты этого гнома ударил?

— Мало того! Я сломал ему нос, — засмеялся Орик.

Эрагон тоже невольно засмеялся:

— Ладно, я постараюсь никому нос не ломать. — Он сжал в ладонях еще теплую миску с едой, вдруг почувствовав сильный озноб.

Орик достал из висевшего на поясе мешочка несколько переплетенных между собой золотых колец и уронил безделушку Эрагону на ладонь.

— Это головоломка, — сказал он. — С ее помощью мы неплохо определяем, кто на что способен. Здесь восемь тонких золотых ленточек, свернутых в кольца; если их правильно соединить, они образуют единое кольцо. Я и сам очень люблю складывать эту головоломку, особенно когда чем-то встревожен.

— Спасибо, — прошептал Эрагон, не сводя глаз с золотых проволочек.

— Можешь оставить это себе, когда сумеешь сложить кольцо.

Вернувшись в палатку, Эрагон лег на живот и принялся внимательно изучать головоломку. Ее составляющие были как бы продеты одна в другую, гладкие с одного конца и заостренные — с другого. Казалось, соединить их ничего не стоит.

Эрагон попробовал это сделать и вскоре пришел в отчаяние от того, что ни одна из частей головоломки, казалось, к другой попросту не подходит.

Решение этой задачи настолько поглотило его, что вскоре он совершенно забыл о той ужасной боли, которую испытал всего несколько часов назад.

Спал Эрагон довольно спокойно и проснулся перед рассветом. Протирая заспанные глаза, он выбрался из палатки и с наслаждением потянулся. Воздух был еще холодный, изо рта вырывались облачка пара. Эрагон кивнул Шрргниену, дежурившему у костра, и пошел умываться к реке.

Вернувшись, он определил местонахождение Сапфиры, опоясался мечом и направился туда, где находилась дракониха, — за березовую рощу, вытянувшуюся вдоль берега Аз Рагни. Пробираться пришлось сквозь густой подлесок, и вскоре он вымок до нитки. За рощей он увидел округлый холм, на вершине которого точно две старинные статуи стояли Сапфира и Арья, глядя, как по небу разливается сияющее зарево зари, окрашивая в золотисто-розовые тона серые просторы равнины.

Эрагон вспомнил вдруг, как Сапфира наблюдала за восходом солнца с изголовья его кровати: она тогда всего несколько дней, как проклюнулась из яйца. Сейчас же она была просто великолепна — со своими ясными жестокими глазами ястреба, прячущимися под шипастыми надбровными выступами, с гордо и хищно изогнутой шеей, с той явственной силой, что сквозила в каждой линии ее тела, настоящая охотница, в полной мере наделенная той дикой и свирепой красотой, которая этому понятию соответствует. Резковатые черты Арьи и ее грациозность пантеры идеально соответствовали облику стоявшей рядом с ней драконихи. Они удивительно подходили друг другу сейчас, залитые первыми лучами восходящего солнца.

Конец ознакомительного фрагмента.