Мой белый

Ксения Буржская, 2021

Если смешать все оттенки видимой части цветового спектра, то получится белый. Цвет снега. Цвет рамочки полароида. Цвет флага, который выбрасывают, если сдаются, потому что больше нет сил выдерживать боль или любовь, нет сил надеяться. Старшеклассница Женя связывает с белым цветом самые драгоценные моменты своей жизни – когда ее мамы были вместе, и в их общий дом еще не пришла измена; когда на белоснежных листах бумаги она писала новые и новые письма музыканту Лене, чувства к которому захватили все ее существо. Человеческая близость, человеческое счастье – есть ли что-то более хрупкое? Даже первый снег, кажется, лежит на земле дольше. У книги Ксении Буржской есть волшебное свойство – после ее прочтения начинаешь острее чувствовать кожей прохладные потоки счастья и то, как они день за днем безвозвратно тают в ежедневной суете. Да, ничего нельзя вернуть или удержать, но можно вовремя нажать на кнопку «внутреннего полароида». Это роман о любви, где все любят всех: девочка – мальчика, женщина – женщину, дочка – своих матерей… (Татьяна Толстая) Нежный ностальгический роман о любви во всех ее проявлениях (Дина Ключарева, Wonderzine) «У Ксении Буржской отточенное и дерзкое перо. Она владеет им, как высококлассный фехтовальщик – рапирой. Ее слова-уколы всегда точны, мгновенны и в самую точку. Читателя она не щадит, как, впрочем, и своих героев. Роман «Мой Белый» – тайная рана, которая на самом деле никогда не пройдёт, не заживет. Конечно, проблемы, о которых пишет Буржская, требуют предельной бережности и деликатности. И ей это удаётся – быть одновременно деликатной и дерзкой, бесстрашной и стыдливой, ранящей своей ироничной наблюдательностью и тут же бросающейся спасать своей нежностью и ласковой заботой». (Сергей Николаевич, главный редактор журнала «Сноб»)

Глава 8

Мы

К первой репетиции я готовилась, будто к свадьбе. Вера согласилась поехать со мной в магазин и купила два новых платья. Одно было одновременно праздничное и спокойное, сдержанно блестело и лежало на мне, как чешуя серебряной рыбы. Второе — серое, платье-мешок без особых примет. Я хотела, чтобы Леня сразу меня запомнил, какая я модная, какая стильная. Вера сказала, что классно было бы надеть с этим красные колготки, как часто делала моя мать, но я заверила ее, что мода на безумие давно утихла.

— Мода на безумие никогда не утихнет, деточка, — сказала Вера. — По крайней мере, я только вчера видела такое смелое явление в жизни.

— Где же? — я ковыряла носком «Мартинса» плитку торгового центра, нетерпеливо ожидая лифта, чтобы спуститься на паркинг.

— Да в одном баре.

— В баре?

— Ну да, ходила, знаешь ли, на свидание.

Я оторвалась от плитки.

— Ты ходишь на свидания?

— А я похожа на совсем древнюю старуху, да?

— Нет, но… Просто неожиданно как-то.

— Честно говоря, я сама не ожидала. Но я же установила тиндер, а там…

— Нееет, Вера, ты что, знакомишься по интернету?

— А где ты мне прикажешь знакомиться? С пациентками на гинекологическом кресле?

— О боже.

— В общем, если тебе интересно, я познакомилась с одной девушкой, у нее были красные колготки и зеленое платье, и я даже, вероятно, увижусь с ней еще раз.

— Вероятно?

— В субботу, если быть точной.

— А сколько ей лет?

— Нормально.

— Вера…

— Ну, она старше тебя.

— Это обнадеживает, но…

— Не веди себя как полиция нравов, мы уже взрослые люди. Ты взрослая? Я могу обсуждать с тобой серьезные вещи?

— Я до фига взрослая, но не заставляй меня залезать в твой телефон, когда ты уйдешь в душ…

— В таком случае я возьму телефон с собой.

— То есть ей что, 18?

— О.

— О?

— Как бы там ни было, 18 — это совершеннолетие.

— Да, но это как бы… Моему парню почти 23.

— Твоему парню?

— Ну, не парню…

— Не парню?

— Короче, я хотела бы, чтобы он был моим парнем, но пока он еще об этом не знает.

— Хочешь получить совет?

— От женщины, которая встречается с юными красными колготками из тиндера? Нет уж, спасибо.

— Я не встречаюсь, я сказала, что встречусь с ней в субботу.

— Точно, а не вероятно.

— И тем не менее я хотела бы дать тебе совет.

— Кто ж тебя остановит.

— Никогда не говори «мой парень», потому что, когда вдруг выяснится, что он не твой, будет чуть больнее, чем было бы, если бы ты так не говорила.

— Чего?

— Словом, просто не говори «гоп».

— Спасибо за поддержку, мать!

— На самом деле я верю, что у тебя все получится.

— Звучит не очень.

— Я тебе очень этого желаю, правда. Но в жизни бывает…

— Заткнись, я тебя умоляю. Я устала слушать о том, как вы были счастливы, а потом оказалось, что все не так.

— Ну, у тебя-то так не будет.

— У меня не будет.

Мы немного помолчали, пока Вера пыталась припарковать машину в темноте у подъезда.

Потом я спросила:

— Так ты влюблена в красные колготки?

— Это имеет значение?

— Для меня имеет.

— Как приятно быть в возрасте, когда это действительно имеет значение.

— Ты старая карга.

— Да.

— Старая карга, которая знакомится в тиндере.

— Да.

— Ну блин.

— Выходи.

Тем вечером во мне боролись желания убить Веру и прыгать на стенку от счастья: я перечитывала и перечитывала Ленино сообщение, мучилась мыслью о красных колготках, уверяла себя, что Вера тоже может влюбиться и, наверное, так же рада предстоящей встрече, но тут же отказывала ей в этом. Мне казалось, что никто и никогда не мог и не может чувствовать так, как я, а тем более Вера, которая должна была уже просто забыть, как это делается, даже если умела когда-то. Отчего-то я испытывала даже ревность, впервые, спустя восемь лет после расставания моих матерей, — и мне ужасно, до слез, хотелось, чтобы ничего у нее с красными колготками не вышло, но сама эта мысль казалась мне грехом, чем-то страшным, что лишит и меня возможности счастья. Поэтому, перед тем как лечь в постель, я вместо «спокойной ночи» разрешила Вере:

— Так и быть, можешь спокойно встречаться со своими красными колготками.

— Да? Ну спасибо тебе большое, дорогая.

Вера засмеялась и чмокнула меня в висок.

— В следующий раз я обязательно спрошу у тебя разрешения, когда захочу зайти в тиндер. Скажем, сегодня вечером. Сегодня вечером я могу немного походить по тиндеру перед сном?

— Вера, не беси.

— То есть ты не против, да?

— Вееееер!

Вера, смеясь, вышла из комнаты, а я сказала ей вслед — шепотом, так что она наверняка не услышала:

— Только чтобы никому не было больно, ладно?